Немного о Репетиторе

     Земную жизнь пройдя до половины, я очутилась в сумрачном лесу. Между первым и вторым браком у меня 12 лет прошло. Развелась, когда Белый дом обстреливали. Потом было несколько месяцев жизни у отца Павла Адельгейма в Пскове. Он сразу звал меня с дочкой приезжать, но я не решилась, пожила у него одна и вернулась в Сыктывкар. Но что-то не клеилась моя академическая карьера, вместо того, чтоб "затянуть пояс", как  научная руководительница советовала, аспирантуру я бросила и из университета ушла.

   Работала сразу на телевидении, в Национальном музее Коми и в институте истории, чтобы сводить концы с концами. И тут наметился просвет, появился шанс попасть на телевидение в штат, нужен был проект, с которым бы меня взяли. Я подумала и предложила довольно странную для коми регионального национального телевидения идею: программу по русской классической литературе, "Репетитор".

   Мой проект был простой: сидя в студии передача за передачей рассуждать о русской классической литературе, а чтоб зрителям не скучно было, перемежаться всё должно было фрагментами экранизаций классики. А "Репетитор" - поскольку я несколько лет работала на подготовительном отделении в университете и знала средний уровень знаний после школы. Вдохновляли меня настоящие филологи, тогда не только Лотман, но и Панченко, и Дунаев записывали циклы программ по русской литературе, и я на них равнялась, но задачу ставила себе скромную, на первичном уровне расставить точки над i.

   В студии сделали красивую декорацию: круглый стол, канделябры, книжная полка, сзади колонны. Много места и три камеры, хочешь ходи, хочешь сиди. От суфлёра (бегущей строки, с которой, глядя прямо в камеру, ведущий читает текст) я изначально и принципиально отказалась. Мне проще было бы свой написанный текст зачитать, но это совершенно не то было бы, "вести" какие-то.

  И поэтому не без скрипа и нервотрёпки на студии (специальную комиссию приглашали мои программы оценить перед тем, как первую в эфир поставить!), я неожиданно много достигла, мне разрешили без утверждённого текста просто наговаривать на камеры всё, что я захочу.

   Потом садилась за монтажный стол и чистила свою запись, всё лишнее убирала, вставляла фрагменты экранизаций, доснимала книжные иллюстрации, накладывала музыку - и получалось полчаса "эфира". Всего по 10 писателям от Карамзина до Чехова.  После Карамзина - две программы по Пушкину, и по одной - Лермонтов, Гоголь, Островский, Гончаров, Тургенев, Достоевский, Толстой, Чехов.

   Поначалу мне дали режиссёра, но с режиссёром на монтаже мне труднее было работать, чем одной, нужно было дополнительно и подробно объяснять, чего я хочу, так что участие режисёра ограничилось выставлением декораций-света-камер в студии и записью. К тому же потом мне надоело в одной и тоже декорации в студии сидеть и часть программ я в театре или у себя дома записала.

  Отбор авторов происходил по принципу минимализма: меньше уже никак нельзя было. Я бы, может, не 10, а 20 или 30 отобрала, но это же в досетевое время было, фрагменты экранизаций приходилось с киноплёнки на видео самим перегонять, исходить из того, что сохранилось в архиве местного кинопроката.

   Бюджет был скромный, декорацию мне поставили, но костюм и образ я сама себе сочинила, среднее между "дамой" и "учительницей", одним словом "провинциалка". Моя задача была собраться и выдать в кадре 15-20 минут (в зависимости от того, сколько времени фрагменты экранизаций занимали) правильной русской речи на тему: за что  я люблю Пушкина и далее по списку.

   По занятиям на подготовительном отделении университета я знала, что важно не столько "информацию передать", сколько внушить слушателям свои чувства, если такое эмоциональное заражение состоится - станут читать и думать над текстами, и даже если не смогут потом свои мысли оформить, будут в сочинениях мои пересказывать - это уже успех,  меня услышали.

   Передача записывалась раз в неделю, всю неделю я не просто ходила на студию на запись, монтаж, перегонку видео и дополнительные съёмки, но, главное, готовилась к записи, перечитывала об авторе классические монографии и слушала записи текстов. Это, повторюсь, в допотопную эпоху было, до аудиокниг, я просто набирала в Национальной библиотеке виниловых пластинок со старыми записями и часами слушала дома с проигрывателя.

   "Евгения Онегина" Юрского- от начала до конца,  записи спектаклей Островского из Малого театра и Чехова из старого МХАТА. А чтобы не скучно было - шила или вышивала в это время. И так всю зиму: неделю погружения, потом записанная-смонтированная программа ставится в эфир, а я переключаюсь на следующего автора. И переключение очень тяжело мне давалось, хотя ощущение, что надгробными речами одного за другим провожаю я классиков в мир иной у меня не преобладало, скорее - что выпускаю одну за другой птиц на волю. Но всё равно тяжело было.

  Первая программа, по Карамзину, далась легко, потому что я нашла отличный фильм про него с озвучкой Смоктуновским, в советское время прекрасные и познавательные фильмы снимали. Назывались они "научно-популярные", и действительно на первом месте в них была научность. Автор (ведущий) не лез в кадр, а писал сценарий, и строился этот сценарий на чередовании выступлений специалистов и начиткой актёром за кадром авторского текста на фоне исторических пейзажей и интерьеров.


   При этом никакой визуализации в лоб как правило не было, то есть если фильм назывался "Последняя дуэль Пушкина" - это не означало, что артисты разыграют это событие, визуальные образы и приёмы были метафорические и часто камера была "глазами героя", то есть зрители видели словно из бегущих саней приближение Чёрной речки, а проход по квартире на Мойке - словно с рук несущего смертельно раненого барина слуги. Думаю, что такие приёмы были  поэтичнее, чем современные "постановки", когда "Пушкин" с "Лермонтовым" в кадре ходят, стреляются и гибнут, только что не говорят, а закадровый ведущий в это время объясняет, что происходит. Не говоря уже про те программы, когда прохиндей в кадре рассуждает о том и изображает того, кому в подмётки не годится.

   Не то что бы я ставила себе задачу посрамить пошляков, но  хотела показать, что могут быть и другие программы на телевидении, не оболванивающие зрителя, а приглашающие к диалогу о важном и любимом, о русской литературе.

   Если бы я сейчас записывала программу о Пушкине, то с записи "Серебряной свадьбы" её бы начала. Из того, что в последнее время по Пушкину я смотрела, она самая оригинальная. " Серебряная свадьба" - это кабаре-бэнд, группа с солисткой Светланой Залесской-Бень.

   Светлана написала текст и музыку "Чёрной речки", и исполнила под гитару в сопровождении семейного хора. На первом плане сидит серьёзный гитарист, а позади него - Светана с грудным младенцем на руках  в окружении семейной группы разного возраста (девочка, "бабушка" и группа молодёжи обоего пола) поёт:


Саша, Саша, погоди!
Саша, Саша, не ходи
На речку, на Черную речку,
Там конечная.

Саша, Саша, посмотри
Как красиво снегири
Танцуют на веточках.
Подумай о деточках!

Сядь, покури, Саша,
Сядь, покури, подумай!

Черная речка, черный пистолет,
Какая встреча, такой и привет.
Черная речка, черный пистолет,
На снегу два человечка,
Хлоп, - и одного уже нет...

Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет,

Саша, не ходи, подумай!
Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет,
Саша, не ходи, не ходи!

Вот шампанского ведро,
Вот "Женитьба Фигаро",
Но не ходи на речку,
На Черную речку!

Саша, Саша, Саша, Саша!
Ты же солнце наше,
А Дантес - да что с Дантесом,
Иди он лесом!

Там ветер, лед, Саша,
Там пуля в живот...

Черная речка, черный пистолет,
Какая встреча, такой и привет.
Черная речка, черный пистолет,
На снегу два человечка,
Хлоп, - и одного уже нет...

Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет,
Саша, не ходи, подумай!
Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет,
Саша, не ходи, не ходи!

Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет,
Нет, нет, нет, нет, нет, нет,
Нет, нет, нет, нет, нет, нет,
Нет, нет, нет, нет, нет, нет...


   Она красивая, не настолько, как Наталья Николаевна на портретах, но явное сходство, и младенец на руках... Лица у хора непроницаемые, девочка поёт с плюшевым медвежонком в руках, при словах "там ветер, лёд, там пуля в живот" - все в ужасе закрывают руками лица, а в финале Светлана вытаскивает дудочку, предварительно размяв прямо в кадре затекшую от тяжёлого спящего младенца правую руку (как Кэт в люке), и играет на этой дудочке.


    По-моему - шедевр, такое "эмоциональное заражение" - что так и кажется, что Саша послушается и не пойдёт...


   Но ничего заново не перепишешь, увы, всему своё время. Сейчас на местном телевидении таких программ не снимают.