О наркозависимостях

     Наркотики – очень недешевая вещь. Особенно такие, которые не вызывают ломки и продлевают дни. Этот наркотик называется жизнь. Кто-то из вас может назвать несколько, но немного индивидуумов, у которых ломка от ширяния минимальна. Некоторые знают таких, которые растягивают житуху за счет сознательного утяжеления и затягивания ломки – для накопления будущего облегчения. И нет таких, которые не любят этот наркотик, не пробовали его и не оценили его по высшему достоинству.
      Издалека ветер доносит аромат цветущих лип. Долетают откуда-то запахи черемухи и сирени. Слышны крики птиц и шум бегущей по камням воды. Но не слышно, неосязаемо присутствие Веденеева, невидимо его очарование и не попробовать его ауры на вкус. Так не будем же его неустанно искать повсюду, в каждом закоулке и тупике. Нет – и не надо!
      Как говорят в учении дианетики, плохой одитор разряжает инграмму вместе с доверчивым клиентом-преклиром, хороший – делает из бедолаги чистое в химическом отношении существо. Совершенный оператор не изменяет ничего, позволяя несовершенному просто быть. Он оставляет мир нетронутым, таким, как он есть и был всегда – для себя оставляет и для вечного его познания в радости. Совершенный мастер процессинга (вы уже догадались, о ком я буду говорить, не скрывая своих взволнованных чувств) меняет только себя самого, не касаясь, даже нежно, прочего. Этого бывает достаточно для долгого и неизменного. И все втихую радуются отсутствию бурных и частых перемен. Все не все, но я-то точно рада, невзирая на то, что кроме ломки и тяжкого, страшного похмелья безысходности в моей жизни ничего больше не было.
      Да, я глупая и временами злая, неряшливая и бываю нудной, но! У магнита два полюса, и поэтому Веденеев не мог однажды не возникнуть для пополнения целого своей полной противоположностью. Не мог он не придти, ему-то тоже идти некуда, со своим положительным концом, кроме как в пропасть негативизма и негатива. Это к вопросу о нашем выборе и партнерстве – его просто не было, этого выбора, его вообще не бывает! Узнайте об этом, люди, как бы грустно при этом не было. Поверьте, я пробовала искать, найти и оставить при себе искомое – свободу. Не нашла, не насладилась, не оставила бережно при себе.
      С первой нашей встречи Веденеев отнесся ко мне как к неизбежному, давно знакомому факту. С присущим ему одному терпением (вы бы посмотрели на остальных его «спутников»!) он даже не подал вида, что ему скучно со мной, что безнадежно ожидать от меня чего-то толкового, что бесполезно мне рассказывать и наставлять. Он отложил все это в сторону без лишних слов и перешел к командно-приказному стилю дружеских отношений в целях делового сотрудничества по необходимости. «А, плевать, спрашивают только с того, кто не пробовал, кто пытался – с того не спрашивают» – читала я в его мечтательных, проницательных глазах. Я с радостью приняла отведенную мне роль зоологического научного факта ради блага других, изо всех сил я пыталась оправдать его поручения, находясь в круге его сверхсложного, никогда не понятого мной эксперимента по выживанию по всем динамикам, по потреблению ультранаркотика.
      К моменту встречи с Учителем Наркотрафика я не чувствовала себя подопытной мышью, меня это не тяготило и не угнетало. Все мое прошлое было и остается одним большим, неудачным экспериментом, проведенном мной самой над собой, далеко не в мою пользу. Мой неустанный Лаборант за левым плечом вынес категорическое заключение: «Непригодна для дальнейшего использования в эксперименте». И поставил большую, жирную точку, крест, в моем отчете-протоколе. Этой весомой и тяжкой точкой в животе было огромная опухоль, которую я боялась до смерти, до исчезновения, до апатии. Таков был итог, и возможно ли будущее, – я уже не сомневалась, а просто ждала жуткого и неизбежного.
      Я постоянно злюсь на себя за то, что как драный попугай заладила кликушеским воплем «Виктор! Виктор!». Что  проку в том, что он мудр, удачлив и неотразим? Не полученная от другого прибыль – это тоже убыток. А зависть выгребает и выжигает все дотла, хотя на момент встречи с Учителем у меня почти ничего не осталось от прошлых расходов и диких трат без того ничтожной жизненной валюты межгалактического кредита. Не достигнув результата, не определившись в намерениях, лень приняв за восторг, а переживание осквернения страстью – за приближение блаженства, пишу дальше. Автор не ждет. Он никогда не ждет, злой пастух торопит и гонит к последнему краю, неумолимо направляет и подстегивает, выталкивает на самый дальний конец пастбища, туда, где трава уже выбита и вытоптана, а остатки пожухли и выгорели на солнце. А дальше, за всем этим солончаки, глина и острые камни, рвущие в клочья мои молодые копытца. В гнилые болота и топи страхов, покрывающие плесенью мои белейшие рожки, свивающие в войлок мои шелковые локоны и мохер нежного тельца.
      Однажды, уныло проходя по мрачной улице усталой походкой, я услышала фразу, долетевшую до меня сквозь людской гам и шорох шин, брошенную кем-то из прохожих: «Да никакого входа-выхода ему и не нужно, он уже здесь…» остановившись как вкопанная, как громом пораженная, изумленная и потрясенная, я поняла – это про него. Он здесь, и все это знают. Больше молчать я не могу, нет сил утаивать и делать вид, что ничего не происходит в этом подоблачном мире. Он сейчас.