Глава 7. Секрет Сарумана

Эовин за  пять дней добралась до Эдораса, но даже на ночлег не задержалась в родном доме. Потом она прошла с пятью эоредами во владения престарелого Эркенбранда. Узнав, что он уже отправил на север 500 меченосцев, она покинула Хельмово ущелье и вышла на изенгардский тракт. Через два дня Изенгардские руины и башня Ортханка остались справа. Теперь Ортханк снова  принадлежал  Саруману.
Эовин оставила его в этой башне, сказала, что хочет побыть одна, велела собирать и посылать подкрепления. И ушла.
Саруман вздохнул. Он запахнул плащ, прижал к горлу красный шарф и со смотровой площадки стал спускаться в глубины старой башни.
Война тревожила и пугала всех, кроме него. Но нет, он не был благодушен. Он был замучен и забит своими старческими думами. Например: «Водоросли ума. Вас уйму выбрасывает шторм на берег и треплет волна». Или: «Здесь плотность воздуха мала, чтобы крылами плавал я…», - примерно так думал Саруман и вздыхал. Но, уже сидя за столом, вдруг растянул тугой ворот, взял вилку и нож, торжественно велел слуге приготовить постель в старой любимой спальне. «Ну, наконец, вернулся домой».
А в полночь вдруг услышал внутренний голос:
- Скорее, Саруман. Скорей. Подземный ход души моей давно сосед с могилкою твоей.
Старик разлепил глаза. Потёр шею. Приподнял голову. И испуганно огляделся. Никого не было. Он после ужина до спальни не дошёл и лежал теперь на тесном диване перед чёрным, не зашторенным окном.
Было совершенно черно.
Шаркич вспомнил бурлящий вокруг башни гнев онтов и гворнов, Гнилоуст бросающий Палантир в Гэндальфа, Древень и его глупые проповеди.
 Но вдруг захотелось вновь поговорить с Фангорном. Кажется, вокруг опять этот страшный Дозорный Лес. Что всё это значит? Он слез с дивана и, натыкаясь на стулья, поплёлся к окну.
Теперь внизу в рассеянном звёздном свете деревья стояли сомкнутым строем, страшные исполины, готовые к бою. Дозорный лес вокруг Ортханка одичал. Древень давно забыл о нём.
Старик приложился горячим лбом к холодному стеклу. Он мучился и сглатывал изжогу: Я на своей же шее камень. Я жгут, давящий горло мне. Я жду… Чего ж я жду?  Бессмертия?