Ни о чем

В прокуренном купе чес языков.
Один казах, другой еврей и третий кто-то,
Который вот как раз рассказывал про плов,
Про то как надо его есть и вся забота.
Стуча колесами и плавно мча
Сей дивный поезд ехал бесконечно.
Попутчики, чуть покурили молча,
Потом казах сказал: "эт... конечно",
Возможно продолжая разговор об этом.
И третий кто-то потушил бычок,
Сквозь деланный прищур смотря секретом.
"Я тайны эти знаю назубок..."
Еврей зевнул. Он не был впечатлен балетом
Навязчивых и пируэтных чувств.
Любовь? Нашли же тему...
Неужто в мире нет иных богатств
Духовных, всяких... но в дыму
Купе прокуренное насквозь.
И хочется дышать - запор сломали.
Открыли щель. Внутро вошел мороз.
Морозом этим медленно дышали.
"Под новый год всегда так - колгота..."
Сказал им третий и протер лицо
Ладонью в заусенцах и в глазах - работа.
Из щели веет чуть искрящейся пыльцой.
В морщинах лба покой и тяжесть дум.
"Я расскажу вам анекдот" , - подсел поближе
К краю купейной полки, - "Жил-был грум...
За лошадьми ходил и прочее - житно'е.
И тяга к лошадям его губила:
Ни спать, ни есть он мог, ходить
За ними будто бы привязан. И вот: одна кобыла
Хотела уж уже в ночи родить.
А он не спал. Был начеку.
Рожала молча и подохла.
Он много чего видел на веку,
Но жеребица позже так к нему присохла,
Что он вообще с ней спал."
Загадочно молча, рассказчик двинул
Над бровью левой блеклым шрамом.
Казах рукой подъял тяжелый воздух:
"В чем соль же анекдота, друг?" Теплом
Пахнуло из дверей и проводник почуял дух
Табачный. Пальцем погрозил. Ушел.
"Скорее лишь мораль". - Ответил третий.
Еврей уж спал. И поезд в ночь вошел.
Совсем. Совсем. В таежный мрака вой.