1-438

__

…Усталость, странное ощущение отдаленности залитого золотым светом дня за окном и  отчетливые слова в мозгу: «а листва волнуется». Это  про дерево, что  колыхалось на ветру, еле видное  из-за толстого слоя света.

Когда-то что-то такое ощущал в школе, глядя с высоты в окно, уже такой же усталый и отрешенный.

Вдруг представилось море листвы в незнакомом заросшем саду – она, ярко-зеленая, волновалась, билась, шумела.

И ты впиваешь всю радость этого волненья, ты растворяешься в нем и тебя поднимает на воздух, на свет, и деревья становятся твоими близкими  друзьями, и  ты чувствуешь, что стоит ловить этот ветер, стоит жить волненьем, то тревожным и робким, то трепетно нежным и  радостным.

…Говорить же стоит только реплики, сжатые до предела – или уж высказываться достаточно длинно –  в исключительных случаях и  на стоящую тему. Никаких шутливостей и суетливостей, жаргона и дешевого юмора, уколов, иронии и   прочего мусора. Кажется, у меня есть вкус к этому, у меня уже кое-что получается и это моя внутренняя потребность.

А вот пишу я часто неправильно,  причем,  как надо – не вполне понимаю. Никакого рисунка нет во фразе.

…Да, кажется, я научусь говорить с людьми своим голосом -  не отпихиваясь, и не подстраиваясь. Тут  опять же  нужны твердость и  ясная оценка ситуации, причем сразу, а не потом, как у меня сейчас. Каждое слово и каждый акт – это  сознательный поступок. А то у меня опять неприятное ощущение, что, мол, «по мою душу пришли» –  а затем и  аффект, паника, паралитика игра на удержание.

…Не Бальзак ли родоначальник ироничных, «убийственных» характеристик, которые теперь встречаешь чуть ли не у каждого писаки и говоруна; впрочем, такая ревнивая потребность – это вечное свойство их ума.

И я  часто этим грешу, хотя и понимаю, что это убого.

Кстати, они не были бы в ходу, если бы доходили до адресата. Люди никогда не бывают в настолько самокритичном духе! К тому же, они действительно не такие.

Ирония – это пристрастность.

…Нет, меня по-прежнему сносит – я все еще слишком слаб и легковесен. Не потому ли, что опасаюсь «смешного глубокомыслия»? …От него меня должны спасти чутье, жар сердца и  поэтическое видение мира.