Тот, который Богом был!

И вот.
Тот, который приходит издалека и всё молчит, но всё, наверняка, знает...
Вдруг как–то он с нами разговорился.

Ну, тут, видимо, виноват я. Да просто я сказал, что хорошо и замечательно — всё знать и всё мочь.
Но так! Мои папа и мама постоянно мне твердят, что я ничего не знаю и не могу. Хотя я могу и всякое, но они говорят, что это — глупость.

Итак, молчальник разговорился — да так, что мы его, даже вместе с Мелкой, долго унять не могли.
И заговорил он на языке, далёком от канонов даже векокаменных.

— Блин, — он говорит. — Да я даже летел вовсе мимо!
А они, — он говорит, — все уже мозги мне успели про–еть, - что это я уже за них отвечаю.
Да мать вашу ети! — я им мысленно мысль втыкаю, — да нахрен вы мне все сдались, как и я вам...
А им бы и хрен по деревне.

Ну, в общем, я приостановился и глянул на них поближе.
И лучше б я того не делал, поскольку в любом муравейнике пахнет лучше.
А свинарники — чисто их изобретение. Так что и свиньи тут побоку. Хотя они этих умных животных жрут без зазрения совести — уже те и эти, — одновременно очень осуждая — жрущих собак. А ведь — какая разница, туда и сюда, мать и мачеха?!

Но что мне было делать?
Я тогда был — ну, вот такой же, как ты, молодой. И даже по–мелкому не пробовал.

В общем, сел я.
А им только это и надо.
— А ну–ка, опять подлети, — упрашивают.
Да я и послал бы, да вот сиденье далеко осталось.
Пришлось почесать задние мозги и за ним смотаться, а они, падла, усекли.

Короче, запрягли они меня в свою телегу... И давай молить:
— Ты, мол, сделай нам то и это, а иначе мы в тебя разуверимся.

— Да и хрен с вами, — мелькнуло у меня. Но не тут–то выскочило.

Короче, опять — Блин! Такую фигню я у них вытерпел!..
А им, как бы, иначе — никак. Просто им чешется, чтобы какая–нить тварь приняла на себя все их грехи пакостные... И — тут не шути! — своими мучениями их освятила.

Да мне и хрен бы. А противно всё равно.
Ведь не в коня корм, — как они сами очень метко иногда замечают...

                * * *
И всё!
И тут мы все полетели смотреть на того самого «коня». И это нам оказалось гораздо интересней всего, блин, извините, — «божественного»…
Ведь мы–то уж сделали корм тому коню самым нормальным.