Что остается Джесс?

тот, кто убил (?) дракона
Зеркала - отмершая чешуя,
Книжный шкаф - прищуренный левый глаз.
Суп с шипением тушит горящий газ,
Выливаясь в шепот:
- Себя не спас и застрял
Шестеркой среди жулья.
Ну, когда решишься послушать нас?



У Джесс тяжелый день. У Джесс чертовски тяжелый день. У Джесс в принципе не бывает легких дней, да и не рада им Джесс – ее счастье похоже на мыльные пузыри. Стоит только забыться и прикоснуться к играющему на свете шарику, и он немедленно оседает на ее руках липкой пленкой и горькой улыбкой на губах.

Джесс уже давно не красится и считает все это совершенно бесполезной тратой времени. Джесс забыла о прическах, модельных туфлях, ярких платьях и пьянках до утра, когда рассвет встречаешь с сигаретой в зубах и малознакомым человеком на другой половине кровати, но сегодня Джесс рада, что не стянула волосы привычным жестом где-то на затылке, а надела обруч – без него голова грозилась просто разорваться.

Да, Джесс чертовски устала.

Эта мысль бродит где-то между первым и вторым этажами на перекрестке ее семнадцати лет, навсегда застряв под высоткой, с которой особенно удобно смотреть на небо сквозь многократно увеличивающие реальность линзы – протяни руку и сорви сочные, сверкающие серебром, плоды. Ким Хичоль тогда говорил, что на утро за ней остается шлейф из звездной пыли, а на глазах удивительно черная плотная повязка со сверкающими же точками – Джесс видела мир через призму знаков, символов и звездных карт. Прочти их все и дорога вперед будет похожа на следы воробьиных лапок на снегу: такая же легкая, трогательная и почти несмелая, то пропадающая среди жестоких отпечатков реальности, то выныривающая вновь – главное не забыть, что именно ты ищешь.

А затем была случайность.

Ким Хичоль упал на тренировке и потерял сознание, а очнулся уже в мире собственных грез. Джесс навсегда запомнила тот устремленный вдаль взгляд и странное движение запястьем, будто он крутит на нем браслет из ослепляюще-ярких нитей, читай: звезд. Это было странно и до боли нелепо: перед ним сидела Юнг, хотя он прекрасно помнил, что она укатила в Вегас еще прошлым летом. Юнг была смертельно уставшей в своем любимом красном пальто нараспашку. Любительница Тиффани - на ее ушах сверкали сережки, которые достались Хичолю ценой пары месяцев его жизни.

- Фани-фани Тиффани… - пропела она, внезапно зачерпывая ладонью воду и плеская ею в лицо Хичоля. Вода превращается в вязкую грязь, залепляющую ему глаза. В первую секунду Хи теряется, но когда вновь пытается рассмотреть реальность, она зажигается неоново-черным с игристыми раскатами галактик и мириадами созвездий. Он прогуливается по Великому Тельцу и собирает яд с жала Скорпиона. Он мчится сквозь Туманность с не менее туманных названием и мечтает найти для Юнг колечко в тон – такое же искрящееся и изящное, как раз для ее тонких пальчиков.

Джесс смертельно устала.

Ее жизнь – бесконечные лестницы: крутые, узкие, широкие, внушительные. Она поднялась когда-то к кабинету психологии, чувствуя, что почти покорила Эверест, а последние десяток лет она также медленно спускается вниз, ощутив на собственной шкуре, что такое вирусная шизофрения и Ким Хичоль с тотальным отрицанием реальности.

Ей уже не до звезд. Гороскопы она рассматривает исключительно в качестве макулатуры. Пол под ногами больше похож на пыльно-солнечную зебру. Раньше она усмехнулась бы такой метафоре и непременно оскорбилась бы комментарию Юнг, который последовал бы незамедлительно, сейчас же она отправляется ругать санитарок, не слишком добросовестно выполняющих свою работу.

А звезды продолжают падать.

Домой Джесс приходит, когда все нормальные люди уже в своих постелях. Она снимает приевшийся за последние пару лет костюм и стягивает с головы обруч. Растянутая футболка на голое тело, шорты и сигарета вместо ужина. Она выходит курить на лестничную площадку и ждать Донхэ – он возвращается и того позже. Под босыми ногами мелкий мусор. Шея ноет, а глаза неприятно щиплют, будто она и вправду собирается расплакаться. А впереди плотный темный полог, который она уже успела возненавидеть, и не менее раздражающая, лукаво улыбающаяся луна… и кто сказал, что она состоит из сыра? Съеденная наполовину улыбающаяся головка сыра? Даже звучит жутковато.

- Ты опять босиком? – Донхэ уже не ругается, а просто констатирует факт. Ему не нужно поднимать глаза, чтобы убедиться в собственной догадке, а Джесс вовсе необязательно отвечать – она замерзла, ожидая его, а потому молча заходит в квартиру, остановившись у окна на кухне и слушая, как шуршит одежда Донхэ, вжикает молния на куртке, падают с глухим стуком кроссовки. Она не оборачивается, когда он тяжело вздыхает и вносит в помещение тяжелые пакеты с продуктами и немного света – лампочка доживает свои последние дни.

- Ты опять не помыла посуду, - полу-укоризненно, как-то бесцветно, а Джесс только пожимает плечами. Яркий хвост упавшей звезды все еще стоит перед глазами. Загадать желание? Нет? Ведь они никогда не сбываются. А Донхэ сам включает воду и отскребает остатки яичницы со сковородки, натирая ее с каким-то маниакальным блеском в глазах, поминутно глядя на Джесс.

Раньше ему казалось, что Джесс вырвалась из Ада: огненно-рыжая, яркая и безумно притягательная. Она отлично исполняла джаз и играла в четыре руки на пианино. Она никогда не пила дешевое шампанское, прямо сказав, что предпочитает виски, а ее диета из сигарет и кофе перестала напрягать уже через пару недель. Джесс хотелось всего и сразу: зажечь холодную вселенную этой скучной планеты так, чтобы ее было видно даже с параллельной реальности, пусть даже и на пару минут, но в итоге сжигала она исключительно сигареты и никогда не убирала за собой окурки.

- Пойдем, - зовет она, уходя в гостиную, исполняющую роль ее кабинета, спальни, студии Донхэ, оранжереи и еще бог знает чего. Она ложится на диван, привычно скрипнувший и пока холодный, и слушает дыхание Донхэ за спиной. Каждый думает о своем.

Когда-то Джесс сказала, что ее тепла хватит на двоих и хватит с избытком. Донхэ поверил ей и мысленно поблагодарил, что в Аду не было таких замков, с которыми не смогла бы справится умница Джесс. Он готовил ей кофе в постель и покупал свежайшие булочки с шоколадным муссом, хотя и приходилось жертвовать драгоценными часами и без того непродолжительного сна. Он преданно ждал ее, даже когда она возвращалась домой далеко за полночь и плела что-то маловразумительное: от нее пахло любимым виски, портовым табаком и тонким букетом Шанель номер пять. Варварство по отношению к последнему. А еще она никогда не извинялась, не делала то, что ее просили, язвила и выпускала шипы без особого повода и с, но такая Джесс была привычна, желанна и безумно притягательна – чертовка, однажды вырвавшаяся из Ада. Но сейчас перед глазами ледяное ступни малышки Джесс, невымытая посуда, окурки, пахнущие просто ужасно, а впереди выходные – Джесс опять уйдет куда-то и вернется из загула с жутким похмельем и опять будет пьяно извиняясь, но явно не за свое временное отсутствие.

А Джесс размышляет о дорогах в Ад. Ровных таких, без четких выбоин и слишком прямых, чтобы наверняка уже не запутаться. На часах 01:13. Хичоль в своей палате провожает Юнг домой и как обычно расстроится на следующее утро, что она не позвонила, когда добралась – он ведь переживает и переживает всерьез. Джесс изучила его расписание досконально и точно может сказать, в какую из своих бесконечных иллюзий он попал на этот раз, хотя этих его веселых «фани-фани Тиффани» она переносить не может. Быть может потому, что когда она как раз собиралась признаться самой себе, что не просто так просиживает месяца под его палатой, Ким Хичоль решил рассказать ей, какими бывают алмазы и как они смотрятся на руках у Юнг? Все возможно. Но сейчас перед глазами звездный дождь и прямой намек небес, что пора бы уже решить что-либо.

Во всем виноваты звезды.

Вырывая истину из кости,
Закрывая голову серебром,
Ты зубами держишь свое "прости"
И глотаешь вместе с сухим добром -
Ничего не пробуя обрести,
Никогда не думая о втором.


Забрать пациента из больницы не так уж трудно. Нужно выписать самой себе рецепт на усыпительное и напоить ароматным чаем с сюрпризом дежурного врача, а затем кинуть белый пузырек без надписей на дно сумочки. Нужно собрать вещи, пока Донхэ нет и лечь спать, не дожидаясь его, а затем убедиться, что твой план пошел прахом, потому как уйти тихонько не вышло.

Джесс быстро одевается, не замечая взгляда Донхэ через поверхность зеркала. Донхэ стоит с ее любимым шарфом в руках и пачкой сигарет – она их постоянно забывает.

- Надень шарф. Утром прохладно, - он делает то, что может сделать и делает это максимально достойно. Джесс оборачивается стремительно и смотрит растеряно. Донхэ пытается улыбнуться, но выходит как-то не как, но дыхание перехватывает: Джесс идет на кухню все также молча и пьет свой горький кофе, поминутно морщась – пить кофе она любит, а вот заваривать его самостоятельно у нее не выходит. Длинная юбка явно не подходит тому, что она собирается сделать, но у Джесс есть свои причины. Она делает последний глоток и сама моет кружку, чем вызывает уже более искреннюю улыбку.

Джесс забирает у Донхэ шарф и заталкивает его в сумку. Сигареты в карман куртки, туфли на босу ногу. Она прячет сверху пару яблок – Хичоль всегда любил яблоки и уже собирается уходить.

- Моего тепла хватит на двоих и хватит с избытком, - Донхэ предпринимает последнюю попытку удержать ее, но Джесс как всегда качает головой, не думая о других – она уже все решила, и просто обнимает его, совершенно по-дружески, с забытым теплом и улыбаясь – за ней остается шлейф из звездной пыли.

- Прости меня за все, - говорит Джесс, и они оба чувствуют, за что ей нужно было извиняться после каждого загула.

- Не люблю этого слова «прости», - шепчет Донхэ уже в пустой квартире и впервые напивается сам, хотя пить с утра совсем, ну совсем уж не комильфо.

Когда-то Хичоль показал Юнг, что значит путешествовать автостопом, и она сбежала в Вегас с неким Джимми, бросив их простуженный городок и бедного Ким Хичоля. Теперь Хичоль готов показать Джесс, что значит путешествовать автостопом, и он понятия не имеет, чем это закончится для них обоих. Он выходит из больницы с бешено клокочущим сердцем, а Джесс кажется ему как минимум богиней, проводя его по коридорам, залитым солнечным светом и непривычной тишиной. На улице она протягивает ему яблоко и сама откусывает кусочек. Сок стекает по подбородку Хичоля, а Джесс ловит себя на мысли, что ей хочется не просто вытереть его пальцем, а слизать языком, но кислый вкус собственного яблока слишком отвлекает – такая же на вкус и ее собственная жизнь.

- Я покажу тебе, что значит путешествовать автостопом, - Джесс улыбается почти забыто и пытается не думать о том, что Хичоль может подарить ей лишь иллюзию реальности, а беззащитные босиком ступни рано или поздно поранятся об следствия человеческой небрежности.

Асгард дрожит под тяжестью белых плит,
Вечный и не способный остановиться.
В грязном углу кусает ладонь убийца,
Перечисляя всех, кто теперь с ним слит.
(Братья, зачем вы прячете ваши лица?)


Джесс не любят в этой закусочной. Джесс закусочная, как и ее коллеги, тоже не слишком нравятся. За ее спиной постоянный шепот и насмешливые улыбки, но Джесс приказывает себе терпеть.

Джесс смертельно устала.

Целыми днями она бежит вверх-вниз по лестницам, совсем забыв о той цели, которая была поставлена изначально. Утром приготовить кофе себе и купить булочек с шоколадным муссом. Вскипятить молоко и приготовить хлопья для сына. Затем одеться, стараясь не смотреть в зеркало, неловко влезть на каблуки, чтобы к концу дня проклинать этот дресс-код и дождаться грузную нянечку, которая всегда опаздывает. Поцелуй в щеку, «прощай, малыш» в ухо и улыбку на лицо.

- Чего изволите? – вооружиться ручкой и постараться не думать слишком часто о том, что яичницу ел всегда Донхэ, а пыльных зебр она считала не в этом богом забытом месте. Нужно терпеть и не позволять эгоизму взять вверх, хотя нельзя не признать: чертовкой Джесс нравилась себе намного больше.

- И чего она там стоит? – перешептываются кухарки, презрительно добавляя, что ее ждет ребенок – «нагуляла где-то». А Джесс не слушает. Она скрещивает руки на груди, снимает неудобные туфли и курит три сигареты подряд, пока на небе не появится первая звезда. Она всегда ждет ровно три сигареты, а затем вновь лестницы, переход, галереи.

Когда-то Ким Хичоль пообещал:

- Я вернусь, когда зажжется первая звезда, - а Джесс имела глупость поверить.

Что ей теперь остается? Сжать покрепче зубы и идти вперед, проклиная это совершенно безумное небо над их головами.