Желтые листья осени

Василь уже давно сидел на скамейке в городском парке и, как пес шелудивый, грелся на осеннем солнышке. Порывами налетал холодный ветер, пронизывал сорочку, добираясь до живого тела, и его охватывала дрожь. Но Василь не хотел обращать внимания на такие мелочи, а если б и хотел, то все равно не ушел бы отсюда. Лучше уж мерзнуть тут, чем
скучать в сырой вонючей гостиничной комнате. Здесь хоть не так тоскливо. Все другие варианты отпадали наотрез — как всегда, не хватало денег.

 На эту командировку он согласился сразу же, по другому коллеги не поняли бы его: среди них он один был холостым, а то, что с суточных не выворачивают алименты, — немаловажный стимул, так как приходилось выплачивать двоим прежним женам половину зарплаты. Раньше холостяцкая квартира его даже устраивала. Давала и повод, и угол для новых приключений с прекрасным полом. Однако одиночество со временем становилось все продолжительней. И когда как-то он придирчиво всмотрелся в зеркало, на него глянули глубоко запавшие и выцветшие глаза. Лицо заметно бороздили многочисленные морщины, а на голове скоро и причесывать-то будет нечего. Вот тогда-то он и понял истинную причину своего одиночества. Так, прошло. Все прошло. С горя потянуло напиться, но тогда, впрочем, как и теперь, не было за что купить бутылку.


А рядышком бурлила жизнь, от которой рябило в глазах: женщины, девушки, девчата в коротеньких юбочках (опять мода вернулась), и ножки, ноженьки — мертвый и то бы ожил...

А было-таки тут, в этом городе... После института работал в филармонии, приезжали сюда на гастроли. Галочка тогда как раз Тарасика родила. Кассирша выдала зарплату копейками — с выручки. Потому и побежал он по магазинам, чтобы разменять мелочь на купюры. А там продавщица Кирочка — глаз не оторвешь... на концерт пригласил, а после
концерта, как положено, проводил домой и... Поскольку ее мать работала в третью смену, остался у Киры до утра: куда пойдешь по чужому городу в такой поздний час?

Потом она в филармонию приехала, уже с животиком, и сразу к директору. А тот  трусоватый (раньше в обкоме секретарем по идеологии работал), говорит: «Даю отгулы, помощь из директорского фонда. И чтобы все было в ажуре». Помог Киру в больницу
устроить, там вызвали преждевременные роды. Мальчик, говорила, на него очень похож был бы: чернявый, с ямочкой под нижней губой. Да, слава Богу, умер, а то пришлось бы расхлебывать.

А после этого администраторша прилипла, как банный лист. Директор снова: «Даю вам двоим командировки, но чтобы все было в ажуре». Но администраторша — это далеко не Кира. Попила крови. Крутила- вертела, как цыган солнцем, ни в какую не хотела к врачу, слюнявила про одно, чтобы с Галей разводился. Так и вернулись из «командировки» ни с чем. Но ситуация развязалась неожиданно — на работу пришла жена водителя  и попортила администраторше прическу. И та в тот же день улетучилась из филармонии. Девочки потом болтали, что она вовсе и не была беременной.

Но Василь не собирался каяться. Как-то Галя раз будила его среди ночи, а спать так хотелось. С вечера у Стешки-лилипутки был — там такая малюсенькая, как ребеночек, а что, стервоза, вытворяла! Стешкин лифчик, тонюсенький, безномерный, под майку, гад, залез, когда одевался, так он его и домой принес.

На суде Галя сказала, что, может, и простила бы ему, если бы снюхался с такой, как сам, а не променял ее на Богом обиженную женщину.

Потом, не раз споткнувшись на ровном, к женщинам стал относиться осмотрительней. Долго, где-то целый год выбирал. И выбрал. Светлана (правда, постарше его, в кофейне работала) поставила условие: никакой филармонии. Нахватался кружков художественной самодеятельности почасово, как собака блох, — по всему городу, да и за городом тоже,
только успевай. Купили кооператив, машину (тогда еще не было такой дороговизны) У Светланы была пятилетняя дочь — удочерил ее, как положено в нормальной семье. Все шло вроде бы хорошо, если бы не пришел домой раньше обычного. А Светлана не одна.

Расстались без скандала: ей «Жигули», ему двухкомнатная квартира с мебелью. Оно вроде и не так уж плохо, если бы алименты за чужого ребенка не платить. Не выгодно стало на нескольких работах крутиться — пошел в областной центр народного творчества на скромную ставку, плюс командировки...

... Жизнь вокруг бурлила и клокотала. Люди куда-то всё шли и шли. Интересно, когда же они работают? Ведь сегодня будний день! Давненько уже, когда правил страной суровый Юрий Владимирович, люди в рабочие дни боялись появляться на улицах — паспорта требовали. Вот какой порядок был. Недолго, правда, ибо Юрий Владимирович сгорел на работе и похоронили его на Красной площади в Москве.

А нынче — демократия. И хотелось бы поработать, так негде. 0, вишь, пошла грудастая, с осиной талией...

Он еще позавчера, сойдя с автобуса, быстренько набрал номерочек одной знакомой преподавательницы из культурно-просветительного училища. Встретились. На цветы потратился. Посидели в кафе. А куда же повести? Она замужем, а гостиничные номера —
на семь коек. Повздыхали и разошлись.

 А вчера поплелся в кукольный театр. Раиса встретила с открытыми объятиями — страшненькая, хоть святых выноси. Еще в институте Бабой Ягой дразнили, а сейчас, постарев, еще больше подурнела. Но для кукольного
театра нормалек, за ширмой зрителям не видно...

Раиса расстаралась, стол накрыла: коньяк, шампанское, музыка. Но все это не помогло настроить на интимный лад. Отговорился, что нужно на минутку забежать на телеграф, а сам потелёпал в гостиницу.

... А все-таки было когда-то! Вон рядышком «пентагон», обложенный каменными глыбами, — обком, горком, облисполком... Тогда этого здания еще не было, только церквушка-развалюха светила дырищами — прогнила, проржавела. Чуть подальше — Кирин дом. Его уже снесли. А еще дальше остатки крепостной стены, где запорожцы с поляками сражались.

Василь помнит: вышел тогда среди ночи на морозный воздух покурить — разомлевший, размякший, как Наполеон после удачной баталии. Под лунным светом посмотрел на крепость — сдалась ему та крепость? Вон какую женщину уломал. Вот только Кире никак не верилось: в сказке с нею было это или наяву? Поверила, когда матерью должна была стать.

Какою она тогда была чистой и беззащитной, единственная и, скорее всего, последняя женщина, которая любила его по-настоящему! Вот кого нужно было
в жены брать!.. Ноги б мыла, а помои пила. А зачем ему такая?.. А какая ж тогда нужна?

На соседней скамейке расположилась семья: он, она, малышка да еще коляска с ребенком. Мужчина потягивал из бутылки пиво и вкусно заедал рыбкой. У Василя аж слюнки потекли.

Видно было, что семья никуда не спешила. Выглядели они беззаботными и счастливыми. Женщина с малышкой лакомились пирожными, запивая их лимонадом. И Василю вновь почему-то подумалось, что вот так жить он смог бы разве что с Кирой. И только теперь понял, что именно такой жизни ему и хотелось, так как с теми дамочками, с которыми он жил и встречался по-быстрому, — одна суета выходила. Все бегом, бегом, заботы, деньги...

Память нарисовала Кирин образ. Даже тогда, когда она выписалась из больницы и он провожал ее на вокзале, — измученную, подурневшую... Другая бы гневно плюнула в его сторону, а она смотрела на него по-прежнему доверчиво, только слезинка, подсвеченная
солнцем, блеснула и жемчужиной скользнула по щеке.

— Будь счастлив ты и твоя семья, — уронила она.

Но вот не испытывал он тогда к ней жалости, а если она и была, то запряталась так глубоко, что только теперь подкатилась комком к горлу и больно царапнула душу.

Василь вздрогнул. Вот те на! Тот мужик назвал свою жену именно тем именем. Василь еще раз внимательно вгляделся в молодую женщину и, отетерев, уверился, что перед ним сидела-таки Кирочка: красивая, пышнотелая. Это ж надо...

— Теперь домой пора, — голос ее прозвучал так буднично и просто и так не вязался с той Кирочкой, которая наведывалась иногда в его воспоминания.

— Принято, — согласился муж.

«Она, она, она!» — заколотилось сердце, как когда-то в молодости.

«Ну и что с того, что она? — отозвался внутренний голос. — Успокойся, не мальчик уже».

И стало тихо, как в кино, когда меняется кадр.  Коляска мягко прошуршала рядом, ребенок спал сладко-пресладко.

Кира бросила на Василя равнодушный взгляд — не узнала.

Они удалялись, вминая каблуками в землю желтую листву, которую ветер бросал им под ноги.

Потянуло холодом. Василь еще пытался защититься от ветра, втягивая голову в воротник плохонького пиджачка, но напрасно.

Осень уже вступала в свои права...