Долг и честь

    

                ЛЕСНИКОВ ВАСИЛИЙ СЕРГЕЕВИЧ.               


                ДОЛГ  И  ЧЕСТЬ.
                \ Пьеса\












               


                ВСТУПЛЕНИЕ.
    Это вторая пьеса из цикла  о  С.П. КОРОЛЕВЕ и Ю.А. Гагарине, об их проблемах в последние годы жизни. Первая пьеса: «Все космонавты были готовы к старту».

               
                ДЕЙСТВУЮЩИЕ  ЛИЦА.
КОРОЛЕВ    - Главный конструктор космических кораблей.
ГАГАРИН      - Первый космонавт Земли.
УСАЧЕВ         - друг Королева.
БРЕЖНЕВ      - первый, а затем Генеральный секретарь ЦК КПСС.
СЕМЕНОВ      - помощник Брежнева.
НИКОЛАЕВ    - референт, помощник Семенова.
ГЕНЕРАЛ КГБ – первый заместитель Председателя КГБ.
МАМА              - мать Гагарина.
ВАЛЯ                - жена Гагарина.
КАМАНИН        - руководитель подготовки космонавтов.
КОМАРОВ         - летчик-космонавт СССР.
БЕЛЯЕВ               - летчик-космонавт СССР.
ТЮРИН               - летчик-космонавт.
ВИКТОРОВ         - летчик-истребитель.
1 ОХРАННИК.
2 ОХРАННИК.
ВЕДУЩИЙ…Космонавты…Народ…Журналисты.

               
                ДЕЙСТВИЕ  ПЕРВОЕ.
                СЦЕНА  1.

                Кабинет Брежнева. Входит Семенов.
СЕМЕНОВ. С наступающим праздником Октября, Леонид Ильич.
БРЕЖНЕВ. Спасибо. Правда, 48 лет не 50, но…Я вижу, тебя что-то встревожило?
СЕМЕНОВ. Я обобщил некоторые данные по Королеву.
БРЕЖНЕВ. Ему все еще мало?  Неблагодарные люди.
СЕМЕНОВ. У него появилось второе дыхание. Похоже, рвется к власти.
Никак не может забыть Хрущева, который к нему очень благоволил. Вроде, даже обещал раскрыть его инкогнито. Но не успел. После ухода Хрущева на роль лидера стало вырываться конструкторское бюро Челомея. Вы знаете – у них очень перспективные предложения по созданию орбитальной станции, транспортного корабля, носителя. Королев понял, что теряет позиции, и решил, что теперь ему терять нечего. А может быть чувствует чью-то поддержку. Короче говоря, начал выпускать коготки.
БРЕЖНЕВ. Может быть, резковато мы на него насели? Подбрось ему  что-нибудь для успокоения.
СЕМЕНОВ. Нет, Леонид Ильич. Ему этого уже мало. Он популярности хочет. Настоящей власти.
БРЕЖНЕВ. Ладно. Что там у него…С самого начала…
СЕМЕНОВ. После полета Гагарина мы дали ему возможность ежегодно выступать  в газете « Правда» с программными материалами по вопросам космоса. Правда, под фамилией Сергеев. И вот в статье за январь 1965 года он ни словом не упомянул  о роли партии и советского правительства в освоении космоса.
БРЕЖНЕВ. А куда редактор смотрел?
СЕМЕНОВ. Королев сказал, что с ЦК текст согласован. Сроки поджимали и ему поверили. А мы во-время не обратили внимания.
БРЕЖНЕВ. Продолжай.
СЕМЕНОВ. После выхода в открытый космос Леонова в марте 1965 года история повторилась. Выступая перед корреспондентами, он основно упор сделал на значении и возможностях науки, хотя и советской. Мол, только она даст народу по Циолковскому горы хлеба и бездну могущества. Хотя на этот раз я лично рекомендовал ему  некоторые выдержки. Вы по доброте души простили его тогда, и мы снова заказали ему статью на первое января 1966 года. Однако,…все говорит о том, что и на этот раз он не измени своего понимания роли прогресса и места компартии в нем.
БРЕЖНЕВ. Вы уверены?
СЕМЕНОВ. Абсолютно. Знакомился с черновиками…Что-то он замышляет.
БРЕЖНЕВ. Жаль…Хороший руководитель был. Нам бы таких побольше…Ты говоришь, что партия ему больше не нужна?
СЕМЕНОВ. Он и ваше имя лично вычеркнул из всех материалов, которые мы ему рекомендуем для включения в статьи. Уже несколько раз ваше имя не упоминалось. Вероятно, надеется на скорое изменение обстановки. Может быть, на возврат к старому…
БРЕЖНЕВ. Жаль. Очень жаль.
СЕМЕНОВ. Он считает, что была совершена ошибка, когда вам присвоили звание Героя Социалистического Труда за вклад в освоение космоса.
БРЕЖНЕВ. Да он еще и мальчишка! Зачем ему это надо? Ай, ай, ай. Как нехорошо….
СЕМЕНОВ. Да. С его стороны это уже и антигосударственное преступление. И еще…Мы только недавно узнали, и виновные конечно будут наказаны, но…в 1964 году под прикрытием юбилея конструктора Егера состоялось нелегальное собрание всех бывших лагерников, с которыми сидел Королев. Впервые после войны он встретился там и с Туполевым. Правда, похоже, они тогда ни  чем не договорились. Потому и из комитета нам об этом сразу не доложили. Решили не тревожить.
БРЕЖНЕВ. Черт побери. Это уже серьезно. Его действительно давно пора хорошенько проучить…Да, но…хоть он и инкогнито для большинства, но в мире его все-равно хорошо знают…А он не сбежит?
СЕМЕНОВ. Вы имеете в виду 1938 год?  Тогда он действительно ляпнул в каком-то обществе, что заграница лучше относится к выдающимся ученым. Это сочли попыткой к бегству, а взяли вроде как за вредительство.
БРЕЖНЕВ. Может быть рецидив?
СЕМЕНОВ. Не та порода. Он и тогда просто высказал свое мнение…А тогда он здорово перетрусил. Его в туполевской шарашке называли пессимистическим фаталистом. Он считал, что всех в конце концов расстреляют без суда и следствия, и никто об этом даже не узнает. Это потом он стал прекрасным исполнителем и организатором. Не без помощи  КГБ, между прочим.
БРЕЖНЕВ. Зря мы его вытащили из грязи. Надо было в общие руководители толкать Глушко. Тот умнее.
СЕМЕНОВ. Сейчас его тоже можно заменить. Нужные материалы подберем быстро.
БРЕЖНЕВ. Слишком высоко поднялся. Хватит нам Сахарова. С этими учеными нужно быть поосторожнее. Может быть, попытаться поговорить с ним еще раз? Не дурак же он…Да, да. И пока никакой самодеятельности.
СЕМЕНОВ. Есть еще одно обстоятельство. Королев имел встречи с некоторыми видными экономистами. Судя по всему, разговор шел об экономической реформе и ходе научно-технической революции в нашей стране.
БРЕЖНЕВ. Но ведь мы пришли к выводу, что эта реформа нам ни к чему. Она развращает некоторых, пугает наш народ, которому нельзя терять твердой опоры под ногами. Иначе все может быть.
СЕМЕНОВ. Наверное, Королев думает иначе. Похоже, началось это после посещения Чехословакии, и особенно обострилось после октябрьского пленума ЦК в 1964 году. Королев будто стал другим.
БРЕЖНЕВ. Чем он занимался в Чехословакии?
СЕМЕНОВ. Разработал свою программу и вместо отдыха мотался по институтам, конструкторским бюро, заводам. Два-три дня всего и отдыхал на водах.
БРЕЖНЕВ. Чехословакия. И кому только пришла в голову эта идиотская мысль отравить его туда? Неужели нельзя было предвидеть? Тем более вы знаете, что там уже тогда начало активизироваться охвостье капитализма.
СЕМЕНОВ. Мы не рассчитывали на такую активность…И потом, мы же предполагали посмотреть, что он там будет делать. У нас были сигналы, но ни одного факта.
БРЕЖНЕВ. У нас и сейчас их нет. А он нахватался там лозунгов, в которых нам теперь и не разобраться…Ладно. Продолжай. С техникой то у него все в порядке? Или опять будет клянчить отсрочку старта?!
СЕМЕНОВ. Программу полетов на Луну Королев же согласовал с Челомеем. Он разрабатывает беспилотные и пилотируемые корабли, а Челомей ракетоноситель. Но это только для облета Луны и автоматических аппаратов. Для высадки на Луну Королев хочет создать свой мощный ракетоноситель, который пока не идет. Тут  ему хорошо мешает Глушко. Слишком уж Королев независим от него. Вот Глушко и сговорился с  Челомеем. А, может быть, всерьез считает его разработки более перспективными.
БРЕЖНЕВ. А что у Челомея на самом деле с орбитальной станцией?
СЕМЕНОВ. Она уже разработана. Носитель « Протон» может вывести ее на орбиту хоть сегодня. Но мы пока тормозим эту работу. Посмотрим, как будет с Королевым, а потом решим, кому передать станцию для внедрения в производство. Это хороший пряник. А на две самостоятельных программы у нас финансов не хватит.
БРЕЖНЕВ. Выдели ее разработку в отдельное конструкторское бюро. Потом решим, что с ней делать. Разберись, что у Королева уже готово, а что в надежной перспективе? На какое время хватит этих разработок?...Может быть и придется решать этот вопрос основательно…
СЕМЕНОВ. Хорошо.
БРЕЖНЕВ. Не дает мне покоя это сборище зэков…Ты уверен, что он сейчас один?...А если успел найти общий язык с Гагариным? Или с кем-нибудь еще…
СЕМЕНОВ. Нет, Леонид Ильич. Конечно, наша ошибка была в том, что не учли в полной мере улыбку Гагарина. Однако, нам все же удалось сдержать его опасное сближение с Королевым. До откровенности у них пока не дошло. Тут здорово помогли наши первые шаги. Но сейчас, боюсь, Королев может решиться на более серьезные шаги.
БРЕЖНЕВ. Нельзя этого допустить. Вместе они могут натворить бед. У Гагарина большая популярность в народе. Может взбаламутить людей. А Королев любит власть…хотя и привилегии тоже. Отказаться от них ему будет трудно.
СЕМЕНОВ. Совершенно точно, Леонид Ильич. Он даже считает, что ученые  должны работать, а генералы обеспечивать им комфортные условия для труда и отдыха. Встречать, провожать, создавать удобства, обеспечивать всем необходимым как на работе, так и в быту. Некоторым молодым талантливым конструкторам, которые на первых порах стесняются использовать свое преимущество, он даже делает выговоры. Нам только и остается, что подсовывать им вкусные пироги. Потенциально Королев работает на нас. Как он однажды сказал: « Пока система существует, нужно использовать все ее преимущества!»
БРЕЖНЕВ. Все-таки он опасен. Может быть, принять окончательное решение? Он в любой момент может совершить непредсказуемый поступок…
СЕМЕНОВ. Мы его всегда успеем остановить. Я теперь каждую его мысль знаю, каждый шажок.
БРЕЖНЕВ. Ну, уж. Таких много.
СЕМЕНОВ. За Королевым уследим. Комитет хорошо работает. Ну и про запас имеем кое-что. Ученые.
БРЕЖНЕВ. Хрущев, похоже, сильно недооценил вас…Жаль, женщину ему  не смогли подсунуть. Тут  уж он от нас бы не ушел.
СЕМЕНОВ. Зато Гагарин и другие космонавты чистые жеребцы. Любят повеселиться. Мне даже не верится, что они до сих пор ни о чем не догадываются. Как вам последний фильм об их похождениях?
БРЕЖНЕВ. Да. Никуда теперь они от нас не денутся. Можно будет кое-что подсказать строптивому человечку.
СЕМЕНОВ. Может быть, не будем пока дразнить Гагарина?  Он не так закален, как Королев. Да и от обидчивости до конца не избавился. Может сгоряча и дров наломать.
БРЕЖНЕВ. Ладно, ладно. В одном твои хлопцы все-таки опростоволосились. Не сумели заснять, как супруга застукала Гагарина у этой медсестры. Он, говорят, так убегал, что лоб до крови рассек.
СЕМЕНОВ. Никто не ожидал от нее такой прыти.
БРЕЖНЕВ. О!  Меня ждут какие-то дипломаты. А тебя ждут в Гохране. Я им звонил. Они вчера уценили какие-то безделушки. Посмотри. И поторопись, а то мои короеды все уметут.
СЕМЕНОВ. Уже иду. Через час представлю полный отчет.
БРЕЖНЕВ. Постой…Может быть, попробуешь последний раз поговорить с Королевым. Я бы не возражал против статьи, в которой он признает мои заслуги в освоении космоса. Ну, не полный же он дурак, действительно! Я боюсь, что ты ему нагрубил, и ничего толком не объяснил. Ведь он должен понимать, что без меня не получил бы ни копейки на свои исследования. У него же сейчас сплошные неудачи…Покрутись, дорогой. Покрутись вокруг этого дела. Если выгорит…попросишь чего хочешь…Вот теперь все. Иди работай. \Семенов уходит\.

                СЦЕНА  2.

             Кабинет Королева. За столом беседуют Королев и Каманин.
              Входит Гагарин.
ГАГАРИН. Здравствуйте, Сергей Павлович.
КОРОЛЕВ. Здравствуй, здравствуй. Что ж не договорился с начальником? \Встречает\. Или дела разные?
ГАГАРИН. Я по поводу приема в отряд Кости Ветрова.
КОРОЛЕВ. Мы тоже об том говорили. Ты против?
ГАГАРИН. Я за.
КОРОЛЕВ. И мы за. \ Каманину\. Кто же мешает?
КАМАНИН. Это не в моей власти сейчас.
КОРОЛЕВ. Что ж. Тогда беру его к себе. Он окончил институт, прошел все медкомиссии. Совершил, как мы и просили, более пятисот парашютных прыжков. Скоро будет набор в отряд из инженеров. Тогда зачислю и его.
КАМАНИН. С его характером правдоискателя ему надежнее военизироваться, и служить в Центре подготовки космонавтов.
КОРОЛЕВ. Загубите вы его со своим политотделом.
КАМАНИН. Сам прослежу и помогу ему. А вам еще долго будут противодействовать в создании отряда. У нас ведь не может быть двух путей развития.. Вы же знаете…Да и Юрий Алексеевич мне поможет.
ГАГАРИН. Конечно, помогу.
КОРОЛЕВ. Обложили нас как волков флажками. За границей легче. Как считаешь, Юра?
ГАГАРИН. Да что вы, Сергей Павлович?  Кому-то может быть и легче. А народу…Насмотрелся я. Особенно в Африке.
КОРОЛЕВ. Нашел с чем сравнивать. А вот меня в прошлом году впервые выпустили за границу. В Чехословакию. Должен признать, что дух свободы там не прикрыт. Глаза у людей открыты. Как считаешь, Николай Петрович? Ты же воевал в тех краях.
КАМАНИН. Сейчас другие времена. Но тебе виднее, Сергей Павлович. Ты же ученый. Копаешь глубоко. Да и с начальством…более высоким…общаешься. Оттуда все видно по другому.
КОРОЛЕВ. Боишься?...Да…Вот и мои коллеги. Лагеря прошли. Выкарабкались.
А дух потеряли… Да и сам я, похоже, уже не тот. Не знаю, доживу ли до завершения своих планов…Как думаешь?
КАМАНИН. На здоровье вроде не жаловались. \Посмотрел на Гагарина\.
КОРОЛЕВ. Дипломат…Он все-равно не поймет. Хотя с верхами общается больше меня.
КАМАНИН. А я битый. Хотя и знаю, что в вашем кабинете жучки почему то не выживают, но разговор предпочитаю прямой.
ГАГАРИН. Какие жучки?
КОРОЛЕВ. Завелись таракашки в последнее время. / Смеется\. Приходится и на это тратить научную мысль…А научно-техническая революция у чехов резвее идет. Надо признать. Главный упор на науку делают, хотя…тоже не все просто.
КАМАНИН. А не под их ли впечатлением, Сергей Павлович, вы в новогодней статье ни словом не упомянули о партии?
КОРОЛЕВ. Неужто, сам заметил?
КАМАНИН. Сам. Но у меня тоже интересовались – почему вдруг? …Сказал, что не обратил внимания.
КОРОЛЕВ. Хитер. Учись, Юра. Тебе это даже очень надо.
ГАГАИН. О чем вы?
КОРОЛЕВ. Он тебе все объяснит. Объяснишь, Николай Петрович?...А теперь мне объясни. Вы с Юрой в последнее время написали несколько писем в ЦК и Совет Министров. Хотите стать хозяевами положения, загнав меня в угол?
КАМАНИН. Мы просто пытаемся реализовать наше видение развития космической программы.
КОРОЛЕВ. Вы предлагаете объединить ВВС с военно-промышленным комплексом, и забрать у меня власть и влияние в ракетно-космической тематике. А мне оставить только разработку.
ГАГАРИН. Сергей Павлович, мы же просто хотим чаще летать. Под нашим контролем заводы будут лучше работать. А ваши инженеры у нас готовиться не хотят. Это они хотят прибрать к своим рукам всю подготовку к полетам, считая, что военные летчики свою работу уже сделали. Теперь только инженеры нужны. Ну, вы же знаете эту историю!
КОРОЛЕВ. Мои помощники отрабатывают мои идеи, Юра. Тебя же в очередной раз используют в темную в борьбе со мной.
ГАГАРИН. Так объясните мне истину. Я понятливый.
КОРОЛЕВ. А я и так уже слишком много сказал. Ты пешка в борьбе за власть и влияние других.
ГАГАРИН. Я не пешка и никогда ею не буду.
КОРОЛЕВ. Ладно. Если Николай Петрович тебе и на этот раз ничего не объяснит, тогда приходи. Отвечу на все вопросы. Честно и без обиняков. Но разговор этот будет долгим и трудным.
КАМАНИН. В чем-то, может быть, вы и правы, Сергей Павлович. Но в основном, по моему, заблуждаетесь. Это вы никак не хотите отдать часть  своих властных полномочий. Хотя сами уже не в состоянии удержать все в своих руках. И люди, и организации ведь тоже растут, развиваются. А вы не хотите этого замечать. Поделитесь. Вам же легче будет.
КОРОЛЕВ. Отдам, и развалится все к чертовой матери, генерал! А я хочу процветания нашей отрасли. Для этого должна быть единая техническая политика, единое производство, финансы. Единоначалие. Ведь вы в своей военной епархии не терпите вмешательства извне?  А космонавтика это тоже уже целое министерство. Так и дайте нам самостоятельно развиваться, а не растаскивайте по кускам. Собирать потом будет труднее.
КАМАНИН. Что-то у вас не все складывается, Сергей Павлович. То дух свободы витает, то единоначалие. Или у вас для одного одно, для другого другое?
КОРОЛЕВ. Да, не поймем мы друг друга, а посему не будем нервы трепать. Будем доказывать свою правоту другими средствами и перед другими людьми.
КАМАНИН. Так и сделаем.
КОРОЛЕВ. У вас нет больше вопросов?
КАМАНИН. Нет.
КОРОЛЕВ. Вот и прекрасно. А насчет нашей беседы с генералом, Юрий Алексеевич…Мы с ним часто дискутируем, защищая свои ведомственные интересы. Привыкайте.
ГАГАРИН. Буду стараться. Но у меня есть свой вопрос.
КОРОЛЕВ. Слушаю.
ГАГАРИН. Мне совет нужен. Как ни странно, но я не могу помочь некоторым людям. Я могу достать кирпич для города, выбить фонды на строительство, устроить кого-то на лечение…Кто-то всегда берет ответственность на себя за такие решения. Я уже давно понял, какие вопросы, на каком уровне надо решать. Не трачу зря времени. Но вот судьбы людей…Кого-то незаслуженно осудили, кого-то преследуют…тут какая то стена. Моего авторитета хватает только на пустопорожние разговоры. И я никак не могу понять в каком месте дверь. Но ведь, Сергей Павлович, есть же какой-то выход? Вы прошли трудный жизненный путь…Куда стучаться надо?
КОРОЛЕВ. Кирпичи. Фонды…Все это в руках мелких царьков. И они любят оказывать милость мировым светилам вроде тебя. Это им ничего не стоит. А при случае и погреются у твоего огонька. Ты просишь тонну, а он под тебя десять выпишет. А стена…\ Смотрит на Каманина\. Это твоя недоработка. Видишь, к чему приводит, если парню не объяснят что к чему.
КАМАНИН. Без меня втолковывают и посильнее. Только он у нас блаженный. Не воспринимает. А, если надавит посильнее, так можно и самому  под молот попасть. За тобой фирмы, а за нами только наши погоны. Так что не обессудь. Я хочу тебя пережить…Ну говорил я с ним. И не один раз. Только он же не хочет понимать…Ладно, объясню еще раз. Более конкретно.
КОРОЛЕВ. Вот теперь я точно знаю, что сегодня у меня жучков нет.
ГАГАРИН. Я все-таки не совсем понимаю…
КОРОЛЕВ. Мы же договорились, что генерал тебе все объяснит. Этот разговор не двух минут…Если есть что-то конкретное ко мне…
ГАГАРИН. Да. Хотел попросить пописать несколько писем с просьбами. Я все подготовил.
КОРОЛЕВ. Нет, Юра…Спасибо, что обратился, но…пора бы тебе понять, что я поручик Киже. Власть все-таки у тебя с Николаем Петровичем.
ГАГАРИН. Да я уже замучил его просьбами. Хотел вас подключить…
КОРОЛЕВ. Ты помнишь, два года назад я лежал в больнице. Так, по мелочи…Неделю лежал. Измучился. А потом вы с Германом пришли ко мне в гости…Вторая неделя, до выписки стала для меня раем. Ну, не с тысячью удобств, но с сотней это точно. А ты говоришь – помоги…Кто и где знает К. Сергеева?!
КАМАНИН. Я поговорю с Юрой.
КОРОЛЕВ. Еще только одно… Юрий Алексеевич, не излагай свои мысли лозунгами. Не учи других тому, чего не знаешь сам. Учись. Учись. Учись. \ Показывает на полки, уставленные работами В. И. Ленина\. В этом уж Ленин был точно прав. Именно он помог мне разобраться  кто друзья, а кто враги. Их тоже надо хорошо изучать.
ГАГАРИН. Врагов? Кто они?
КОРОЛЕВ. Иногда, чтобы это понять требуется отдать жизнь. А бывает, что человек умирает, так и не поняв, что всю свою жизнь служил врагам своего народа…Занимался не своим делом.
ГАГАРИН. Да, наверное я еще не дорос до понимания дворцовых тайн. Я привык к прямому разговору, Серей Павлович. А потому, объясните мне честно кое- что по вашей епархии.
КОРОЛЕВ. Спрашивай.
ГАГАРИН. Что у нас происходит с лунными программами? Неудача за неудачей, а разработка новых пилотируемых кораблей тем временем идет все медленнее и медленнее. Зачем мы спешим?  Ведь и мой полет готовился в спешке. Мне просто повезло. А полет Беляева с Леоновым? Так и до
трагедии недалеко.
КОРОЛЕВ. Да, всей картины ты не видишь…Не было бы твоей удачи, не было бы и всей программы космических полетов. Для тебя твой полет это удовлетворение, почести. А для меня и для тех, кто создавал космическую программу, это цель жизни. У меня осталось слишком мало времени. Я это чувствую! И я рискую! Да, рискую! Потому, что знаю, что по другому нельзя!  И Николай Петрович это понимает. И руководство страны это понимает. Пора и тебе научиться разбираться в политике, думать масштабно, по государственному, а не на уровне ремесленного училища.
ГАГАРИН. Это я уже прошел. И я учусь. А потому ответьте все же на мои вопросы. Почему мощный ракетоноситель Н1 все еще не летает, а у ЧЕЛОМЕЯ  ракетоноситель» Протон» уже запускается в серию. И вы этому противодействуете. Почему «Протон» запускает ваши спутники к Луне, но об этом везде молчок?  Почему вы воюете с Челомеем не на жизнь, а на смерь?  Он е не американец!  Причем здесь политика!? Это же не волчий капитализм, а самый настоящий империализм  в наших рядах! И вообще…это отсутствие элементарной порядочности…Извините…
КОРОЛЕВ. Вон отсюда!  И чтоб я тебя никогда больше не видел! Ишь, как быстро  ты оперился.
ГАГАРИН. Ну, и пойду. Только я уже не мальчишка!  Четыре  года все меня учат, поучают! Неужели вы все думает, что я действительно такой тупой?  \ Королев молча показывает на дверь. Гагарин уходит\.
КАМАНИН. Зря, Сергей Павлович.
КОРОЛЕВ. Сам знаю. \ В микрофон\. Попросите Гагарина задержаться. \ Каманину\. Но кто он такой, чтобы мораль мне читать?! Ничего. Пусть попереживает.
КАМАНИН. После старта Короли считал за честь пожать ему руку, а вы так его…
КОРОЛЕВ. Да цыпленок он еще, которого любой современный коршун сожрать может. А ты боишься его учить.
КАМАНИН. Не боюсь. Но вижу бесполезность. Он меняется не в лучшую сторону. Предпочитает собственный путь познания.
КОРОЛЕВ. Выходит, сгубили мы с тобой парня. И что ты предлагаешь?  \Поднял трубку зазвонившего телефона\. Да…Хорошо. Жду. \Каманину\. Господин Семенов пожаловали. А с ним разговор посложнее будет. Так что придется перенести нашу беседу. И извинись от меня перед Юрой. Объясни.
КАМАНИН. Хорошо. До свидания. \Уходит\.
                Некоторое время Королев сидит задумавшись. Входит Семенов.
СЕМЕНОВ. Здравствуйте, Сергей Павлович.
КОРОЛЕВ. Здравствуйте. Что-нибудь случилось?
СЕМЕНОВ. Да так, мелочи. Какие у нас дела. Это у вас…Ну, хорошо. Я знаю. С вами сразу надо брать быка за рога. Так вот. Как честный человек вы, надеюсь, признаете заслуги Леонида Ильича в развитии космонавтики в нашей стране?
КОРОЛЕВ. Заслуги есть.
СЕМЕНОВ. На январь будущего  1966 года мы снова заказали для вас  статью в газете «Правда». Почему бы в ней не отразить роль Брежнева в освоении космического пространства? Это зачтется и вам.
КОРОЛЕВ. Где, когда и чем?
СЕМЕНОВ. Вы же знаете, что за нами дело не станет. Хотите…отдадим вам разработки Челомея по орбитальной станции?
КОРОЛЕВ. И снова К. Сергеев?
СЕМЕНОВ. Сергей Павлович, вы же понимаете. Интересы обороны страны не позволяют нам. Это же общее правило. Вы не один такой. Если сделать исключение для вас, то пойдет цепная реакция подобных действий.
КОРОЛЕВ. А сколько по- вашему мне осталось жить?
СЕМЕНОВ. Судя по вашему цветущему виду очень даже много…Ну хорошо. Кое-что мы могли бы придумать. Для начала как-то приоткрыть ваше имя. А уж затем…Правда, для этого тоже нужно время.
КОРОЛЕВ. И вы считаете, что я вам поверю? Неужели и меня за дурака держите? Ведь, раскрыв меня перед всем миром, даже, приоткрыв как вы выразились, вы уже никак не сможете объяснить всему миру роль и значение Леонида Ильича в освоении космоса. Нет.  Вам только такой нужен.
А обещая мне…Да уж сколько раз вы обещали…Так вот, есть вещи , где я на компромисс не иду. Я знаю, что в прессе уже пошла кампания по вознесению на небеса нового отца советской космонавтики. Но я буду при любой возможности возражать. Не выйдет!  Я сам себя в гроб безвестности загонять не собираюсь. Трудитесь сами.
СЕМЕНОВ. Зачем же сразу за шпагу?...Где вы воевать собираетесь? …И перед кем хотите показать свое геройство? Перед супругой? Перед сослуживцами? Нам это не страшно. А другой аудитории у вас не будет. Вы даже в институте не будете преподавать.
КОРОЛЕВ. Почему?
СЕМЕНОВ. Вы тут правильно насчет гроба сказали. Сами в него не ложитесь. Да и мы раньше времени не позволим. Мы просто не имеем права рисковать вашим здоровьем. А оно у вас барахлит. Требуются ограничения по нагрузкам. У нас есть предварительный диагноз врачей. Согласно ему  вам просто необходимо долго и упорно лечиться. Да, да. Нам очень дорого ваше здоровье. Родина не простит ни вас, ни нас…
КОРОЛЕВ. Народ все-равно узнает правду. Я выступлю в печати.
СЕМЕНОВ. А мы разве мешаем? Вот в «Правде» пишите, что считаете нужным. А где еще?  Лично я уверен, что никто и не заметит в вашей статье отсутствие привычных лозунгов. Вы же это уже проделали. И где новые сторонники?
КОРОЛЕВ. Безвыходных ситуаций не бывает.
СЕМЕНОВ. В данном случае выход один – смирение и послушание. Иначе вы  так и будете до конца дней своих К. Сергеевым. Говорю столь откровенно потому, что очень хорошо вас знаю. И знаю уровень ваших знаний. О нас и нашей системе. Вы же не хотите, чтобы многие ваши знакомые  так и не узнали, что вы дважды Герой Социалистического Труда?...Я недавно видел, как пионеры не позволили вам занять место в первом ряду при чествовании космонавтов. Простите их. Они же не знали. Вы здорово тогда побагровели…Вы же сердечник. Зачем перегружать себя эмоциями.
КОРОЛЕВ Вы…Вы!
СЕМЕНОВ. Я ухожу. А вам стоит подумать над моими словами.
КОРОЛЕВ. Вы напрасно теряете время.
СЕМЕНОВ. Да хватит вам. Мы же вам поездку за границу сделали. Хотите, еще добавим…
КОРОЛЕВ. Посчитали, что купили?
СЕМЕНОВ. Ну, зачем же так грубо?...Мы создаем условия для дальнейшей работы и поставили на вас в гонке с Челомеем.
КОРОЛЕВ. Значит, я всего лишь удачливая лошадь на скачках. А вы…наездник…Хотя вряд ли. Вы поганяло. Кнут! Спасибо. Я многое понял.
СЕМЕНОВ. Опять вы меня не поняли. Видите, какой я терпеливый. Даже не возмущаюсь. Потому, что понимаю и сочувствую
КОРОЛЕВ. Я все правильно понял. Сообщать и докладывать о нашем разговоре мне некому. А возможные записи нашего разговора вам подарят друзья из КГБ. Так что. До свидания.
СЕМЕНОВ. Сергей Павлович, вы…Я уполномочен заявить, что статью в «Правде» вы сможете подписать своим настоящим именем Королев.
КОРОЛЕВ. Крупно играете.
СЕМЕНОВ. Мы предлагаем вам выход из темноты! Это международные контакты!  Ваша мечта.
КОРОЛЕВ. Вам нужно было сделать это несколько раньше.\ Открыл дверь\. До свидания.
СЕМЕНОВ. Вы будете избраны делегатом 23 съезда партии, депутатом Верховного совета…
КОРОЛЕВ. Прошу вас.
СЕМЕНВ. Вы пожалеете об этом.
КОРОЛЕВ. До свидания. \Семенов быстро уходит\. Все! Теперь все определилось окончательно! Теперь  либо только туда, либо…в небытие.\ Задумался. Держится за грудь. Входит Усачев \.
УСАЧЕВ. Серей! Что с тобой?! \ Подает таблетки\.
КОРОЛЕВ. Не надо…Это от сознания ужасного бессилия. Что со мной редко бывает. Садись. Я позвал тебя для очень серьезного разговора.
УСАЧЕВ. Разве у нас с тобой другие бывают? Зря не позовешь.
КОРОЛВ. Помнишь, я рассказывал о Чехословакии, что компартия там не всесильна. Во всяком случае, мне так показалось. Помяни мое слово. Что-то там произойдет. И дай бог, чтобы и до нас волна докатилась. У нас же после свержения Хрущева многое изменилось в худшую сторону.
УСАЧЕВ. У тебя мало хлопот? Или молодые поджимают?  Не хочешь быть в роли догоняющего? Я знаю, ты всегда любил командовать.
КОРОЛЕВ. Любил. Потому что другие боялись делать то, за что брался я. А потом слетались на поживу как воронье…Ну да! Я люблю власть! Потому что сейчас без нее ничего толкового не сделаешь. Думаешь мне просто было после тюрьмы подняться?  Да еще при Сталине. Я объединил более четырехсот предприятий, институтов и конструкторских бюро в своей работе. Совсем недавно никто пикнуть не смел. А что сейчас?  Годами налаживаемые связи рушатся. Перспективные инициативы не поддерживаются. Мои усилия по разработке мощнейшего ракетоносителя натыкаются на глухую стену равнодушия. Соратники разбегаются, почувствовав возможность с помощью своих покровителей оттяпать у меня часть привилегий. Глушко видимо тоже что-то почувствовал. Где только может ставит мне палки в колеса. А ведь совсем недавно он был совсем другим. А посмотри, что делается с экономической реформой! Она душится всеми доступными и недоступными способами. И все вроде для блага народа. Куда не кинь, везде клин. Теперь уже точно космонавтика не скоро будет участвовать в создании гор хлеба и бездны могущества. У меня по крохам, но постоянно, забирают власть. И превращают в реальное ничтожество…Что же мне остается, Миша? Потихоньку умирать и подохнуть неизвестным К. Сергеевым?  Ты же знаешь, что сейчас во всю рождается новый отец советской космонавтики…Или мне нужно что-то срочно предпринимать? Решительное! В моем духе. Как считаешь?
УСАЧЕВ. Ты всегда сам умел принимать решения.
КОРОЛЕВ. В вопросах разработки техники, да. А тут политика, умение работать не только с отдельными людьми, но и  с массами…Пробовал я начать. Ничего не получается. Все боятся. Даже на простые экономические вопросы отвечают с оглядкой. Как бы чего не вышло. Нет у меня силы в обществе. Спит оно еще. Из друзей, пожалуй, только ты, да Леня Воскресенский. Во истину, если начну кричать, это будет глас вопиющего в пустыне…Повторять путь Сахарова тоже не хочется….
УСАЧЕВ. И что же ты надумал?
КОРОЛЕВ. Пока выговориться перед тобой хочу…Одно только знаю точно, гонку в космосе мне уже не удержать. А это означает новые неудачи…Хорошо бы без людских жертв. Ведь с сам к этой скачке руку приложил. Кстати, из-за этого сегодня с Гагариным поссорился…Ты представляешь меня без моего любимого дела? Если кто-то из космонавтов погибнет, я не переживу. Тогда уж лучше сразу…А ведь, если все будет идти так, как сейчас, это не исключено. Но я не хочу быть замешанным в этом деле! Не хочу!
УСАЧЕВ. Поговори с космонавтами. Это же в их интересах.
КОРОЛЕВ. Только что я не смог признаться Гагарину в своих ошибках. А им придется идти против партии, против системы. Как ты это себе представляешь? Они прозреют. Вот только когда…После Хрущевского переворота все пошло прахом.
УСАЧЕВ. Не прибедняйся. У тебя все как было.
КОРОЛЕВ. У хорошо отрегулированной и заведенной системы большое последействие. Да, корабли мои пока летают. Хотя и реже. Но экономика это даже не наука. Это нечто большее. А она разваливается, и система помогает ей в этом.
УСАЧЕВ. А что же наши ученые?
КОРОЛЕВ. Молчат. Ушли в глубокое подполье.
УСАЧЕВ. А Келдыш?
КОРОЛЕВ. Он мне друг, но привык жить так, как ему удобно, без дополнительных беспокойств. Знаешь, я встречался с бывшими лагерниками. Все шарахались от меня как от чумы. А Туполев даже матом обложил. А я уже не могу жить так дальше. Да и итоги подводить пора. Шесть десятков в январе будет.
УСАЧЕВ. Я знаю – в такой ситуации ты привык идти напролом.
КОРОЛЕВ. А ты хочешь, чтобы я и сейчас терпел, пресмыкался?
УСАЧЕВ. Все-равно, без надежной опоры у тебя ничего не получится.
КОРОЛЕВ. Знаю…А ведь я и Гагарина выбирал с подспудной мыслью раскрыт ему глаза в будущем. Не получилось. У них времени и средств было больше. Купили его. В тихую купили. Он даже ничего и не заметил. Жаль мальчишку. Очень я перед ним виноват. В связи с этим, у меня к тебе очень большая просьба. Но прежде я должен тебе кое-что объяснить.
УСАЧЕВ. А надо ли растравлять себя?
КОРОЛЕВ. Надо. Для меня надо. Я все еще не разобрался в себе до конца. Ты спрашивал, почему я так настойчиво стремился вступить в КПСС? А кто, скажи, мог бы назвать втору силу, которая в то время могла бы мне помочь в достижении моей цели?
УСАЧЕВ. Ты повторяешься.
КОРОЛЕВ. Я на себе испытал гнусное влияние этой силы. Вместе с собой мы гнили в лагерях. Но эта же сила, и только она, помогла мне стать Главным конструктором. Мы создали ракету, догнали и перегнали американцев.
УСАЧЕВ. Чти как в тезисах к пленуму ЦК КПСС.
КОРОЛЕВ. Не перебивай. Все эти годы я вкалывал как проклятый, понимая, что племя коммунистов поощряет подобных мне, хотя и не сразу принимает  к себе. Я должен был сделать многое, очень многое, чтобы меня приняли в их ряды. Я все понимал. Я понимал, где я могу стукнуть кулаком по столу, где молча указать пальцем, а где молча кивнуть в знак безоговорочного согласия. Терпение мое было вознаграждено. Я стал полноправным членом КПСС. Я ненавидел эту силу, н и понимал, что она даже е удваивает, а удесятеряет мои возможности. Если бы я пошел против нее, я стал бы ничтожеством. Мне повезло с Никитой Хрущевым, но я во-время  недооценил  Брежнева…Нового надежного и хотя бы относительно бескорыстного покровителя найти не удалось. Все знали, с кем будут иметь дело. Пришлось мне самому отстаивать свое место на космическом олимпе.
УСАЧЕВ. Зря ты лезешь в драку. Неужели не понимаешь?
КОРОЛЕВ. Понимаю. Но то, что я чувствую, выше понимания. Все завоевания моей жизни, все мои труды хотят украсть. Ободрать меня как липку. А я должен молчать? Лучше уж…Только сразу. Чтобы не видеть всей этой гнусности. А там пусть история рассудит.
УСАЧЕВ. Жизнь твоя конечно. Но живым ты еще кое-что можешь сделать. А мертвым…Им все-равно.
КОРОЛЕВ. Вот именно. Я только сейчас созрел до понимания того, что любому кардинальному изменению нужна новая революция, а значит крепкая сплоченная организация. На западе есть оппозиция, а у нас…союз коммунистов и беспартийных. Некому, Миша. Некому…Знаешь, почему мне отказали в поддержке лагерники? Они не боятся смерти. Они боятся хлопот и неудобств. Если кто-то что-то сделает, они будут «за», а до того, ни-ни…Мне
бы найти трибуну, Миша, и тогда я не уступлю.
УСАЧЕВ. Чего проще. Через три месяца 23 съезд партии. Найди человека, который выскажет на нем твои мысли… Тот же Гагарин. Расскажи ему все. Уж ему- то не заткнут рот.
КОРОЛЕВ. Еще как смогут. Для них он всего лишь очень удобный деревенский парень. Да и не обязан он делать для меня одолжение. Ему будет трудно понять меня, и тем более принять такое серьезное решение. В принципе, я сам  могу попытаться стать делегатом съезда, но и тут не все так просто…Но у меня нет выбора. Отступать я не могу. Но ты запомни. Мои шаги могут привести меня в небытие.
УСАЧЕВ. Понимаю.
КОРОЛЕВ. И потому прошу. Это касается Юры Гагарина… Если со мной…В общем, расскажешь тогда  ему все. И обо мне, и о себе. Он должен знать правду. А уж, какое он решение примет, пусть это будет делом его совести…Моя ошибка в том, что я слишком долго ждал удобного случая.
УСАЧЕВ. Я все сделаю.
КОРОЛЕВ. Тебя, Миша, могут и наказать за нашу встречу. Я как-то так и не научился конспирации. Но, если состоится твоя встреча с Юрой, КГБ неминуемо свяжет ее со мной. Для них неважно будет даже само содержание вашего разговора. Ты будешь в опасности.
УСАЧЕВ. Не впервой. И  не суши себе голову этим. Ты выглядишь усталым, Сережа.
КОРОЛЕВ. Вот мне и предлагают подлечиться.
УСАЧЕВ. В хорошей клинике?
КОРОЛЕВ. В кремлевской. Ты же знаешь мою болячку – гемморой от сидения в кресле. Но местные хирурги не решаются за него браться.
УСАЧЕВ. Отдохнешь. Успокоишься. Тебе больше ничего и не надо.
КОРОЛЕВ. Успокоюсь…Может быть навеки.
УСАЧЕВ. Да будет тебе, Сережа! Ты же большой ученый, а врачей боишься как ребенок.
КОРОЛЕВ. Не боялся бы, если бы…Вчера Брежнев звонил. Беспокоился о моем решении. Очень нужен я им здоровым. Ставит, мол, он на меня, а не на Челомея. А сегодня его помощник заявился и все повторил.
УСАЧЕВ. Может быть действительно хотят миром все решить?
КОРОЛЕВ. Не волнует их мое здоровье. Мои мысли им нужны…Ты помнишь, как делали операцию Фрунзе?  Внезапная язва желудка у абсолютно здорового человека. Он тоже тогда в первый раз отказался лечь на стол. Но сам Сталин позвонил, побеспокоился о состоянии его здоровья. И Фрунзе, Герой Гражданской войны, как бычок на бойне покорно побрел в указанное ему стойло…Похоже, он не видел другого пути и потому покорился судьбе. Я, Миша, тоже ничего хорошего для себя не вижу. Ведь выбор у меня либо смерть, либо позор. И не объясняй мне, что это не самое страшное. Быть пенсионером я не могу. Ведь ты же знаешь, что вокруг меня будет пустота.
УСАЧЕВ. Неужели методы не меняются?...Откажись от лечения.
КОРОЛЕВ. Дурень ты. Разве этот способ единственный!
УСАЧЕВ. Может быть показалось?
КОРОЛЕВ. Ты бы видел, как вокруг моего заместителя Мишина вертятся. Знакомая метода по старым временам.
УСАЧЕВ. А ты поговори с ним самим.
КОРОЛЕВ. Ты думаешь, ему что-то сказали?  Это была бы плохая работа. В Мишине хотят разобраться. В какой степени он сможет меня заменит…Это всегда делают на финальном отрезке…Будь осторожен, Миша. \ Обнимает\. Уходи.
УСАЧЕВ. До свидания. Я все сделаю. \ Уходит. Королев нажал кнопку\. Закажите на завтра машину. Я поеду в Центр подготовки космонавтов. \Сидит задумавшись\.
                Занавес.

                СЦЕНА 3
     Кабинет Семенова. Вместе с Николаевым Семенов прослушивает магнитофонную запись какого-то разговора. Входит Брежнев. Николаев здоровается и осторожно выходит.
БРЕЖНЕВ. Говорил?
СЕМЕНОВ. Пустой номер. Другие тоже пытались как-то повлиять. Бесполезно. Он просто обезумел от мысли, что может потерять хоть частичку своего влияния.
БРЕЖНЕВ. Зря он так. Но должен признать, что сейчас он нам нужен.. Как там у него обстановка?  Мы сможем запустить человека в космос к 23 съезду партии?
СЕМЕНОВ. Королев категорически против. После аварийной посадки Беляева с Леоновым, ни на какие компромиссы и ускорения не идет. Хотя именно они и доказали впервые возможность успешного ручного управления кораблем во время возвращения на Землю. Я узнал. Если кое-что упростить в процедуре испытаний…Говорил со знающими специалистами. Сути дела это не изменит, но сроки возможного полета можно существенно сдвинуть влево. Риск неполадок возможен, но не очень значительный. Кроме того, у космонавтов есть хорошие системы аварийного спасения.
БРЕЖНЕВ. Они и шли в отряд, чтобы рисковать. За то и Героев даем, привилегии разные. И хватит об этом. Что мы можем предъявить Королеву, чтобы он согласился и выполнил запуск в срок?
СЕМЕНОВ. Как всегда прижать за больное место. Например, еще больше замедлить темп финансирования его работ…Но я хотел бы доложить вам кое-что более серьезное.
БРЕЖНЕВ. Я не тороплюсь. Специально спрятался в твой кабинет.
СЕМЕНОВ. В последнее время участились встречи Королева с Гагариным и другими космонавтами.
БРЕЖНЕВ. А тебе что говорил! Соображает зэкушка, где искать союзников. Намечается что-то серьезное?
СЕМЕНОВ. Вроде пока нет. Обычные разговоры. Королев стал проявлять повышенную заботу о тренажной базе Центра. Хотя раньше считал это излишним. Тянет их в друзья, единомышленники.
БРЕЖНЕВ. Этого допустить нельзя. Как, впрочем, и особенного расширения тренажной базы Центра. Между конструкторами и космонавтами должна быть небольшая перегородка. Не разделяя, мы не сможем управлять процессом.
СЕМЕНОВ. За 1965 год Королев уже был в Центре три раза. А за два предыдущих всего один раз. И космонавты к нему чаще ездят. Особенно он сблизился с Гагариным, Беляевым, Комаровым. Это признанные авторитеты в отряде. Зафиксирована и беседа, в которой Королев, вроде случайно, спросил Гагарина о том, что то собирается сказать с трибуны съезда партии.
БРЕЖНЕВ. И что Гагарин?
СЕМЕНОВ. Ответил, что его еще не избрали делегатом. Но, если изберут, будет рад такой чести. Возможно, разговор имел продолжение, но мы кое в чем ограничены. Но факт есть факт. Многие космонавты будут избраны делегатами. Их трудно будет контролировать.
БРЕЖНЕВ. Да, Королева дураком не назовешь.
СЕМЕНОВ. Кстати, в первичной организации его конструкторского бюро поговаривают, что пора бы Королева выдвигать и на общественную работу. Кто-то зондирует почву.
БРЕЖНЕВ. Молодец. Ничего не скажу. Только зачем же зря силы тратить. Мы бы и сами его выдвинули.
СЕМЕНОВ. Он и к Келдышу подкатывал, но тот дипломатично ушел в сторону.
БРЕЖНЕВ. Старый лис. Вот он по- настоящему молодец.
СЕМЕНОВ. А вот космонавты горячие ребята. Королева они любят. Тут все может быть.
БРЕЖНЕВ. Нет. Этого допустить нельзя. Хотя…Мне кажется, что Гагарин не станет держать руку под козырек, просто так. Даже если это и Королев. Ему нужны будут веские доказательства. А для их сбора и объяснения Королеву  потребуется много времени…Нет, мы не можем рисковать. 23 съезд очень важен для нас. Ты меня понял?
СЕМЕНОВ. Конечно. Я приму меры.
БРЕЖНЕВ. Вот и хорошо. Ты накануне говорил мне о Гаврилове. Что с ним произошло?
СЕМЕНОВ. Секретаре обкома?...Земляк мой. Перед самым пленумом ЦК  он встретил друга, которого не видел лет двадцать и не удержался. Посидели они вдвоем в ресторане, а потом его увезла скорая. Толи перебрал, толи скушал что-то недоброкачественное. Жаль. Он говорят, речь приготовил сенсационную и главное доказательную. Но сейчас у него ничего страшного. Недельку полежал в больнице и все как рукой сняло.
БРЕЖНЕВ. А доклад?
СЕМЕНОВ. Не знаю. Я его не видел. А друг он не пишет. Говорит, что времени не хватает. Дела запустил.
БРЕЖНЕВ. Молодец. Иногда переусердствовать, значит загубить курицу, несущую золотые яйца.
СЕМЕНОВ. Может быть, дать Королеву больше свободы?
БРЕЖНЕВ. Он поймет это, как вседозволенность…Ты пригласил его на кремлевский прием?
СЕМЕНОВ. Закрытых людей мы стараемся приглашать реже. Он и здесь начнет искать союзников.
БРЕЖНЕВ. Значит, обо всем договорились. О ходе дела докладывай почаще. \ Молча вышел\.
                ЗАНАВЕС.

                На авансцене Ведущий.
ВЕДУЩИЙ.  В самый последний день 1965 года внезапно скончался в возрасте пятидесяти лет ближайший друг  соратник  Серея Павловича Королева, его неизменный заместитель в течение двадцати лет, Леонид Александрович  Воскресенский. Через две недели 14 января 1966 года  во время операции, необходимость которой возникла только в ходе контрольного медицинского освидетельствования, в кремлевской больнице внезапно умер Сергей Павлович Королев. С внезапно открывшимся кровотечением, дежурный хирург и  стажер-анестезиолог не справились. В связи с выходным днем, светила медицины приехали на помощь слишком поздно.\ Склонил голову…Уходит\


                ДЕЙСТВИЕ  ВТОРОЕ.

                СЦЕНА 1.
В своем кабинете Гагарин беседует с Комаровым.
ГАГАРИН. Так что же будем делать, Володя? Я уже и в ЦК КПСС поднимал этот вопрос. Доказывал, что нельзя спешить со стартом, что испытания космического корабля «Союз» не проведены в полном объеме. Не отработана на орбите автоматическими кораблями даже стыковка. Да что там говорить. Ни одного полета. Все разработано лишь теоретически, да немного проверено на тренажере. А они улыбаются. Зря, мол, драматизируешь. Это от недостатка опыта организационно-политической работы. Смеются, и на полном серьезе выговариваю за то, что не послушал их совета, и продолжаю учиться в академии Жуковского. Надо было идти в военно-политическую. Ну как с ними разговаривать?
КОМАРОВ. Политика это, Юра. Политика. Она посильнее фактов. И мы втянуты в нее по уши. Пути назад я не вижу, и остается надеяться, что проскочим и на этот раз. Авось судьба злодейка не съест, и все пройдет гладко.
ГАГАРИН. Какое сойдет! Да ты что, Володя!  Такого ведь еще не было. Последний полет был у Беляева с Леоновым, и закончился он аварийно. Затем полтора года молчания. Умер Серей Павлович, и его наследники  за
целый год так и не смогли запустить даже беспилотный корабль, хотя очень хотели сделать это к 23 съезду партии. А теперь сразу старт и с космонавтом!?  На следующий день новый старт и уже с тремя космонавтами. Стыковка на орбите. Переход двух космонавтов из одного корабля в другой. Леонов только вышел и вошел, и сколько было всего непредвиденного. А тут совершенно новые корабли, новые скафандры. И все это с листа. Ты сам- то к стыковке готов?
КОМАРОВ. Вообще- то, говоря о том, что проскочим, я имел в виду политику. Что же касается техники…Да, я тренировался в чем-то…надеюсь справиться…Вообще, хочется верить ученым, если они говорят, что все рассчитано правильно.
ГАГАРИН. Только они тоже люди. На  все согласятся, если их любимое детище станут отдавать другому… Это я к срокам.
КОМАРОВ. Верно. Я тоже не хочу, чтобы в полет вместо меня пошел другой. Даже с учетом риска.
ГАГАРИН. И я давно сказал, что к полету готов. Но признайся. Ты веришь в успех этой программы?
КОМАРОВ. Сомнений очень много.
ГАГАИН. Вот то-то и оно. И, если бы  еще знать, где мы споткнемся. Эх, нет Сергея Павловича. Он ни за что не допустил бы такого неподготовленного полета! Помнишь, как он в последнее время воевал за безопасность полетов? А новому Главному во что бы то ни стало нужен успех на новом поприще.
КОМАРОВ. Мишина тоже давят. Сколько времени не посылали человека в космос. Как ни обидно признавать, но американцы за это время нас здорово обогнали.
ГАГАРИН. Ну и что? Не о картошке же речь. О жизни людей. Да и возможная неудача полета надолго затормозит  новые старты.
КОМАРОВ. Тебя, Юра, волнуют сроки и материально-техническое обеспечение полетов. А я хочу спросить – зачем мы вообще веся на Луну?  Копируем янки? Но ведь даже, если этот полет будет удачны, мы все-равно не успеем раньше американцев. Даже вокруг Луны не успеем.
ГАГАРИН. Почему, Володя? По- твоему, выходит, что и в этом направлении мы зря карячимся?  Если все правильно сделать, укрепить дисциплину, можно в короткие сроки многое наверстать. Только не надо выкидывать этапы программы, влияющие на безопасность полетов. Нужны дополнительные средства.
КОМАРОВ. В тебе все еще сидит УРА-УРА. И, хоть ты скоро закончишь академию, но знания у тебя пока еще чисто теоретические. Никакой инженерной практики у тебя нет. Ты должен понять, что время выполнения  некоторых работ никакими средствами сократить нельзя. Просто физически нельзя. Ну, как например, нельзя в Подмосковье за одно лето вырастить два урожая пшеницы.
ГАГАРИН. Но ведь конструкторы работают без отдыха и выходных. Значит, они сокращают физические сроки.
КОМАРОВ. В том то и дело. Они работают, сцепив зубы от злости и усталости, и в основном в холостую. Они ухлопали столько сил в первые годы в надежде, что получат  отдых и все по заслугам. А вместо этого…Заслуги и блага достались другим, а конструкторов теперь заставляю работать уже не в две, а иногда и в три смены подряд и без выходных. Но ведь они выжаты как лимон!  Их еще Королев выжал. Да, да, Сергей Павлович!...А новые сами  пока ничего делать не могут. Потому и серьезные предварительные программы выполняются скороговоркой. Вроде и сделано, и галочка стоит, а по сути…все зависит от случая. Можно проскочить, а можно и загреметь…Хотя очень хочется верить в успех.
ГАГАРИН. Вообще-то, я согласен. Я сам чувствовал это, Володя. И мне уже надоело лаяться там, наверху. Извини, кажется, я повторяюсь.
КОМАРОВ. Все правильно. Им нужен результат. А при неудаче они останутся в стороне.
ГАГАРИН. Ты стал циником.
КОМАРОВ. Критиком…вынужденным критиком.. Как и ты. А, может быть, мы с тобой просто аналитики? Это ученей выглядит…Между прочим, ты сам к этому делу руку приложил. Много хвалишь и благодаришь партию  за успешное развитие космонавтики. На Главного это тоже влияет.
ГАГАРИН. Да не читаю я эти передовицы. Я что ли их пишу. Подсунет политотдел и вся недолга. А мои исинные мысли можешь в моих книгах прочитать.
КОМАРОВ. И в книгах не все в порядке. Но их читают не так уж и много людей. А передовицы читают по всему миру. По ним определяют приоритеты.
ГАГАРИН. Ты так считаешь?
КОМАРОВ. Похоже, и Сергей Павлович так считал. Помнишь его последнюю стать в «Правде»? Перед самой смертью. В ней ни слова о партии. Я не поленился. Нашел его предыдущую статью за 1965 год. Тоже самое. Как ты думаешь, почему?
ГАГАРИН. Я даже не обратил внимания. Хотя, постой…Был у нас как-то похожий разговор. Но вскользь…без объяснений. Ты думешь, что Сергей Павлович уже тогда…
КОМАРОВ. Ты не заметил маневр своего кумира. Что же, тогда говорить о массовом читателе. Вот и дурят нас лозунгами. А Королев, похоже, пытался протестовать. Представляю, как ему было трудно на это решиться.
ГАГАРИН. Ладно, ладно. Ты не очень. Может быть, у Сергея Павловича были другие причины. Все-таки без партии он мало что смог бы сделать.
КОМАРОВ. Мне известно, что Королев хотел прорваться на 23 съезд партии и выступить там с речью… Не успел.
ГАГАРИН. Он спрашивал и меня о съезде…Откуда ты все знаешь?
КОМАРОВ. У меня был разговор с ним. Только я тогда еще не все понял. Вообще, после полета мы все бываем, некоторое время,  глупыми…Мне недавно рассказали, как скинули Хрущева.
ГАГАРИН. Ты еще скажи, что был переворот. Я тоже это слышал.
КОМАРОВ. Скажу. Знаю точно, что не по своей воле он ушел.
ГАГАРИН. У тебя есть доказательства?
КОМАРОВ. Смеешься?...Просто, после полета со мной стали более откровенными.  Может быть, играет роль и то, что я старше тебя. Но мне шепчут больше, чем тебе. Информация людей так и распирает. Но не врут. Информация с разных сторон идет, Юра. Да и сердцем чую. Плохие времена идут к нам. Надо бы нам снова, как в былые времена, объединяться. А мы, наоборот, по своим норам разбегаемся, набиваем их дармовым добром.
ГАГАРИН. Тут ты прав. Традиции отряда теряются. И у всех, черт возьми, на любое замечание тысяча отговорок.
КОМАРОВ. Расцветает доносительство, слежка. Выпьешь рюмку без разрешения ЦК, и командование уже знает. Укоризненно качают головами начальнички. Нет, нам ничего официально не запрещается, но…это либо тотальная слежка, либо чистейшей воды доносительство.
ГАГАРИН. Считаешь и за нами тоже?
КОМАРОВ. И за тобой…Тебе не все говорят…Все-таки первый космонавт…Человек Мира…Но в элиту и ты не внесен. Рылом не вышел. Мне как-то по секрету сказали, что тебя там считают деревенщиной. Считают, что ты ведешь себя слишком заносчиво, не уважаешь титулы…
ГАГАРИН. Гадость какая. Хочется в баню сходить.
КОМАРОВ. Еще скажу…Ласковые девушки, которые тебя часто встречают, все, похоже, подставные. А если и нет, то после первой встречи с ними обязательно беседуют…
ГАГАРИН. Хватит. Это уже чересчур!
КОМАРОВ. Я думал, что уж об эм ты давно догадался…Но меня беспокоят
ребята. Наши руководители из них самых настоящих марионеток делают. Да что там. Основная масса ребят хватает все, что им не подбросят. Используют момент. Это относится и к летавшим, и не летавшим космонавтам. В нашем отряде осталось совсем мало принципиальных ребят. Помяни мое слово, Юра. Скоро от таких ребят, как Паша Беляев, Жора Добровольский, так или иначе начнут избавляться.
ГАГАРИН. Ты что городишь?
КОМАРОВ. Это моя истина. Мое откровение перед полетом…Нет, конечно, я не думаю о физическом устранении. Комиссуют или переведут, даже с повышением.
ГАГАРИН. Ерунда какая. Я кое-что тоже знаю. Но до такого дойти! Это уже знаешь…
КОМАРОВ. Они действуют тонко. Вот смотри. Только учти, что я не считаю, что это твоя работа. Я тебе верю.
ГАГАРИН. Ты о чем?
КОМАРОВ. Помнишь партсобрание, на котором тебя принимали в партию?  Помнишь кто тебя критиковал? За болтливость, за морской бой на занятиях с Леоновым? Где они? Рафикова увели якобы за пьянку. А кто из нас не пил в пределах нормы. Почему именно его?  А как использовали несдержанность Нелюбова, пристегнув к нему фактически невиновных, но тоже вякнувших что-то на партсобрании. Остался пока Горбатко, да и того пока не допускают к полету по всяким медицинским показаниям. Тебе, Леонову, всем летавшим дают понять, что о нашей чистоте заботятся, блюдут наш авторитет. А ты, похоже, не понимаешь этого. Все ерепенишься.
ГАГАРИН. Мне об этом даже мысль никогда не приходила. Хотя я и считал, что здесь не все правильно.
КОМАРОВ. Мы о многом еще не думаем. Раньше мы бы не допустили несправедливости. А сейчас некогда оглянуться. Да  не дают нам этого делать. Понукают. Вперед и только вперед.
ГАГАРИН. Черт побери, Володя. Ведь получается, что мы только и делаем, что врем и врем. Вот и сейчас. Ведь понимаем, что надо отказаться от полета, а на деле не можем даже найти формы для отказа, чтобы она хоть прилично выглядела. Три беспилотных полета, и три неудачи!  А в отчетах все вроде в порядке. И мы согласующие подписи ставили. Во имя высших целей, во имя…А тут еще пятидесятилетие Октябрьской революции впереди. Ну, не поймут нас, Володя! Не поймут!
КОМАРОВ. Потому и говорю, что придется лететь. Мы сами себя загнали в угол.
ГАГАРИН. А если все ребята…Общий протест?
КОМАРОВ. Никто о нем не узнает. Когда ты отказывался от первого полета, тебя слушал Королев. А сейчас…Они, все-равно, уговорят кого-нибудь рискнуть. Пообещаю манну небесную и все. И, если ему повезет, и все пройдет гладко, то мы с тобой навеки вечные окажемся в числе трусов и предателей интересов Родины. Ты хочешь такого исхода?
ГАГАРИН. Какой-то заколдованный круг.
КОМАРОВ. Вот то-то и оно…Мы с тобой не уверенны в надежности разрабатываемой техники. Я так это задницей чувствую. Но как еще, если не самим полетом, это можно доказать этим дубам в номенклатурных креслах? Я не смогу жить, если вместо меня в полет уйдет другой и погибнет. Все-таки из всех лучшую подготовку имеем мы с тобой. Следовательно, и шансы выжить в аварийной ситуации у нас выше…Я надеюсь справиться, если произойдет что-то серьезное. И все! Не будем больше об этом. Нервы надо беречь. \ Входит Беляев\.
БЕЛЯЕВ. Не помешал?
ГАГАРИН. Как раз во-время.
БЕЛЯЕВ. Как вам, мужики, новый отец советской космонавтики? \ Подает газету\. Ты, Юра, замечаешь, как у нас изменилась тональность в пропаганде достижений в освоении космического пространства?
ГАГАРИН. Было естественное затишье. Не летали. Теперь вроде снова разворот идет.\ Возвращает газету\. Правда, я согласен с тем, что уж очень много говорят о заслугах Брежнева. А вот о конструкторах, наших ребятах ни одного слова нигде. Это плохо. Ведь основная работа была за ними.
КОМАРОВ. Нет. За парт-политработниками. Да и Брежнев впервые в своей жизни звание Героя Социалистического Труда  получил за заслуги в освоении космоса. А в прошлом году ему уже второго Героя дали. Теперь уже за заслуги в Великой Отечественной войне. Через 20 лет. Такими темпами он всех перегонит. И Жукова, и Покрышкина, и Курчатова. Аппетит приходит во время еды.
ГАГАРИН. Не перегибаешь?...
КОМАРОВ. Разве  могу сказать что-нибудь против Генерального Секретаря ЦК КПСС? Это раньше был всего лишь Первый, а теперь…\ Гагарин снова взял газету. Посмотрел, бросил\.
ГАГАРИН. Чушь какая-то. Я бы перестрелял этих писак.
БЕЛЯЕВ. Но дружишь с ними.
ГАГАРИН. С кем дружу, те не пишут так.
БЕЛЯЕВ. Пишут. Умнее, но пишут. И тебе помогают выступать.
ГАГАРИН. А ты безгрешен? Кто тебя опекает во время поездок? Ты- то сам пробовал когда-нибудь отказаться от передовицы или другой статьи, которую ты и в глаза никогда не видел? Тебе подсовывают первую страничку или последнюю, упирают на сроки, на десятки разрешающих виз и готово. Попробуй отказаться. А потом читаешь, и плеваться хочется. Но вокруг все почему-то в восхищении, и невольно думаешь, что может быть так и надо.
КОМАРОВ. И мы грешны, батюшка, грешны. Только все основные силы на тебя брошены. Ты им больше нужен.
ГАГАРИН. Не замечал за вами зависти.
БЕЛЯЕВ. И правильно. Только не хочется нам с Володей, чтобы нас за Ванек держали. Да и ты, вроде, не дурак.
ГАГАРИН. Можно поконкретнее.
БЕЛЯЕВ. Конечно можно. У нас давно зрело решение поговорить, наконец, друг с другом на чистоту. Ты не возражаешь?
ГАГАРИН. Нет, Павел Иванович. Только, наверное, раньше надо было. А сейчас как-то даже и непривычно…Мы действительно все изменились.
КОМАРОВ. Вот потому мне и надоело все это. Не хочу быть пешкой в чьих-то руках. Я сам только недавно понял, что ради престижа нас гоняли и сейчас гонят в космос…Тут вообще нет речи о науке…И тем более о повышении жизненного уровня трудящихся. Ничего пока мы народу не даем. Забираем, это точно, и огромные средства.
БЕЛЯЕВ. По зрелому рассуждению все гораздо проще. Нас купили и все. Купили с потрохами, а теперь требую расчета. Мы же как камикадзе  - пожили и хватит. Если повезет, еще поживем. А нет – извините. За все заплачено.
ГАГАРИН. Но почему?  Я не предлагал себя к купле-продаже.
КОМАРОВ. А тебя и не спрашивали. Тебе предлагали – ты брал. Молча брал, как должное. И это устраивало все стороны. Когда нужно было, мы все делались глухими и слепыми. Противно было временами, но со временем привыкли.
ГАГАРИН. А как же идеалы, Володя?
КОМАРОВ. Я тоже идеалист и тоже сижу в этом дерьме. Но вот парадокс. Чем выше поднимаешься, тем больше видишь, узнаешь и идеалы начинают тускнеть. Затем приходит время решать, что же делать дальше, как поступать? И прежние идеалы ох как больно начинают бить. И все по мозгам! По мозгам!
БЕЛЯЕВ. У честного человека, Юра, возникает слишком много вопросов. Ради чего? Какой ценой?
ГАГАРИН. И все-таки…Я понимаю, что по некоторым коммунистам тюрьма плачет. Леонид Ильич слишком добр и терпелив, но ведь \Беляев с Комаровым переглянулись\. И обобщать нельзя. Вы сгущаете краски. Не может вся страна испачкаться. Иначе…Нет! Я не могу этого представить.
БЕЛЯЕВ. Вот и давай разбираться спокойно, не торопясь, но справедливо. Так учили меня родители с детства.
КОМАРОВ. Я тоже пытаюсь, хотя и не пришел к окончательным выводам. Вот, например, меня в последнее время очень заинтересовали работы Ленина.
ГАГАРИН. Ленин? Сергей Павлович тоже об этом настойчиво говорил.
КОМАРОВ. Наверное, мы шли одной дорогой…Я увидел, как много  непримиримого и даже жестокого проповедует Ленин.
БЕЛЯЕВ. Наверное, там корни нашей обездоленности и неуступчивости…Я раньше не верил в лагеря по перевоспитанию. А летом, по случаю, мне их показали и рассказали о них ребята из КГБ. Признаюсь, мне стало страшно. Они ведь думали, что я и так все знаю. Просто доказывали  свою причастность к столь великим делам, а значит и к моему предполагаемому кругу элиты. Вот и добавляли  новые подробности, детали. Вот только я не знал, что принадлежу к элите нашего общества, которой все дозволено. Ошиблись ребята.
ГАГАРИН. Я тоже слышал об этих лагерях. Но все-таки, нельзя вот так по одному…
БЕЛЯЕВ. Раскрой глаза, наконец. Или ты уже привык с легкостью отбрасывать лишнее, беспокоящее совесть? Так и друзей можно выбросить из собственной жизни.
ГАГАРИН. Да что вы, Павел Иванович! Чепуха какая!
БЕЛЯЕВ. Ладно. Мы все сейчас в особой ситуации. Или-или…Ты что, действительно не понял ничего?...Хорошо. Я скажу еще кое- что о себе…Но можем и твою линию проанализировать. Как хочешь.
ГАГАРИН. Конечно мою.
БЕЛЯЕВ. Ты не забываешь, что соврал на пресс-конференции, сообщив, что приземлился в спускаемом аппарате?
ГАГАРИН. Мне удалось не сказать об этом напрямую. И потом, Сергей Павлович…
БЕЛЯЕВ. Мы сейчас не рассматриваем причины. В том же Сообщении ТАСС было, что космический корабль пилотировался космонавтом. В чем, скажи, была твоя пилотская функция? Ты же сидел как Стрелка, но обман был просто приятен…и выгоден многим. Ты чуть не угробился, когда несколько минут не было разделения с приборным отсеком, но в статьях об этом нигде не упоминается. Полный ажур, как впрочем, и во всех наших полетах…Мне продолжить?
ГАГАРИН. Да.
БЕЛЯЕВ. Хорошо. Поговорим о привилегиях.  Ты полковник. Скоро пошлют на генерала, хотя должен быть капитаном по срокам. Ты заместитель Начальника Цента подготовки космонавтов по науке и испытаниям, командуешь учеными, даже докторами наук, инженерам, а сам еще даже не имеешь высшего образования
ГАГАРИН. Осталось совсем немного.
БЕЛЯЕВ. Но и не так мало. Ты в должности два года. Получается как у царей. Только родился и уже полковник лейб-гвардейского полка и с орденом Анны на шее.
ГАГАРИН. Да не просил я никого об этом.
БЕЛЯЕВ. Знаем. И все-таки тебя назначили. Почему?
ГАГАРИН. А черт его знает. Не думал об этом. Хотел всегда оправдать доверие и все.
КОМАРОВ. Все-таки чуть-чуть ты хотел быть начальником.
БЕЛЯЕВ. Вот именно…Разработчики нашей системы рассчитывали просто. Они тебя выдвинули. Значить, ты им много должен и они могут держать тебя в своих руках. А ты в свою очередь, будешь очень, даже очень стараться, чтобы удержаться на вершине власти. Тоже будешь строить свою систему ниже. И особенно сильно будешь грызть других именно з-за отсутствия у тебя высшего образования. Будешь компенсировать его агрессивностью. Сюжет знаком и многократно проверен.
ГАГАРИН. Да на черта она сдалась мне это должность!?
БЕЛЯЕВ. А вот это могу понять  я, Володя, другие летчики. Но сверху этого не понимают. И потому, похоже, проигрывают. Они до сих пор не могут понять, почем ты так стремишься помогать совсем незнакомым людям. Не понимают и потому еще больше боятся этой твоей деятельности. Никто не может предсказать, что ты выкопаешь в очередной раз, а главное как поступишь. Тебе снисходительно разрешали добиваться результатов, но только там, где ты не делал больно системе. Ведь тебе ни разу не удалось помочь тем, кого преследовали за инакомыслие. Особенно показателен случай,  когда ты взбрыкнулся против нового Начальника Центра Одинцова,  следовательно, против воли партии. Тебе сразу показали твое место, хотя и Одинцова потом перевели на другую должность.
ГАГАРИН. Значить, я все-таки был прав?
КОМАРОВ. Ты был не прав, Юра. Одинцов дважды Герой Советского Союза, окончил Академию Генштаба, а ты вел себя с ним как капризный мальчишка, которого обидели с должностью. Но, потакая тебе в некоторых прихотях, было легче пристегнуть тебя к системе. Твой авторитет был нужнее партии, чем судьба даже очень заслуженного человека. Ты нужен для контакта с мировым сообществом. Тебе там верят.
ГАГАРИН. Ладно. Я это уже не раз слышал. Будем считать – убедили. Давайте что-нибудь новенькое.
БЕЛЯЕВ. Ты счел доброту руководства партии своей победой, и тогда тебя попробовали предупредить. Напрямую о таких вещах никогда не говорят. Но вот ты в последнее время чрезвычайно редко стал ездить в зарубежные командировки. Считали, что ты поймешь. А ты, похоже, даже не догадывался об этом.
ГАГАРИН. Да на шут они мне сдались эти командировки! Спокойнее без них. Я и так вон сколько  зачетов еще не сдал в академии.
КОМАРОВ. Но у них то совсем другая шкала ценностей.
ГАГАРИН. Главное не это…Павел Иванович, я ведь не изменился?! Верно? Неужели вы думаете, что я..
КОАРОВ. Не думаем. В основе своей ы прежний нормальный парень, не способный на сознательную подлость. Подозревает это и руководство. Поэтому и ужесточили требования к тебе. Никуда вообще не пустили в этом году. Запланирована лишь одна поездка во Францию к комсомольцам. Тут вроде им деться некуда. Несколько запросов было с той стороны. От тебя все еще терпеливо ждут знака о ом, что любой люмень  вместо алюминия хорош, если исходит от начальства.
ГАГАРИН. Это страшно, Володя.
БЕЛЯЕВ. Это правда. Если ты будешь соблюдать правила игры, то перед тобой откроются многие, даже ранее запертые, двери. Все зависит от тебя. Быть маршалом или остаться полковником…Думаю, что ты и сам прекрасно представляешь, что сейчас творится у нас в стране. Роскошь и нищета, самопожертвование и казнокрадство, мздоимство и…
ГАГАРИН. Мне люди о многом говорят, но когда прошу письменно подтвердить, всегда следует отказ. А как что-то разоблачать без фактов?...Не знаю я как можно хот что-то  переделать. Я пытался. Все как в пустоту.
БЕЯЕВ. Я тоже не все ответы знаю. Но и молча смотреть на все, сил больше нет. Слава богу, хоть разговор наш состоялся. Теперь можно будет многое спокойно обсудить, посоветоваться. Времени вот у нас мало. У Володи через месяц полет. Возвратиться и будем решать, как дальше жить.
КОМАРОВ. Согласен.
ГАГАРИН. В общем, как говорят, разговор был бурным, но закончился к общему согласию.
БЕЛЯЕВ. Мой тебе совет, Юра. Поостерегись. Ты стал, может быть и нечаянно, наступать кое-кому на хвост. Могут сильно огрызнуться.
ГАГАРИН. Не пойму я вас. То обвиняете меня чуть ли не в предательстве, нерешительности, а то…
БЕЛЯЕВ. Не торопись. Мы в первую очередь обвиняем себя. А тебя предостерегаем. Надо изменить тактику…Хотя я и не представляю, какая тактика может тут помочь. Иногда меня пугают даже мысли о возможных шагах, при нашем то многолетнем воспитании…Но ничего другого не вижу. В атаку идти рановато. Надо хорошо осмотреться теперь уже с открытыми глазами.
КОМАРОВ. Не потерять бы честь и совесть.
ГАГАРИН. Принято. Я так понял, что до возвращения Володи, у нас есть время на анализ ситуации…Теперь о деле служебном. Завтра твой вылет на космодром, Володя. Политобеспечение возложено на…Извини, но что поделаешь. Начальник политотдела сам будет на аэродроме. Он летит с вами. Я через два дня…Тебе уже написали текст предстартового заявления и главные тезисы выступлений после посадки…А ведь и на это я раньше не обращал внимания. Принимал как должное.
БЕЛЯЕВ. Теперь это уже не страшно. Пусть нам сопутствует удача! \ Поднял сжатую в кулак руку. Все ответили тем же\. Желаю мягкой посадки, Володя!    
/ Стоят обнявшись\.
ВЕДУЩИЙ. \Появившись на авансцене\  24 апреля 1967 года Владимир Комаров погиб, выполняя космический полет на первом космическом корабле «Союз». Официально программа полета не была объявлена.
                ЗАНАВЕС.
                Сцена 2.
    Торжественный прием в ЦК КСС в честь 50-летия Великой Октябрьской Революции
БРЕЖНЕВ. \ С рюмкой\. Дорогие друзья. В заключение хочу сказать, что сегодня все должно быть прекрасно. И в будущем я обещаю вам все самое прекрасное. Так что  ни о чем не переживайте и не думайте сегодня. Выше голову, друзья, и выпьем за прекрасное будущее.
                Гости пьют, гуляют между столиками. К Каманину подходит Семенов.
СЕМЕНОВ. Твой Гагарин что-то стал зарываться. Считает себя умнее начальников. Деревенщина деревенщиной, а лыжи, похоже, навострил, чтобы высоко взлететь. Окороти его…Если он по настоящему не поумнеет, то его звезда скоро закатится.\ Не ожидая ответа, ушел в глубь зала\.
                Гагарин подходит к Брежневу.
ГАГАРИН. Леонид Ильич…
БРЕЖНЕВ. А, Юрий Алексеевич. Я получил ваши материалы. Правда, не все еще посмотрел. Время, знаете ли, нерастяжимо…Неужели все так серьезно?
ГАГАРИН. Речь идет о казнокрадстве, махинациях…И еще…в некоторых случаях речь идет о вашей дочери…Нельзя, чтобы ее имя стояло рядом с ними.
БРЕЖНЕВ. Я согласен, что нельзя. Но…не преувеличиваете ли вы…слова получаются какие-то нехорошие…
ГАГАРИН. Я знаю точно. В моих материалах только проверенные факты.
БРЕЖНЕВ. Ну, так уж и точно проверенные. Тогда получается, что все мои КГБ и МВД ни черта не стоят? Ведь от них таких сигналов нет…Неужели сами проводили расследование? В документах, которые вы мне передали, как мне доложили, нет фамилий осведомителей. А без них…без фактов, все это…
ГАГАРИН. Но вы же знаете, я не могу. Я же писал…Наверное, я должен посоветоваться сними по этому вопросу.
БРЕЖНЕВ. Советуйтесь, советуйтесь. Но до тех пор, Юрий Алексеевич, как же я могу. Ведь они в любой момент могут отказаться от своих слов и что тогда? Как мы с вами будем выглядеть?
ГАГАРИН. А письмо?  Я передавал вам письмо о перспективах развития космонавтики.
БРЕЖНЕВ. Ах, это. Я подумал, что вы хотите стать членом правительства…Не хотите? Должен признаться, что письмо не произвело на меня впечатления глубокой разработки вопроса. Слишком много эмоций вместо полноценных фактов…Ладно. Это мое не окончательное решение. Я еще подумаю, и вам сообщат.
ГАГАРИН. Конечно…Я надеюсь.
БРЕЖНЕВ. Надейтесь, Юрий Алексеевич. \ Отошел\.
                К Гагарину подходит Каманин.
КАМАНИН. Зачем ты это сделал?
ГАГАРИН. Но ведь он Генеральный Секретарь!...и он отец. Он должен беспокоиться о своих детях!...Постойте, а откуда вы…
КАМАНИН. В том то и дело, что ты дурак. Ну, сколько тебе нужно объяснять?! Он тебя на этот раз не простит.
ГАГАРИН. Но ведь он же сказал, что…
КАМАНИН. Ты действительно или идиот…или пройдоха, каких свет не видывал. На что ты рассчитываешь? Пойдем от греха подальше.
ГАГАРИН. Но ведь я хотел только…
СЕМЕНОВ. \ Подходит\. Николай Петрович, Леонид Ильич хочет с вами поговорить.
КАМАНИН. Иду. \ Ушел с Семеновым. К Гагарину подходит генерал КГБ.\.
ГЕНЕРАЛ. Юрий Алексеевич, хотел бы поговорить с вами.
ГАГАРИН. А что, пришла пора?
ГЕНЕРАЛ. Неплохая шутка. Расскажу ее в комитете. Но я по поручению коллектива. Мы ведь тоже восхищаемся успехами в космосе. Приезжайте поговорить с нашими людьми. Подарите им несколько автографов.
ГАГАРИН. Сперва скажите, где вы видите успехи в космосе?  Это гибель Володи Комарова для вас успех?
ГЕНЕРАЛ. Признаю. Вы бы неплохо у нас смотрелись в роли следователя.
ГАГАРИН. Вот и скажите – кто приказал установить за мной слежку? Неужели нельзя без этого?
ГЕНЕРАЛ. А вам не показалось?
ГАГАРИН. Нет. Я их уже в лицо знаю.
ГЕНЕРАЛ. Придется наказать ребят за плохую работу.
ГАГАРИН. Я не преступник.
ГЕНЕРАЛ. Да бог с вами. Это для вашей же безопасности. Есть сигналы. К тому же, Юрий Алексеевич, вы в последнее время стали злоупотреблять крепкими напитками. Это нехорошо.
ГАГАРИН. А вот это не ваше дело.
ГЕНЕРАЛ. И мое тоже. Вот и сегодня , похоже, у вас перебор.
ГАГАРИН. Выходит не перевелись на Руси еще жандармские ищейки?
ГЕНЕРАЛ. Зачем же так грубить?  Я сейчас позову ваших товарищей. Пусть отвезут вас домой.
ГАГАРИН. Лучше своих головорезов. А то вдруг сбегу куда-нибудь. Но учтите, что в число врагов народа вам меня записать никак не получится. Зря стараетесь! \ Взял у официанта рюмку\.
ГЕНЕРАЛ. А мы и не будем пытаться…Только позвольте вам, товарищ Герой, одно маленькое замечание. У вас в руках хрустальная рюмка. Такая не всем достается. Вы знаете, как ненадежен хрусталь в грубых руках. Чуть сильнее сожмете в руках, она и лопнет. Врачей придется вызывать. Расслабьтесь…Почему вы считаете, что мы скрываем наблюдение?
ГАГАРИН. Уберите наружку. Иначе…
ГЕНЕРАЛ. Я же сказал, а вы опять не поняли. \ Улыбнулся\. Другим способом мы не сможем уберечь вас от террористического акта…от хулиганства со стороны необразованной и оскорбленной вами мужской части населения…Я могу продолжить?
ГАГАРИН. А-а-а. Что вы, что ваши люди, один бардак! \ Махнул рукой, отошел. Генерал сумрачно посмотрел ему вслед, перевел взгляд на стоящих рядом охранников. Отошел\.
1 ОХРАННИК. Этот не жилец.
2 ОХРАННИК. Ты что? Это же Гагарин.
1 ОХРАННИК. Такое не прощают даже полковники КГБ, а тут Первый зам шефа умылся. Надо будет Семенову сказать.
2 ОХРАННИК. Да, да. Пусть доложит Леониду Ильичу.
1 ОХРАННИК. Попался же мне помощник…Ладно, пошли, а то без нас все выпьют. \ Уходят. Гуляние продолжается\.
                ЗАНАВЕС.
               
                Сцена 3
     В своем кабинете Каманин беседует с Гагариным.
ГАГАРИН. Я не могу согласиться с вами. Считаю, что мы снова торопимся. Да, программу испытаний расширили. Результаты неплохие. Но опять только куски. Нет цельного полета.
КАМАНИН. К полету готовится опытнейший летчик-испытатель, Герой Советского Союза Георгий Береговой. Я лично его знаю по фронту.
ГАГАРИН. И я знаю. Но почему вы до сих пор не поймете, что работа летчика в воздухе и космонавта на орбите это чрезвычайно разные вещи!?  Здесь другая психология работы. Это как бухгалтера сравнивать с маклером на американской бирже. Там и там люди имеют дело с деньгами. Но методы их работы абсолютно разные. А, следовательно, и характеры людей должны быть другими.
КАМАНИН. Вопрос выбора космонавта решен. И оттягивать полет мы тем более не можем.
ГАГАРИН. Но почему? Почему не дают готовиться мне? Почему запрещена подготовка Беляеву?
КАМАНИН. Ты от меня слишком многого хочешь, Юрий Алексеевич. Хотя ведешь себя иногда, хуже некуда. Сам в гроб лезешь, ладно. Это твое дело. Но зачем за собой других тянуть?
ГАГАРИН. Опять какие-то мифические силы? Не пора ли нам хоть между собой называть вещи своими именами? Иначе, я просто не понимаю как с ними бороться. А ведь мы с вами, Николай Петрович, за свое дело должны драться. До крови! До победы!
КАМАНИН. Мы и деремся, но цивилизованно, законными методами…
ГАГАРИН. Вот-вот. А вы знаете, зачем меня вчера вызывали  с Совета Главных Конструкторов в Москву?
КАМАНИН. Нет.
ГАГАРИН. Какому-то клерку понадобилась моя подпись аж на двадцати открытках! Идиотизм! И плевать ему на то, чем я в это время занят. Вы представляете – Совет Главных Конструкторов!
КАМАНИН. А я не вижу в этом повода для сарказма. Однажды мне тоже довелось возить Леонова для подписи всего трех открыток. Бывало, что ездил и по два раза в день. Ну и что? Это же престиж страны. Иная открытка многого стоит  в решении даже международных проблем.
ГАГАРИН. Дожили. Но если это так важно, то почему бы не заготовить их на год вперед? Нам бы спокойнее было работать. Нет, Николай Петрович, им просто надо почаще показывать свою власть над нами. Чтобы мы не забывали с чьего стола масло жрем.
КАМАНИН. Ты не прав, Юрий Алексеевич. Когда приезжают большие гости, им же и фамилию надо подписать твоей рукой. Автограф Гагарина это большой подарок.
ГАГАРИН. Может быть. Только мне не предлагали подписывать открытки  кому-то конкретно.
КАМАНИН. Ну и что. Если даже ты в чем-то и прав, то это не означает, что ты можешь вести себя так вызывающе. Зачем ты устроил эту карусель в Кремле? Тебе надо хорошо подумать над тем, что там произошло. Меня до сих пор пинают из-за того.
ГАГАРИН. Да когда же это кончится, Николай Петрович?  Я не могу так больше! Я работать хочу, не существовать куклой марионеткой
КАМАНИН. Ты злоупотребляешь мом доверием…Ну хорошо…Вообще-то, я не должен был тебе этого говорить прямо, но такой уж видно ты человек, что иначе не поймешь…Мне сказали…только пойми, что  это строго между нами. Ты слишком круто берешь. Лезешь не в свои дела. Перестал уважать ранги. Мне сказали, что, если ты не успокоишься, то твоя звезда может скоро закатиться. Это серьезно. Очень серьезно!
ГАГАРИН. Кто? Кто это сказал?!
КАМАНИН. Этого ты не узнаешь никогда. Но должен понимать, что сверху такие слова произносят как состоявшееся решение чрезвычайной тройки…В этой ситуации я никак не смогу уговорить никого, чтобы тебе разрешили полет…Даже полеты на самолетах. Понимаешь?
ГАГАРИН. Ну, и ладно. Мы еще посмотрим чья звезда закатится быстрее.
КАМАНИН. С огнем играешь. Летчика списать по здоровью ничего не стоит…На самолетах тебе тоже запрещено летать, так как Родина заботиться о состоянии твоего здоровья.
ГАГАРИН. Это подло!
КАМАНИН. Это жизнь, Юрий Алексеевич. Притормози.
ГАГАРИН. Нет. \ Сел за стол. Пишет. Подает бумагу\. Примите рапорт. Прошу освободить от занимаемой должности. Какой я зам, если даже летать сам не могу? Надо мной и та смеются. Летчик второго класса в заместителях по испытаниям.
КАМАНИН. Успокойся.
ГАГАРИН. Еще раз – нет! Я этого так не оставлю. Буду бороться…
КАМАНИН. А я тебе поверил…Хорошо. Сейчас ноябрь 1967 года. Если  к весне 1968 год закончишь академию, то под свою личную ответственность разрешу тебе летать на самолетах.
ГАГАРИН. Всего лишь…Пойдете вопреки?
КАМАНИН. Думаю, что к этому времени смогу доказать ошибочность принятого решения. А ты сделай все, чтобы быстрее закончить академию. Не распыляй свои силы. Тогда легче будет и разговаривать на разных уровнях.
ГАГАРИН. Я закончу академию в феврале. Разрешите полеты?
КАМАНИН. Разрешу приступить к подготовке к полетам…Хорошо. Возможно и к полетам. Но…Остальное не в моей власти. Подготовка к очередному космическому полету будет зависеть только от твоего поведения.
ГАГАРИН. Что ж я им сделал такого!?  Гады они паршивые!
КАМАНИН. Угомонись.
ГАГАРИН. Да я и так молчу.
КАМАНИН. Это жизнь, Юрий Алексеевич.
ГАГАРИН. Дрянная на поверку, если так. \ Забрал рапорт. Порвал. Быстро ушел\.
КАМАНИН. \ Набрал номер телефона\. Он не изменил своего решения. Но  не согласен с тем, как вы к нему относитесь…Нет…Может быть, я и плохой фронтовик, но пределы терпения есть у каждого. А вы этого не учитываете…Вы сказали, что Гагарину разрешено начать программу ввода к самостоятельным полетам. Но ведь…Понимаю. А почему нельзя сообщить сразу…Есть, до получения специального приказа…\ Входит Гагарин. Каманин положил трубку\. Что-то забыл?
ГАГАРИН. Встретил Костю Ветрова. Что с его делом?
КАМАНИН. Пока ничего.
ГАГАРИН. Мы же обещали Сергею Павловичу, что защитим его, примем в отряд.
КАМАНИН. Значить плохо знали свои силы и возможности. Не суетись
ГАГАРИН. Да стукнете вы или нет когда-нибудь кулаком по столу?! Хотя бы в память…
КАМАНИН. Молчать!...Добрый какой. А ты постой в моем возрасте полчаса навытяжку. Это я тебе разрешаю без стука входить в кабинет. А там…Какого черта этот твой Ветров болтает чепуху  на каждом перекрестке?! Какого черта он ввязался в драку с заместителем начальника политотдела?! Русофил несчастный. Его же чуть в психушку не отправили. Все бумаги и резолюции уже были готовы! Его спасать надо было, а не в отряд зачислять. Неужели он не понимает, на кого гавкает? Не на Иванова, Петрова, Сидорова. Он на партию замахивается. А этот орешек ему не по зубам. Я не громоотвод для всех. У меня тоже нервы есть.
ГАГАРИН. А если он прав?
КАМАНИН. Вот пусть и танцует со своей правдой, если дурак… Но он не прав. Полгода помолчал бы, и я ему помог бы. А сейчас и ты…только навредишь. Ему и себе. Надо выждать. Время наш союзник, Юрий Алексеевич.
ГАГАРИН. Может быть, вы и правы. Только боюсь, времен у нас  уже нет.
КАМАНИН. Ладно, подумаю, что можно сделать. Для тебя главное сейчас защита диплома.
ГАГАРИН. Я постараюсь. \ Хочет уйти. Входит Семенов\.
СЕМЕНОВ. Юрий Алексеевич, погодите. У меня как раз к вам есть вопрос. Как сейчас принято говорить, тестовый.
ГАГАРИН. Слушаю
СЕМЕНОВ. Вы давно не были за границей. Но, если бы вам представилась такая возможность, и там вам предложили бы сто миллионов долларов и весь возможный сервис, что бы вы сделали?
ГАГАРИН. Это похоже скорее на провокацию
КАМАНИН. Юрий Алексеевич!
ГАГАРИН. Я все понимаю. И потому отвечу. Вопреки, может быт, желанию некоторых, я верю в светлые идеалы социализма и Родиной не торгую!
СЕМЕНОВ. Прекрасно. Но это так. Для разминки. Моет быть, неудачный экспромт. Извините. Главное вот в чем. Я читал ваши документы, переданные Леониду Ильичу. Впечатляют. Но некоторые выражения слишком грубоватые. Не хватает светскости. А вы же воспитанный человек. Имеете опыт дипломатических бесед.
ГАГАРИН. Не знаю уж почему именно вас знакомили с моими бумагами. Ведь речь там шла и о вас. Вы покрываете преступников.
КАМАНИН. Юрий Алексеевич, ну нельзя же так.
СЕМЕНОВ. Ничего, ничего, Николай Петрович. Я ведь специально приехал ля разговора с Юрием Алексеевичем. Эти материалы попали ко мне по долгу службы. Леонид Ильич просил тщательно разобраться. Ко мне он претензий не имеет. Мне поручено уладить дело с вами по- дружески.
ГАГАРИН. Не получится. Слишком много новых фактов. Вы позорите нашу партию и государство!
СЕЕНОВ. Рад слышат и слова. Даже благодарю. Вы сняли камень сомнений у меня с души…Юрий Алексеевич, мы с вами по разному, но служим одному делу, одной партии, одному человеку. Надеюсь, вы это понимаете?
ГАГАРИН.Я никому не служу.
СЕМЕНОВ. Служите. Только что об этом говорили. Ну, хорошо. Я сделаю вид, что не заметил вашего пренебрежительного отношения к партии. Сам виноват. Действительно, немного спровоцировал. Это была еще она маленькая проверка на благонадежность, которую я выполнил тоже по просьбе Леонида Ильича. Нам предстоит принять серьезное решение, и  первое прямо сейчас…Я понял, что с вами надо говорит прямо, без обиняков…Вы с потрохами принадлежите партии коммунистов, Юрий Алексеевич. Вы ей обязаны всем, что имеете. Вы и ваша семья, ваши родственники. И вы обязаны  выполнить любое задание партии. Подчеркиваю, любое!  И хватит играть в кошки-мышки. Вы все прекрасно понимаете. Кстати. Вы же о такой готовности не раз говорили и за границей,  в прессе,  перед стартом, и перед народом.
ГАГАРИН. Мы говорим о разных вещах.
СЕМЕНОВ. Об одном говорим, об одном. Мы проверяли вас долго . Даже друзья покидывали вам проверочные тесты.
ГАГАРИН. Это вранье.
СЕМЕНОВ. Хотите, я покажу вам, что пишут о вас друзья-космонавты? \Подает листки.  Гагарин рвет не читая\.
ГАГАРИН. Это грязные  фальшивки.
СЕМЕНОВ. Николай Петрович, подтвердите.\ Каманин молчит\. Мы ем  ваших увлечениях, слабостях, так сказать,…Вы же не агнец божий. Вы нормальный советский человек. И потому, именно сейчас, в преддверии нового важного задания партии и правительства, решено предупредить вас о нежелательности любых ошибок.
ГАГАРИН. В чем же суть вашего задания?
СЕМЕНОВ. Из ваших дальнейших выступлений народ должен понять, что наши успехи в космосе во многом были возможны лишь благодаря огромной деятельности Леонида Ильича Брежнева…О втором задании вы узнаете через некоторое время. Посмотрим, как вы справитесь с первым. И думайте, Юрий Алексеевич. Думайте, прежде чем совершить поступки. \ Улыбнулся. Уходит\.
КАМАНИН. Он не простит тебе этого разговора.
ГАГАРИН. Плевал я на него…О каком втором  задании он говорил?
КАМАНИН. Не знаю…Но вряд ли речь пойдет о полете.
ГАГАРИН. Ну, и ладно. Я пошел.
КАМАНИН. Погоди.
ГАГАРИН. А! Все-равно уже. \ Ушел\.
КАМАНИН. Идиотизм. На старости лет попасть в такое дерьмо! \ Задумался. Ходит по кабинету\.
                ЗАНАВЕС.
             На авансцене Гагарин. Навстречу идет Усачев.
УСАЧЕВ. Юрий Алексеевич!
ГАГАРИН. Да. Это вы просили о встрече? Я тороплюсь.
УСАЧЕВ. Я тоже. Меня просил поговорить с вами Сергей Павлович Королев.
ГАГАРИН. Королев?!
УСАЧЕВ. Моя фамилия Усачев Михаил Алексеевич.
ГАГАРИН. Я вспомнил.  Видел вас у Сергея Павловича. \ Открывается занавес. Разговаривая,  они проходят и садятся на лавочку\. Сергей Павлович обусловил свое завещание несколькими обстоятельствами. Мы с ним встречались по этому поводу дважды.
ГАГАРИН. Какие же это обстоятельства?
УСАЧЕВ. Ситуация в стране и ваша готовность к разговору.
ГАГАРИН. Пока мало понятно.
УСАЧЕВ. В стране обостряя отношения между верхами и низами. И вы это чувствуете, судя по вашим действиям в защиту справедливости. Ваше письмо к Леониду Ильичу так и осталось у него, но усугубило ситуацию ваших взаимоотношений с окружением Брежнева.
ГАГАРИН. Даже вы знаете.
УСАЧЕВ. Вы могли хоть на что-то рассчитывать, если бы не коснулись его семьи. Если бы попытались разоблачить его личных врагов. А вы упомянули и друзей…Вы обречены, Юрий Алексеевич.
ГАГАРИН. Что это означает?
УСАЧЕВ. С вами расправятся так же, как это сделали с Сергеем Павловичем.
ГАГАРИН. Не надо так шутить. Он умер.
УСАЧЕВ. Он просил меня поговорит с вами только в том случае, если умрет
внезапно на столе или от обострения в лечении. Он ждал и был уверен в том, Что ему не дадут поправиться. Правда, он считал, что его придержут в болезненно состоянии до съезда, на котором он хотел выступить. Его выступления боялись и потому… Он считал, что ему не дадут выступить, а потом тихо уволят.
ГАГАРИН. Значить и это правда. Слухи разные доходили до меня.
УСАЧЕВ. Видимо кто-то решил не рисковать и перестраховался.
ГАГАРИН. И все-таки, я не могу поверить.
УСАЧЕВ. Сергей Павлович просил меня не убеждать вас и ничего не доказывать. Он только хотел попросить вас.
ГАГАРИН. О чем?
УСАЧЕВ. \ Подает конверт\. Это лично вам. Прочтете. Он хотел, если вы разделяете его взгляды, и у вас будет возможность, рассказать правду о нашей системе. В крайнем случае, правду о космической программе в нашей стране.
ГАГАРИН. Почему же вы раньше…Я депутат Верховного Совета СССР!
УСАЧЕВ. Мне казалось, что вы не готовы к разговору. Да и дальше Верховного Совета ваша речь бы не пошла. Вас бы изолировали и объявили сумасшедшим.
ГАГАРИН. Меня!?
УСАЧЕВ. Вы знаете писателя Солженицына…знакомы с академиком Сахаровым…знаете как капитан Саблин пытался поднять восстание на эсминце «Стремительный»?
ГАГАРИН. Это диссиденты Враги.
УСАЧЕВ. Вот видите. Система работает четко. Это честнейшие люди, и они только пытались сделать то, что просит вас сделать Сергей Павлович – сказать правду.
ГАГАРИН. Но вы же говорите, что это бесполезно.
УСАЧЕВ. В пределах нашей страны? Да. Но сейчас обстоятельства изменились…Вас не выпускали за рубеж, но…В следующем году  ООН  планирует ряд мероприятий, посвященных освоению космоса. Он прислали в наше правительство настоятельную просьбу направить на Генеральную Ассамблею ООН  в апреле 1968 года вас Юрий Алексеевич. Они просят вас выступить на первом заседании, при открытии Ассамблеи с докладом  о развитии космонавтики в мире. Наше правительство не сможет отказать. И это единственный шанс сказать правду. Не легкую для вас, для страны, но правду. Если вы согласитесь. Вас никто не сможет стащить с трибуны ООН, и никто не сможет замолчать ваше выступление.
ГАГАРИН. Но это же предательство?!
УСАЧЕВ. Кого и чего?  Вас никто не просит клеветать. ВЫ скажете только правду, в которой убеждены. ООН ждет выступления Первого космонавта, а не представителя государства. Им интересно ваше личное мнение.
ГАГАРИН. Вообще то, я о че-то подобном думал. И все же…Как-то грязно все поучается. Одно дело сказать здесь, в лицо, а другое где то там.
УСАЧЕВ. Я ведь даже не говорю вам, о чем вы должны сказать. Сами решайте
ГАГАРИН. Я не могу ничего обещать.
УСАЧЕВ. Это ваше право.\ Подал листок\.  Если захотите встретиться с  людьми, которые знают правду и не откажутся от своих слов…Больше мы с вами, наверное, не увидимся. Вы все будете решать сами.
ГАГАРИН. А если у меня возникнут вопросы?
УСАЧЕВ. Я не могу гарантировать, что доживу до вашего отъезда. Я плохой конспиратор.
ГАГАРИН. Вы шутите. Мне еще даже не предложили готовиться к такой поездке. Хотя…
УСАЧЕВ. Предложат. Им  торопиться некуда. Но и проверять вашу благонадежность будут. Не горячитесь. Не давайте им повод для сомнений…Сергей Павлович умер потому, что не мог бороться  с системой. Он всегда боролся против конкретных людей и союз заключал с конкретными людьми…Не отдельные люди виноваты. Поймите…Или не затевайте ничего. Это будет бесполезно. До свидания.\ Уходит\.
ГАГАРИН. До свидания. \ Подходит Тюрин\.
ТЮРИН Привет, Юра. Кто это был? 
ГАГАРИН. \ Задумавшись\.  Любитель автографов.
ТЮРИН. Я его где-то видел. Ну да ладно. У меня ту подвернулось дельце. Новую квартиру дали, а мебели нет.
ГАГАРИН. У тебя ж почти новая.
ТЮРИН. Да ну, дерьмо. Я ее как дрова продал. Предлагают модерн. Но нужен звонок торгашам. Я бы и сам, но еще не запустили. А тебе ведь раз плюнуть.
ГАГАРИН. Что!? Что ы сказал!?
ТЮРИН. Позвони начальнику Мосторга. Ему лишь бы с тобой поговорить. Ну, что тебе трудно? Тебя ж так люди уважают, даже любят.
ГАГАРИН. Слушай! Иди ты…
ТЮРИН. Ты чего?...Ну извини…\ Уходя\. Подумаешь. Своим уже и помочь не хочет. Звезда! Совсем зазнался.
                Подходит Беляев.
БЕЛЯЕВ. Юра, тебя ищет Каманин.
ГАГАРИН. Зачем?  Меня нет. Я никого не хочу видеть! Никого!
БЕЛЯЕВ. Из ЦК пришла телеграмма. Тебе поручают выступить в ООН. Нужно срочно готовить доклад. Уже весь политотдел на ушах. Тут каждую запятую нужно будет согласовывать.
ГАГАРИН. ООН…Значить от решения мне никуда не уйти…Я потом  все объясню. Нам надо будет очень серьезно поговорить.
БЕЛЯЕВ. Я всегда готов. Если тебе разрешили выезд, Юра, значить у нас в стране происходит что-то очень важное. Это надежда. Понимаешь?
ГАГАРИН. Если бы…Ладно. Пойдем. \ Уходят\.
                ЗАНАВЕС.

                Сцена 4.

                В кабинет Семенова ходит Гагарин.
СЕМЕНОВ. Входите, Юрий Алексеевич. Здравствуйте.
ГАГАРИН. Здравствуйте.
СЕМЕНОВ. Надеюсь, успокоились, поразмыслили?  Мы зря обиду не держим.
ГАГАРИН. Я приношу извинения за грубую выходку…Но от своих слов не отказываюсь. Партия, народ, Родина - это для меня святое. Но в оценке достоинств той или иной личности позвольте мне все же иметь свое мнение. Пусть это будут даже очень заслуженные люди.
СЕМЕНОВ. Вот и хорошо. У молодых людей должны быть убеждения. Кисель нам не нужен. Он очень ненадежен. За шесть лет вы стали совсем другим, зрелы человеком. Встали вровень, с теми делами и проблемами, которые вам предстоит решать.
ГАГАРИН. Я приму ваши слова к сведению.
СЕМЕНОВ. Кстати. Как вы сработались с Начальником Центра подготовки? Он вас устраивает? Не доводит до белого каления, как его предшественник?
ГАГАРИН. Мы уважаем друг друга.
СЕМЕНОВ. Ну, и хорошо. Есть мнение, что после нескольких удачных полетов, мы сможем подобрать Начальника Центра из числа  летавших космонавтов. Это ваша идея может сейчас реализоваться. Тем более что вскоре, почти весь отряд космонавтов будет иметь высшее образование.
ГАГАРИН. Давно пора. Нас может понять только тот, кто сам побывал в космосе.
СЕМЕНОВ. А проблемы тех, кто остается на земле, вас не волнуют? Таких людей в Центре гораздо больше, чем космонавтов.
ГАГАРИН. Вы меня не совсем правильно поняли.
СЕМЕНОВ. Может быть. Но у нас еще будет время поговорить и об этом более подробно. Сейчас о главном. Вам объяснили, зачем вас пригласили?
ГАГАРИН. Да.
СЕМЕНОВ. Заметьте. Пригласили, а не вызвали. Вы могли и отказаться.
ГАГАРИН. Не привык уходить в сторону.
СЕМЕНОВ. Прекрасно. Перед такими ответственными командировками за рубеж, мы долго и тщательно готовимся с людьми. Но, учитывая ваш опыт, думаю мы ограничимся краткой беседой. Леонид Ильич просил передать вам пожелания огромного успеха в предстоящем выступлении в ООН. Н надеется, что это выступление значительно поднимет и укрепит авторитет СССР во всем мире.
ГАГАРИН. Спасибо.
СЕМЕНОВ. Со своей стороны…\ Телефонный звонок. Поднял трубку\. Да…\ Входит Николаев\. Слушаю.
НИКОЛАЕВ. Юрий Алексеевич, здравствуйте.
ГАГАРИН. Здравствуйте.
НИКОЛАЕВ. Давно у нас не были.
ГАГАРИН. Мало приглашали.
НИКОЛАЕВ. Наверное. Кстати, вы знали на фирме Королева некоего Усачева?
ГАГАРИН. Нет. Хотя фамилию такую вроде слышал. Но видимо он не занимал высокой должности.
НИКОЛАЕВ. Да. Вот  я его что-то не помню. А нам почему-то прислали телеграмму о том, что он умер от какого-то гриппа. Придется кое-кому накрутить хвоста, чтобы уточнили списки номенклатуры. А как у вас готовятся к полетам?
ГАГАРИН. Да, да. Конечно мы все готовимся…Всегда готовы как пионеры.
СЕМЕНОВ. \ Положил трубку. Николаеву\. С вами мы поговорим потом. \ Николаев уходит\. Так на чем мы остановились Юрий Алексеевич?
ГАГАРИН. На инструктаже.
СЕМЕНОВ. Давайте назовем это проще. Мы бы хотели помочь вам  и вашим коллегам из политотдела в подготовке доклада. Все-таки перед всем миром выступать.
ГАГАРИН. Хорошо. Когда представить вам черновики?
СЕМЕНОВ. Зачем же вам утруждать себя. У вас защита диплома через неделю. Мой помощник подготовит доклад. Вы пройдете по нему красным пером и в печать.
ГАГАРИН. Вы очень мне помогли. Думаю, что хоть поспать теперь смогу.
СЕМЕНОВ. Вот и договорились. До свидания.
ГАГАРИН. До свидания. \ Уходит\. Вот и ясно все стало, Юрий Алексеевич…\ Нажал кнопку. Из боковой двери вошел военный летчик майор Викторов\.
ВИКТОРОВ. Разрешите?
СЕМЕНОВ. Входите. Садитесь…Вам объяснили задание?
ВИКТОРОВ. В общих чертах. Но я все понял.
СЕМЕНОВ. Вы опытный сотрудник Комитета Госбезопасности. Вы с успехом выполнили несколько наших специальных заданий. Поэтому буду краток. На этот раз вы должны будете проверить мастерство пилотирования летчика-испытателя при внезапной атаке из облачности. Автомобилисты на оживленной трассе иногда подрезают  своих коллег. Из-за этого бывают и аварии. Вам придется сделать что-то похожее, как я понимаю. Но вас будет только двое.
ВИКТОРОВ. Он знает?
СЕМЕНОВ.  Да и нет. Летчик не знает когда и откуда. Нам важно проверить реакцию этого человека в неожиданной ситуации.
ВИКТОРОВ. Боюсь, что мой коллега не понимает опасности подобных маневров.
СЕМЕНОВ. Но ведь « МИГ-15» говорят сверхуправляем. Даже сам садился без летчика, когда тот запаниковал и катапультировался.
ВИКТОРОВ. Да, было такое. Пусть только не вешаю ему подвесные баки. Они здорово затрудняют пилотирование при резких маневрах.
СЕМЕНОВ. Он знает. Паниковать не будет. А. Герой Советского Союза. Что и требуется для чистоты эксперимента. И учтите…Все должно быть в радиомолчании. Мы вас выводим в точку без ваших ответов. Иначе вас обнаружат раньше времени, и тогда можно прекращать эксперимент, который мы считаем чрезвычайно важным для будущей операции.
ВИКТОРОВ. Когда вылет?
СЕМЕНОВ. Оправляетесь на аэродром завтра. Будете летать по специальной программе. Возможно, именно  в воздухе вам сообщат время и требуемый маневр. По этой команде и начнется отсчет вашего задания. Один маневр с имитацией атаки и все. Свободны.\ Викторов уходит. Входит Брежнев /.
БРЕЖНЕВ. Кто это был?
СЕМЕНОВ. Из КГБ приезжали для консультации.
БРЕЖНЕВ. Гагарин приезжал?
СЕМЕНОВ. Только ушел.
БРЕЖНЕВ. Надежен?
СЕМЕНОВ. На словах да. Но я ему не верю. Он чуть покраснел, но не перестроился, и все также неуправляем в главном.
БРЕЖНЕВ. Зря ты с ним так резко. Очень бы нам пригодилось его выступление в ООН. А теперь я не уверен ни в чем… Из Союза его выпускать нельзя. Хватит нам диссидентов. Зря их выпускали.
СЕМЕНОВ. Согласен. Но как это сделать?... Все-таки Гагарин.
БРЕЖНЕВ. Гагарин, Гагарин. Надоел. Что у вас мало цивилизованных способов пресечь крамолу?  Только не перебарщивайте. В последнее время ваши люди стали грубо работать.
СЕМЕНОВ. Вы наверное имеете в виду службу КГБ? Мне самому надоело вести с ними профилактические беседы. Но они же солдаты. В иных обстоятельствах им бывает трудно определить…пределы необходимой обороны.
БРЕЖНЕВ. Если Гагарин заболеет в период сессии, ООН согласится на соответствующую замену?
СЕМЕНОВ. У нас много космонавтов. А не согласятся, переживем. А Гагарина можно и комисовать.
БРЕЖНЕВ. Можно,  можно. Можно все, что надежно. \ Уходит\.
СЕМЕНОВ. Аккуратно, аккуратно. Ради бога, не торопитесь. Как же вы все боитесь личной ответственности! Даже тогда, когда ясно, что никто и никогда ничего вам не сможет предъявить…Разве что сам себе…Ну, с этим ы справимся. Так же легко, как  и с этим выскочкой. Ему позволили высоко взлететь, но не давали разрешения забывать тех, кто позволил ему этот полет…Я тоже не забываю обиды, Юрий Алексеевич. И я не могу рисковать. Вдруг вы  действительно окажетесь великолепным пилотом. Осечек не должно быть. Тут Леонид Ильич прав…Говорят ученые разработали какой-то подавитель  или активатор воли, который легко встроить в телефон…или ту же планшетку. Попробуем все. \ Улыбается \.
                ЗАНАВЕС.
                На авансцене Гагарин и Беляев.
БЕЛЯЕВ. Поздравляю, Юра. И с дипломом, и с полетом, и конечно \ Улыбнулся\. с предстоящим заданием партии.
ГАГАРИН. Что-то легко мне разрешили летать, Павел Иванович. Сколько били, а тут почти сами предложили.
БЕЛЯЕВ. Простили. Они любят быть добрыми. Да и тебя нельзя сейчас прижимать.
ГАГАРИН. Тревожно мне что-то.
БЕЛЯЕВ. Может быть, отказаться от полетов?
ГАГАРИН. Ну уж нет. Да и что это даст? Мне на земле опасно. А там им меня не достать. Это ж для меня родная стихия…Кстати. После возвращения из ООН мне обещали космический полет. Очень похоже на подачку. Мол, успокойся и езжай. А вернусь  и все начнется по старому.
БЕЛЯЕВ. Ничего, Юра. Будет и на нашей улице праздник. Дождемся.
ГАГАРИН. Я вед так ничего и не решил, Павел Иванович. И похоже не решу, пока не выйду на трибуну. А может быть и тогда не решусь.
БЕЛЯЕВ. И ладно. Чтобы ты не решил, знай, что ты не один. В одиночку жутковато бывает.
        Затемнение. Открывается занавес. В квартире Гагарина Беляев. Накрыт стол.
ГАГАРИН. Ну, вот и стол готов.  Молодец Валя. Постаралась. \ Входит Валя\.
ВАЛЯ. Явились. Не запылились. Могли бы и помочь.
БЕЛЯЕВ. Я на кухню. \Уходит\.
ГАГАРИН. Народу много набирается . Тебе наверное трудно будет?
ВАЛЯ. Тебе то что? Выпьешь, наговоришься и уснешь…
ГАГАРИН. Валя, а почему ты не выставила на стол ту бутылку, что я из Франции привез?
ВАЛЯ. Отчего, почему?...До чего же ты нудным становишься. Ну какое твое дело? Я стол накрывала. Как захотела, так и сделала.
ГАГАРИН. Ну чего ты заводишься? Я же как лучше. Придут друзья отметить защиту моего диплома. Хотел сделать им приятный сюрприз. Это же не только моя радость, не только мой труд. Они мне здорово помогали.
ВАЛЯ. Если и был у вас общий труд, так только за бутылкой водки. И похоже радости от твоего диплома они мало испытывают.
ГАГАРИН. Ты шутишь?
ВАЛЯ. Почему? Они грамотные. Понимают, что ты теперь и Начальником Центра можешь стать, а значить и круг собутыльников изменится.
ГАГАРИН. Прекрати.
ВАЛЯ. А ты мне рот не затыкай. Ты ни в друзьях, ни в семье ничего не понимаешь.
ГАГАРИН. Да что с тобой?!
ВАЛЯ. На, почитай, что пишут о тебе твои ненаглядные друзья. \ Подает, потом сразу забирает газету. Читает\. Статья в Известиях Алексея Леонова, которого ты не один раз из грязи вытаскивал. Называется « О правилах хорошего тона в космосе».
ГАГАРИН. Читай дальше.
ВАЛЯ. В конце статьи он пишет: « …В июле 1962 года первый космонавт мира сделал на сборнике статей Комиссии по правовым вопросам межпланетного  пространства Академии Наук СССР, тогда еще первом сборнике, любопытную надпись: « Теоретикам, с пожеланиям разработать самые справедливые  правовые положения в космосе.» И подпись оставил « Практик космоса Гагарин».» Неплохо ты над теоретиками поиздевался, товарищ практик от юриспруденции. Либо ты был пьян, либо твой любимый Леша дерьмо!  Тебе повезло, но это не значит…
ГАГАРИН. Дай-ка сюда. \ Смотрит. Что-то зло пишет на статье. Входит Беляев\. Павел Иванович, почитай. Я отметил красным карандашом.\ Беляев читает\. Я не могу высказать всех моих чувств. Так что прошу – переда автору мой автограф и величайшее презрение. Сопли висят, а в умники лезет!
БЕЛЯЕВ. Юра, я хотел бы…
ГАГАРИН. Потом. Сейчас я ничего не могу. Ладно, Павел Иванович?
БЕЛЯЕВ. Хорошо. Я снова на кухне. \ Ушел\.
ВАЛЯ. И ты думаешь, что это поможет? Леша знает свое дело и мысли паршивые о тебе все-равно поползут…И может быть заслуженно.
ГАГАРИН. Валя, давай помолчим.
ВАЛЯ. Зачем ты рвешься летать? Мало тебе дел на Земле.
ГАГАРИН. Я ж летчик!
ВАЛЯ. Пора бы и успокоиться. Ты свое дело сделал.
ГАГАРИН. Помолчи, Валя…Может быть, скоро я и повзрослею
ВАЛЯ. Вот так у нас всегда. Вроде и праздник, а по сути…Вернись на Землю.
ГАГАРИН. Я постараюсь.
ВАЛЯ. И на детей обрати внимание. А то мы тебя и не видим вообще.
ГАГАРИН. Валя, я же просил.
ВАЛЯ. А что Валя?  У других семьи как семьи, а у нас…проходной двор. Я ведь тоже не старуха, которой только и осталось,  что за каждым нужник чистить. Ты поел, поспал, и нет тебя. А я после твоих гостей три дня не разгибаюсь.
ГАГАРИН. Но ведь мы часто бываем в обществе.
ВАЛЯ. Да зачем мне это общество? Только и смотри, кому улыбнуться, кому что сказать, чтобы дурой не считали. И ведь все-равно считают. Да и ты мной каждый раз тяготишься. Ты ведь и не бываешь возле меня.
ГАГАРИН. Но, Валя.
ВАЛЯ. Нет, ты скажи. Скажи, зачем таскаешь меня по всем этим приемам?
ГАГАРИН. Но ведь положено.
ВАЛЯ. Кем положено? Кому положено? Оставляй меня лучше дома. Я  хоть что-то полезное делать буду. Ведь ты мне все-равно ни в чем не помогаешь. Я для тебя очень удобная домработница. И не больше! Кухарка, прачка, посудомойка, уборщица.\ Кто-то заглядывает в дверь и закрывает ее\.
ГАГАРИН. Валя. Хоть сегодня. Давай не будем об этом. У нас гости.
ВАЛЯ. А я тебя просила их приглашать? Мог бы организовать ваш обычный пикничок. Да пришел бы домой пораньше. Но тебе все некогда!  Тебе все надо не как у людей, а чтобы мир удивить! А оправдание – как всегда – так требуют интересы дела! Как же, знаю…Длинноногие Венеры…
ГАГАРИН. Прекрати!
ВАЛЯ. А что ты еще знаешь? Солдатами своими командуй, а не мной. Мне мужик в семье нужен! Уж! Отец моим детям, а не приходящий дядя!
ГАГАРИН. Ты…Ты.
ВАЛЯ. Вот, вот. И ничего больше. Ну и тыкай себе на здоровье. А если надумаешь всерьез семьей заняться, тогда и поговорим серьезно. \ Насмешливо\. Герой. Видели бы они тебя сейчас.\ Ушла\.
Гагарин. Когда же это кончится? Мне так нужна поддержка! Так нужна! А я один. Не с кем поделиться. \ Входит мама, Анна Тимофеевна Гагарина\.
МАМА. Юрочка, что с тобой? На тебе лица нет. Родной мой! Как же это?
ГАГАРИН. Нет, нет, мама. Все хорошо.
МАМА. Да неужто, я не вижу…С Валей опять поругался? Ну, неужели она не понимает твоего положения? Ох, бабы, бабы! Все вам мало…
ГАГАРИН. Нет, мама. С Валей все нормально. Скорее всего, я очень устал…
МАМА. Кого ты хочешь обмануть, сынок? Нет, я все-равно поговорю с ней. Хоть ты мне и не разрешаешь. Ох, болит у меня сердце за вас, Юра. Ох, болит.
ГАГАРИН. Я люблю ее, мама. И по своей женской сути, она права…Просто…Я чего-то боюсь, мама…боюсь того, чего всегда боялся отец – позора, клеветы, бесчестья. Ох, как много ее сейчас вокруг меня. Я боюсь посоветоваться с отцом. Он слишком прямолинеен. Да я и сам не все до конца понимаю, чтобы объяснить ему свою тревогу…
МАМА. Да господь с тобой, Юра. Что ты такое говоришь?  Не пугай нас с отцом.
ГАГАРИН. Действительно. Что это я? Извини, мама. Почему-то вспомнилось, как ты с отцом, учили меня всегда и везде говорить только правду…
МАМА. И правильно учили. Скажи, может быть, у тебя болит что-то? Ты не стесняйся. Расскажи мне. Я же не ваша комиссия. Когда болит, то многое в другом цвете кажется. Надо, чтобы кто-то рассеял туман.
ГАГАРИН. Я пошутил, мама. Извини. Мыслей много и дел накопилось.
МАМА. А, может быть, поделишься?
ГАГАРИН. Нечем делиться, мама…Об одном только прошу. Если что-нибудь случится со мной, вы с отцом не верьте плохому обо мне.
МАМА. Что ты такое говоришь, Юрочка!
ГАГАРИН. Это на всякий случай. Вот поговорил с тобой и мне уже легко и свободно.
МАМА. Вот и хорошо. Юрочка, ты на меня не обидишься. Я должна уехать. Отец что-то прихворнул. Нет, нет. Не сегодня. Завтра.
ГАГАРИН. Конечно, поезжай.
МАМА. Ты Валюшу покажи врачам. Что-то она жалуется на здоровье. Может быть, и нервы от этого.
ГАГАРИН. Обязательно. Я как-то вовсе выпустил это из виду. А она жаловалась, что сильно устает.
МАМА. А за детишками сестра присмотрит. Мы договорились. Она еще побудет у вас.
ГАГАРИН. Ой, мама! Чтоб я делал без тебя? Несколько слов и все проблемы решены.
МАМА. Так на то ж я и мама, сынок. Поживешь с мое…
ГАГАРИН. Я постараюсь.
           Входят гости. Шум. Праздник. Суета…
          На авансцену выходит Ведущий.
ВЕДУЩИЙ. Через месяц 28 марта 1968 года Юрий Алексеевич Гагарин
взлетел на учебно самолете и не вернулся на аэродром. Это был контрольный полет с инструктором перед самостоятельным вылетом. Одна и главных версий причин катастрофы гласит: « Экипаж во избежание столкновения с посторонним предметом выполнил резкий маневр ухода. Самолет  вышел на критический угол атаки и сорвался в штопор. Высоты для вывода машины из штопора не хватило. Всего двух секунд. Экипаж погиб».
     Прошло  более сорока лет. Теперь уже точно известно, что в зоне полета Гагарина находился неизвестный самолет - истребитель. Но до сих пор никто не назвал точно ни фамилию летчика этого самолета, ни аэродром, с которого он взлетел.
    Нет данных и о маневрах обоих самолетов, так как именно в эти минуты отказала система радиолокационного контроля полетов. Самолет Гагарина вопреки правилам был снабжен подвесными баками и неправильные данные  выдавал высотомер.
   Говорят, то перед полетом Гагарину  заменили старенькую потрепанную планшетку на новую.
   С другой стороны. Никто не может исключить и техническую неисправность самолета, какой-то недосмотр, а может быть и того хуже. Не зря в течение нескольких последующих лет погибло несколько человек, причастных к техническому обеспечению этого полета.
     Еще через да года, после не очень сложной операции на желудке  и возникших  внезапно послеоперационных осложнений, умер Павел Иванович Беляев.
    В том же 1970  году, при возвращении на Землю из космического полета, погиб Георгий Добровольский с товарищами по экипажу. Последний из тех, кого считали принципиальным борцом за правду, и кого прочили себе в товарищи Гагарин, Комаров и Беляев.
         Светлая им память!


                ЗАНАВЕС.

                ЛЕСНИКОВ  ВАСИЛИЙ  СЕРГЕЕВИЧ.