Мемуары дезертира книга 2 глава 25

               


Побег с перестрелкой - что дальше? Может быть еще интересней? Но уже смертельно опасно! Смертельно интересно.


В общем, наделал он делов в Перми, хуже чем в Новосибирске! Голодный. Ни копейки не сшиб, а шухер поднял. Не мог не взболтнуть мутного болота! Не зафартил Шпале этот подвернувшийся не в строчку город. Дома здесь ниже и реже поставленные,  вперемежку с частным сектором. Где центр не поймешь! Народу на улицах раз-два и обчелся. Каждый у мента на шнифте. Не тот стиль по подворотням грабить. Вымотался так - жратвы не надо! Упасть бы где отдохнуть. А понту отдыхать не едучи? Солдат спит, а служба идет! Так бы он кимарнул, а завтра со свежими силами в новом непаленом городе! И к дому поближе. Покандехал на вокзал. Прыгнул, обходя залы в первый попавшийся поезд на Запад.
Вышел покурить в тамбур, чтоб не светить. С пассажиром разговорились. Поезд трогается, а тут выясняется не туда! И шмотки в вагоне. Пришлось хватать тряпки, да на ходу катапультироваться. Тут оказывается не Сибирь! Где два направления: Запад и Восток. Вроде и стоит поезд на Москву, а ехать может на севера, где давно Витьку лесоповал ждет, и на юга в еДРеня какие то путанные. На вокзал возвернулся, выспросил точняком. Ждать пришлось часа два. Загасился в пассажирский, в общий вагон. Тронулись. Тут билетер подъявился. И ни в какую! Ни на какие зехера не клюет. Ни полы ему помыть, ни на третьей полке куркануться. На следующей остановке вылазь и никаких гвоздей!
Шпала от него ближе к станции в другой вагон переполз. Так этот мракобес учуял, что клиента нет, хипешь поднял, пошел его в соседнем вагоне выпас. Передал по подследственности здешнему кондуктору. И этот тоже ни в какую! К следующей станции пришлось от двоих гаситься в третий вагон. Там его уже трое изобличали. На улице темнеет, цивилизация умирает за окном, ночь катит! За бортом глухая провинция. Полустанки в две калеки, три чумы населением. Где он спать будет и как искать завтра хлеб насущный? На четвертом полустанке в сумерках выпроводили Шпалу из поезда уже все втроем.
Ушел Груздь с понтом. В тень. А там под вагон прыгнул, с путей увидел парнягу в окне. Добазарился. Тот форточку открыл, простынь выбросил. Запулился в нее кое - как. Вот где «выход силой» ему из турника понадобился. Тронулись. И тут в вагон вся делегация кондукторов с поезда ломится. Ну откуда они узнали пидерасты! «Цыгане шумною толпою» подхватили Витьку. Еще парняге ЗВизды ввалили. И понесли вдоль по поезду к начальнику. Он таких несговорчивых да сознательных в первый раз видит! За Урал вроде бы уже перемахнул. Дома почти, радоваться надо! А тут хуже чем в Сибири масть покатила. Население пидористическое, не от ссыльнокаторжных родом произошедшее. К бродяге грамма сочувствия нету, а наоборот одни подозрения да препоны. Сплошная невезуха перманентная (в смысле нескончаемая) Эту тенденцию ломать надо любыми путями!!!
Гроздьев в вагоне у одного спящего пассионария уже и билет насадил. Полез в карман – думал деньги корячатся, похрустывают. 
А что им билет, когда на его личность весь кондукторский состав ополчился! Они тут молодые – Комсомольско – молодежный коллектив. За звание Стаханова борются. Из института путей сообщения на летней практике. А надо сказать, что в ту благословенную пору паспортов не требовали и фамилию в билеты не впечатывали. Не надо при посадке в поезд ксиватуру показывать! Однако ж иметь при себе паспорт, особенно находясь за пределами места проживания, необходимо.
Бригадир поезда у Шпалы выспрашивает: есть у него при себе какое либо удостоверение, личность его подтверждающее. И как так получилось, что собираясь в дальнюю дорогу он не захватил с собой столь первостепенную ксиватуру. Груздь вдохновенно брешет, что родом с Украины (у него уже стандарт такой выработался еще с Боготола). Живет в Харькове на Коцарьской улице. Есть в Харькове такая, как есть еще Сумская (центральная), Бурсацкий спуск, ну и, конечно же, улица Ленина! Живет с отцом. Они с матерью разошлись. Мать сама Пермячка. Сюда жить уехала. Вот он и приперся к ней в гости со всеми документами и малявами как  положено. А она тут себе ебаря нашла.
И оказался Шпала не у дел. Из дому вроде не гонят, но и появляться там каторга. Потому решил он бабушку проведать. Она здесь в Балезино живет. (Как раз перед «полетом» Груздь на вокзале по карте справлялся – рисковал, да еще потом у знающих людей уточнял: Балезино это крупная станция, как раз полпути между Кировом и Пермью.) Любой поезд там останавливается. И она же является стыковочным пунктом между этими двумя городами. Тут ведь не как у людей! В смысле: у Шпалы дома, чтоб между крупными городами электрички либо дизельпоезда ходили. В данной местности электрички ходят только с Перми до Балезино и с Балезино до Кирова. Ну и обратно, еБстественно. Это для Шпалы запасной вариант! Доберется до Балезино,  там цивилизация! Можно действовать – злодействовать. Оттуда уже реально в любое время на Киров рвануть. А что тут до Балезино остается? «Хорошо,- соглашается Бригадир,- до Балезино мы вас довезем, только дальше без фокусов! А не то по рации сообщим и на ближайшей станции Груздя примет наряд милиции». «Какой базар?!»- соглашается пассажир,-«В натуре. В рот мента!..» Ударили по рукам. В коридоре Шпалу еще выжидали кровожадные кондуктора и профессора. Не напи.делись, охота им про моральный Витькин облик оппоненту выговорить! Затащили к себе в купе и давай прорабатывать. Дети! Ей богу.
Кондуктора собрались вечерять. На электроплитке Чайник греется. На тумбочке за Витькиной спиной сахар фирменный – железнодорожный, по два кусочка в пачке. Они, значит, Груздя пропесочивают, а он у них в это время сахар ворует. Пар выпустили, выгнали в коридор подумать над своим поведением, пока они чай жрать будут. Кинулись, а Витька в тамбуре как раз ихний припас доканчивает. Ну тут уже Шпала терпеть их глупый лепет не стал. Пригрозил, что если они не умолкнут, он сейчас стоп-кран дернет, разобьет стекло кочергой и выпрыгнет. А они будут от бригадира вздрючки получать.  Успокоились. Угомонились. Отстали. Разрешили сесть в вагоне на виду.
Вот подъезжают к Балезино. Глядит Груздь в окно на вокзал – не видно жандармов. Проводники не чешутся! Он тоже об себе не напоминает. Авось пронесет! Ждет. Появляется гроза всех безбилетников – проводник - девушка ссыкуха. «Ну что, выходить будешь, или дальше поедешь?» «А я и дальше не прочь.» - ответствует Шпала! «А как же бабушка?» «Так у меня в Кирове еще дедушка есть!» «Нет, надо выходить! Пошли.» Ну надо, так надо. Стали дверь открывать - не открывается. «Ключи не те!»- вспоминает кондуктор. А где те не знает. Начинается переполох по поводу ключей. Груздю по ( в общем вам по пояс! ). Из за него поезд стоять не будет. Поедет в положенный срок. Итак, минут десять торчат.
Но дверь открывается снаружи. Оказывается, то была просто постанова. В проем виден бригадир поезда и мент. Сдал его многоуважаемый вагоноуважатый. Впрочем, чего еще было ждать от этого .лядского коллектива? Да еще борющегося за звание Павлика Морозова. Шпалу всей гурьбой, как царскую особу, хватают под белы рученьки. Не дай бог наеДнется с крутых ступенек. Внизу лично принимает бригадир и мент. Заломив с обоих сторон руки волокут по перрону к зданию вокзала. Витька не сопротивляется. Потому и руки ему крутят не сильно.
«У него где то здесь Бабушка живет!» с издевочкой сообщает бригадир мусору. «Ничего, разберемся!»- Грозно ворчит тот. «Ну вы его сами то доведете? А то мне пора, вот – вот отправление.» -Вопрошает коллегу темно синий. «А куда он на … денется?» - ответствует голубой. Витька чувствует - одна рука освободилась! «А где же твоя бабушка тут живет?» - вопрошает начальник. Они только что прошли водонапорную башню. Ложь должна быть наглядной. «Во-о-он там за водокачкой.» - оборачивается тыча пальцем в ночь Шпала. Плечем он накручивает на себя ухватившегося за заднюю руку мусорилу. Тот, чтобы не упасть, отпукскает Груздеву руку и толкает в шею. «Иди, иди! Разберемся насчет…»
Но разбираться уже не с кем! Освободившийся на миг Шпала ловко ныряет в прореху межру рампой перрона и стоящим ихним поездом. Дырка сантиметров тридцать шириной. Менту туда никак не протиснуться. И вот он уже на той стороне. Пустые рельсы. Но навстречу через несколько путей движется товарняк набитый нефтедолларами. Цистерны. Может с нефтью, а может с бензином. Мысль работает быстро. Куда Дальше? Прыгать на товарняк. В долю секунды он оценивает обстановку. Нет, скорость большая, а лестницы на бочках сплошь грязные, масляные. Не удержишься, сорвешься под состав и костей не соберешь!
Шпала рванул навстречу товарняку, навстречу свободе. Сзади слышен душераздирающий крик: «стой» Жуй! «Стой, стрелять буду!» «Непосмеешь! Нет у нас такого закона, чтобы ни за что не про что по людям стрелять!» Сзади слышится звук выстрела. Первый. Наверное предупредительный в воздух. Но тут Витька уже не соображает. Он развивает невообразимую скорость, инстинктивно стараясь обогнать летящую в затылок пулю. А лыжня между рельсами вся скользкая, с обширными нефтяными лужами. Груздь их перепрыгивает, скачет из строны в сторону. Где не успевает среагировать молотит по луже. Сверху его обливает пот, снизу нефть. Все перемешивается. Сзади еще два выстрела дуплетом. Где то в мозгу возникает мысль, что надо падать на живот прямо в лужу, но неожиданно товарняк кончается. И Шпала рвет наперерез путям. Ныряет под составы мордой в непересыхающие озера бензина, керосина, мазуты… Добрая станция! Штук двадцать рядов путей! Не считал конечно, но преодолел много.
И вот на закуску, после очередного нырка, в проеме ряды вагонов и посадка. Шпала выскакивает из под последнего вагона и сразу же проваливается в глубоченную траншею. Выскребается из нее на пузе. По маслу на его одежде покрывает еще слой пыли и песка с мелкими доисторическими ракушками. Вот она ****ь посадка. А х.й его знает в этом бурьяне сколько впереди еще ям? Еще раз провалишься и не вылезешь! Это Груздь понимает вдруг ногами, так как они его не держат, подгибаются! Выложился за эти полкилометра на полную катушку. Или страх ноги подкашивает.
В общем до посадки он доползал уже по-пластунски. Чувствует и руки вот – вот откажут! Кое как просочился под какое то дерево и отрубился. Может на секунду – мобуть на час. Возможно вообще он не отключался, а просто сознание прищемило. Короче, не все ли равно? Совсем Груздь с катушек съехал или только головой. Но очухивается Шпала когда начинает осознавать, что слышит человеческий голос и видит свет фонаря, шарящий под деревьями. В сантиметрах скользит! Вот - вот его выхватит из темноты. Замирает Витька, буквально по нему ноги топчутся. А воздуха не хватает. Сердце стучит так, что его наверно за километр слышно. Вокруг топчутся, вот вот споткнутся. А Шпала лежит не дышит, умирает от недостатка кислорода! Кричат «Я точно видел, он сюда нырнул! Он на последнем издохе был. Он не мог уйти далеко!»
Ну, короче, каким-то невероятным усилием не дышал узник «Доххао» и «Освенцима» всю эту кутерьму, пока не ушли. А отошли - мочи нет заклокотал аш со свистом. «И хочется и колется.»- как говорится. Шпала себя держит, а как заставишь чтоб не дышать! Давит теперь чтоб только помедленнее, без свиста. Он потом этот запас кислорода наверное час лежа под деревом восстанавливал. Дыхалку успокаивал. Не может надыщаться и все тут! Голова от уеДенного притока кислорода кругом. Жарко ему, пот льет ручьями. Легкие работают во всю мошь. Свистят! Дыхалку кое как успокоил, а подняться не может – сил нет! И так вот потихоньку целый час наверное силы восстанавливались чтобы встать.
Сначала помалу. Голову от земли оторвешь в глазах темнеет. Руки ноги трусятся. Пошти на том свете побывал! Такого у Шпалы даже после придушения в квартире людоедов не было. Но если не задохнулся оживет же он когда то?! По идее. И вот встал часа через два. Когда уже и легкие перестали молотить и пот весь вылился. И попытки подняться перестал предпринимать – покорился судьбе. Лежал как бревно. Даже в забытье какое то впал. Видит а мозг не работает. Когда начал уже застывать на холодной земле, тогда только вышел из оцепенения. Надо вставать, а то замерзнешь. Воспаление легких так получить раз плюнуть. После горячего бега да на холодную землю.
Встал. Из посадки выбрался. Домишки какие то двухэтажные. В подьезд зашел, тряпку половую выцепил почище, давай себя от мазута оттирать. Отшеркал сколько смог. Тряпку с собой взял. Где то на калонку набрел, еще отмывался, отстирывался. По херу уже: видит кто-не видит. Мылся, мылся – надоело. Все возможное наверное уже сделал. Не целую же ночь стираться? Дальше что делать? Судя по безлюдью за полночь уже. Спать ложиться где нибудь здесь в подъезде в тепле? Или все таки валить подальше. Не охота, а надо! Чем дальше он с этой станции уковыляет, тем больше шансов, что его не накроют.
И побрел в ночь по железной дороге на запад. По ходу, как ехал. Все таки он это направление помнит. Огни пропали. Ландшафт устаканился. Там рядом с полотном дороги еще колея наезженная, Сошел он с насыпи побрел по колее. Почва под ногами ровная. И это сослужило хорошую службу. Не надо контролировать. Ноги идут да идут сами. Глаза дорогу видят. А Шпала идет думу думает. Как дальше жить, что делать. Идут они значит с Пиночетом, мечтают как домой придут. Перед друзьями форсанут. Зазноб проведают. Прочих баб своим заветным содержимым оделят. А там и на службу в Севастополь можно подаваться, когда тылы укреплены. Идут, рассуждают…
Кочка под ноги попадется. Очнется Шпала. Глядь: ночь кругом, лес, дорога какая то. «Где это мы Пиночет?» Обернется, а и Пиночета рядом нет никакого! Тогда вспомнит, что это же он сорвался от мента, уходит вот в ночь со станции неизвестно куда. А часто ли здесь села вдоль железной дороги расположены? Как думаешь Пиночет. В общем шел он так почти до рассвета куда ноги несут. С подельником Пиночетом разговаривал. Порой в их базар еще разные личности влазили. Знакомый какой то приплелся… Попутчик, который дорогу хорошо знает. Еще ктоЙ – то, в темноте не разобрать. Голос подает, спорит, поправляет. А что? Чем контора больше, тем веселей!
Короче, как Шпала потом понял, это было что то вроде бреда, или особой формы сна на ходу. Нужно же организму после всех непосильных передряг отдохнуть! Вот он и отключает каким то образом ненужные функции. Ноги идут. Глаза открыты. Смотрят, различают дорогу. Передают части мозга, за это непосредственно отвечающему, нужную информацию. А всему остальному мозгу это ни к чему. Его можно и отключить. Пусть отдыхает хоть так, частями, раз иной возможности нет. Так он и греб по бездорожью. Пока в предрассветных сумерках глаз огоньки не засек.
Отвлекся от занимательного разговора с Пиночетом, решил проверить не село ли это? Свернул, побрел на огонек. Село ни село. Но пару домишек во тьме угадывается. Полез в калитку. Собака залаяла. Что-то зашуршало в доме. Ну и Груздь же не вор вам какой нибудь! Он изготовился попроситься на постой. А тут ему вышедшая на крыльцо тетка вдруг что то как заЗВиздит не по-русски. Аш сердце в пятки упало. Куда он попал? Ведь давеча Урал перемахнул! Дома уже. Откуда здесь нерусские? «Я куда влип тетя? В какой сказке оказался.» «Тра – та – та!» Ну ни х.я не поймешь. Ну че тут рисоваться, шухер подымать на этом затерянном в дебрях Европы хуторе? Тем более ночью. Да у инородцев. Жуй их знает-какие тут порядки. А то вилами запорят. Пора валить!
Опять по болоту, по наспех сколоченным мосткам в темноте. Выбрался к железке. Пиночет дожидается. Поканали дальше. Опять сколько то шел. Но меньше явно чем до того. И огоньки по горизонту то пропадали, то появлялись вновь. Набрел на будку путейца. Забрался в нее. Там печь, дрова заготовленные. Растопил буржуйку и на топчане в теплоте отрубился без задних ног. Несколько раз просыпался. Всплывала мысль, мол валить пора бы. Рассвело. Видели дым проезжавшие поезда, могли сообщить. А при ночной заварухе на станции мигом примчатся на дрезине. Но так тепло было в будке, так сладко на топчане, что организм пошти физически отказывался подчиняться.
Опять волокло в сон, забытье, разговоры с Пиночетами. Очухался ближе к полудню. Все-таки в силах оказался выдернуть себя из будки, побрел дальше. Еще где то километров через пять услышал музыку со стороны леса. Пошел на звук. Обнаружил нечто вроде полевого стана, где кормили за бесплатно всех подряд. Шпалу скопом тоже обслужили. Отвалил от стола еле еле. Ноги подкашиваются, глаза неслушаются в наглую против воли закрываются. Отрубился прямо в кустах за столовой.
Прокимарился. Порыл на дорогу. Опять прошел километра полтора. Набрел на станцию. Тут посмотрел расписание и обнаружив поблизости гороховое поле забрел в него досыпать. За одно полакомился молодым горошком. Таким образом часам к трем – четырем по полудню выспался наконец окончательно. Осмотрел одежду, представляющую жалкое зрелище. В приличном городе теперь без нового шмотья делать нечего! Оседлал товарняк. В электричку не пустят. Поплыл по волнам. До сумерек должен добраться до Кирова. И кровь из носу раздобыть в тот же вечер новую одежду и деньги на дорогу. Иначе труба! Все уже настолько анастохуело, что он готов был белым днем раздеть кого нибудь в центре города на глазах у мента. В конце концов чему быть, того не миновать. Еще одну такую ночь он не выдюжит. Пан или пропал.
Как он ехал, что города то и не заметил? Товарняк плелся не шатко не валко, где рысцой а где и ползком. На одном таком «гусином шаге» прыгнул на вагон паренек с удочкой. «До Кирова далеко?» - справился Шпала. «Ты его только что проехал.» «Как так?» Он прыгнул с вагона в кучу песка. Вылез, отряхнулся. Вдоль железной дороги автобан, машины ездят. Вдалеке строения какие то. Ближе подходя разобрал название «Станция Лянгасово». Народ из небытия, куда то, весело шпарит. Шпала пристраивается. Ему нужно где толпа побольше. А там разговорится, выяснит диспозицию. Но колонна идет через путя к зданию полустанка, а перед ним двое: мент и штатский зорко вглядываются в «строителей коммунизма.» Поворачивать оглобли уже поздно, будет выглядеть подозрительно.
Сворачивать некуда, только через кордон. Впереди два рыбака гуторят насчет рыбалки. Шпала к ним пристраивается, расставляет руки пошире, объясняя какую огромную щуку он поймал, проскальзывает с ними за … Сзади на плече ему ложится рука. Доля секунды на размышление: местности он не знает, вокруг голое пространство. Нет, не убежит он от этих церберов, нечего и пытаться. Документов у гражданина естественно нет. Его ведут в участок при станции.
 Выворачивают карманы. На стол ложатся связка ключей, две финки, хлопчатобумажные перчатки. Ну, врать про бабушку тут бесполезно. А говорить правду бессмысленно. «Фамилия, имя, отчество?»- начинает составлять протокол задержания мент. «Иванов Иван Иванович»- парирует Груздь. «Ну и откуда ты Иванов Иван Иванович»- усмехается начальник. «Ну, естественно, из города Иваново»- столь же мило улыбается ему в ответ Шпала. «А я все пишу!»- напоминает старлей. «А .уля тебе еще делать?»- удивляется на него Витька. Оба понимают правила игры. «А какой это области?» «Рядом с Москвой, пиши Московская!» Летеха достает «Атлас автомобильных дорог.» Роется.
«Нет такого города»- сообщает игроку Якубовский. В Московской области. Есть Иваново Ивановской. «Пиши Ивановской.»- соглашается турист. «Ты есть то хочешь?» «Да не откажусь!» «После дежурства на рыбалку собирались, вот на пикничек сбросились. Вон в шкафу возьми.» А х. че тут стесняться в дружеской компании? Вообще то для Шпалы сейчас этот лейтенант действительно друг! Его как в дежурку приволокли, верите – нет у Груздя с души камень упал пуда два весом. Какие побеги? На хрен! Отоспаться, отъесться, отмыться. А там видно будет. Что он теряет? По любому уже за решкой. Так не лучше ли расслабиться и получить удовольствие. Для него сейчас спецприемник на ровне с отелем пять звезд покатит!
Пока старлей, увлеченный допросом, стучал одним пальцем по машинке - объел Груздь до чиста весь отдел. Все что непосильным трудом на рыбалку собирали, проглотил одним махом!