Моменты радости

Мне 74 года, подвожу некоторые итоги. И меня заинтересовал вопрос: какие моменты радости в моей жизни представляются мне достаточно сочными и яркими чисто эмоционально и именно с позиции сегодняшнего дня?

Известно, что яркое на сером фоне долго искать не приходится – оно сразу бросается в глаза. Вот и я бросил беглый взгляд на свою жизнь и... если не вымучивать, то почти ничего эмоционально яркого я в ней, увы, не обнаружил.  Еще раз: я говорю не о значимости результатов моей деятельности и моего существования для космоса, а всего лишь об эмоциях. И не тогда, когда я их испытывал, а сейчас, – так сказать, о том, что осталось от них в сухом остатке...

Вообще-то, концентрация моих положительных эмоций падает на нищее деревенское детство от шести до восьми лет у бабушки с дедушкой в деревне Малынь, в 60 километрах к югу от Тулы. Тогда я только входил в мир, и бурю радости вызывало абсолютно всё: от радуги до конского навоза всё было чудом! Причем, что важно, миролюбивым. Впрочем, не исключено, что лишь для меня одного, приехавшего из Подмосковья, или «из Москвы», как говорили в деревне. Наверное, мое восприятие мира было столь необычным, что, когда я высказал свое удивление формой помета овец, то сразу же получил и соответствующую неприличную кличку. Вторую кличку – «Поп» – я получил после того, как надел себе на голову высокую боярско-поповскую шапку, оставшуюся, видимо, от прадеда.

Но всё вокруг было без злобности и агрессивности и не оставляло следов на психике, когда я оставался в одиночестве. Вот тогда-то я обычно и погружался в пространство бесконечной радости. Помню, как уйдя от дома далеко за речку, я поразился тому, что в упругом утреннем воздухе звук от удара дедушкиной киянки по кровельному железу доносился до моего уха лишь спустя некоторое время! Или другой случай: большие камни на теплом мелководье. И всего-то – просто камни! Но для меня они остались реальной сказкой и на всю жизнь...

Настоящим праздником стала еще одна сцена из шестилетнего детства: залитая солнцем комната; бабушка на скамейке прядёт на прялке и напевает «Христос воскресе!». И всё! Но такого теплого пения я не слышал больше никогда.

Я загибаю пальцы, когда мне было блаженно хорошо. Вот еще сцена: на лугу, поросшем птичьей гречишкой и душистой ромашкой после дождя образовались обширные чистые лужи и мы, дети, разбегались и скользили на попе по мокрой траве. Ах, какой это был праздник!

А еще, вот, даль, открывавшаяся с крыши дома. Земля вдруг невообразимо увеличивалась в размере: можно было видеть то, что «обычным» людям, оставшимся там, внизу, было недоступно!

А вот что довелось увидеть сказочного после восьми лет? Ну, растения, конечно, не в счет – они всегда – праздник. А вот сильная картина: мне девять лет; мама чисто вымыла полы и покрыла их деревенскими пловиками, а сама куда-то ушла; сквозь большое трехстворчатое окно на пол падает солнечный свет, и такая благодать вокруг! Понятно, созерцать и пить такое можно лишь с минуту, потом хочется чем-то заняться. Но впечатление-то навечно!..

В шестом классе я оказался в больнице с воспалением легких. И вот там детдомовский парень Ромка подарил мне настоящий праздник: радужные солнечные зайчики на стене, создаваемые призмой от бинокля. (Странно, но сегодня такие зайчики почему-то не восхищают...)

Особым и непременным праздником всегда были первые проталины. Наверное, я помню их все! Ради них я прогуливал уроки. А когда женился и появились дети, то всей семьей ездили «за проталинами» на склоны Скалбы и Вори. Самая роскошная проталина появлялась на «тротуаре» под соснами одной дачи. (Возможно, эти сосны, что напротив восточного крыла дома Дзержинец-23, еще целы.) В течение дней десяти проталина была единственной на всей улице, и каждый раз по пути в Новодеревенскую школу она была мне как старшая родная сестра – теплая и миролюбивая.

И почти одновременно с нею появлялась проталина далеко на противоположной стороне поселка – на солнцепёчном северном склоне оврага, на опушке елового леса. Помнится, как мы, дети, даже босиком бегали по ней, в то время, как везде вокруг еще лежал снег. И сколько же радости было в этом простом действе!..

Не знаю, каким словом поименовать то чрезвычайно безграничное, почти на срыве, чистейшее и радостное чувство, которое я испытывал в течение нескольких дней, пока поступал на физфак МГУ (1958 год). Замешанное на научной романтике и братстве таких же неистово увлеченных ребят, я как бы превратился в сплошной дух, способный на любые интеллектуальные подвиги. К сожалению, история закончилась грустно: как под гипнозом, я пошел сдавать экзамен по немецкому языку за какого-то парня на другом факультете, там был изобличен и удален из списка абитуриентов физфака... Но чувство радости тех дней осталось для меня недосягаемым эталоном на всю жизнь...

Подобной силы чувство я испытал после этого еще раза три – когда ежегодно в замечательный солнечный день бабьего лета уходил в полуоблетевший лес на Скалбу. Несколько часов одиночества в пространстве белесой хмари напрочь излечивали все душевные раны, и я возвращался домой будто заново родившийся... Интересно, откуда у бабего лета такая целебно-возбуждающая сила? Может, от особенностей моей психики: сочетание страсти к деятельности и беграничной жажды воли. Именно это я и получал в золотом полуопавшем лесу...

...И вот после юности прошло полвека. Но как и ни листаю страницы памяти, никакой фантастической радости «на разрыв» я в ней более не нахожу: ни от фильмов, ни от книг, ни от встреч с людьми, ни от природы... Впрочем, великая радость случалась: это нахождение крупных научных решений! Пусть нередко и ошибочных, но об этом я узнавал лишь спустя некоторое время, а до того я пребывал в беспредельной эйфории. Ошибки научили меня быть эмоционально абсолютно равнодушным к неудачам и к злобному ехидству тех, кто заранее отказался от борьбы, опасаясь навлечь на себя насмешки за неудачи. В итоге во всех научных поисках и почти во всех науках я живу в одиночестве.

К счастью, я обрел удивительную потребность ТВОРЧЕСКИ МЫСЛИТЬ. И не ради результата (обычно и он приходит), а просто ради самого процесса поиска чего-то нового и удивительного. А вот «что подумают люди?!», мне до лампочки. Исключение составляют лишь те, кто сам ищет, не делая при этом из своих истин повелевающих богов: мне важна лишь та истина, которую я сам сочту за истину, а уж кто ее породил – дело тридесятое.

Вот в этом и состоит моя самая большая радость: пока я жив и хоть немного свободен, я творю чудеса и наслаждаюсь ими. Чего и всем желаю.