Наши переводы

      Веденеев взялся за изучение тибетского языка, чтобы начать переводить садханы, небольшие тантры и сутры, к ним приравненные. Это был чудесный период – «новая струя». К изучению тибетского Веденеев подключил и нас с Милой – правда, наши успехи не были столь значительны, как у него. Это было так завораживающе! И буквы такие таинственные.
      На тибетском разговаривали Гуру Падмасамбхава и Еше Цогьял, принцесса Мандарава и другие Учителя, которые писали на нем терма-тексты. Эти ксилографы Канона и тайных практик-посвящений Гуру и Дакини были сокрыты в земле, в тибетских горах, где пролежали с начала нашей эры до начала ХХ века. Их было заповедано обнаружить людям-тертонам с особыми признаками. Терма предназначались для нас, людей последних времен. Веденеев никак не мог пропустить такое событие и начал эту историческую практику такого масштаба. И в ней я регулярно впадала в ошибки из-за своих клеш, особенно из-за неведения.
      Чтобы распечатать ксилографы всего Канона и начать эпопею перевода, был «крайне необходим», как сказал Веденеев, принтер. А где его взять? Тут на помощь мировым процессам пришел бескорыстный ученый – Автор. Он выделил деньги на самый лучший (для этого уровня задачи) принтер. Мы с ним вместе выбирали и покупали – на благо всех живых существ.
      И снова настали прекрасные времена. День и ночь работал печатный станок, только печатал он не деньги, а благо – для всех без исключения. В этот период в доме действовали сильные электрические разряды. Казалось, мое тело было постоянно наэлектризовано. Когда Веденеев касался меня, его дергало током и он, тяжело дыша, с широко открытыми глазами, шутил: «Что это у тебя, Лаура? Я уже начинаю бояться. Это большое скопление энергии». Я разряжалась о батарею.
      Веденеев, заполучив первые распечатки из печки принтера, уединился в своем Переводческом центра – так он отныне называл свою квартиру. Через 1 (один) день он выдал первый перевод – это была дхарани в несколько слов. Мал золотник, да дорог. Мы уже могли читать эту дхарани на чистом тибетском и русском языках перед алтарями, каждый перед своим. И алтари ожили.
      Веденеев не останавливался. Он переводил по одной, две, а иногда и по три дхарани разным Божествам и Защитникам. Теперь мы были еще и защищены со всех сторон. Дальше из-под пера Веденеева пошли тантры. Почувствовалась свежесть, оттепель тибетской весны у нас на коленях – в позе лотоса перед алтарями. Казалось, сам воздух наполнился благоуханием – на алтаре ожила танка Мандаравы – супруги Гуру Падмасамбхавы. После чтения ее мантр из дхарани и тантр, четки из розового коралла, лежащие перед ней, как будто хранили прикосновение ее рук.
      В те дни меня иногда спрашивали на новой работе: «Как ты живешь одна?» А у меня был обет молчания в сансаре, и я молча отвечала, улыбаясь сама себе: «А я не одна!» Каждый вечер был наполнен Сутрами и Тантрами.
      Однажды Веденеев сказал: «Лаура, выбери себе текст для перевода, который тебе нравится, – того Божества, которое тебе ближе всего».
      Скачивая и распечатывая Канон, я уже присмотрела себе по величественным названиям много текстов. Там были дхарани и Авалокитешвары, и Тары, и Манджушри, и многих-многих других. Больше всего я хотела перевести главную Тантру Тары, ни разу не переведенную на русский. «Это чрезвычайно важная Тантра», – говорил Веденеев. Я распечатала все ее компоненты и пыталась переводить, но поняла, что никогда ее не одолею: для начинающих это слишком большой объем работы. А жаль.
      Веденеев сказал: «Не мучайся, бери пока небольшие тексты, а эту тантру переведешь со временем». Но она так и осталась непереведенной – «другие времена настали».
      Я взяла для перевода маленькие, но важные для меня дхарани: Авалокитешваре, Таре, потом «Арья Ваджрапани в синих одеждах». Я любила Ваджрапани – он был некрасивый и добрый. Наверное, он мне напоминал меня саму: с детства было «ложное убеждение», что я некрасивая, но, так – симпатичная.
      После завершения каждой дхарани, пусть даже самой маленькой, я чувствовала подъем творческих сил и благословение на дальнейшую работу. Веденеев предостерегал: «Лаура, ты совсем не умеешь отдыхать. А отдых – такая же практика, как и работа. Если тебя не останавливать, ты упадешь замертво на диван, и все еще будешь переводить». Я потренировалась отдыхать, но без Веденеева не получалось.
      Во время переводов Веденеев поддерживал нас, звонил и спрашивал: «Ну как идет перевод? Получается? Прочитай начало». И я читала, стесняясь неточностей: «Будда Татхагата пребывал на горе Раджагриха…» – «О-о, хорошо, хорошо, чудесно! Еще почитай». Даже от этих коротких строк он, как будто, проникался вновь проникался «ароматом Учения» – и это передавалось мне. Я продолжала: «…в окружении трехсот тысяч бхикшу и бхикшуни…» – «Молодец, молодец, Лаура, у тебя хорошо получается». А я думала: «Что получается? С этих слов начинается любая сутра».
      Через несколько месяцев Веденеев перевел огромное количество дхарани, сутр и тантр. К тому времени он уже более-менее владел письменным тибетским. «А устный мы изучать не будем!» – сказал он еще в самом начале.
      Как-то я спросила: «Я не представляю, как ты столько успел перевести. Я вот ничего не успеваю». – «Немышление!» – ?? – «Если бы логика, я бы давно застрял и ничего не успел». И Веденеев добавил: «Логика – это всегда логика страха. Логика и есть страх».
      Мы с Милой широко использовали его переводы в дальнейших практиках. Это была огромная поддержка в Ати-йоге. А когда практика по распечатке и переводу завершилась, Веденеев сказал:
      – Я столько блага получил. А ты, наверное, даже его не почувствовала во время этой важнейшей работы. Это как в Дхаммападе: «Если глупец связан с мудрым даже всю свою жизнь, он знает дхамму не больше, чем ложка – вкус похлебки».
      И добавил, уже от себя: «Есть человек – есть дело. Нет человека– нет дела. А на это дело нет человека».
      Я расстроилась. Но вечером он перезвонил и сказал мне следующую строфу: «Если хотя бы мгновение умный связан с мудрым, быстро знакомится он с дхаммой, как язык с вкусом похлебки».
      Наши с Веденеевым уровни достижений были как небо и земля. Мне предстояло еще долго идти, подниматься в гору.
      – На этой работе ты накопила огромную заслугу. Ты можешь ее потратить как захочешь. Заслуга бывает мирская и абсолютная. Ты накопила ту и другую.
      И я решила потратить всю свою заслугу на Просветление, во благо всех без исключения живых чувствующих существ. Думаю, Веденеев свою заслугу потратил так же.
      Распечатки табличек были сожжены, веденеевские переводы – частью уничтожены, частью переписаны заботливой рукой Милы, кое-что через третьи руки попало к Автору, который тоже не упустил свой шанс. С помощью своих верных сотрудников он перепечатал дхарани и тантры, затем привел в соответствие с нормами русского языка и обнародовал, так что немного блага досталось и остальным.
      Как-то я спросила Веденеева: «Почему ты позволяешь использовать свои переводы, публиковать в Интернете?» – «А, это уже отработанный материал. Я отдаю людям то, что у же на раз переработано, остается жмых. Знаешь, что бывает, когда еда переварится? Я уже переварил. А голодным духам нравится».