В. Поленов. Московский дворик или Спасопесковская

    По правде сказать, дворика уже и нет. Есть площадь.  И, к счастью, она ничем не застроена. Пространство дворика осталось не тронутым. Оно даже слегка и расширилось. Вот нет видного на пейзаже не то сарая, не то амбара. Ничто не скрывает чудную церковь с золочеными куполами. Есть скверик с мощенными брусчаткой дорожками. И когда я прохожу наискосок по этому пространству, я явственно ощущаю под ногами не твердь брусчатки, а мягкую траву, некогда покрывавшую дворик. Да ещё вижу и эту плачущую в голос обиженную  девочку, которую хочется погладить и утешить. А голову свербит при этом обескураживающая мысль, что девочка эта  уж как давно прожила свою жизнь. И земля  давно уже стала ей пухом, может быть, на погосте вот этой самой церкви.  Но думать об этом не хочется. Так не хочется.

     И слава тебе, Господи, что  видимое пространство это так и осталось не застроенным. Дворик остался, только имя своё сменил. Сегодня это уже другой дворик. У него есть обретенное имя.  Ныне он называется «Спасопесковская площадь» Или Площадка, как называют его окрест живущие обитатели. Или иногда его именуют совсем уж по-простецски. «Кружок».
    
 Дворик не исчез и не умер. Он  всё ещё живой. Только жизнь эта совсем другая.  Нет на нем ни кур, ни лошадей, ни даже белоголовых детишек. Всё отжившее ушло и навсегда кануло в бездонную пропасть вечности. Ощущение такое, как если бы старый стол покрыли новой животворной скатертью,  которой тоже будет отведено свое время в пределах вечности.

     Да было бы странно и противоестественно, если бы он и остался таким, каким мы его видим на картине Поленова. Как остановить  движение жизни. Никак? Да и не надо. Память великая вещь. Она нас делает людьми. Но и быть в плену дорогих нам образов ушедших в прошлое тоже нельзя.  Какими бы ностальгическими сладостно-печальными чувствами не проникалась наша душа по поводу утраты всего того, что было и есть дорого  нашей душе. Благодаря  художнику Поленову краткий миг жизни замер навсегда на полотне. Но и только. И этого довольно. Нам, к счастью, не дано остановить течение реки времени.  То есть саму жизнь. Я вспоминаю запавшие в душу замечательные строки Шпаликова
               
 По несчастью иль по счастью
Истина проста…
Никогда не возвращайся
В прежние места.

Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем
Ни тебе, ни мне.

Путешествие в обратно
Я бы запретил.
И прошу тебя, как брата,
Душу не мути. 

    Да, другой сегодня дворик. Но он остался наследником всей духовной ауры этого маленького клочка московской земли, который так счастливо остался во веки вечные на небольшом любимом нами полотне художника. Но всё же  это другой дворик.   Всё духовное содержание этого пространства беспрерывно менялось вместе с людьми, проживавшими здесь. А каким он был до художника, мы никогда уже и не узнаем. И какими были дети Арбата, скажем, в веке пятнадцатом, то есть тогда, когда появилась эта улица с непонятным и до сих пор названием, мы тоже никогда не узнаем. А что стало с двориком сегодня? А вот что.    

                *****

    Вот, например, в центре его мы увидим памятник  Пушкину. Я не специалист по памятникам, но и мне ясно, что изваяние нашего всего совсем не шедевр.  Есть в нем какая-то потуга на пафосность и значимость. Но не более, чем потуга. Какая-то она мелкая, вымученная и неумелая. Нет в памятнике высокой, поэтической, волнующую душу ноты, которая должна по определению звучать в изваянии великому поэту.

    И зачем он здесь стоит, тоже мне не понятно. Он здесь по воле одного человека, который вот таким образом захотел увековечить совсем не поэта. Самого себя. О чем свидетельствует надпись на низком постаменте с другой стороны

    Сам сквер появился на месте дворика по желанию и по деньгам  владельца  рядом стоящего дома. Сам себя он считал большим почитателя  Пушкина. А раз так, то с разрешения московских властей  в 1871 г. на свои средства напротив своего дома на Спасопесковской площади, прямо у церкви Спаса на Песках, разбил сквер («общественный сад»), назвав его Пушкинским, Почему?  В память частого пребывания великого поэта у своих друзей в близлежащих арбатских переулках.

     И это правда. Вот на самом Старом Арбате можно и сегодня посетить дом, в котором Пушкин с Натали Гончарова провели то, что французы называют la Lune de miel, то есть почти по-нашему «медовый месяц».  Но со временем название сквера  в честь великого поэта утратилось. А  сквер остался. Похожий на кружок, потому окрестные жители прозвали его «кружком». И вот некий никому неизвестный профессор Венского университета Р. Якшид решил установить в бывшем Пушкинском сквере памятник. В 1993 году он и  был установлен.

     На развернутых листах бронзовой книги перед памятником мы читаем известные строки: «Если жизнь тебя обманет, не печалься, не грусти…»  Не понимаю. Вот строки на постаменте творения Опекушина я понимаю. Понимаю всю их уместность. «Я памятник воздвиг себе нерукотворный…» А вот уместность упомянутых строк в скверике близ Арбата у меня вызывает недоумение. А то и вовсе мне в подсознание вкрадывается очень нехорошая мысль. Это что же, думаю я,  день свадьбы поэта был по мысли автора и учредителя изваяния днем «печали и уныния»?       

     А вокруг Пушкина стоят  лавочки. А на лавочках мы увидим тех, кто и создает сегодняшнюю ауру дворика. Я ведь часто прохожу по нему. И кого только на этих лавочках не вижу вокруг горделиво подбоченившегося бронзового Пушкина.  Пенсионера с газеткой.  Мамаш с ребёнками и колясками. Офисный планктон, вылезший на солнышко в обеденный перерыв в погожий денёк из близлежащих контор. И очень часто неприкаянных бомжей в подпитие и полной свободе пребывания на этом свете. Вот они сидят по-хозяйски, как у себя дома. Потому как этот скверик и есть их дом под открытым небом. Прямо по песне, помните. «Наша крыша – небо голубое. Наша счастье – жить такой судьбою». Вот и сидят они,  развалившись, счастливые такие, и  утоляют голод тем, что добыли непостижимым мне «трудом» на многолюдном Арбате.

    А ещё и подростки тоже в полной свободе нравов, приходят сюда оторваться после напрягающих ум и плоть уроков из рядом стоящей школы. А нравы их тоже ещё те. Да и стоит ли удивляться и возмущаться. Может быть они и были таковыми всегда у молодой поросли.  Во все времена. И обусловлены они просто-напросто гормональными изменениями в растущих организмах недорослей. А ещё и в желании показать всем и каждому, и себе, прежде всего, что настоящая жизнь по-взрослому уже и началась для них. И они уже в ней.
 
      Здесь в этом дворике-скверике у них другое пространство свободы. Они только что вышли из школы, как из другого мира, всего искусственного, с навязанными им правилами поведения. Правилами, которым они не могут не подчиниться по необходимости. А вот здесь на лавочке, в ста метрах от двери школы они уже в другом мире. В своём  мире. Хотя он, конечно, существует и не без своих правил тоже. И даже очень суровых законов. Но это их законы. И они ощущают себя совершенно свободными во всей власти их собственной среды.  Им хорошо и весело.  Прошёл утомительный школьный напряг. Наступила раслабуха.

     А предки дома могут подождать. И  всем своим существом они в своем мире,  чужом для всех прочих. Они матерятся. Матерятся и мальчики, и девочки тоже, нисколько не смущаясь моего присутствия. И  пьют  энергетики, и то и пивко из красивых круглых банок. Вот одна лет четырнадцати сидит на коленях млеющего в восторге  своего одноклассника.

    Ну ничего, думаю я. Жизнь продолжается. Были куры, теперь вот эти.  Дворик этот повидал всякого и всяких. Теперь в него пришло племя новое и незнакомое. И имеют они право. Жизнь такая, какая она есть, дала им это право. И не мое дело их за что-то осуждать.  Теперь они здесь хозяева. Пока хозяева. Но и их унесет отсюда неостановимый поток времени жизни. А они даже как бы и не догадываются об этом. Да и зачем. Они действительно счастливы во всём своем неосознанном праве быть юными и беспечными. В этом московском дворике.