1. Ирония судьбы или Найти самих себя

               

  Игорь Волгин ведет на телеканале «Культура» передачу «Игра в бисер», на которой за круглым столом писатели, поэты, литературоведы и т.д.  обсуждают какое-либо известное классическое произведение.  И всякий раз Волгин в конце передачи советует: «Читайте и перечитывайте классику», что я с удовольствием делаю и без его советов. Но люблю также смотреть и пересматривать КИНОклассику и советую это делать моим читателям (если, конечно, таковые найдутся).
  Сегодня я хотел бы начать разговор о фильме Эльдара Рязанова «Ирония судьбы или С легким паром», снятого в 1975 году.  Не гарантирую, что мои рассуждения понравятся всем (это на любителя), но обещаю, что ничего подобного вы еще не читали и не слышали, потому что ничего подобного больше никому, кажется, кроме меня, в голову не придет.

  По духу «Ирония судьбы» - это типичный святочный или, как его еще называли, рождественский рассказ. Конечно, традиция святочных рассказов, весьма популярных в XIX веке, в атеистическом СССР ко времени выхода фильма  была основательно забыта и зрители, наблюдая за взаимоотношениями героев на экране, не подозревали, что в основе этого зрелища (не знаю, хотел ли того Рязанов или нет, но именно так получилось) лежит типичная для этого жанра фабула, напоминающая о евангельском чуде. Н.С. Лесков, написавший множества святочных рассказов, отмечал, что святочная история «должна быть фантастична, иметь мораль и отличаться веселым характером повествования». В фильме все это есть: и фантастичность, и мораль, и «веселый характер повествования». И есть обязательный счастливый и радостный финал, без которого святочный рассказ – не рассказ. Ну, «веселый характер повествования» трудно не заметить, а вот что эта история фантастична, да к тому же еще в ней и мораль заключена, думаю, для многих будет откровением. Вот о фантастичности и морали фильма я и хочу поговорить.
  Ирина Горюнова в статье «Святочный рассказ. Что это такое» (goryunova.niv.ru›goryunova…svyatochnyj-rasskaz.htm) пишет:

  «Большинство рассказов начинается с описания несчастий героев. Но сияние великого чуда праздника разлетается тысячами искр - чудо входит в частную жизнь людей. Не обязательно оно сверхъестественного порядка, гораздо чаще это чудо бытовое, которое воспринимается как удачное стечение обстоятельств, как счастливая случайность. В успешном стечении обстоятельств автору и героям видится Небесное заступничество. Логика сюжета рассказа подчинена преодолению неполноты, дисгармонии жизни».

                * * *

    В СССР исчезли Святки и Рождество, но после короткого перерыва, в 30-е годы  была возрождена рождественская елка, став Новогодней елкой, и святочное «сияние великого чуда праздника» перешло на новогоднюю ночь 31 декабря.
                Говорят, под Новый год
                Что ни пожелается –
                Все всегда произойдет,
                Все всегда сбывается –
поется в старой детской песенке на стихи С Михалкова.
  Эльдар Рязанов начал свою режиссерскую карьеру со святочно- новогодней «Карнавальной ночи», и уже там святочный настрой задан в песне про «Пять минут», исполняемой Людмилой Гурченко. Во втором фильме новогоднее-святочной дилогии атмосфера чудесного заявлена уже в начальных титрах: «Совершенно нетипичная история, которая могла произойти только и исключительно в новогоднюю ночь».
  Большинство святочных рассказов, как отметила И. Горюнова, начинается с описания несчастий героев. Но в фильме вроде бы у героев все складывается прекрасно: Женя Лукашин собирается жениться на девушке, которую очень любит, Надя Шевелева – выйти замуж за любимого человека. Но почему в самом начале, еще пока идут титры, звучит далеко не радостная песня на стихи Евгения Евтушенко?

                Со мною вот что происходит:
                Совсем не та ко мне приходит,
                Мне руки на плечи кладет
                И у другой меня крадет.
                А той, скажите бога ради,
                Кому на плечи руки класть?
                Та, у которой я украден,
                В отместку тоже станет красть.

  Вот оно, «несчастье героев»: оба они вот-вот совершат  большую ошибку: он - жениться на девушке, которая «совсем не та», она – выйти замуж за мужчину, который «совсем не тот». Как крик о помощи, как мольба утопающего звучит в песне:

                О, кто-нибудь, приди, нарушь
                Чужих людей соединенность
                И разобщенность близких душ!

  Но кто придет, кто нарушит? Вот здесь и приходит на помощь святочно-новогоднее чудо, как это часто бывало в святочных рассказах, в виде случайного стечения обстоятельств. Но случайность, как утверждал Альберт Энштейн, это проявление той закономерности, о которой мы пока еще не знаем. Ну и в чем же в данном фильме эта незнаемая закономерность?
  Чтобы разобраться в этом, обратимся к другому фильму Рязанова, снятому через два года года после «Иронии судьбы» - к «Служебному роману». В нем герои тоже не могут встретиться, «нарушить разобщенность близких душ», но расстояние между ними не физическое, как в «Иронии судьбы» (он живет в Москве, она – в Ленинграде). Напротив, они не только живут в одном городе, но и работают в одном учреждении и даже каждый день видятся. Расстояние между ними социальное: она директор, он – подчиненный. И  чтобы они, наконец, могли понять, что он – ее суженый, а она – его суженная, необходимо было это расстояние преодолеть, нарушить рамки социальной заданности, перестать быть собой, точнее, теми, кем их считают окружающие и они сами.
  Издревле по всему свету распространена вера в то, что если дать человеку новое имя, в него вселяется новая душа. Больным часто давали новые имена, чтобы демоны не узнали их. Знахари, чтобы обмануть демонов, могли даже прописать родителям больного мальчика или девочки смену пола их ребенка. Приходит демон: «Ну-ка, где у вас тут мальчик Коля?» – «А у нас никакого Коли нет. У нас только девочка Оля». Смотрит демон – и вправду, девочка в платьице и с бантиками. «Ой, извините, я, кажется, квартирой ошибся». И уходит, а мальчик тем временем, естественно, выздоравливает.
  В фильме безвольный, забитый мямля Новосельцев «перестал быть собой» волей обстоятельств. Его друг, карьерист и интриган Самохвалов задумал ради  своей карьеры, продвинуть Новосельцева по службе, а для этого уговорил его «приударить» за директором Людмилой Прокофьевной, которую все подчиненные считают старухой и мымрой. Он буквально пинками выталкивает Новосельцева в новую социальную роль, которая для него так же невозможна как роль солиста Большого театра или президента Соединенных Штатов. На другой день после неудавшегося ухаживания, пытаясь в кабинете Людмилы Прокофьевны хоть как-то оправдать свое вчерашнее поведение, он мямлит: «Меня вчера муха укусила. Или я с цепи сорвался», не подозревая, насколько он близок к истине. Его действительно «укусила муха» - муха оскорбленного мужского и просто человеческого самолюбия. Людмила Прокофьевна выказала во время его неуклюжих «ухаживаний» такую бездну презрения по отношению к нему, что этот робкий забитый человек буквально взорвался. Прежняя социальная маска слетела, он впал в бешенство вперемежку с шутовством. То есть, он «с цепи сорвался» - с цепи социальных условностей и стал другим (а, может, самим собой?). Когда наутро он, снова нацепив на шею цепь, пришел в директорский кабинет каяться, Людмила Прокофьевна была сбита с толку: «Что вы за человек? Я не могу вас раскусить». И действительно, невозможно было узнать в этом насмерть перепуганном, косноязычном мямле, бормочущем бог знает что, вчерашнего буяна и шута горохового. Бывает, ночью включат прожектор – и он осветит невидимые в темноте предметы – дерево, забор, ближний дом. А выключат – и снова мрак, только привычно луна освещает небосклон да звезды все так же мерцают. Вот так и вчерашнее буйство, как прожектор, высветило на миг в душе Новосельцева то, о чем и сам он не подозревал – и снова погасло, и опять он гремит цепью, с перепугу несет околесицу, и на лице все та же маска.
  Но вот уже и Людмилу Прокофьевну «муха укусила». Новосельцев своими бестолковыми оправданиями довел ее до слез, чуть ли не до истерики – и она тоже «с цепи сорвалась» утратив маску строгой бездушной начальницы, и потрясенный Новосельцев увидел, что никакая она не старуха и не мымра, а просто несчастная одинокая женщина с неудавшейся судьбой. Но это еще не все. Напомню: шаманы и знахари рекомендовали поменять имя и половую принадлежность. Разве не то же произошло в сцене, когда Новосельцев пришел в отсутствие Людмилы Прокофьевны в ее кабинет, и ему захотелось побалаганить? Он сел в ее кресло и стал изображать, что он – не он, а Людмила Прокофьевна Калугина, директор, да к тому же еще и женщина. Она же, подслушав его монолог, включилась в шутовство, преобразившись в Анатолия Ефремовича Новосельцева. В народе говорят: «Сядь на мое место», то есть, чтобы понять другого человека, надо побывать в его роли и почувствовать то же, что и он. Вот герои и поменялись ролями. После чего уже не могла не нарушиться «разобщенность близких душ». Фильм кончается счастливой свадьбой. Поистине, чудеса случаются не только на Святки.
  Однако вернемся к «Иронии судьбы». Жене Лукашину, чтобы  нарушить «чужих сердец соединенность и разобщенность близких душ» тоже по воле автора довелось «с цепи сорваться» и совершить такое, чего он в жизни своей никогда себе не позволял: напиться до бесчувствия, в результате чего он оказался вытолкнут из привычного круга жизни и, как директор варьете Лиходеев у Булгакова в «Мастере и Маргарите», заброшенный нечистой силой в Ялту, попал «куда ворон костей не заносил» - в чужой город, в чужую квартиру, на чужую постель. Если бы Женя  выпивал, это бы еще можно как-то объяснить, но он, по его же словам, пьет только чай, кофе, «Байкал». Друзья его тоже, вроде, не выпивохи и, тем не менее, все четверо напиваются без видимой причины. Даже прожженный пьяница в такой обстановке, когда через несколько часов предстоит встречать Новый год и выпивка никуда не денется, поостерегся бы. Ну, выпили бы «по граммульке» в честь предстоящей женитьбы друга – и по домам. Тем более, что Жене предстоит встреча с любимой невестой, а его другу Павлику лететь в Ленинград.  А тут, что называется, «дорвались»! Не иначе бес попутал, и это тоже в духе святочной традиции – в святочных рассказах чудеса часто случались в состоянии алкогольного опьянения и в компании всевозможной нечисти.
   Таким образом, сделаем вывод. Напиться до безобразия или устроить дебош со своим начальником, или довести ее до истерики – это не только комические ситуации, двигающие сюжет фильма. Все это, как ни странно, магические приемы, позволяющие покинуть опостылившие, ложные «круги своя», внутренне переродиться. А сцена, когда герои поменялись ролями – это типичное карнавальное действо, известное с древнейших времен. Нет на земле ни одного народа, в традициях которого не было магического карнавального ряженья, и у нас на Руси еще с дохристианских, языческих времен рядились именно на  Святки.

               
                * * *

  Но фильм не только о том, как встретились и соединились две половинка, как он нашел свою богом данную суженую, а она – богом данного суженого. Главное – найдя друг друга, они нашли самих себя. В этом и состоит духовный смысл, подлинная правда настоящей любви – в том, что она дает возможность любящим раскрыть свой духовный потенциал. Не умеющий любить подобен нераспустившемуся бутону, душа же любящего - как распустившейся цветок. Толстой пишет в «Войне и мире» о княжне Марье, когда она полюбила Николая Ростова:

  «Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная и искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи».

  Не то ли происходит с героями фильма, когда они полюбили? Женя говорит о себе:
  - Я никогда не пользовался успехом у женщин, еще со школы. Вообще, меня всегда, всю жизнь все считали стеснительным. Мама говорит, что на мне все ездят, кому не лень, а друзья вообще тюфяком прозвали.
  - По-моему, они вам льстили, - возражает Надя.
  - Нет, я сам был о себе такого же мнения.
  - Вы явно скромничали.
  Действительно, в это трудно поверить, глядя на Женю, когда в нем, как в княжне Марье, «зажегся свет внутри». Он и сам чувствует, как буквально на глазах распускается его душа. Это похоже на киносъемки распускающихся цветов. Обычным зрением рост цветка не заметен, но при замедленной съемке видно на экране, как лопается бутон, как растут и расправляются лепестки, и, не прошло и минуты, как цветок раскрылся и засиял во всей своей красе. Блажен, кому посчастливилось в жизни почувствовать, как под воздействием любви раскрывается цветок его души, и как убога жизнь тех, кто знал один лишь «безопасный секс!
  - Я сам себя не узнаю, что-то наглею на глазах, - изумляется происходящим в нем переменам Женя. - Я чувствую, что становлюсь каким-то другим человеком. Более…
  - Более наглым.
  - Нет, более смелым. Более…
  - Более бесцеремонным.
  - …решительным. Более…
  - Более развязным.
  - Не угадывайте. Я чувствую, что… понимаете, на все способен. Какая-то просто сила, может быть, дремала, а теперь вот пробуждается. Может, это от того, что мы с вами встретились, и благодаря вам…
  - Вы соображаете, что вы говорите?
  - Не очень.
  - Что я из вас сделала хама. Ну, знаете, это просто неслыханно!
  Всегда робкий и бесхарактерный Женя воспринял это определение как комплемент:
  - Меня никогда еще хамом никто не называл. Надя, я счастлив!
  А Надя? Вы посмотрите, как она стоит, выслушивая его исповедь! Гордая поза, руки в боки, глаза светятся волшебным огнем, как у того фонаря. Королева, богиня! Кем она была полчаса назад? Несчастная женщина с неустроенной судьбой. В течение десяти лет «брак наполовину», как она сама выразилась: встречи два раза в неделю с женатым мужчиной, комплекс неполноценности, неверие в себя, как в женщину. Чтобы не потерять последний шанс – Ипполита, приходится прощать ему его выходки, уступать, притворяться. Женя на радостях действительно ведет себя по-хамски: сказал, что она не умеет готовить, ее заливную рыбу обозвал стрихнином – а она воспринимает это чуть ли не как комплемент. А почему? Да потому, что своим женским сердцем она понимает, что в Женином хамстве проявляется ее власть над ним: это она, она пробудила в нем мужчину! Она больше не неудачница, она – ЖЕНЩИНА! И потому пусть «сорвавшийся с цепи» Женя хамит, кривляется, хулиганит - она будет на словах возмущаться, говорить, что это «неслыханно», но глаза ее при этом горят светом женщины-победительницы, и каждый его хамский поступок есть проявление одуревшего от ее женских чар, потерявшего всякое приличие влюбленного в нее мужчины.

               
                * * *

  Поговорим о скрытой от зрителя мистической символике фильма. Хотя я подозреваю, что доведись Рязанову читать эти строки, он был бы немало удивлен моим трактовкам: «Ну надо же, чего откопал! Я ничего подобного не имел в виду». Но фильм пронизан мистикой, он – неразгаданная до конца загадка, в том числе, возможно,  и для самого автора. Загадка, которую мы пытаемся разгадать.
  И у Жени, и у Нади один и тот же адрес: Третья улица Строителей, дом двадцать пять, квартира двенадцать. При слове «Строители» возникает ассоциация с теми, кто строит дома, и герои переехали в новые дома, построенные строителями. Но строить ведь можно не только дома. Можно еще «строить глазки», строить козни, строить отношения, да и мало ли еще чего можно строить. А Женя, и Надя  строят семью. У Жени три невесты: первая – та, от которой он сбежал в Ленинград, вторая – Галя, которую он тоже бросил, и третья – Надя. У Нади тоже три жениха: первый – тот, за которым она десять лет была «замужем наполовину», второй – злосчастный Ипполит, и третий – Женя. И к обоим счастье пришло именно с третьей попытки. Число три издревле считается мистическим, говорить об этом можно много, но сейчас не время. Об этом я как ни будь потом расскажу, а сейчас приведу лишь два примера: христианская троица и три карты из «Пиковой дамы» Пушкина: тройка, семерка, туз.
  Далее, номера домов, в которых они живут – двадцать пять. Напомню, что «Ирония судьбы» - это по духу своему святочная история, а Святки в языческой Руси начинались двадцать пятого декабря, когда Солнце поворачивается с зимы на лето – по представлениям древних, рождается солнце нового года, мальчик Коляда. Христиане переняли эту дату, заменив Коляду Христом, и католики отмечают Рождество Христово 25 декабря (провославные – 7 января по новому стилю, 25 декабря - по старому).
  А почему квартира двенадцать? Святки празднуются 12 дней, до праздника Крещения Господня. Это время разгула нечистой силы,  с того света на землю приходят души умерших, и их незримое присутствие среди живых людей давало возможность заглянуть в будущее, поэтому на Святки гадали – в первую очередь, девушки на женихов. На Святки может произойти самое невозможное – даже тихоня и мямля, да к тому же и трезвенник Женя напьется и окажется в другом городе в квартире с таким же, как у него, адресом. События в фильме происходят именно в один из святочных дней 31 декабря. Число двенадцать – тоже магическое, соответствующее двенадцати созвездиям Млечного пути. Говорить об этом тоже можно много, и я приведу опять же только два всем известных примера: двенадцать апостолов – учеников Христа и двенадцать знаков Зодиака.
  Я подозреваю, что Рязанов всегда был верующим человеком, о чем он в советские времена, понятно, помалкивал. Но в искусстве можно использовать эзопов язык, «фигу в кармане», и этим приемом, обманув цензоров, режиссер пользуется, и не только в «Иронии судьбы», но и в других фильмах. Когда в начале фильма его друг Павлик спрашивает у прохожей, где находится  3-я улица Строителей, та отвечает, что надо свернуть налево: «Там увидите церковь». Вот так и герои фильма свернули «налево» с прежнего пути, к церкви, то есть, к богу, ибо языческий когда-то праздник Святок христианство присвоило себе и адаптировало, превратив его в церковный праздник. А в конце второй серии, когда Женя возвращается восвояси и у зрителя вышибает слезу «с любимыми не расставайтесь», вдруг на экране крупным планом возникают церковные купола, затем огромной махиной встает божий храм, мимо которого бредет сгорбленная маленькая фигурка Жени, волоча за собою цепь, с которой он ненадолго сорвался. И церковь Христова здесь не случайная деталь пейзажа. Она говорит о том, что Святки еще не кончились, и Христос не оставил героев, и ничего не потеряно – все будет хорошо.
  И еще. Напомню, что в магии используется прием, когда для того, чтобы изменить ситуацию, производят какую-либо перемену: меняют имя, одежду, пол. В фильме «Служебный роман» герои меняются местами, он становится ею, она – им. В «Иронии судьбы» тоже происходят перемены. Во первых, перемена места: оба героя переезжают на новые квартиры, Женя оказывается в другом городе и чужую квартиру принимает за свою. Второе – Женю незадолго до того, как он осознает, что Надя – его суженная, она выдает подругам за Ипполита  - фактически, ставит его на место своего жениха, кем он в скорости и в самом деле станет. Женя отбрыкивается от навязываемой ему роли, не хочет быть Ипполитом, но в следующий раз, когда снова приходят подруги, он, уже став, по словам Нади, хамом, сам выдает себя за Ипполита, примерив на себя не только его имя и место Надиного жениха, но и его характер ревнивца.
  - Женя, прекрати, - умоляет Надя, которая теперь уже не хочет вести эту игру.
  - Где Женя? Вы Женю привели! – восклицает он, как бы это сделал настоящий Ипполит.
  И даже их первые поцелуи были не поцелуями Нади и Жени, а Нади и Ипполита. Помните, когда Надя целует сопротивляющегося Женю, чтобы продемонстрировать подругам, что он Ипполит, а потом, снова при подругах, уже обнаглевший Женя целует вырывающуюся Надю, «потому что я Ипполит»?

  Фильм, как известно, кончается святочным «хеппи эндом» и затяжным поцелуем, но уже не как Надя и Ипполит, а как Женя и Надя.
  «Конец фильма», все проблемы решены и можно выключать телевизор, не так ли? Если бы! Ставить точку еще рано, Святочные дни еще не кончились, и на «Четвертой улице Строителей» еще, как говорится, «конь не валялся». Но об этом  поговорим на третьем заседании.

Смотрите и пересматривайте киноклассику.

                25. 12. 2014 г.