Непротивление любви

                Заблуждения радостны, истина страшна...
               
                Альбер Камю


               
Мне хорошо.
Я хорошо живу.
Хорошо мне живётся – тучно.
Ничем не болею.
Ем, пью, сплю в своё удовольствие. Ем плов, пью виски, сплю один на двуспальной кровати.
По утрам пью кофе, иногда со сливками,  и думаю: «Хорошо!»

Химера индустриализации стороною обошла край, где родился и живу. И это хорошо: дышу чистым воздухом предгорий, лакомлюсь ароматными, генетически не изменёнными грушами бабушкиного сада. Сливки к моему столу исправно поставляет соседская бурёнка – за умеренную плату соседи рады услужить неизменно вежливому мужчине интеллигентной, не в пример остальному их окружению, наружности. Воду для питья приношу домой в пластиковых бутылках, которые самолично – сей момент никому нельзя доверять – наполняю из отделанных мрамором родниковых скважин санатория, расположенного близ моего дома. Водопроводную же воду использую только для принятия ванн.

Обычные принадлежности ванной комнаты: мочалка, мыло, полотенце. А у меня ещё и девочка. Ванны принимаю вместе с Лолитой, улыбчивой моей соседкой-малолеткой, родительница которой дважды в неделю отпускает ко мне свою дочку для занятий французским языком.

В просторной моей купальне, среди белых кафельных стен, живёт звучное эхо – там и отрабатываем грассирующие согласные французских слов. В этом сентябре в школу Лолите во вторую смену, и наше утро дважды в неделю начинается с совместных водных процедур и хохота.

Кроме упражнений по-французски, рассказываю Лолите, как это делал бы её папа, об отношениях между мальчиками и девочками, между мужчиной и женщиной. Учу быть доброй, покладистой, послушной. Обучаю, как узнать, чего желает мужчина, ибо, внушаю ей, главное для девушки уметь предупреждать даже невысказанные желания мужчин. Так полню люк в моих отношениях с собственными дочерьми, которые уже выросли, и которых редко навещал, когда они были маленькими девочками. Часто приходилось улетать в космос.

Химера индустриализации обошла мой дом, но в нём имеется компьютер. Мир ныне даёт шанс не только светлокожим вдовцам, но и их антиподам. Развитие информационных технологий, удешевление элементов конструкции жёстких дисков в постиндустриальных странах торит путь для глобализации доселе камерных амбиций духовных маргиналов всех стран, тех, особенно, кто вовремя озаботился открыть какой-никакой счёт в банке. Поэтому вдоволь накупавшись в ванной и пообщавшись на французский лад, мы с Лолитой, пройдя из ванной в мой кабинет, усаживаемся затем у компьютера. У мамы моей послушницы, грустной, тихой разведёнки, работающей музейной смотрительницей, есть богатая библиотека бумажных книг, а вот компьютера нет. Бывая у меня, Лолите нравится вместе со мной барражировать в той части Интернета, видеоролики которого как бы пролагают путь к практике наших пока ещё теоретических занятий.

Звонит стационарный телефон – сотовый имеется, но пребывает большей частью в режиме ожидания. Лиза, мама Лолиты, требует, чтобы дочка шла домой. Узнав, что звонок от мамы, Лолита, вспыхнув, бросает на меня остренький взгляд, соскальзывает с моих колен и устремляется к двери. «А чмоки-чмоки?» – говорю я, держа трубку так, чтобы Лиза слышала. Нимфетка бросается обратно, порывисто обнимает меня, напечатлевает – вы принуждены со мною согласиться – невинный поцелуй в область шеи и исчезает за дверью.

У Лизы, дочки почившего профессора-слависта, выпускницы филологического факультета и, по совместительству, хорошей моей приятельницы и соседки, в большом фаворе даже не Набоков, а, напрямую, Гумберт Гумберт. Не раз признавалась мне, окажись она на месте Шарлотты Гейз, недолговечной, так сказать, супруженции Гумберта Гумберта, сумела бы устроить уютную жизнь для всех троих. «Ей, Гейзихе, между дочкой и Гумбертушкой надо было ложиться, тогда б и ей перепадало…»

Соблазнительной патоки Интернета Лиза пока не вкусила, в фантазиях своих лимитирована бумажной библиотекой. Она редко бывает у меня, потому что редко совпадает так, что свободна от работы, а Лолита в школе.

- Ну как? – спрашивает Лиза. – Два часа уж дочки нет, дом безлолитен…
- Теперь и у меня… - отвечаю я, вздыхая.
- Ладно. На неделе можете пойти в Аквапарк, купаться. – Говорит она.
- Вот за это – спасибо! Послушай…
- Купальник купи ей, детский.
- Сделаю. Послушай…
- Да. Десять евро занеси вечером, классная дама у них в школе для утренника собирает. Тогда и послушаю тебя, и понюхаю.
- Договорились.

Рай, горячий Лолитин тугонький рай, пыхнувший в момент недавней кульминации в ноздри мне ароматом свежайшего хлеба вперемежку с мёдом, растаял в пространстве до послезавтрашнего дня.

«В Аквапарке теперь много людей… много других девочек… на нас смотреть будут… интересно… нет, конечно, за Лолитиного папу мне не сойти – я хотя и не жгучий, но брюнет, Лолита блондинка синеокая... дядечка, я – её дядечка… купальник… в Аквапарке может и не быть в продаже… лучше сходить завтра в «Детский мир»… может даже вместе с Лолитой в первой половине дня… а с размерчиками как быть… не станем же мы с Лолитой уединяться в примерочной магазина, это аморально… ладно, потом со слов Лизы запишу».

Выйдя из прохладного кабинета в сентябрьскую теплынь моего уютного, доставшегося мне ещё от бабушки, дворика с грушевыми деревьями, иду вдоль цветочной клумбы в сторону летней кухни. Как обычно, после занятий с Лолиточкой по-французски, у меня разыгрывается зверский аппетит. В кухне распахиваю холодильник и включаю микроволновку. Через несколько минут поглощаю с большим аппетитом слоеные рогалики croissants, выпиваю фужер джинанаса, ем фрикадельки из щучьего мяса в молочном соусе. То есть потчую себя на завтрак гречневой кашей с горячими мясными биточками, свежими булочками и кофе со сливками.

Меню любого завтрака, я в этом уверен, должно составляться так, чтобы часа через два, перед обедом, хорошо шло баночное пиво. Ну а пока вновь присаживаюсь к компьютеру: о чём, интересно, сегодня небесам щебечут твиттеряне?

«Электросварщик Перденко в большой обиде на своих родителей: это ж надо было дать ребенку такое имя — Электросварщик!». Да, давали имечки… как это… в этом фильме… а – «Ещё раз про любовь». Его зовут Электрон, а она, стюардесса по имени… Доронина… ещё говорили потом, что актриса голубая, то есть розовая, то есть лесбиянка… а тогда об этом было нельзя… да и Волчек тоже… с Неёловой… «Не для того я карабкался на вершину пищевой цепочки, чтобы стать вегетарианцем!». Точно. Биточки вкусные были сегодня… «У нас препод молодой, так его жена из дома выгнала. Надо же было ему додуматься, после секса с женой ляпнуть: "Давай зачетку"...». Не ну так бывает… забываешься же… «– Любите ли Вы Кафку? – Да, особенно грефневую!», ахаха… «Я решил мат больше не употре», «Если вы думаете, что лук — это единственный овощ, от которого плачут, значит: вы ещё дыней по морде не получали», «Интеллигентная семья продаст двух фортепьянов и одну роялю. Мешаются в калидоре…», «Детство – это когда бежишь из туалета ночью в спальню, и радуешься что тебя не съели» А вот это точно! Мама, помню, когда я был маленький, лишь ненадолго могла оставить меня одного, и уйти во двор… я сидел на своём стульчике, смотрел на комод, и он казался мне трамваем… «Все виды неприязни ко мне, прошу выражать исключительно в суицидальной форме», О! как же это правильно! «Хорошие девочки лишаются девственности поздно, плохие – рано, умные по два-три раза…», «Незнание закона не избавляет от ответственности. Зато знание – запросто!» Экзактное наблюдение!

Так, теперь и мне следует тоже на моей твит-ленте отметиться, а то ещё забудут… Пишу: «Позови меня в Твиттере, я отвечу в Формспринге. Только твой нужен кл*тор мне, и твои только стринги…» Жду ваших откликов. Лол.

Прежде, чем закрыть комп, обнаруживаю на верхней панели странички «Инкогнито», в режиме которой мы с Лолитой просматриваем наши видеоролики, неизвестный мне адрес. Открываю, и делаю ещё одно открытие. Одна из закладок снабжена выпадающим оконцем, которое обещает информацию на тему «Как увеличить размеры пениса…» Откуда это? Я такой закладки не открывал, а кроме меня и Лолиты к компьютеру моему и подходить-то больше некому… неужели… но Лолите я не разрешаю самой рыскать в виртуале… и всё же, наверное, это она… когда я выходил на кухню… Что ж, у меня появился повод допросить мою душеньку. Допросить с пристрастием.


                Ода читателю

Вам интересно? Рукопись не отброшена? Прелести свои Лолита явит и вам, если есть к тому интерес. Читательский интерес.

Что есть литература без читателя? Шелестящие страницы, вылетающие никуда из-под пера бешено работающего автора? В волшебной последовательности: писатель-рукопись-читатель – лицо, склонённое над строкой, – наиглавнейшее. Ибо создаёт литературу именно читатель, используя рукопись, как повод к раскрытию в себе собственной Вселенной…

Автор – феерическое существо, неуравновешенная по определению персона, томно парящая над жизнью с широко закрытыми глазами, ибо всего лишь человек. Рукопись – распластанные листы, испещрённые смешными крючочками, «собранье пёстрых глав», пачка бумаги, на которой сидит кот Бегемот. Истинное авторство любого произведения – дух горней или подземной локализации. Читатель – тоже человек, но без этих, по крайней мере, в момент чтения, кичливых претензий на лавры демиурга, на славу творца. Бывает сделан из сердечных мышц, крови, слёз, ожидания откровений. Приветствую тебя, читатель мой.

Я тоже читатель. Какое это высокое звание! Чем живу? Сибаритствовать пытаюсь в предложенных обстоятельствах. Трудно? Ещё как. Но я стараюсь. Зачем? Ну а как ещё проводить жизни вечность (пока мы живы – жизнь вечна)?

И оду сию пою, в том числе, и себе!

У Пруста – поток сознания, у меня – поток сумасшедшего сознания. Вот и вся разница.

Бегемот! Долой с рукописи! Дай почитать…

Звонит телефон. Эльдар сообщает, что встречаемся в час дня в кабаке «Три апельсина». Положив трубку, взглядываю на часы. С учётом времени на дорогу, уже пора идти. Но продолжаю сидеть, развалившись в кресле; сидеть продолжаю; и почёсываться. Вздыхаю. Не люблю выходить из дома. Не люблю и всё тут.

Потому, наверное, что дома у меня всё есть. Всё, что нужно для уединённого, но здорового образа жизни не мальчика, но мужчины: четырёхядерный компьютер с широкополостным подключением к Интернету, плазменный телевизор со спутниковой антенной, большой трёхкамерный холодильник, мощная микроволновая печь, кондиционеры в спальне и кабинете, запас продуктов (в большом подвале бывшего бабушкиного дома со стеллажами для разносолов и крюками для подвешивания колбас и ветчины). Камин, отделанный чёрным мрамором. Очки Google Glass и принтер 3D обязательно куплю, как только появятся в продаже. Есть в доме комната, отведённая под велотренажёр и спортивные снаряды. Принадлежности ванной комнаты, а также принцип водоснабжения моего дома я уже описывал. Что ещё? Вы не поверите – в паспорте моём проставлена четырёхгодичная виза для поездок в США, срок которой недавно истек. Я так и не воспользовался предоставленной возможностью поехать в Америку. Не потому что средств не имеется – уж долларов тысчонка для поездки к Руслану, кузену, живущему в Америке, у меня бы нашлась. Не потому что английского не знаю (once, upon the midnight dreary, while I pondered weak and weary, over many a quaint and curious volume of forgotten lore…) Ничто не держит меня в крае, где родился и живу. Не завожу семьи, дабы не отречься от звания человека. Отец семейства – не человек, а именно отец семейства с необъятным перечнем обязательств, о которых, если забудет, ему тотчас напомнят жена и дети. Я был единственным ребёнком у папы с мамой. Папа заболел и умер, когда мне было семнадцать лет. Затем я убил маму – невниманием, небрежением, обрекая на бесконечные ночные бдения,  ожидание меня, моего возвращения с примитивных для назначения моего небесного, для судьбы моей гулянок по ресторанам. Ныне нахожусь в ситуации завершённого преступления. По ночам, во сне, вижу мамин взгляд, всё также полный любви ко мне. По ночам вижу сны, как звоню маме по телефону, жду с восторгом, что мама ответит мне, что поднимет трубку. По ночам, когда мучит бессонница, мама прилетает ко мне ночною бабочкой. Баюкает, успокаивает меня. Затем я просыпаюсь.

Раскаяние бесполезно. Прощение непредставимо. Одно остаётся: наглухо запереть ворота, пиво пить и забавляться Лолитою.

Да, мне хорошо. Но только в пределах пространственно-временного континуума, чья конфигурация совпадает с замкнутой линией забора, обнимающего мой большой дом и мой грушевый сад. Только здесь спокойно могу пить кофе со сливками под обмазанные мёдом толстые оладьи из гречневой муки. Здесь только, в ожидании обеда (край, где живу, не дарит меня ресторанами), общаюсь с Бахусом (не дарит даже собутыльниками), начав с пива и повышая, постепенно, градусы через вино и бренди. Здесь, над благоуханными страницами книг, написанных в прошлом и позапрошлом веках, совершаю странствия по душам, их написавшим.

Заскорузлая, суровая из-за радиации общественной морали твердь моего гульфика здесь только, смягчаясь, отпускает меня. И мечтательная улыбка появляется на лице, когда вижу лилейный персик мой, Лолиту, плещущуюся в ванной почти нагишом, хохоча… здесь, прильнув к устам, вкушаю мятную прохладу слюны ея…

Любой же выход за пределы дома – будь то поход в банк за деньгами или в супермаркет за продуктами – называю вылазками, и вылазки эти делать не люблю.

Сегодня, однако, надо идти за книгой. Намечено мероприятие по отдаче «родственного долга» – встреча с двоюродными братьями.  Кузен Руслан, приехавший из США, собирает нас, кузенов, в формате пяти рыл в кабаке на предмет общения. Как и многие хорошие читатели, люблю читать бумажные книги, а не электронные. За этим и иду на встречу с Русланом – мне обещана книга из США, которую жаждал, которую алкал, о которой не догадываются в крае, где родился и живу. Вздохнув перед дверью, отворяю её и делаю шаг вовне…





                (Продолжение следует...)