Чудо Веденеева - Предисловие

                Чудо Веденеева, или Я этого не говорил
                Журавль в небе
      
      Лаура Ларго Ларина
(с комментариями и дополнениями свидетелей В.В. Веденеева, под ред. Автора, имена и географические термины из соображений безопасности слегка изменены)

      Это роман-предупреждение о грядущих последствиях. Если все вот так оставить. Автор всегда врет, но не знает, что он врет, поэтому он говорит правду. А когда говорит правду, то не знает об этом, поэтому опять-таки врет. Сколько раз Веденеев в присутствии Лауры говорил правду, даже всю правду, но Лаура не поняла, и поэтому врет напропалую от всего сердца, обольщая себя и других заявлениями о приобщенности к тайне (опять врет). А чтобы говорить правду, нужно говорить о своем, а не о далеком заманчивом Веденееве. О нем никому не дано сказать правду – она неуловима и тогда, и сейчас. Поэтому оцените сразу ценность этого «исторического» документа. Здесь вы найдете рассеивание тумана и прояснение иллюзий с последующим созданием новых, уже истинных туманов-иллюзий – о кроликах в шляпе, о распиливании недоверчивых в ящике и о перемене грязной одежды на царские облачения.
      
      Внимание! Если при чтении этой книги или выполнении возвышенных упражнений, описанных здесь, вы не получаете наибольшего из возможных удовлетворений – от работы с текстом будет только вред, а не польза. Истинно только то, что несет в себе блаженство, остальное – юдоль печали, скорби, тягота бытия и т.п. Удовольствие (позитив) здесь, на земле, противостоит, как единственная надежная опора, мучению (негативу). Пользуйтесь этим оружием умело и неустанно, наслаждение никому не повредит. Да не останетесь вы такими, какими являетесь сейчас!
      
      Мудрость Веденеева
      
      Однажды мне предложили изложить мои светлые воспоминания о дружбе и сотрудничестве с большим Мастером. Я быстро обрадовалась, но еще быстрее появилась тревога столь характерная для меня при одной мысли о Веденееве, о его строгости и справедливости (без малейших признаков садизма). Если нужны деньги, то можно писать даже о Веденееве, причем только хорошее и запоминающееся. А плохое о себе я могу писать бесконечно много, причем бесплатно и неинтересно – все так живут, живу так и я. И это при том, что где-то рядом, совсем недалеко сидит на скамейке или бродит по паркам нужный и незаменимый Виктор Васильевич. Вот на это я и обращаю ваше увядающее внимание. Если зачем и нужен Веденеев, так это для создания контраста – как солнце, чтобы создать черные, густые тени, как луна, чтобы на черной воде появилась призрачная, серебристая дорожка из ртути, палладия или платины. Это очень редкие вещи в нашем частом, избыточном мире. А по-другому я не только не могу, но и не пытаюсь даже поймать ветер шапкой, обратить горную реку вспять и описать глубину короткими, неуклюжими словами утесняемой, виновной и неприкаянной женщины из среднего класса. При этом получая 60 рублей с копейками за рукописную страницу текста вкупе с придирками несовершенного критика впридачу…
      Вот как раз – взяв в руки очередную пачку листов из моей рукописи, Веденеев говорит: «Вот забавно будет, если Автор тебе дальше не закажет. Но ведь ты совершенствуешься на этой работе. Не движется тот, кто ничего не делает. А ты же работала».
      Впрочем, читать этот захватывающий роман-предостережение-притчу будет интересно настолько, что в конце у каждого чтуемого появится весьма определенное ощущение, что Гулливер от Пространства утащил таки за веревочки восторга корабли праздности у лилипутов надежды и карликов разумности. Как это произошло и со мной, и с Ассманом, и с Мухтаром.
      Такова великая литературная сила гравитации этого никем не понятого образа Веденеева, действующего по всеобщему мнению на субатомном уровне, где он как рыба в воде, прячется от грубых определений и некорректных домыслов.
      Несмотря на пугающие заявления, да еще в самом начале книги, все – я хочу кричать об этом, – должны твердо усвоить: общение металлических опилок с магнитом полезно и прогрессивно. Приведу неотразимый пример. Один из наиболее способных учеников Веденеева в начале их скоротечных отношений мог складывать из пикселей некоторые буквы, затем под присмотром Учителя довел их количество до сакрального числа 32. Через короткое время бурного развития он, ученик чародея, уже складывал буквы в слова, а слова уже тогда мог отделять одно от другого пробелом. Затем, после психологических тренингов, после женитьбы, он научился складывать слова (по 2-3 в пакете) в осмысленные фразы и уже самостоятельно мог слать простенькие информационные сообщения из-за океана. Туда он был послан к другому учителю, чтобы научиться клеить коробки из картона и фибра, а в дальнейшем по благодати распространять эти нужные знания среди народов и племен.
      В попытках описать такую колоссальную, на мой взгляд, фигуру Учителя, заключающую в себе немыслимое знание о мире, где я жила раньше, такое гигантское внеисторическое явление нашей уходящей эпохи, я подумала: «А могу ли я? Описать Веденеева невозможно. Это даже попыткой не назовешь». Но вопрос решился автоматически – я вспомнила его фразу: «Можешь – значит должна».
      Но и эти рассуждения ничем, кроме как заблуждением не назовешь. Описать Веденеева (Кант всю жизнь пробовал это сделать, но безуспешно) невозможно в принципе – он неописуем, немыслим, недостижим. Я силилась обсуждать свои впечатления с другими, чтобы приблизиться к нему, подобраться поближе, и тем приблизить его к себе, убрать забор между нами. Но, обсуждая его с другими, я обнаружила ту же препону, мерзкий занавес в их видении, что и у меня –  тщетно я обсуждала с тенями их мнения по несуществующему для них вопросу.
      Я бесконечно продолжала попытки понять то, что мне не было дано, не было дано никому, поскольку и незачем. Все обсуждали только собственные бульканья и химизмы с рефлексами. Как это все отражало те времена (до того), когда я толкла воду в ступе самоудовлетворения – даже с попыткой привлечения других к этому физиологическому процессу! Мертвая логика не добавляет человеку жизни, она только размывает и рассеивает ее, такую маленькую и ранимую, по ветру неопределенности и бессмысленности любых потуг. От этого Веденеев ближе не стал ни мне, ни Канту, ни Платону с Аристотелем, которых сейчас нет в Городе, и спросить больше не с кого, кроме как с меня.  В результате я стала отдаляться от других по причине их ненадобности, так и не пожелавших получить другое, правильное понятие о хорошем, все-таки, человеке.
      Тогда до меня еще не дошла очевидная теперь вещь, не было понимания простого – Веденеева не узнать ни по каким признакам, им можно только стать! Все гениальное просто. Станьте Веденеевым, и эта книга, мои любимые, милые друзья, будет о вас, о вашей замечательной непростой судьбе и о счастье, конечно же. а я буду встречать вас на каждом перекрестке, искать в каждом трамвае, бежать к каждой надувной лодке на Озере Желтого Камня и Сноудоне.  И тогда твои близкие и постылые знакомые побредут друг к другу с унылыми лицами и готовыми бесполезными решениями чтобы обменяться заскорузлыми затрепанными словами о реальном, но не ведомом Друге.
      О, как я хочу, чтобы вы не были прежними! О, как я мечтаю не быть прежней! У меня есть пример, у меня есть надежда, я найду силы, я пойду до конца! Ведь быть прежней, я знаю это мучительно точно, это значит упасть в яму и переломать себе ноги, взывать о помощи к тем, кто эту ямы приготовил для меня в частности и для всех доверчивых в целом. Быть прежней, значит мечтать и горячо молить о том, чтобы беда не пришла сегодня, а пришла завтра, а завтра мечтать о том, о чем мечтала вчера. И вот – у каждого дня своя мечта.
      Устав от себя и от других, износив не одну пару зимних сапог летом, догадавшись, что мир тесен в своих ограниченных возможностях для таких как я, остервенившись до крайности на жизнь, которая не жизнь, возненавидев перемены, которые не перемены, а сплошные неизменные неудачи, посмотрев мысленно в лицо молчаливого молчуна, прикинув общее количество его изречений не дошедших до меня, подсчитав наличность и определив растущие долги я твердо решила для себя: «Выхода нет. Напишу! Я мучаюсь, так пусть помучаются и другие, обласканные и благополучные, виновные во всех моих бедах и слезах. На пользу всем! Жизнь – страдание…» Первыми словами на первом же листе, на обратной стороне б.у. ксерокопии, были кровью излитые, вымученные мной истины: «Весь мир бардак, все люди свиньи. Надо искать правду и управу на негодяев за все их безобразия и равнодушие». Это я узнала не сегодня, я вынесла истину из собственного опыта и ошибок моих горемычных, безысходных подруг, которые также ничего хорошего мне не сделали. В один миг я как бы сбросила с себя оковы, как бы поднялась не несколько ступеней из подземелья, как бы распустила волосы по ветру нового дня.
      Вечно присутствующий за моей спиной образ сурово дал почувствовать: то, чем владею я, нужно поделиться с другими страждущими. Веденеев не знает слова НЕТ, НЕ МОГУ, НЕ ХОЧУ, НЕ БУДУ. В ответ на подобные вопли он просто произносит свою обычную, но вечную фразу: «А кто тебя спрашивать будет?»
      Однажды Веденеев перестал пускать меня к себе домой по веским причинам (о моей несостоявшейся семейной жизни и разрушительных тенденциях Веденеев разрешил мне сказать потом). Об этом я долго и нудно жаловалась всем его друзьям, и он слегка подсластил пилюлю, сделал шаг навстречу. Предчувствуя его стратегические замыслы в наших отношениях, администрация  нашего города по согласию с партнерами ЕЭС построила очередной торговый мегацентр. Я высказала удивление Веденееву: «Надо же, как удобно – и Тебе, и мне. Как специально для нас построили. И маршрут пустили». Веденеев тут же небрежно подхватил и бросил: «А это вообще ВСЕ Я».

      Умный знает всё –
      Мудрый знает всех.

      Так вот, у Веденеева несколько по-другому. Он знает всё. Его знают все, а Он знать никого не хочет, в упор не видит, не различает и не скорбит (не рефлексирует). Поэтому Он умнее всех умных и мудрее всех мудрых, но и глупее всех глупых. Веденеев мудрость и глупость не разделяет, поэтому он ВСЕГДА ПРАВ, а других он вообще не рассматривает как аргумент счастливого пакибытия. В разные неисчислимые моменты жизни Веденеева никто никогда грустным не видел. Но и радость его недоступна для лицезрения и понимания. Мир грустит – грустит и он, мир в надежде – и он в потоке, мир на последних рубежах – и он на переднем крае спасения. Назад пути нет, не было и не будет. Поэтому пойдем за ним и поймем до конца предначертанное, а для удобства будут и магазины, и маршруты, и лавочки в скверах.
      А вы знаете Веденеева? Нет, вы не знаете Веденеева. Вы его видели, встречали? Нет, лишь жили ожиданием и предчувствием. А теперь он живет среди нас, в этом Городе зла и добра, негордый и доступный. Его можно встретить просто так, с утра – вот прямо сейчас, и до вечера. Быстро и радостно выходит он из подъезда – на встречу новому рассвету. Он и дет в звенящую листву щебечущих птиц. День распахивает перед ним свои права. Он принимает день и пользуется им. Но не пытайтесь с ним заговорить об этом – вам станет стыдно.
      Он живет! Он живой! Он живее всех живых… Он твой!
      Шпионы всех времен и народов, вводя друг друга в заблуждение и мрак и бессовестно обманывая добрых людей в своих нечестных замысловатых играх, вкрапляли в лавину мелкоправдивых информационных сообщений гигантский бриллиант лжи и дезинформации, – запутывали и запугивали врага. В данной же книге в невероятном потоке и вихре мелкой лжи я вмонтирую огромный сапфир правды – чистейшей воды. Иначе никто не поверит – потому что не поймет, потому что не пережил подобного ранее. Ибо, как сказано в китайском каноне изобразительного искусства, белила в живописи используются только в крайнем случае. Так что Веденеева мы нарисуем черными красками, и тогда в просветах нашего пейзажа он засверкает всеми своими лучами.
      Люди мечтают лишь об одном – чтобы их не дурили. И нет другой возможности донести до них первую и последнюю весть о нашем плохом знакомом Веденееве. Почему плохом? Да потому, что никто от него ничего хорошего не имел, кроме него самого. Но и он ничего хорошего от других не имел тоже. Поэтому он добр ко всем, и все добры к себе. А еще он считает: «На земле нет ничего, что не было бы лекарством», и всегда он следовал принципу: «Все плохое – это хорошее». Веденеевым может стать каждый, если будет учиться на доброго волшебника.

      Бестактный – это Веденеев,
      Тактичный – это толпа.

      Обо всем этом, и обо мне – пойдет речь дальше. Хромая, шатаясь, падая на крутых склонах его нелогичности, побредет она по страницам этой белой книги, конца которой не видно, а может и вовсе нет. Кто такой Веденеев – это ОЧЕНЬ долгая история, разве что вы нам спонсируете издание книги.