Лебяжий пух

Небо набухло и уже было готово порваться, обрушив ледяные стрелы дождя, способные ранить землю экстазом вод, которые вскоре вольются в исполинские вены, смешаются с застоявшейся кровью, даря жизнь и очищение всему, к чему сумеют прикоснуться. В такую погоду люди всегда суетятся, стремясь закончить все то, что еще не было закончено, чтобы переждать непогоду в тепле и уюте родных раковин, словно огромные ракообразные, почуявшие опасность. Но это утро по праву можно было считать необычным: люди еще мирно спали в своих кроватях, причмокивая губами и плавая в ворохе мыслей и желаний, которые всплывут в голове скопом, стоит только распахнуть глаза. Они не видели серой кляксы неба и не чувствовали тонкий запах грозы, дразнящей нос и бередящий душу.

Капли пота выступили на лбу у парня, продолжающего свой путь в столь ранний час. Ничто не могло помешать ему пройти вверх по лабиринтам улочек старого города, которые хрупкой сетью покрывают карту, способные вывести пытливого путника туда, куда зовет его сердце. Еще немного вверх, и парень должен будет пройти через невысокую калиточку из красного дерева, от влаги ставшего больше и темнее, как губка, впитывая россыпь молекул, лениво блестящую в воздухе. Потом он выйдет в сад, где растут карликовые сливы, и по-привычке пригнется, чтобы не задеть головой низкие раскидистые ветви, наполняющие воздух тяжелым ароматом уходящего лета. А отсюда уже будет видна его цель – старый парк, родившейся в лоне высоток, закрывающий солнце и оставляющий лишь крошечный кусочек неба – крышу темницы.

Этот маршрут не менялся уже несколько месяцев, заставляя его каждое утро вставать еще до рассвета, наливать чая в термос и бежать вперед, пытаясь в этом беге нагнать жемчужный призрак прошлого, протягивающий ему тонкую ладонь с красной нитью браслета, на котором висел колокольчик, чей тихий звон он слышал по ночам и пытался вновь обрести, идя на мост, который белой завесой покрыл густой туман. Так происходило каждый день, помогая лишь немного облегчить груз, но не давало полного покоя.

Немного запыхавшись, Ли Хекдже идет вперед на чуть подрагивающих ногах. Его дыхание смешивается с туманом, наполняя его невесомостью дождя и пьянящим запахом бури. Он знает, что нужно спешить, что если простоять здесь еще десяток таких необходимых минут, он обязательно попадет под дождь, но уйти сейчас он не в праве, а потому продолжает стоять на мосту, перекинутом через реку, разделяющую этот город надвое: на одном - жил он, другая часть принадлежала слишком ярким вспышкам воспоминаний.

- Можно? – голос доносится издалека, словно через толстый слой ваты, серой кляксой заполнившей реальность. Ли Хекдже оборачивается, внимательно глядя на человека, чья фигура выглядела слишком нереально в белоснежных одеждах. Его силуэт почти сливался с туманом, а пепельные волосы впитали в себя ярость шторма.

- Да, конечно, - с ноткой удивления и щепоткой плохо скрываемого отчаяния Хекдже вглядывается в незнакомое лицо с резкими чертами хищного зверя, чуть прищуренным взглядом проникающего в самую душу. Он ждет, пока молодой мужчина преодолеет сопротивление тумана, вырывая из его цепких объятий свое тело, наполненное невесомостью. Они стоят рядом – два силуэта, не принадлежащие этому миру, стоят рука об руку, глядя на торопливый бег воды, грязным потоком прорезающий высокие берега.

Впереди что-то показалось, что-то красное зажглось на грани видимости, заставляя Хекдже податься вперед: сегодняшнее утро было настолько настоящим в своей нереальности, что он был уже готов поверить, что мечта сумеет стать материальной хотя бы на миг. Он стоял, напряженно всматриваясь в туман, и пораженно выдохнул, когда из молочного облака появился алый зонт, быстро уносимый темными водами. Красный. У Юны был такой же. В тот день, когда… «Что? Нет. Это просто зонт, не имеющий ничего общего с твоими надеждами», - читалось в насмешливых глазах молодого мужчины, подавляя несмелый огонек надежды во взгляде Ли Хекдже, умытого первыми трелями дождя.

- Кого ты ждешь? – спрашивает мужчина, с болью впитывая в себя пожар чужой души.

- Её, - голос больше не дрожит, а слезы не обжигают глаза.

- Она не придет. Ты знаешь? – ливень обрушивается на землю, шквальным ветром нагибая стволы деревьев почти к самой земле, но мужчина ждет ответа, почти насильно вырывая его из плотно сжатых в оскале губ.

- Знаю.

- Я тоже жду. И тоже знаю, - последняя фраза заставляет Ли Хекдже горько улыбнуться, увлекая нового знакомого прочь из парка и пусть плащом им станет дождь.

В кафе немноголюдно. Люди только начинают вставать, не застигнутые врасплох посреди дороги на работу, например. В душе они радуются, что именно им достались широкие зонты и закрытая обувь, в отличие от двух парней, продрогших и мокрых, угрюмо бредущих вперед. Заспанный официант ставит на белую скатерть два горячих кофе, еле подавив очередной зевок. Хекдже тут же сжимает руками глубокую чашку, а его спутник безуспешно пытается курить мокрые сигареты.

- Я – Ли Хекдже, - пытается завязать он разговор, пока мужчина забавно морщится, труся мокрой головой. Капельки разлетаются по сторонам, причудливым узором впитываясь в плотную паутинку скатерти, оседая на пушистых ресницах и в уголках губ, уже готовых изогнуться в улыбке. Хек с удивлением понимает, что впервые за долгое время сумел отвлечься от тонкого силуэта, вышитого шелком и любовью где-то на сердце.

- Донхэ, - просто отвечает мужчина, с шумом делая глоток кофе, обжигая тонкие губы и нежную гортань.

- Чем ты занимаешься, Донхэ? – он перекатывает это имя на языке, словно конфету, пытаясь понять: нравится ему или нет. Имя растекается патокой на кончике языка, но вкус смывается новым глотком кофе.

- Я ищу.

- Что?

- Чудо, - серьезно отвечает ему мужчина, вставая из-за стола. – Не грусти, Ли Хекдже. Еще увидимся, - не успевает парень возразить, как Хэ скрывается за плотной завесой тумана, а шаги его тонут в шуме дождя. Хекдже некоторое время задумчиво смотрит на поломанные мокрые сигареты, лежащие на столе, на кружку с недопитым кофе, и неожиданно сам для себя начинает смеяться. Смех рвется наружу, рождаясь глубоко внутри, но прерывается жгучим кашлем, опаляющим горло. «Заболел все-таки», - с досадой думает он, оплачивая счет удивленному официанту, и вновь уходит в дождь. Одежду уже не спасти.

В следующий раз он видит Донхэ спустя несколько дней, проснувшись от громкого стука в закрытое окно, запотевшее и немного грязное. Голова отзывается привычной болью, стоит ему попытаться встать, а сердце отвечает веселым стуком предвкушения, пока еще нерешительно просыпающегося в преддверие чуда. Ведь он тоже ищет чудо, просто еще не знает, где его следует искать. Руки не слушаются, но Хекдже пытается как можно скорее открыть оконную раму, впуская в комнату потоки свежести и едкой вони дороги.

- Привет, - на гране слышимости говорит он. Громче не выходит – горло слишком болит.

- Привет, - в тон ему отвечает мужчина, на этот раз совершенно не вписывающийся в окружающий пейзаж. В строгом черном костюме и серьезным взглядом он тянет на преуспевающего офисного сотрудника, которому нечего делать в обшарпанном квартале, где все лужайки сгорели под лучами солнца еще в начале лета, а счета за коммунальные услуги, увы, но также сгореть не могут.

- Прости, я не знал, что ты болен, - в глазах читается искреннее участие.

- Как ты нашел мой адрес?

- Какая разница? – в его взгляде желание выкрикнуть что-то еще, но он сдерживается, скорбя по тому, что уже никогда не зацветет в его душе. Больше не зацветет. – Это тебе. Выздоравливай, - он протягивает Хекдже крупное алое яблоко, по цвету похожее на зонт, весело бегущий по грязным водам.

- Спасибо, - Хек внимательно смотрит, но сдерживается, чтобы больше ничего не сказать. Эта самая недосказанность повисла в летнем воздухе, пронизанном запахом цветов, свежескошенной травы, горького пота и немного сладковатого бензина. Она медленно разъедала тихую идиллию привычного пейзажа, заставляя обоих с нетерпением искать спасения в родных раковинах, которые были мастерски построены обоими и разрушению, казалось, не подлежали.

- Бывай, - Донхэ излишне поспешно вскидывает руку в жесте прощания, быстро уходя прочь, унося с собой тонкую надежду и приторную слабость поражения человека и его желания.

- Прощай, - прошелестел Хекдже в ответ, тихонько прикрывая оконную раму. Когда осталось каких-то пара миллиметров, он внезапно передумал, резко распахивая окно. Тонкие стекла возмущенно задрожали от негодования, но меланхолия, окутавшая парня, поглотила все вокруг. Он присел на новенький стул, положив кисти на подоконник, и замер так, внимательно глядя на небо, будто ожидая найти в нем ответ на свой вопрос. На его щеке появилась слеза, быстро скользнув вниз по гладкой коже. Вон то облако было поразительно похоже на… Нет. Это просто облако. И нет никакой схожести в чувственном изгибе шеи, в легком, будто нарисованном профиле с изящными дугами бровей и пухлыми губами. Но облако быстро меняло свою форму. Жаль, что воспоминания нельзя так же легко смять и выкинуть за ненадобностью.

Лето закончилось, принося вместо себя холодные северные ветра и постоянное рычание грома, раскатами проносящиеся на краю сознания, не имея, однако, возможности вызвать ответную эмоциональную реакцию. Ли Хекдже больше не бегает по утрам. Он встает с первыми лучами солнца, чтобы увидеть в мутном стекле свое отражение с потухшими угольками глаз, в которых горит не то огонек цвета зонта, не то призрак с улыбкой протянутого яблока. Он ждет и сам не знает чего. «Чуда!» - хочется выкрикнуть ему в лицо ухмыляющийся реальности, но он не решается осквернить ошметки любви, приправленные надеждой, бренными словесными формами, которые душным оковом покроют стремление к борьбе. И что потом? Пустота.

- Привет, - излишне бодрый голос врывается в его жизнь опять без спроса.

- Кто это? – слова тлеют на том конце провода, преодолевая сотни метром и миллионы лет.

- Это я, Донхэ. Не узнал? – немного обиды игривым узором ложится поверх пустоты. Выходит красиво.

- Нет. Прости. Послушай… - Ли Хекдже сам пугается возбуждения, пронизывающего его сущность и той радости, которая внезапно возникла в побелевших от напряжения костяшках пальцев и плотно сведенных зубах. – Ты нашел… чудо? – он замолкает, считая про себя секунды и ловя прерывистые вздохи человека, которого он видел лишь дважды.

- Да, - прозвучал печальной трелью ответ, вновь поглощенный молчанием. – Ты хочешь разделить его со мной? – вопрос витает в воздухе, смешиваясь с запахом разложения того, что можно было назвать душой.

- Да, - Ли Хекдже уже не сомневается. Чудо? Кто знает, каким оно будет и будет ли вообще, но сейчас он стоит на тонком льду, который покрыл его жизнь сверкающей корочкой и любое неверное движение может разрушить его. – Да, - повторяет он.

- Приходи завтра в четыре часа на тот мост. Нам нужно словить рассвет. Ну, бывай, - короткие гудки впитывают в себя «Прощай», прошелестевшее в ответ.

Город все еще спит, когда Ли Хекдже быстрым шагом идет к месту, где он в первый и последний раз слышал звон колокольчика, который он сам же и подарил девушке, вылепленной в его памяти из светлых лунных нитей и разукрашенной радугой.

Разноцветные кляксы пляшут в его сознании, а глаза лихорадочно блестят. Чудо. Каким оно может быть и может ли быть вообще? Раньше он знал, что чудо может дышать одним с ним воздухом, оно может дарить влагу поцелуев с черничным вкусом помады и запахом мяты. Но каким же будет это новое чудо? Пока оно представлялось Хекдже, сверкающим комом солнечных нитей, постоянно меняющим свои очертания и плавающим в зыбком мареве тумана.

Сливы уже давно отцвелись, а листья их облетели, хрустящим ковром покрывая остывающую землю. Немного сладковатый запах с терпкими нотками поднимается от земли, укутывая голые стволы теплой периной. Ли Хекдже машинально пригинался и переступал коричневую грязь, размытую дождями. Вскоре показался парк, одетый теперь в рубиновые одежды. Амарантом горели деревья, пунцово вспыхивая худыми свечами. Река была как никогда полноводной, неся свои стальные воды с присущим только осени достоинством. Туман был похож на остывающий сироп, который можно было без труда зачерпнуть серебряным кубком и жадно выпить, слизывая вязкие капли с губ.

- Привет, - от лавочки отделился силуэт, принадлежащий молодому мужчине. На плечи накинуто пальто цвета горячего шоколада, тонкий шейный платок теребил ветер.

- Привет, - отвечает ему Ли Хекдже, подходя ближе.

- Сегодня особенный день. Я искал его почти шесть лет в самых разных уголках мира, - он хмурит брови, острым взглядом прорезая пространство. – Сегодня сотрется грань между мирами и люди могут проститься с теми, кого не сумели отпустить. Мне нужна была река, достаточно широкая, чтобы послужить надежной преградой. Послушай внимательно, Ли Хекдже. Послушай и запомни, - быстрые шаги Донхэ замирали на земле, покрытой первой изморозью, сквозь которую грустно смотрели алые пятна листьев. – Реальность начнет искажаться. Ты можешь перестать видеть или слышать меня. Ты можешь мысленно перенестись в совершенно другое место. Но никогда, слышишь, никогда не переходи реку. Если перейдешь – не сможешь вернуться назад, но и дойти до конца тоже не сможешь, - Хэ остановился напротив Хекдже, пристально вглядываясь в его глаза, но находя там лишь отражение собственных чувств. – Я ничего не обещаю. Ты можешь вообще ничего не почувствовать, - Ли Хекдже в последний раз заглядывает в глаза мужчине, прислушиваясь.

Что это? Лицо его побледнело, он почти не дышал, боясь, что шум дыхания и стук сердца могут заглушить тихий перезвон, который преследовал его ночами, не давая сидеть на месте, не давая обрести покой. Несколько шагов ближе к берегу, робкий взгляд на то место, где секундой ранее стоял Донхэ, но его уже нет, только изломанный узор инея на земле. По реке плывет алый зонтик, внезапно остановившись, прибитый водами к противоположному берегу. Звон становится все отчетливей, теперь можно даже услышать стук каблучков. Ли Хекдже всем телом подается вперед, увидев, наконец, пока еще нечеткий, но безумно родной силуэт, обретающий все большую завершенность.

Юна остановилась на берегу, грациозно достав из воды алый зонтик. Быстро смахнув тяжелые капли, она с глухим щелчком открыла его, поднимая вверх. Бледная кожа окрасилась нежным красноватым светом, который просачивался сквозь сырую ткань, красными нитями переплетаясь с темными, немного растрепанными, как всегда, прядями. Она подняла глаза на Хекдже, склоняя голову набок. Он стоял, боясь пошевелиться или вздохнуть лишний раз, чтобы прекрасное видение не исчезло, как солнечный блик. Ему хотелось закричать, как сильно он скучал. Ему хотелось рассказать, как больно ему было осознавать, что он вновь остался один, но он молчал. Молчание это проделывало невидимую дорогу, скрепленную взглядами.

«Прости,» - ее нежность ласкает замерзшую кожу. И как она не замерзает в своем светлом сарафане, пропахшем летом?

«Не смей извиняться. Это я посадил тебя в ту машину» - его раскаяние печатью ложится на слишком уставшее для молодого человека лицо.

«Не вини себя. Я ведь не виню» - она протягивает к нему руку, будто хочет прикоснуться хотя бы кончиками пальцев, почувствовав тепло напоследок.

«Не бросай меня!» - слишком панически и слишком отчаянно хватает Ли Хекдже ртом воздух, раскаленными иглами впивающийся в легкие.

«Я не бросаю. Я хочу, чтобы ты жил» - упрямство не изменить ничем, преданность ничем не измерить.

«Я люблю тебя» - ее лицо озарено улыбкой, а взгляд поглощен светлой грустью.

«Люблю» - только и может беззвучно кричать Ли Хекдже, пока девушка легко разворачивается и начинает шагать назад за плотную завесу тумана.

- НЕТ! – уже настоящий крик взрывает тишину, а она лишь оборачивается, в последний раз подарив ему улыбку.

«Прощай» - тихий звон колокольчика напоследок.

- Ты видел? – возвращает его к реальности голос Донхэ. Хекдже оборачивается, находя глазами знакомое, немного побледневшее лицо.

- Да. А ты? – Донхэ молчит в ответ, вновь окидывая взглядом реку. Хек тоже молчит. Что ему говорить? Он еще не знает, что именно чувствует уставшее тело. Волна эмоций, поднятая в душе, легким бризом теперь ласкает сердце, чувствующее странный покой. «Грусть бывает разной», - внезапно подумал Хекдже. Его грусть была светлой и немного уставшей. Она гордо носила имя и упрямо смотрела в глаза. Это была его грусть.

- Ты знаешь, раньше на эту реку каждый год прилетали лебеди, - слова, произнесенные в тишине, приобрели свой собственный, совершенно независимый смысл, птицами слетая с губ. Туман может делать странные вещи: Ли Хекдже смотрит на воду и видит там тени с длинными, немного изогнутыми шеями, царственно рассекающие волны. Донхэ не видит лебедей, он видит только белый пух, клочками лежащий на высоком берегу.