Глава 24. Дорога домой

      (Рассказ Сабира Усманова №3  - продолжение 2)

Дорога домой. Не думал что она может быть такой долгой и такой  волнительной. Я словно возвращался из дальнего и трудного путешествия или после тяжёлой болезни  - вот только уверенности в том, что выздоровление полное и окончательное, пока ещё нет.

Дома я появляюсь, как снег на голову. Моё внезапное явление в первую очередь радует маму.
-Отец! Отец! - восклицает  она свои моложавым голосом. -Посмотри, кто приехал? А ты ворчал, что сын даже не поздравил нас с Новым годом. Вот он  сам и приехал, словно новогодний подарок.

Отец выходит из комнаты широким шагом, распахивая руки, чтобы обнять меня.
-Салом, «подарок»!
-Здравствуйте, отец! С Новым годом! Как поживаете, как здоровье?
-Надолго? - интересуется отец, внимательно всматриваясь в моё лицо. - Или опять на  день-другой?
-Надолго, дада, надолго, - уверяю его, улыбаясь от всей души,  потому, что только сейчас начинаю чувствовать себя спокойно, только сейчас понимаю, что я, наконец, дома.

-Почему не предупредил, сынок, что приезжаешь? - строго поинтересовался отец.
-Хотел сюрприз преподнести, -  отвечаю слегка лукавя, потому, что не хочу его волновать. Пока не хочу — с порога, прекрасно понимая: я должен рассказать отцу всё, ничего не скрывая и ничего не приукрашивая.
-И опять один! - качает головой отец. - Когда внуков привезёшь? Они, наверное, уже забыли своих  ташкентских  дедушку и бабушку...

-Ваши внуки, дада, вас никогда не забудут! - заверяю его убеждённо, имея в виду, конечно, не тех детей,  о которых говорит отец.
-Надеюсь, ты прав, сынок. - подключается к нашему разговору мама. -Мы так рады с отцом видеть тебя, азизим (дорогой).
-Извините, опаджон (мамочка), очень торопился к вам — поэтому без подарка.
-Лучшего подарка, углим, чем твоё появление, нам с отцом не нужно, - уверяет мать, ласково прикасаясь к моим волосам.

-А ты поседел, дорогой, - говорит она обеспокоенно. - Нелегко, наверное приходится: семья, ответственная работа...
-Да, - вяло реагирую я, - не без этого. Но вы не волнуйтесь, мама, ваш сын всё вынесет — он крепкий!
-Слава Аллаху, сынок, слава Аллаху! - с сомнением произносит она, смахивая непрошеную слезу.
-Ну, что вы, опаджон?! - пытаюсь успокоить я  мать.
-Сон я нехороший видела, углим, - признаётся она.
-Ну, вот опять! - начинает сердится отец. - С каких это пор ты начала верить снам, кампир (старушка)?
-Не верю, не верю! - протестует мама.
И добавляет с сомнением:
-Ну, уж очень ясный был сон, словно на самом деле... Беспокоюсь о тебе, углим (сын)... У тебя всё в порядке? Ничего не случилось?...

-Не волнуйтесь, опаджон, у меня всё нормально... Из Ферганы не звонили?
-А, что - должны были? - напряжённо всматривается в мои глаза отец, невольно выдавая своё волнение.
-Вы же знаете, отец: Рахиля всегда звонит, когда я еду в Ташкент, - поясняю торопливо.
-Телефон у нас не работает, сынок, - объявляет мама. -Уже второй день молчит. Нужно мастера позвать... Отец говорит, что видимо, где-то на линии произошёл обрыв... Но после праздника ни одного мастера не найдёшь...
-Я завтра сам попытаюсь исправить, мама.
-А ты сумеешь? - удивился отец. - Телефонная связь — дело тонкое.
-Я попробую, дада.

-Хорошо, - соглашается отец. - Но это будет завтра... Ты, наверное, устал с дороги?
-Есть немного,  - улыбаюсь ему в ответ.
-Корми сына, кампир! - обращается отец к маме. - Соловья баснями не кормят...

За ужином я был слегка нервозен и рассеян, оправдывая своё состояние усталостью от чрезмерной нагрузки предновогодних дней. На самом деле моя нервозность объяснялась ещё и тем, что Наташа так и не пришла ночевать.
-А, где же ваша квартирантка? - как бы между прочим интересуюсь я.
-Наташа-хон сегодня ночует у своей подруги -  поясняет мама.

-Когда она успела подруг себе завести? -  искренне удивляюсь я. - Кажется, в Ташкенте живёт без году неделя...
-А что тут удивительного? - возражает отец. - Девушка молодая, общительная — у неё обязательно должны быть и подруги, и друзья.
-Вспомни, азизим, свою молодость, - подключается мама. - Сколько у тебя было друзей и подружек? Мы всё помним!
-Я вижу вы за неё горой? -  улыбаюсь я единодушному мнению родителей. - На родного сына налетели, как вОроны, защищая чужую девушку.

-Мы в ответе за тех, кого приручаем, - отвечает мама. - Ты не забыл, сынок?
И я поднимаю руки вверх, давая понять, что сдаюсь.
-Не забыл, опаджон! Просто хотел выяснить, как вы относитесь к Наташе.
-Хорошо относимся, - уверяет отец. - И к ней, и к её друзьям. Рита и Володя были у нас в гостях, мы познакомились с ними, разговаривали... Они хорошие люди... Хорошие.
-Этого мне достаточно, - искренне реагирую на слова отца. - Главное, чтобы девушка не попала в плохую компанию... Её мать просила, чтобы я последил за ней.

-Зачем следить? - не понимает мама. - Недавно у нас был отец Наташи. Пробыл три дня. И ни разу не сказал, чтобы мы следили за его дочерью. Значит — доверяет!
-Правда? - переключаюсь я на новую тему. - И, как он вам показался?
-Самостоятельный мужчина — серьёзный, - отвечает отец. -Наташа-хон, по-моему очень на него похожа.
-Пожалуй, - соглашаюсь я.
-Ты с ним знаком, сынок? - спрашивает отец.
-Один раз встречались. Поговорили. Он, действительно, очень серьёзный товарищ, - отвечаю я, делая упор на словах очень серьёзный.

-Но это же хорошо!- не одобряет моего тона мама.
-Для пятидесятилетнего мужчины — это нормально, - добавляет отец.
-Согласен!  Согласен с вами, дорогие мои, - реагирую я на дружный напор родителей. - Ветреность главе семейству не к лицу. Главное, чтобы и его дочь не была столь же ветрена, как современная молодёжь.
Мои высказывания явно шокируют родителей: отец смотрит на меня с подозрением, а мама — с удивлением.
-Для своего возраста, - вступает мать, - Наташа вполне серьёзная и самостоятельная.
А отец  легонько хлопает меня по плечу и говорит с улыбкой:
-Не забывай своей молодости, углим! Ты ещё не настолько стар, чтобы осуждать сегодняшнюю молодёжь...
Приходится идти на попятную:
-Помню. Старым себя не считаю. Поэтому беру свои слова обратно.

         *    *    *

Когда мама приходит ко мне в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, я усаживаю её на стул и, пристроившись напротив, говорю ей:
-Опаджон, - у меня к вам очень серьёзный разговор.
Мать смотрит на меня с таким видом, словно ожидала этого разговора.
-А не лучше ли тебе, сынок, поговорить с отцом? - предлагает она.
-С ним я тоже буду разговаривать, - успокаиваю её. - Но сначала вы меня должны выслушать.
-Хорошо, углим, - соглашается она. - Я слушаю тебя.

И я начинаю рассказывать ей о своей жизни в семье Камаловых, ничего не утаивая и ничего не приукрашивая.
Мать слушает внимательно, изредка прерывая мой рассказ возгласами удивления:
-Товба! Как же так, сынок?!
Когда я дохожу до вечеринки 30-го числа, мать хватается за голову:
-Это правда, сынок?! Ты не преувеличиваешь, не выдумываешь?
-Зачем мне выдумывать, опаджон?
-Рахиля говорила, что с тобой что-то произошло, что ты стал заговариваться, словно не в себе.

-Это не правда, мама, - реагирую я с удивлением глядя на неё, потому что никогда не слышал ничего подобного ни от неё, ни от отца. - Она это выдумала, чтобы всё свалить на меня... Как я не понял, что она уже давно подготавливает почву для своего коварного плана?!
Я достаю бумагу, которую мне бросил в лицо Мавлянов.
-Вот доказательство того, что я не обманываю, опаджон! Врёт Рахиля — причём нагло, беспардонно... Прочти, пожалуйста...
-Очки, - напоминает она. - Мне нужны очки.
-Сейчас! - с готовностью произношу я. - Сейчас принесу.
-Они, наверное, на кухне, - говорит мама мне во след. - Я там календарь читала с рецептами.

Через пару минут очки уже водружены ею на нос, и  мать с изумлением изучает «жизнеописание» моего « соперника».
Прочитав бумагу, мать почти брезгливо откидывает бумагу от себя, и я едва успеваю подхватить «документ» на лету.
-Кто это? - спрашивает она,  немного помолчав.
-Это любовник моей жены, - признаюсь ей.
-Как ты допустил до этого сын? - с укором интересуется мама.
-Я работал, - отвечаю ей, понимая, что это является плохим оправданием.

Но мама словно не слышит его, у неё совсем иная  забота.
-А как же внуки?  - спрашивает она, и в материнских глазах столько боли и печали, что мне становится не по себе.
Но отвечать нужно - за всё: честно, пусть даже запоздало.
-Это не мои дети, - отвечаю через силу, потупив глаза в пол. - Это дети Мавлянова и Эргашева...
-Но младшенький так похож на тебя! - протестует мать.
-Маленькие дети все на одно лицо — все похожи, - не оставляю я никакой надежды. - Это не мои сыновья, мама. К сожалению...

-Товба! - печалится мама. - Это не укладывается в моей старой голове, сынок... Ты не шутишь над своей старой матерью?
-Разве так шутят, мама? Ведь они хотели убить меня, - признаюсь я. - Не иначе это дело рук моей жены...
-Товба! - вновь восклицает мама. - Не говори так, углим, ведь Рахиля твоя жена перед Аллахом — она не могла так поступить с тобой.
-Она — могла, мама... В этом не приходится сомневаться.

Мать смотрит на меня некоторое время молча, словно решает какой-то  очень трудный вопрос, потом спрашивает:
-Как же мы это расскажем твоему отцу?
-Не знаю, - честно признаюсь я. - Но сделать это нужно, как можно скорее. Не сегодня — завтра наладится связь и пойдут телефонные звонки... Представляете какие, опаджон?
В глазах матери появляется хитринка:
-Не наладится, сынок — будь уверен. - Решай пока свои дела в тресте, а я возьму на себя отца.
И добавляет заговорщически:
-Ты оставь мне ту бумагу, сынок.

Я возвращаю листок матери и прошу:
-Смотрите только, чтобы  отец не порвал бумагу... Вы же знаете своего мужа, ханым...
-Опять эта ханым?! - делает вид, что сердится мама. - Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты так говоришь, Какая я госпожа?! Я — мать.
-Не буду больше, мама — не буду, - улыбаюсь  в ответ на отповедь.
-Только сегодня ничего не говорите отцу, - прошу её. - я так устал... Хочется хоть немного отдохнуть... Ещё одного разговора я просто не выдержу.
-Хорошо, углим, - обещает он. - Я расскажу всё ему завтра.. - Спи спокойно, дорогой — тебя никто больше не потревожит... Спокойной ночи!

Мать уходит к себе, а я ещё долго думаю о том, что мои мытарства на этом не закончены и предстоит ещё долгая и упорная борьба: такие, как  Камалов быстро не сдаются.
-«Мне хорошо известно, что это за человек, - размышляю я, глядя в тёмный потолок, - и знакомы его методы. Нужно готовиться к массированной психической атаке... Я-то выдержу — я привык, а вот, как родители? Особенно волнуюсь за отца, ведь у него гипертония, и ему нельзя волноваться».
-«Дорогие мои, - мысленно обращаюсь к родителям, - простите меня, своего непутёвого сына... Как я не хочу приносить вам огорчения! Но выходит всё наоборот: от меня вам нет никакой помощи, а только огорчения и неприятности»...

         *    *    *

Почти весь следующий день я улаживаю свои дела в тресте. Приходится быть настойчивым, потому что идею моего увольнения принимают в штыки, ведь я числюсь здесь на хорошем счету. Приходится предъявлять направление в московскую аспирантуру, которым я запасся ещё в начале года, приложив все необходимые характеристики и из Политеха, и с места, работы, и даже с места жительства (целиком самодеятельность моего главного инженера Кудратова).
-Почему именно в Москву, почему не проходить аспирантуру  в Ташкенте? - удивляется управляющий трестом.
-Так решила наша семья, - говорю твёрдо. - Мой тесть хочет, чтобы я проходил учёбу там... Возможно, у Рашида  Камаловича на Москву далеко идущие планы...

Не знаю почему я сослался на Камалова, ведь это можно проверить в любую минуту. Или мой вид был столь убедителен, или своим предположением о планах тестя я попал в точку, управляющий поверил и, наконец, подписал  заявление на увольнение. Из треста я почти бежал, словно опасался, что передумают и вернут. Не передумали и не вернули, и я был несказанно рад  этому обстоятельству. Я был свободен — и это придавало больше сил: у Камалова нет теперь на меня управы. Нет!

В конце рабочего дня я встретил Наташу возле института, Мы зашли с ней в кафе, выпили  по чашке кофе. Говорили о разном: мне было интересно, как девушка освоилась в городе, что думает, на что надеется, о чём мечтает.
Я смотрел на Наташу и  вновь невольно сравнивал её с Катюшей. Отчётливо понимал, что в чём-то они  похожи, но только потому, что они  девушки:  одинаково мягкая, чуть смущённая улыбка, тихий свет в глазах, желание нравиться. Но в остальном — это совершенно разные личности.

Наташа намного сильнее Катюши — даже смотрит она иначе, без видимых признаков душевного метания и дискомфорта. У Наташи иной, гордый поворот головы, уверенный взгляд в будущее, свои представления на вещи, свои суждения обо всём. 
Выросло иное поколение в чём-то похожее на нас, в чём-то не похожее. Как сейчас говорят — более современное, более продвинутое. Это может нравится или не нравится, но это придётся принять.

Возвращались домой под музыку вечернего города в думах о своём. Не знаю о чём думала Наташа, а я о разговоре с отцом. Откладывать его надолго не было никакого смысла: до приезда Камалова отец должен узнать всё от меня самого. В том, что тесть не сегодня-завтра явится собственно персоной, сомнения не было. Если он не сможет связаться с родителями по телефону — заявится сам.

А вечером был разговор, которого я, если честно боялся, как в детстве. Боялся, что отец не поймёт меня, и не примет моего объяснения. Пытался представить себя на его месте, и не мог — слишком уж нереальной была ситуация в которую я попал. Как можно поверить в то, что я прожил с женщиной столько лет, так и не поняв, что она такое на самом деле? Единственным объяснением было — не хотел видеть, на всё закрывал глаза. Но это - не оправдание.

Я оказываюсь прав, предчувствуя бурю: отец с непроницаемым видом ожидает меня в зале, даже не поднявшись со своего места, а мама начинает суетиться, и это явно плохой признак.
Наташа, почувствовав напряжение, сразу уходит в свою комнату, а я остаюсь наедине с отцом, ощущая себя совершеннейшим мальчишкой, как много лет назад.
-Садись, углим, гап бор (разговор есть), - говорит отец, поглядывая из-под слегка нахмуренных бровей.
И я не могу понять: сердится ли он на меня, не оправдывает, или не понимает. Скорее всего всё сразу. Сам не осознавая того, сжимаюсь внутренне, как ёж выставляя наружу «оборонительные колючки».

-Рассказывай, - говорит отец строго.
-О чём?
-Обо всём и с самого начала...
И вновь, как только вчера вечером маме, я рассказывал начиная с Кати, ведь именно назло ей я женился на Рахиле. Хотел доказать, что могу устроить свою жизнь гораздо лучше. И вот до чего довело это устроительство...
-Как я был не прав, отец! Теперь я это, как никто другой, понимаю: нельзя делать жизнь назло кому бы-то ни было. В конечном счёте всё зло оборачивается против тебя самого...
-Оставим чувства на потом, - реагирует отец. - Продолжай дальше.

И я продолжаю.
Отец слушает очень внимательно и совершенно бесстрастно, а я волнуюсь всё больше, понимая, что всё, что  и как говорю — не в мою пользу, поскольку отец всегда считал: тот, кто прав не должен волноваться и не должен сомневаться.
Дослушав моё откровение до конца,  отец задаёт точно такой вопрос, который вечером задавала мама:
-Как ты допустил до этого?
На работу ссылаться было бесполезно, потому ответил неопределённо:
-Так получилось отец.

И отец неожиданно взрывается:
-Не нужно валить свою вину на других! Ты сам виноват во всём! Захотел лёгкой жизни? Захотел получить от жизни больше того, что заслужил?! А это всегда заканчивается плохо! Ты хотя бы понимаешь, что в том, что с тобою произошло, виноват сам?!
Открыто, не опуская взгляда смотрю в глаза отца, чтобы он не посчитал меня трусом:
-Да, отец, понимаю... Я всё понимаю и хочу исправить свою ошибку.
-Ошибку?! - продолжает сердиться отец. -Это больше, чем ошибка — это похоже на малодушие, на предательство!

-Я никого не предавал! - протестую ему в ответ, не понимая, как он может бросать такое обвинение родному сыну.
-Ты предал сам себя, - с горечью в голосе произносит отец, а это так же страшно, как если бы ты предал меня, мать, своих сестёр... Ведь ты — это мы...
-О чём ты, дада? - сникаю я. - Я бы никогда не предал никого из нашей семьи...
-Ты уже сделал это, - прерывает меня отец, - и даже не понял это... Посчитал то, что случилось, досадным эпизодом в своей жизни... Как же ты будешь жить дальше, сын?

Слова отца проникают в моё сознание с особой силой, вызывая целую бурю протеста, раскаяния, желания оправдаться перед строгим родителем. Но я смиряю внутренний порыв и отвечаю почти раскаянно:
-Не знаю, дада. Не знаю...
-Как я понял — ты не собираешься возвращаться в Фергану?
-Да, отец, это так.
-Бежать от трудностей — не по мужски!  - настаивает отец.
-От трудностей — да! Но не от предательства! - протестую я. - В этом аду жить невозможно...
-Ты сам его создал, сын, - не сдаётся отец.
-Я создал его — я его и разрушу!

-Сделать это будет не просто, -  неожиданно сдаётся отец, и я понимаю, что он начинает переходить на мою сторону.
-Знаю, дада. Но сделаю это. У меня просто нет иного выхода: или я разрушу его — или он разрушит меня.
-Не надейся, что тебя оставят в покое: отсутствие связи для твоего тестя не преграда. Завтра-послезавтра он сам появится у нас... Ты должен подготовится к его приезду: подготовить все свои козыри... И ту бумагу, что мне сегодня дала читать твоя мать...Всё, что у тебя есть... Нужно снять на всякий случай с них копии... Так мы решили сегодня с твоей матерью... Готовься к бою без правил.
-Завтра же займусь этим, - обещаю я, полагая, что разговор на этом окончен, но отец останавливает меня.

-Я видел, что ты вернулся домой вместе с Наташей? - интересуется он, глядя мне прямо в глаза.
-Да, - не отрицаю я, - Мы встретились сегодня вечером, посидели немного в кафе... Разве это возбраняется?
-Не забывай, сын, что Наташа — молодая девушка, а ты — всё ещё женатый мужчина...
-Я помню это, отец.
По выражению его лица я понимаю, что он моего поведения не одобряет. А я не могу объяснить ему, что в этом нет никакого недоброго умысла, просто при виде девушки во мне оживают самые добрые светлые чувства, которые я испытывал много лет тому назад, и я становлюсь похожим на Сабира Усманова институтских времён.

-Что будешь делать дальше? - перебивает мои мысли отец.
-Пока не знаю, дада, - отвечаю ему. Но думаю, что события не заставят себя ждать... Всё разрешится в ближайшее время...
-Вы только не мешайте, отец! - неожиданно прошу его. - Даже, если не одобряете моего поведения... Моя дальнейшая жизнь зависит не только от меня, но и от вас тоже.
-Ты о чём, сын? - не понимает тот. - Что бы не случилось — мы с матерью на твоей стороне... Камаловы для нас — чужие люди, а ты — наша плоть и кровь...
-Спасибо, отец! - благодарю я, склоняя голову.
-Как же иначе, углим? - отвечает отец, кладя свою натруженную руку мне на голову, словно благословляя.

И у меня появляется надежда, что всё сложится, всё получится: если моя семья будет со мной — мне ничего не страшно, и я просто обязан принять бой и победить.
Когда отец уходит к себе, я мысленно решаю:
-«Хватит ошибок! Хватит прятать голову в песок...  Отец прав: нужно готовиться к бою без правил"...