Два Джека в Райском Саду

Я думал, что их было двое, но потом оказалось, что есть ещё один - джекфрут.

Когда-то я очень любил читать о Полинезии, и там часто встречались упоминания о хлебном дереве - бредфруте.  Я понятия не имел, что же представляют собой его плоды - булочки, буханки, батоны?..  В Африке, в тех местах, где я жил, об этом  тоже никто не знал. А когда попал в Бангладеш, сразу выяснил, что есть такое чудо, как джекфрут.  В каком-то смысле он там даже  считается "национальным" деревом.  Эти деревья  росли прямо в нашем саду. Мощные деревья  с густой кроной, сквозь которую на крепких плодоножках-канатах толщиной в палец спускались огромные, с распухшую голову человека, плоды.
 
Правда, выяснилось, что джекфрут  и  бредфрут - не одно и то же. Просто родственники.  Бредфрутом  мне так до сих пор и не удалось полакомиться.  Но и плоды джекфрута оказались довольно приятной  вещью. Если понюхать неразделанный плод,  ощущается явственный запах какой-то  карамели.  А внутри... Представьте ягоду малины  чудовищных  размеров. Вся она заключена в очень  прочную  оболочку миллиметров  5 толщиной.  Её внешняя  поверхность усеяна крепкими  коническими шипами  длиной миллиметров  5 - 7.  Многие из них  загибаются вниз и напоминают острые крепкие когти. Так что если такой фрукт упадёт вам на голову (а это несколько килограммов), то можно лишиться не только сознания, но и скальпа. А внутри -  как и у малины - большие дольки, только  ярко жёлтые.  На вкус - ну, вроде дыни. Внутри каждой доли – семечко  длиной сантиметра  3, довольно плоское. Пробовал его варить - что-то  вроде  сушёной картошки  (когда-то отец приносил такую с корабля в качестве «дополнительного  пайка» офицера). Ещё слышал, что его жарят. Не пробовал. В общем,  джекфруты  росли в нашем саду,  давали  густую приятную тень,   никому на голову не падали и вообще хлопот не доставляли.  Так что хватит о них. 

За пару лет до приезда нашей группы (в 1973 г.)  Бангладеш (Восточная Бенгалия) отделился от Западного Пакистана после недолгой, но жестокой войны. Похоже, пакистанцы вели себя там по-скотски и вызвали всеобщую ненависть бенгальцев. Так что после войны все пакистанцы - владельцы предприятий - сбежали в Пакистан и боялись появляться в Бангладеш. Конечно, предприятия  сразу же национализировали и думали, как с ними поступить в дальнейшем. Вот тут-то и появились  мы - человек 10. Большинство - высокие специалисты по ткацким и швейным делам  (а они больше всего интересовали бенгальцев) и по управлению госпредприятиями.  Ну и я  - с курсами "теории цены и рынка" (на случай, если  предприятиям придётся работать в условиях рыночной экономики), и "основ и механизмов экономической политики".

 
Был среди нас один преподаватель по имени Евгений, Женя... ну, Джек. Лет сорока пяти. Довольно мощного телосложения, но не толстый, а мускулистый. Мне кажется, с точки зрения женщин он был (бы) очень привлекательным, если бы не  одна особенность. Смотришь на него... вроде всё  в порядке... но чего-то не хватает... Наконец  я понял, чего - волос! Этот факт сам по себе настолько невероятен, что не сразу укладывается в сознании. Правда, со временем после тщательного созерцания объекта я обнаружил на нём несколько  волосиков, но они все были такого  "воздушно-бесцветного" цвета, что никакого  влияния на его облик не оказывали.

Лекции он читал через переводчика, и бенгальцы  были ими довольны. Я в его предмете разбирался  очень слабо,  да мне это было и не нужно, но когда доводилось обратиться к нему с каким-нибудь вопросом, он отвечал очень толково, чётко, немногословно, но... Ну, что "но"?  Всё толково, со знанием дела... В чём же  состояло "но"?  Наконец, я понял: в осуждении. А ведь тогда дела с осуждениями обстояли совсем не так, как сейчас. Это сейчас любой может очухаться от креативных помыслов, выйти на площадь (хоть Болотную!) и начать всех и всё осуждать, перекрывать движение, бить полицейских, которые попытаются  возражать... А когда попадёт за всё это в кутузку, продолжать:  "Я - политзаключённый! Я же не просто кричал!  Я осуждал кровавый режим!  Свободу мне, свободу!" И вполне возможно, что легко отделается. В России.

В те годы, публичное осуждение можно было лучше всего выражать только молча. Это и делал  Джек. Это была его жизнь, его позиция, его связь с бытием.  Он,  молча, но явно и красноречиво,  осуждал своих  студентов, своего переводчика, погоду, директора  нашего учебного заведения, наш микроавтобус  вместе с его шофёром, меня и других  преподавателей, бенгальцев, датчан, дом, в котором  мы жили, пакистанцев, еду в своей  тарелке, осьминогов, кошек и т.д...  Осуждал взглядом,  выражением лица, позой...

Всё это прояснилось потом, а пока не начались занятия, наша группа жила в гостинице, где занималась ожиданием меня и окончания  ремонта виллы, где нам предстояло жить.  Я почему-то прилетел позже всех и самостоятельно. Уже потом мне рассказали, что группа была сформирована в Союзе за шесть месяцев  до отъезда, что людей неоднократно вызывали в Москву, знакомили, инструктировали. Но вдруг  перед  самым отлётом почему-то отсеяли одного участника  и заменили его мной без всяких инструкций и ознакомлений.

Гостиница, в которой мы жили, не была шикарной.  Не думаю, что в то время в Бангладеш вообще  существовали шикарные гостиницы. У меня был  маленький номер с видом то ли на какую-то  площадь, то ли на пустырь почти в центре города. На  нём вечно было полно людей - стояли, сидели, передвигались, что-то продавали, покупали, между  ними сновали велорикши, что-то вынюхивали  собаки... А в номере у меня кондиционер был не индивидуальный, а в виде некой решётки, за  которой находился довольно большой канал для централизованной подачи охлаждённого воздуха.  Необычно, но  неплохо. Я наловчился вынимать  эту решётку, класть туда бутерброды и т.п., и они нормально дотягивали до момента их поедания.  Пожалуй, это главное, что отпечаталось в памяти о той гостинице. 

Наконец, из ГКЭС (представительства Государственного Комитета по Экономическому Сотрудничеству)к нам пришёл товарищ  Пончиков - он был нашим высоким куратором  - и сообщил о  предстоящем переезде на место постоянного жительства. А жить нам предстояло в Гульшане. На языках  наших российских тюркских народов это название звучало бы как "Гулистан" - страна  цветов. Так в мусульманском обиходе называют рай, так что я могу гордиться тем, что целый год  прожил в раю. Ну, конечно, по местным понятиям,  но всё-таки...

Недавно я поискал в интернете  сведения о Гульшане и выяснил, что там понастроили высотных гостиниц, торговых центров,  туда переселились многие посольства,  а тогда это был тихий элитный район, застроенный в основном  двухэтажными виллами.  Все виллы имели вокруг  себя садовые участки с высокими, старыми  деревьями, такими как джекфруты.  Все были обнесены каменными заборами метра два высотой.  Все, конечно, имели ворота, но, что характерно,  у всех одна сторона проёма ворот была образована  маленьким (примерно 2,5 х 2,5 м) домиком, в котором обитал "чокедар" - нечто среднее между  сторожем и садовником.

Подъехали мы к воротам нашей виллы, которые были открыты настежь,  но не въехали,  а почему-то остановились. Прямо в воротном проёме, посередине, стоял - нет, не чокедар, там стоял пёс. Стоял и смотрел на наш автобус вежливым, но строгим и слегка недоверчивым взглядом,   как смотрит  таможенник. "А...  это Джек", -  сказал товарищ Пончиков. Высунулся из окна:  "Джек, пропусти, принимай гостей!" Джек с достоинством  посторонился и пропустил автобус, провожая нас, сидевших внутри, доброжелательным взглядом.  Другой  Джек глянул на него из автобуса  осуждающе.

Внешний вид встретившего нас Джека вызывал одновременно и  уважение,  и недоумение. Голова и туловище - мощной овчарки. Широкий лоб, могучие челюсти, широкая грудь, классический чёрно-рыжий  окрас... И коротенькие ножки таксы. Правда,  толстенькие.  Мы так и не узнали, был ли у Джека  хозяин. Но даже само словосочетание "хозяин  Джека" выглядело как-то неправдоподобно, если не кощунственно. У ЭТОГО Джека - хозяин???  Хм, хотелось бы посмотреть на такого человека.  Джек явно любил нашу виллу и благоволил к её обитателям. Но нельзя сказать, что он у нас жил.  По крайней мере,  на ночь не оставался ни разу.  Он как-то сразу вошёл в наш обиход:  всегда либо присутствовал, либо подразумевался.  Правда,  выяснилось одно неудобство: а как быть с другим  Джеком?  Но постепенно дефиниции были найдены:  Джек Безволосый  и  Джек  Волосатый. Довольно скоро об этом узнал Джек Безволосый и сказал: «Я знаю,  как вы меня называете»,  и ушёл, весь в скорбном осуждении. Его никто не остановил, никто не попытался как-то скорректировать найденные дефиниции – а какой смысл?  Если Джек Безволосый осуждал нас всех и каждого за всё, то стоило ли пытаться вывести из-под его осуждения именно этот факт?

Мы  часто подкармливали  Джека Волосатого, но своей постоянной миски он не имел. С достоинством, без суеты принимал угощения, и, видимо,  их ему хватало.  Во всяком случае, он никогда ничего не клянчил.  Из съестного.  Возможно, он кормился ещё где-то.  А из всех членов нашей группы он почему-то выделил меня.  Абсолютно не понимаю, почему.  Никаких особых угощений от меня он не получал, да и вообще я совершенно не собачник.  Как-то с детства  не сложились у нас отношения.   Этому  содействовали, по меньшей мере,  два случая.
Когда мне было лет 6 – 7 мы с мамой зачем-то  на время остановились в какой-то сельской местности.  Я спокойно гулял, и вдруг на меня набросилась свора из  5 - 6  собак. Я тогда ещё не знал, как себя вести в подобных случаях и бросился удирать.  Собаки – за мной, слегка порвали мне штаны, но их отогнал какой-то прохожий.  Домой я пришёл, плача от испуга и, заикаясь, рассказал  о  случившемся.  Наша хозяйка  авторитетно  сообщила маме, что  я  могу остаться заикой на всю жизнь, и что предотвратить это можно только с помощью  козлиного ритуала.  Козла  она обеспечивала.  У козла надо было выдрать  большой клок  шерсти, меня - поставить  на высокий табурет,  клок  поджечь  и обкурить меня  со всех сторон, сопровождая это действо специальным текстом.  Когда я услышал об этих  планах,  я  сразу перестал не только плакать, но и заикаться,  и  довёл до их сведения, что  на эту экзекуцию я никогда не соглашусь.  Похоже,  это  их  впечатлило,  а  я до сих пор не заикаюсь.

А второй случай – это моё севастопольское детство, младшие классы. У нас во дворе жили две собаки.  Молодая  легкомысленная Нэлька, которая целыми днями весело носилась по окрестностям,  и старый  седой  Джек  (опять Джек?!).  Он всегда следовал за нами, понуро опустив голову.  А когда  наша ватага,  следуя по траектории нормального броуновского движения,  останавливалась   -  ну,  обсудить какое-нибудь мероприятие,  что-нибудь обдумать, попрыгать,  подраться на «шпагах»  или на кулачках  -  Джек устало ложился  в нескольких  метрах   от нас и засыпал.  Однажды я  уклонялся от какого-то удара,   шагнул назад  и наступил на лапу  спящему  Джеку.  Он мгновенно проснулся, укусил меня за лодыжку  и ушёл, обиженно оглядываясь.  Я  понимал, что формально он был прав,  но всё равно осталось какое-то  смутно  неприязненное  чувство к собакам…   И вот теперь  хорошее отношение ко мне демонстрировал Джек Волосатый... Мне вроде бы было лестно, но и неловко:  почему я?  Чего он ожидает?  

Постепенно  у меня сложилось впечатление, что он чего-то хочет не от меня, а для меня.    Джек Волосатый  явно  считал  себя  хозяином  Гульшана.  Он несколько раз приглашал меня поучаствовать в чём-то вроде патрульного  обхода.  Он проникновенно  смотрел  мне в  глаза,  потом  делал  несколько шагов  и оглядывался,  приглашая  за собой.  Если я не шёл,  снова останавливался, вежливо  смотрел и ждал,  когда  я соображу, что от меня  требуется,  и так далее.
  
Гульшан в плане  похож  на язык  пламени,  ограниченный с  двух  сторон  какими-то озёрами-старицами.  Основная улица-дорога  огибала  массив, застроенный  виллами,  вдоль  берегов,  образуя  петлю. Южная сторона «петли» не была замкнута и называлась Воротами. Через неё проходила главная дорога из Гульшана в город.  К  «петле»  примыкали в виде Т-образных  перекрёстков  более мелкие  улочки.  Джек Волосатый  гордо  и спокойно,  с поднятым  хвостом  шёл по этой  «петле»  мимо садов и вилл,  временами  оглядываясь:   мол, ну,  как  тебе это,  неплохо,  а?  Но  была  одна  улочка,  к которой  Джек  подходил,  замедлив  шаги и  скромно  опустив хвост.   Он  осторожно  высовывал нос  из-за угла,  внимательно  осматривал  её,  а потом  быстро,  почти  бегом  пересекал   и  дальше  снова шёл с видом  хозяина  и задранным  хвостом.  

Меня  это  заинтриговало,  и однажды  я  не поленился,   пошёл  туда  без  Джека.  Примерно  на  середине длины улочки  обнаружил  виллу  японского  посла,  а у её  ворот – двух  крупных  псов  с  подлыми  глазами.  Всё  стало  ясно.  Когда-то  они  дали  Джеку  Волосатому  трёпку  и  отстояли  независимость  от  него  этого  кусочка  Гульшана.  Но остальную территорию  у  него  никто не оспаривал:  все  заблаговременно  уходили  с его  пути.

Бангладеш – страна жаркая. Жарким был даже  наш Райский  Сад.  Мы жили в комнатах на втором этаже,  которые выходили на  широкую террасу.  В комнатах работали спасительные кондиционеры.  Они спасали не только нас.  Однажды я услышал какой-то непонятный звук со стороны двери.  Спросил на всякий случай, кто там, но ответа не получил.  Открыл дверь, и тут же в комнату  не суетливо, но мощно и неотвратимо вошёл Джек Волосатый.  Он сразу, не обращая на меня внимания,  направился к кондиционеру и улёгся прямо под ним.  С наслаждением развалился и улыбнулся мне.  Ну ладно. Но через несколько минут выяснилось, что не всё так  «ладно».   Очень скоро  небольшая комната заполнилась  плотным, густым запахом псины. Я какое-то время терпел,  не зная, чем это может кончиться,  но скоро понял,  что мне в этих условиях не выжить.  Мои настойчивые просьбы покинуть комнату Джек игнорировал.  Пришлось мне самому  взять материалы для следующей  лекции и уйти готовиться на первый этаж в общую комнату, где кондиционера не было.
 
Проходивший мимо Джек Безволосый  осуждающе сказал: «Нашёл место, где готовиться.  У тебя же мозги расплавятся».  Я  ничего не ответил.  А когда часа через два  я открыл дверь своей комнаты, из неё бодро  вышел Джек Волосатый,  благодарно оглянулся и  отправился куда-то по своим собачьим делам. Джек Безволосый проводил его осуждающим взглядом.

Некоторое время спустя  я, ничего не подозревая,  открыл дверь, и тут же в неё устремился Джек Волосатый.  Я быстро попытался закрыть дверь, и Джеку удалось только просунуть  в неё  полноса. Началось упорное противостояние.  Я не открывал дверь.  Джек вперёд продвинуться не мог, но и назад не отступал ни на сантиметр.  Я слегка усилил давление на дверь.  Джек вежливо рыкнул и ни с места.  По террасе мимо осуждающе  прошёл Джек Безволосый.   Я снова слегка нажал на дверь.  Джек Волосатый  рявкнул громче – сдержанно, но с обидой в голосе.  Ну что мне оставалось?  Я его впустил, а сам вышел.  И такие случаи повторялись не раз.

По вечерам, когда жара несколько спадала, я часто выходил просто посидеть на ближайший к нам берег озера.  Это было совсем рядом: переходишь через улицу, спускаешься метра на полтора с  чего-то вроде обрывчика и попадаешь на плоский заливной луг, через который к берегу ведёт тропинка.  Приятное место, и не я один его любил.  Однажды я застал там двух бенгальских девчонок.  В руках у них были букеты  вроде бы крупной, но очень недозрелой клубники.  Они весело чирикали между собой и временами  отрывали ягоды,  сдирали с них какую-то грубую  шкурку, под которой оказывалась  чистая бледно-голубая плоть, и  с наслаждением  поедали их.  Я спросил, что это такое они едят.  «Личи» - был ответ.  Я никогда раньше о таком не слышал.  Девчонки угостили меня крупной ягодкой и показали, как её надо есть.  Мне понравилось, и я купил у них один «букет».
  
Только собрался насладиться незнакомым фруктом, как по берегу ко  мне приблизился неприятного вида  мужик и сказал, что это его берег, и я должен ему заплатить за то, что вторгся на его территорию.  На землевладельца он не был похож, и я отказался.   Мужик  сделал угрожающий жест, но я применил простенький приём, в результате которого он оказался задом ко мне и в согнутом положении.  Я  дал коленом по тому, что оказалось ко мне ближе всего, и мужик, используя полученную энергию, сделал несколько торопливых шагов, после чего, видимо, подключил собственные энергетические ресурсы и быстро ушёл.  Девчонки аплодировали.
  
В процессе выполнения упомянутого приёма мне пришлось  перекрутиться на 360 градусов,  и я заметил, что на краю  обрывчика  стоит в напряжённой позе Джек Волосатый и наблюдает за происходящим.  Сразу же после события  он подошёл ко мне и дружески  толкнул плечом  (если можно так назвать это место у собаки).   Потом ушёл,  видимо,  убедившись, что мне больше ничего не угрожает.

Вот так мы и жили.  Все занимались своими делами.  Джек Волосатый был деликатным, не назойливым. К осуждению со стороны Джека Безволосого я привык и не обращал внимания. Но однажды произошёл случай, который надолго оставил в душе неприятный осадок.

У  нашего  чокедара была кошка.  Тощая и розовая. Как я понял, розовой была не её шерсть.  Просто этой шерсти было так мало, что сквозь неё просвечивала кожа, и это создавало эффект розовости.  Обычно эта кошка ходила по каменному забору, окружавшему виллу,  но для своих  интимных кошачьих  дел обязательно спускалась на землю и всегда в одно и то же место – к подножью высокого,  похожего на наши тополя, дерева с довольно редкой листвой.  Дерево росло вплотную к стенке, отделявшей двор нашей виллы от соседнего. А на соседней вилле жил здоровенный кот-сиамец с гнусной  бандитской  мордой.  Он довольно часто шастал по нашему двору, но был очень необщительным, и мы как-то с ним не контачили. Розовую кошку он не любил. Мне кажется, он вообще никого не любил.

Однажды мы,  как обычно,  готовились  к занятиям – каждый в своей комнате – и вдруг услышали такой вопль, что все повыскакивали на террасу.  Вопль был не просто громким, он был режуще оглушительным и явно провоцировал вибрации каких-то наших внутренних органов, что было необычно и очень неприятно. Мы увидели, что высоко над землёй, где-то у верхушки похожего на тополь дерева  в голой  Y-образной  рогульке висит и брыкает всеми четырьмя ногами наша розовая кошка.  А под деревом стоит сиамец  с самодовольной  мордой.  (Как нам потом рассказал чокедар, розовая кошка  спокойно делала под  деревом свои дела, когда к ней подкрался и набросился сиамец.  Кошка с перепугу рванула вверх по дереву, но в панике забралась так высоко, что уже не смогла цепляться за тонкие ветки, сорвалась, и её заклинило поперёк живота в узкой рогульке.)

Вдруг откуда ни возьмись явился Джек Волосатый.  Он грозно двинулся к сиамцу, и тот моментально взобрался по стволу на стенку и исчез в соседнем дворе.  Пёс не стал мешкать, а развернулся и ушёл, бросив на всех нас презрительный взгляд. Джек Безволосый проводил его молчаливым осуждением.   Розовой кошке через какое-то время удалось зацепиться за что-то одной лапой, и она как-то спустилась. Мы разошлись. А  примерно через час, когда я отдыхал в саду, явился Джек Волосатый. В зубах он принёс котёнка и положил его к моим ногам.

Похоже, у котёнка был перекушен хребет и парализованы задние лапки. Он слабо попискивал, пытался встать, но тут же падал,  снова пытался…  а Джек Волосатый гордо смотрел на меня.  Какая собачья логика привела к тому, что он принёс мне такой подарок сразу после инцидента с розовой кошкой? Что он хотел этим выразить? Не знаю.  Но этот случай меня как бы шокировал и надолго испортил моё отношение к Джеку Волосатому. Это заметил даже Джек Безволосый и сказал осуждающе: «Ну что ты куксишься?  Это же животное, зверь…» Очень медленно, постепенно наши отношения нормализовались,  но этот случай ещё дальше отодвинул меня от любви к собакам.

Незаметно прошёл учебный год, прошла экзаменационная сессия, и надо было ехать на родину,  в Союз.  Мы погрузились в микроавтобус и отправились в аэропорт. Все были веселы, предвкушали дорогу и возвращение домой…  Джек Безволосый осуждающе смотрел на проплывающие мимо виллы,  на голубую гладь озера…  Вдруг, когда автобус выезжал с территории Гульшана,  он резко встал, повернулся всем телом назад и впился взглядом во что-то через заднее стекло. Я тоже повернулся и посмотрел.  В Воротах Гульшана стоял Джек Волосатый:  провожал нас. Автобус ехал дальше.  Джек Безволосый снова уселся. В глазах его была грусть.