Национал социализм является расовым социализмом

(Статья в переработке).
Национал социализм является расовым социализмом.
Национал социализм является расовым социализмом в отличие от национального социализма. Der Nationalsozialismus ist der Sozialismus rassische Gegensatz zu National sozialism (Le national-socialisme)
Понятие нации National, привнесенное Наполеоном, носит более широкий  экономико-патриотический спектр, чем расово-антропологическое  и лингвистическое  понятие этноса.
Лингвистический  перевод  понятия Der National с немецкого  языка на русский в виде  Нации, Национального  с положительным  (европейским, англо-германским)  содержанием и в виде  Нацисткий, Нацизм, Национал ( в словосочетании национал-социализм от) с отрицательным (с единственной моно расовой составляющей)  с помощью  добавления  суффиксов возможен только в русском языке (смотри статью о русском точнее российском  разговорном языке Die Suffixe in der russischen Rede  хотя и в германских языках появился термин «нацизмус», очевидно по воле заинтересованных в этом сторон.
Расовая природа социализма
Расовый Социализм
Национальный социализм (Гитлера)  стал  расовым социализмом, как только он почистил Германию от  неугодных ему  разнообразных  этносов, проживающих в создаваемых Гитлером  Его  Германии-3 Рейхе и  говорящих на немецких диалектах, которые могли  в будущем стать имперским языком  (пример  диалекта Идиш, смотри статью Евгения Ихлова  kasparov.ru )
Преднамеренно ошибочное преобладание  моно Расового качества  в понятии national  у  Гитлера приводит   к  дарвинисткой селекции  народов-этносов, проживающих в первую очередь в Германии. Селекция   с людским материалом производится подобно с материалом семян растений, семени животных с помощью научных методов антропологических  показателей.  Гитлеровское  понимание   National socialism (englisch), Le national-socialisme (Franzosicsh), nazionalsocialismo (italienisch)  приобретает  четкие черты расового социализма(Nationalsozialismus)   – социализма для избранных  им этносов, государственного покровительства избранным этносам, из десятка  которых в прошлом скомпоновали милитаристскую Пруссию,  социального государства для избранных.
• Нео — нео-социалисты, правое крыло Социалистической партии Германии. были исключены из соц-партии 5 ноября 1933 г. за нарушение дисциплины в парламенте. — /И-R/
Выпячивание  моно этнотического  (замена многообразия  одним) в  общественных терминах  повышает риск  придания терминам расовой окраски. Выпячивание моно этноса  в социальных  терминах не ново и в  русской литературе славянофилов: пример «особого пути», суверенной демократии Суркова-Некрасова ( хотя демократия либо есть, либо её нет, как и либо свобода слова –либо цензура).

Литература.
Патриотизм и любовь к Родине
http://www.proza.ru/avtor/sedoj
Дмитриев http://www.proza.ru/2010/11/28/682
  Есть язык и язык. Например, есть язык политологии с присущими ей терминами, есть обиходный. Есть язык политических прокламаций. И хотя все перечисленное может входить - и входит - в естественный русский язык, всё же это - семантически далеко не одно и тоже.
 В обиходе как-то уже устоялось понимать так, что патриотизм - это и есть любовь к Родине. Якобы, состав самого слова говорит уже об этом. А между тем:

 1. Этимологическая проблема

 а. Состав слова

 "Патрос" - в переводе с греческого означает "Отечество". Слово "патриот" в Греции означало "соотечественник". Иначе говоря, чтобы именоваться патриотом, не требовалось Отечество любить, было достаточно к нему принадлежать, причем иметь в этой земле "корни" ряда поколений. Ибо Отечество - это "земля отцов"
 Итак, вот связь патриотизма с принадлежностью к своему народу - поколениям его, что на родной земле рождались (потому она и родная). Отечество есть одновременно и Родина

 Во французском языке слово "патри" также означает: "Отчизна", "Отечество". Но мы видим, что во французской культуре в соответствии с задачами истории здесь ясно появляется тема любви к земле своих предков. Причем любовь к Отчизне понимается действенно и конкретно: мало говорить о своём патриотизме, ты - патриот только если готов пожертвовать ради земли отцов своим благополучием, самой жизнью
 В таком значении слово "патриот" вошло и в русский язык. Вот только значение слова не бывает устойчивым в культуре, оно со временем меняется и расщепляется на области значимостей

 Разумеется, греки и французы нам, что называется, не указ, и в слово "патриот" мы можем вкладывать несколько иной смысл. Но какой же?
 Патриотизм стали использовать в политтехнологиях

 б. Словарная тематика
 
 В словаре патриотизм определен как "политический и моральный принцип". Обратим на это внимание. Морально-политический принцип прежде всего
 Вторая "ипостась" патриотизма - эмоциональное переживание своей принадлежности к Родине

 2. Онтологическая проблема

 Но ни эмоции, ни даже мораль сами по себе - это еще не любовь.
 Тем более, политический принцип. Политика может вытекать из экономики - что и следует в государстве, может - из вопросов управления обществом.
 Но что касается любви, из нее вообще ничего не вытекает. Она либо есть - и тогда освещает человеческое бытие, высветляет его и дает смысл, либо ее нет, и тут политика с ее принципами нам не поможет, сколько мы не объявляли бы эти принципы моральными.
 Любовь к Родине - в этом отношении не отличается от каких-либо иных любовей. Это значит, что она гораздо чаще любовь не за что-то, а скорее вопреки.

 Онтологическая проблема патриотизма - как раз и есть самая мучительная. Потому что если морально-политический принцип отождествить с любовью к своей стране и народу, мы невольно должны будем связать любовь с иными политическими признаками и принципами.
 Современная политология - это комплекс политтехнологий. А политтехнология не строится от противного. Она идет к цели самым непосредственным путем, хотя бы средства у нее были самые изысканные. В ней патриотический принцип - всегда "любовь за что-то"

 Я люблю свой народ за то, что он самый великий, сильный, благородный и культурный
 Я люблю свою страну за то, что она большая, непобедимая со славной историей и могучим народом

 Проблема "этномазохизма"

 Причем любовь "за что-то" это всегда любовь-ненависть, то есть метание между крайностями: позитивного и негативного.
 Поэтому геббельсовский принцип "люби друзей и ненавидь врагов" положен в основу деятельности многих политизированных патриотических организаций. Ригоризм такого позиции очевиден: моя страна и народ - есть совершенный образец всего самого лучшего, и всякий, кто посмеет это отрицать - враг, которого следует ненавидеть и с которым нужно бороться
 Недаром "новые правые" (в этом отношении мало чем отличаясь от старых) приписывают своим оппонентам ни много ни мало как "этномазохизм"

 И вот действительно, казалось бы, есть люди, которые словно готовы нарочно выискивать в своем же этносе, у своей же Отчизны сплошные недостатки. Негодяи, не так ли?
 Следует однако учесть, что "этномазохизм" - как раз обратная сторона преувеличения национальных достоинств, это компенсационный механизм в общественном сознании, где одни крайности погашаются другими
 Из того следует, что борьба с "этномазохизмом" его же  и провоцирует

 Характерный пример в этом отношении - политизированная сатира М. Задорнова. Вот его типичное выступление: начинается как положено: "американцы, они такие глу-у-упые". И вот думаешь, что и дальше будет продолжаться в том же духе. А вот и нет: Задорнов обращается к "нашим" и начинает чистить наших не хуже чем американцев. Причем делает это добродушно, но чувствительно

 Когда восхищаются Родиной, но не тем, что она есть, а как неким совершенным образцом, как идеалом, есть ли тут место такому чувству как любовь? Ведь любви приходится иметь дело с реальностью. От очарования до разочарования один шаг

 Когда любишь Родину и народ за что-то конкретное и при том образцовое, дающее энергию, повышающее тебе самооценку, чтобы с гордостью провозглашать: "мы" - например за непобедимость и величие, то до ненависти к тому, что прежде сам же любил, тут гораздо ближе чем кажется. Как ни странно. Помните что сказал Гитлер, отдавая в осажденном Берлине приказ затопить метро, где прятались люди? Он сказал: "Мой народ проиграл войну, поэтому он недостоин сожаления"
 Может, Гитлер не был патриотом? Был, но вот любви в этом патриотизме совсем не оказалось. И это стало ясным именно в трудные времена Германии, что типично. Был у него патриотизм как политический принцип, доведенный до нонконформического абсурда.

 Мы любим просто в силу того, что любовь есть

 Христианского толка смиренная любовь-покаяние политизированному ригорическому патриотизму чужда. Его метод - перфекционизм. Любить Родину, хоть бы она была поражена болезнями и не выглядела привлекательно так как ему хотелось бы - это неприятно патриоту.

 Неужели мы любим Россию только за то, что она такая да разэдакая, друзья мои? Но если Родина - мать не в напыщенном, казённо-патриотическом смысле слова, а в самом что ни на есть чувственном и наличном, значит правильно сказал классик, что больную и страдающую мать ты любишь больше чем сильную. Но только в том случае, если твоя любовь к Родине "не ищет своего", то есть не служит средством подпитать собственную самооценку путем раздутого "мы".
 Все эти "мы покажем американцам кузькину мать", "мы надерем зад европейцам" - вовсе не любовь к Родине, а наоборот: доминанта эгоцентризма в коллективном сознании ("мы пахали")

 И не нужно нам сочинять исторические байки на тему того, что "не было на Руси многольского ига" - только чтобы Русь не выглядела униженной и побежденной
 Намерения благородны, да только ложью не послужишь любви.

 Друзья мои, русские тем и сильны, что умели учиться у победивших врагов. И пословицу "за одного битого двух небитых дают" создал русский народ
 Было иго, да чём закончилось? "Золотая Орда" исчезла как дурной сон, а Россия стоит и будет стоять. В том-то и дело
 Так что не нужно якобы-патриотизма ради уродовать историю. Она мудрее нас

 Национальная самооценка - это стержень, "предмет силы" этноса. Но этому стержню нужен принцип оптимума, а не максимума. Ему необходима мера. Недооценишь его - не сыграешь в истории существенной роли, переоценишь - тебя постигнет судьба "третьего райха" и множества ему подобных

 Конечно, патриотизм стране нужен. Ведь именно он и сплачивает людей. А национальное чувство - едва ли не самая могучая сила в государстве. Приглашать ее в сторонники, аппелировать к ней любят политики всех мастей. Правда, это вовсе не значит, что сам политик - патриот.
 Например, Ленин, опытнейший и умнейший политик своего времени, использовал национальное сознание масс как таран, когда чувствовал, что "революционное самосознание" иссякает. Заметим, что пропаганда против Антанты - это агитация именно против иноземных захватчиков. Хотя помощь большевики при случае охотно принимали у иностранцев и это не унижало их национальной гордости.
 
 Желая ополчиться на капиталистов, Ленин заявляет: "Когда дело доходит до кармана, их патриотизму сразу приходит конец".
 Между тем, когда дело доходило до идеологии, патриотизм у большевиков даже не начинался. Ведь марксизм-ленинизм - это всего лишь навсего капитализм наоборот. Эта та же спартаковского типа идеология рабов, победивших своих господ и провозгласивших себя господами. Лишь иной класс объявлен гегемоном, а сам припцип разделения общества по имущественному и профессиональному критерию остался в неприкосновенности.

 Патриотизм же, хотим мы этого или нет, имеет дело с принципами национальными, потому что затруднительно отделить страну от живущего на ней народа, в территории страны слишком много для такой разделительности народной истории и самого содержания этноса. А нация - это есть сражающийся этнос

  Сам по себе патриотизм - прекрасный принцип, в том числе и для целей политики. Но...меньше бы в нем "изма", больше бы самой любви к Родине. Той, что не ставит никому и ничему условий...
 
© Copyright: Дмитриев, 2010 http://www.proza.ru/2010/11/28/682
Свидетельство о публикации №210112800682


• Нео — нео-социалисты, правое крыло Социалистической партии. Были исключены из соц-партии 5 ноября 1933 г. за нарушение дисциплины в парламенте. — /И-R/

Глупость и подлость украинофобов
Евгений Ихлов: Издевательства над украинским языком - это аристократическая насмешка над простой народной речью
update: 19-09-2014 (21:48)
http://kasparov.org/material.php?id=541C69AD065C9
http://e-v-ikhlov.livejournal.com/72818.html
Излюбленным приёмчиком современных украинофобов стало цитировать украинские переводы Гомера или Шекспира. Для русского уха звучит "простонародно" и смешно. У русского и украинского языка есть несколько существенных отличий. Украинский - значительно лучше сохранился и передаёт оттенки языка Древней Руси. Русский - практически создан в 18 веке. Основа писанного украинского близка западно-славянским языкам - польскому и чешскому. Основа писанного русского языка - древнеболгарский (его называют "церковнославянский", что всё равно, что назвать иврит "раввинско-еврейский"). В русском языке очень много индоарийских корней, пришедших от литовских племён, живших вплоть до Москвы (богиня Мокеш - это литовская Геката) - старолитовский довольно близок к санскриту. От скифов тоже хватало ариицизмов. И разумеется, в русском полно галлицизмов. Фактически "высокий" русский язык - это язык, перенесенный с Балкан в угрофинские леса. Далее. Русский язык создавали аристократы. В Украине своей аристократии не было - и украинский довольно много сохранил от простонародной стихии. Поэтому издевательства над украинским языком - это аристократическая насмешка над простой народной речью. Интересно, что эволюция немецкого языка была обратная. Современный немецкий язык создали Лютер и Меланхтон, переведя Библию с койне (перевод Библии на язык греческого простонародья, точнее, даже на язык эллинизированных левантийцев). За основу взяли речь саксонской "деревенщины". А образованные горожане в рейнских городах (вплоть до Голландии) говорили в это время на диалекте, близкого к современному идишу. Если бы католики в 16 веке не боролись с переводами Библии на национальные языки, то нынешний литературный немецкий язык (любой литературный европейский язык начинался с перевода Библии) был бы куда ближе к идишу). Но - не срослось. Поэтому идиш, который стал литературным только в 19 веке, остался достаточно архаичным. Грубо говоря, русские насмешки на украинским языком - такая же подлость, как выглядели бы издевательства над идиш с позиции "правильного" немецкого языка.
Евгений Ихлов
Livejournal

Хаек «Социалистические корни нацизма»

«3.1.5. Ссылки на осуждаемых авторов/концепции Этот прием основан на том, что оспариваемый тезис объявляется частью некой негативно воспринимаемой концепции или в число его сторонников записываются столь же осуждаемые личности (последнее может  сопровождаться умело подобранными цитатами из таковых). Отличие от 3.1.3.а. состоит в том, что дискредитирующие единомышленники являются "плохими" не в силу манипуляции терминами, а объективно (ну или, по крайней мере, их и без стараний демагога безусловно осуждает абсолютное большинство аудитории). Практически это прием, обратный 3.1.3.а.: там реальные сторонники тезиса объявляются "плохими", здесь реальные "плохие" объявляются сторонниками тезиса. Особенно популярны у использующих этот прием фашизм, расизм, коммунизм (большевизм), а также главные идеологи этих концепций. Демагогия здесь заключается в том, что или рассматриваемый тезис на самом деле не имеет отношения к соответствующей концепции ("называть негра негром - это расизм!"; прием сочетается с бездоказательным утверждением), или он действительно в нее входит, но не является специфическим для нее и входит и в другие, отнюдь не одиозные ("фашисты любили музыку Вагнера, значит, любить Вагнера - это фашизм!"; прием сочетается с некорректным следствием){...} {http://yun.complife.ru/miscell/demagogy.txt}»  ([Сайт Марка Солонина  http://www.solonin.org/cmn/user/www_solonin_default.html ] Краткий курс от Марка Солонина История 41-го года в картинках и тезисах. коментарии)


ВЕЧНАЯ РЕЛИГИЯ ПРИРОДЫ (БЕН КЛАССЕН, 1973)
Расовый социализм
Расовый Социализм от Золотой Зари
hrolv99.livejournal.com | Адрес этой страницы:

Подлинная история славян на РЕН-ТВ Территория заблуждений с Игорем Прокопенко, 27.08.2013
Опубликовано: 25 сентября 2013  Удивительно, какие важные факты стали просачиваться на центральные каналы. И пусть репутация у канала РЕН-ТВ противоречивая, а выводы непоследовательны, тем не менее, когда в больших документальных фильмах широко раскрывают славянскую тематику - это не может не радовать...
Аннотация к фильму: Русская история. С точки зрения общепринятой трактовки это очень просто. Первый документальный источник о Руси - это "Слово о полку Игореве", написанный в 12 веке. Дальше наша история старается не заглядывать. А чего заглядывать, мрак и полная отсталость. Но несколько поколений ученых утверждают, история Руси гораздо старше.

Расизм — Википедия
ru.wikipedia.org/wiki/Расизм;
9 Борьба с расизмом и расовой дискриминацией ..... Критика расизма в современной России и научный взгляд на проблему этнокультурного ...

Расизм
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к: навигация, поиск

Раси;зм — совокупность воззрений, в основе которых лежат положения о физической и умственной неравноценности человеческих рас и о решающем влиянии расовых различий на историю и культуру.

Существует и несколько более широкое определение расизма. Так, в энциклопедии Britannica указывается, что расистским является убеждение в том, что расовые признаки имеют решающее влияние на способности, интеллект, нравственность, поведенческие особенности и черты характера отдельной человеческой личности, а не общества или общественной группы[1]. Расизм обязательно включает в себя идеи об изначальном разделении людей на высшие и низшие расы, из которых первые являются создателями цивилизации и призваны господствовать над вторыми. Осуществление расистских теорий на практике порой находит своё выражение в политике расовой дискриминации.
Содержание

    1 Определения термина
    2 История
    3 США
        3.1 Афроамериканцы
    4 Европа
        4.1 Британия
        4.2 Германия
            4.2.1 Объединённая Германия
        4.3 Италия
    5 Южно-Африканская Республика
    6 Израиль
    7 Россия
    8 Критика расизма
        8.1 Критика понятия человеческой расы
        8.2 Идеология
    9 Борьба с расизмом и расовой дискриминацией
        9.1 Положительная дискриминация
    10 Скандалы и обвинения в расизме
        10.1 Кристофер Бранд
        10.2 Джеймс Уотсон
    11 См. также
    12 Примечания
    13 Ссылки

Определения термина

Слово «расизм» впервые было зафиксировано французским словарём Ларусса в 1932 году и трактовалось как «система, утверждающая превосходство одной расовой группы над другими». Нынешнее его значение[2] в политическом дискурсе иногда расширяется, дополняя расовый критерий превосходства этническим, религиозным или иными. В определение современного понятия расизма большой вклад внесла книга «Расизм» французского философа Альбера Мемми.

В то же время, в условиях, когда во многих странах сложились устойчивые мультирасовые и мультикультурные общества, определения расизма потребовалось расширить. Под расизмом понимают убеждение о решающем влиянии расы на характер, мораль, таланты, способности и поведенческие особенности отдельной человеческой личности[1]. Так, российский учёный Владимир Малахов пишет в своей работе «Скромное обаяние расизма»[3].
« Расизм, практиковавшийся вплоть до конца XIX столетия (рецидив которого имел место в Германии между 1933 и 1945 годами), можно назвать традиционным, или классическим. Расистов наших дней трудно заподозрить в расизме. На уровне декларируемых тезисов они абсолютно корректны. Граф Гобино и его единомышленники верили, в частности, в то, что биологические различия суть источник социокультурных различий. Они устанавливали отношение детерминации между “расой” (биологической принадлежностью) и “цивилизацией” (культурной принадлежностью). Они полагали, что мышление и поведение индивидов определено (или, точнее, предопределено) сущностными характеристиками групп, которым эти индивиды принадлежат. Главный из этих постулатов — неснимаемость различия »

Виктор Шнирельман пишет, что современный «новый расизм» делает акцент не столько на крови, сколько на культуре. Согласно этим представлениям, человек рассматривается не как индивид, быстро меняющийся в соответствии с окружающей средой и приспосабливающийся к ней, а как член некоей этнической или даже цивилизационной общности, который механически воспроизводит стереотипы поведения этой общности[4]. Французский социолог Пьер Тагуев ввёл термин «дифференциалистский расизм» для различия между идеей высшей/низшей расы и идеей непреодолимых различий/несовместимости между крупными сообществами.

Шнирельман и другие исследователи полагают, что расизм сегодня эволюционирует и приспосабливается к новой ситуации, поэтому возникает основание говорить о «новом расизме»[5][6][7]. Новый расизм подчеркивает групповую (этническую или этнорасовую) идентичность, абсолютизируя её значение. В России именно этнический фактор был десятилетиями сопряжен с той или иной формой дискриминации, сходной с расовой. Поэтому в России имеется гораздо больше оснований говорить о связи расизма с этничностью[5]. При этом главный акцент современными российскими расистами делается на несопоставимости различных культур. Сторонники такого подхода борются за сохранение «чистых культур» и культурной самобытности, выступают против какого-либо воздействия на них извне[6]. Российский историк А. Б. Давидсон в статье «Антирасистский расизм» приводит высказывание Н. Н. Лысенко, отражающее подобный взгляд на межнациональные отношения[8]:

    Русские и чеченцы, русские и азербайджанцы, русские и грузины, русские и узбеки, русские и арабы, русские и негры — нации абсолютно некомплементарные (то есть несовместимые). Это означает, что наши интересы всегда будут прямо противоположны, а любое приближение друг к другу на расстояние ближе пистолетного выстрела будет восприниматься как вызов.

При этом источником социокультурной особенности той или иной группы определяются биологические, природные свойства. По мнению российского исследователя В. С. Малахова, не имеет значения как называются эти свойства — «народный дух», «культурный тип», свойства «расы». Все эти обозначения выполняют ту же функцию, которую в классическом расизме выполняет «кровь» (или «гены»): они предполагают наследование социальных признаков[9]. В качестве характерных черт современного расизма исследователи называют биологическое понимание национальной принадлежности, концепцию нации как общности «крови» и связанную с этой концепцией мифологизацию той или иной воображаемой группы в качестве особого человеческого вида[10][11][5][6].
История

Представления об изначальном неравенстве различных рас появились достаточно давно. Так, ещё в XVI—XVII веках появилась гипотеза, возводящая происхождение негров к библейскому Хаму, проклятому его отцом Ноем, что было оправданием обращения негров в рабство.[12].

Но основателем «научного расизма» (и в частности — нордизма) принято считать[13] французского историка Жозефа де Гобино, предложившего в своём «Опыте о неравенстве человеческих рас» (1853—1855 гг.) тезис о влиянии расовых составов рассматриваемых обществ на особенности их культур, социальных строев, экономических моделей, и в конечном итоге — на их цивилизационную успешность. Нордическая раса, по мнению Гобино, на протяжении истории проявляла превосходство над другими в организации общества и культурном прогрессе. Величие же древнегреческой и древнеримской цивилизаций он объяснял предположением, что в пору цивилизационного подъёма правящие элиты в этих странах были нордиками.

После Ж.Гобино расистские идеи получили довольно широкое распространение. Они, в частности, развивались французским социологом и психологом Гюставом Лебоном в работе «Психология толпы». Идею неравенства человеческих рас также отстаивал известный французский антрополог Арман де Катрфаж.

Расистские концепции также разрабатывал переселившийся в Германию английский аристократ Хьюстон Стюарт Чемберлен в книге «Основы девятнадцатого столетия» (1899), в которой прославлялась «тевтонская» раса, книге «Арийское миросозерцание» (русск. перевод. М., 1913) и ряде других работ.
США
Question book-4.svg
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации.
Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники.
Эта отметка установлена 12 мая 2011.

Основная статья: Расизм в США
См. также: Расовые волнения в США

Расизм в США существовал с самого основания государства. Общество, основанное белыми людьми, различающимися по своим национальным и религиозным признакам, сильно отличалось своим отношением к другим группам. Жертвами расизма стали коренные жители — индейцы .
Афроамериканцы
Основная статья: Афроамериканцы

Впервые африканские невольники были завезены в британскую Вирджинию английскими колонистами в 1619 году. По состоянию на 1860 год, из 12-миллионного населения 15 американских штатов, где сохранялось рабство, 4 миллиона были рабами[14]. Из 1,5 млн семей, живущих в этих штатах, более 390 тыс. семей имели рабов.

Труд рабов широко использовался в плантационном хозяйстве, позволяя получать американским рабовладельцам высокую прибыль. В первой половине XIX века национальное богатство Соединённых Штатов в значительной степени было основано на эксплуатации рабского труда[15]. За период с XVI века по XIX век в страны Америки было завезено около 12 миллионов африканцев, из них около 645 тыс. — на территорию современных США.

Хотя Конгресс запретил привоз новых рабов из Африки в 1808 году, эта практика существовала как минимум ещё полвека. Рабство было отменено во время Гражданской войны в США в 1863 году прокламацией президента США Авраама Линкольна, что было подтверждено 13-й поправкой к Конституции США, которая была принята в 1865 году.

В южных штатах США века рабства и десятилетия сегрегации создали правовую и политическую систему, которая характеризовалась господством белых. Чернокожие различными средствами не допускались к участию в выборах. Действовали законы (Законы Джима Кроу), по которым чернокожие не могли учиться в школах и университетах вместе с белыми, должны были занимать специально отведённые для них места в общественном транспорте и т. д. Многие магазины, рестораны, гостиницы отказывались обслуживать чернокожих. Чернокожие всегда называли белых «мистер» или «миссис», хотя белые редко удостаивали чернокожих столь вежливого обращения.
Расистский предвыборный плакат, использовавшийся во время выборов губернатора Пенсильвании в 1866 г.

Существенный прогресс в преодолении расизма в США наметился в 1960-е годы, когда в результате успехов движения борьбы за гражданские права была законодательно запрещена расовая дискриминация.

Но в США в тот же период как своеобразная защитная реакция на многовековое угнетение чернокожих возник «чёрный расизм». Он ярко проявился в проповедях Фарда Мохаммеда, и его последователя, основателя организации «Нация ислама» Элайджи Мохаммада. С ним также связана получившая в США широкое распространение «афроцентристская египтология», сторонники которой утверждают, что древние египтяне были чернокожими, древнеегипетская культура была истоком древнегреческой и тем самым всей европейской культуры и при этом существовал и существует заговор белых расистов, для того, чтобы все это скрыть[16].
Европа
Основная статья: Нордицизм
Британия

Некоторые исследователи обнаруживают истоки нацистской философии в империалистической идеологии и практике Британской империи. По мнению Саркисянца, настоящим учителем нацистов был английский философ Томас Карлейль[17].
Германия

Третий рейх
Основная статья: Нацистская расовая политика
Основная статья: Расовая гигиена
Основная статья: Расовая теория Гюнтера
Основная статья: Главное управление СС по вопросам расы и поселения
Объединённая Германия

По данным немецкого ведомства по защите конституции, число ультраправых экстремистов в ФРГ за 2009 год увеличилось на половину — с примерно 20 тысяч до 30. Эксперты объясняют это ухудшением экономической обстановки и падением уровня жизни из-за мирового финансового кризиса[18].
Италия
    19 апреля 1937 — декрет о запрете смешения с эфиопами[19]
    30 декабря 1937 — декрет о запрете смешения с арабами[19]
    17 ноября 1938 — декрет о запрете смешения с евреями и запрете евреям находиться на государственной и военной службе[20]
Отменены после падения фашизма в 1943 году[21].

Южно-Африканская Республика
Основная статья: Апартеид
В 1973 году Генеральная ассамблея ООН приняла Международную конвенцию «о пресечении преступления апартеида и наказании за него», вступившую в силу в 1976 году. «Преступным» режим апартеида назывался из-за расовой сегрегации европеоидного и негроидного населения Южно-Африканской Республики.
После ликвидации апартеида и успеха антиколониальной борьбы, в результате которой в ЮАР, Зимбабве и Намибии к власти пришли партии, представляющие чернокожее население, в этих странах появились признаки расизма по отношению к белым[22]. Так, в Зимбабве в 2008 году был принят закон о том, что владеть любым бизнесом в стране могут только чернокожие[23].

Израиль
Основная статья: Расизм в Израиле

Россия
Основная статья: Расизм в России
В 1910 году запрещено производство в офицеры крещеных евреев, а в 1912 — их детей и внуков[24].

Критика расизма
Расизм часто критикуется с культурологических позиций, например, Отто Клайнберг обосновывает низкие результаты негроидных меньшинств по интеллектуальным тестам их социальным положением, условиями труда и быта.[3]
Игорь Кон критикует расизм с психологической позиции, говоря о том, что расисты переносят свою ненависть на разного рода меньшинства:
« воображаемые различия возводятся в главное качество и превращаются во враждебную психологическую установку по отношению к какой-то этнической группе, установку, которая разобщает народы и психологически, а затем и теоретически, обосновывает политику дискриминации. Это и есть этническое предубеждение.[4] »

Образ панды используется как объединяющий в себе все расы.
« Самые последние антропологические открытия подтверждают единство человеческого рода. Географическая разбросанность человеческого рода способствовала его расовой дифференциации, не затронув тем не менее его фундаментального биологического единства.
Каковы бы ни были установленные различия, биология ни в коей мере не позволяет установить иерархию между индивидами и популяциями, тем более, что никакая группа людей в действительности не обладает постоянным генетическим фондом. Во всяком случае никогда нельзя, не греша против истины, переходить от констатации факта различий к утверждению о существовании отношения превосходство — неполноценность.
Среди важнейших характеристик человека основное место занимает интеллектуальная деятельность. Для характеристики этой деятельности некоторыми научными дисциплинами разработаны определенные методы измерения.
Разработанные в целях сравнения индивидов внутри одной популяции, эти методы не могут по своей природе эффективно использоваться для взаимного сравнения популяций.
Недопустимо и с научной точки зрения лишено всякого основания использовать результаты психологических тестов, в частности интеллектуальный коэффициент, в целях остракизма и расовой дискриминации.
В социальных науках ничто не позволяет утверждать, что расизм — это коллективное поведение, которое неизбежно проявляется в случае господства некоторых типов общественных отношений между различными этническими группами. Напротив, многообразие и сосуществование культур и рас в многочисленных обществах являются наиболее удачной формой взаимного обогащения народов.
Расизм, который проявляется во многих формах, представляет собой на самом деле сложное явление, в котором переплетаются многочисленные факторы: экономические, политические, исторические, культурные, социальные и психологические. Только воздействуя на эти факторы, можно эффективно бороться с расизмом.
Расизм — это наиболее распространенное оружие в руках некоторых групп, стремящихся утвердить свою экономическую и политическую власть. Наиболее опасными ее формами являются апартеид и геноцид.
Расизм состоит также в отрицании за некоторыми народами их истории и в непризнании их вклада в прогресс человечества.Из заключительного заявления научного коллоквиума ЮНЕСКО в Афинах, 1981 г.)
»


Критика понятия человеческой расы
Основная статья: Человеческая раса   Planned section.svg
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел. Вы можете помочь проекту, написав этот раздел.

Идеология
Planned section.svg Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел. Вы можете помочь проекту, написав этот раздел.

Борьба с расизмом и расовой дискриминацией
Основная статья: Антирасизм
Генеральная Ассамблея ООН в 25 сессии (1970 год) приняла резолюцию, провозглашающую «твёрдую решимость добиться полной ликвидации расовой дискриминации и расизма, против которых восстают совесть и чувство справедливости всего человечества»[25].
Московская «группа экспертов-специалистов» от ЮНЕСКО осудила все виды расизма в 1964[26].
В 1966 году Генеральная Ассамблея установила Международный день борьбы за ликвидацию расовой дискриминации.


Нацистская расовая политика — Википедия
ru.wikipedia.org/.../Нацистская_расовая_политика;
Нацистская расовая политика — политика расовой дискриминации и .... идея национал-социализма», где пропагандирует единство немецкой расы и её ...
Нацистская расовая политика
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к: навигация, поиск
 Просмотр этого шаблона  Третий рейх Национал-социализм
Основные понятия

Диктатура • Вождизм • Правая идеология • Шовинизм • Расовая политика • Милитаризм • Антидемократизм
Идеология

Народное движение • «25 пунктов» • «Моя борьба» • Недочеловек • Нюрнбергские расовые законы • Расовая теория Гюнтера • Расовая политика • «Миф двадцатого века»
История

Общество Туле • Немецкая рабочая партия • Третий рейх • Ночь длинных ножей • Хрустальная ночь • Вторая мировая война • Решение чешского вопроса / еврейского вопроса • Катастрофа европейского еврейства • Холокост • Нюрнбергский процесс
Персоналии
Адольф Гитлер • Видкун Квислинг • Войтех Тука • Генрих Гиммлер • Герман Геринг • Рудольф Гесс
Организации

НСДАП • СА • СС • Гитлерюгенд • Гестапо • Вервольф • Союз немецких девушек • Юнгфольк • Союз девочек • Зимняя помощь • Германский трудовой фронт • Сила через радость • Вера и красота • Национал-социалистические (мехкорпус • авиакорпус • народная благотворительность • женская организация • союз студентов • союз врачей • союз учителей • союз юристов • союз помощи жертвам войны)
Нацистские партии и движения

Венгрия • Северный Кавказ • Бельгия • Нидерланды • Чечня • Норвегия • Латвия • Белоруссия
Родственные понятия

Фашизм • Антикоммунизм • Неонацизм • Интегральный национализм • Нацистский оккультизм
Портал:Нацистская Германия • Проект «Фашизм»

Нацистская расовая политика — политика расовой дискриминации и ксенофобии в Третьем рейхе, основанной на концепции расовой гигиены.

Во многих европейских и американских странах расизм в XIX веке и в начале XX века не находился под запретом, а в Третьем рейхе получил государственную поддержку. Евреи были лишены прав гражданства, возможности работать на государственной службе, иметь частную практику и собственный бизнес, вступать в брак с немцами (немками) и получать образование в государственных учебных заведениях. Их собственность и предприятия регистрировались и подвергались конфискации. Постоянно совершались акты насилия, и официальная пропаганда разжигала (либо подогревала) среди этнических немцев чувства предубеждения и ненависти к евреям. В ходе Второй мировой войны репрессии, проводимые по национальному признаку, стали проводиться не только в Германии, но и на оккупированных ею землях.

Существовала концепция расовой гигиены, которая означала необходимость разделять людей на представителей высшей расы и низших элементов и необходимость соответствующего отбора. По этой концепции, первых следовало искусственно поддерживать, тогда как воспроизводство вторых требовалось предотвращать; смешение же рас даёт нежелательные последствия. Эта концепция также требовала проводить стерилизацию алкоголиков, эпилептиков, лиц с различными наследственными болезнями, слабоумных. Стремление к поддержанию «расовой гигиены» проявилось в государственных программах принудительного истребления различных категорий граждан (см. «Программа умерщвления Т-4»).
Айнзатц группа A убивает евреев, Ковно, 1942
« Любое расовое смешение уродует гармоничную картину расы. Нордическая голова, посаженная на восточное туловище, выглядит неэстетично. В дополнение к этому — все те виды ущерба физическому, и, особенно, душевному здоровью, которые таит в себе смешение рас. »

Генрих Гиммлер[1]
« Тот, кто нездоров и ущербен физически и душевно, не имеет права увековечивать свое страдание в своих детях. »

[2]
« Более сильные призваны господствовать, а не смешиваться с более слабыми, чтобы, таким образом, пожертвовать своим величием. »

Адольф Гитлер [3]
Содержание

    1 Идейные предтечи
    2 Кризис после первой мировой войны
    3 Интеллектуальная поддержка антисемитизма
    4 Основные принципы расистской идеологии нацистов
    5 Хронология событий
    6 В произведениях искусства
    7 См. также
    8 Литература
    9 Ссылки
    10 Примечания

Идейные предтечи
Основная статья: Расовая гигиена

Хотя термин «евгеника» был введён лишь в 1883 году Фрэнсисом Гальтоном, идея отбора людей по наследственным признакам восходит к древности, и обсуждается, например, в «Государстве» Платона.

«Опыт о неравенстве человеческих рас» Жозефа де Гобино впервые совместил идею евгеники с общими наблюдениями внешних различий людей разных народов, положив начало теориям расового неравенства (как внешнего, так и духовного), имевшим успех в Европе вплоть до окончания Второй мировой войны.

Гердер (1744-1803), Фихте (1762—1814) и другие немецкие романтики полагали, что каждый народ обладает своим собственным специфическим гением (духом), запечатленным в глубоком прошлом, который должен выразить себя в национальном духе (Volksgeist). Национальный дух, согласно их философии, является сверхсилой и обладает собственной духовной вселенной, чья внешняя форма проявилась в национальной культуре. Подобные иррационалистические учения стали соотноситься с учением о происхождении. Кроме француза Жозефа де Гобино, большой вклад в подобную философию внес и англичанин Хьюстон Стюарт Чемберлен (1855—1927). В своей основной, скандально известной книге «Основы XIX века» («Die Grundlagen des neunzehnten Jahrhunderts»), вышедшей в 1899 г, он развивает две основные темы: арийцев — как творцов и носителий цивилизации, и евреев — как негативной расовой силы, разрушительного и вырождающегося фактора истории. Определенное влияние в распространении такого рода расизма оказал немецкий композитор Рихард Вагнер (1813—1883), который полагал, что героический германский дух был занесен вместе с нордической кровью (в настоящее время на исполнение его музыки наложен негласный запрет в Израиле). Впоследствии юношеское увлечение Гитлера музыкой Вагнера (Кольцо Нибелунга) в зрелые годы переросло в почитание его идей.
Кризис после первой мировой войны

В начале XX века в Германии очень широко были распространены статьи и брошюры с изложением расовой теории, которые превозносили германскую и всячески унижали семитскую расу — евреев. Евреев относили к низшей, «неполноценной» расе. Итоги первой мировой войны усилили расистские настроения. Писатели-расисты, разочарованные поражением, воспевали благородного немецкого солдата с чистой кровью. Евреи изображались виновниками всех постигших Германию бед. Так были сформированы стереотипы положительного немецкого героя-арийца и отрицательного еврея. Эта теория превосходства рас и была принята нацистами.

Идейный теоретик партии (НСДАП) Розенберг писал в 1921 году: «Из всех классов и вероисповеданий с непреодолимой силой вырастает новое, юное и жизнерадостное миросозерцание. Со временем оно явится куполом, под которым будут собраны и будут бороться друг за друга не все расы, но все немецкие племена. Это — идея народности». Эта теория «купола» была впоследствии развита в догму, учение о новом миросозерцании. Небогатое программными положениями, лишённое этических норм, оно было универсальным в своих притязаниях на господство.
Интеллектуальная поддержка антисемитизма
Основная статья: Расовый антисемитизм

Антисемитские идеи были поддержаны немецкими генетиками (См. Расовая гигиена), некоторые из них затем занялись активной их пропагандой, что служило опорой для власти, проводящей расовую политику.
Основные принципы расистской идеологии нацистов

1. Вера в превосходство одной, реже нескольких рас — над другими. Эта вера обычно сочетается с иерархической классификацией расовых групп. Так негры были отнесены нацистами к низшей расе, а евреи вообще исключались из иерархической лестницы и были поставлены в положение «вне закона» (Нюрнбергские законы, Холокост).

2. Идея, что превосходство одних и неполноценность других имеют биологическую или биоантропологическую природу. Этот вывод вытекает из веры в то, что превосходство и неполноценность неискоренимы и не могут быть изменены, например, под влиянием социальной среды или воспитания.

3. Идея, что коллективное биологическое неравенство отражается в общественном строе и в культуре и что биологическое превосходство выражается в создании «высшей цивилизации», которая сама по себе указывает на биологическое превосходство. Эта «высшая цивилизация» была названа нацистскими идеологами «тысячелетний рейх» или «Третий рейх». Эта идея устанавливает прямую зависимость между биологией и социальными условиями (появилась в евгенике)[1][4].

4. Вера в законность господства высших рас над низшими[1].

5. Вера в то, что есть «чистые» расы, и смешение неизбежно оказывает на них отрицательное влияние (упадок, вырождение и т. д.). «Смертельный же удар наносит смешение с инородной кровью» (Гиммлер)[1].
Хронология событий

29 июня 1933 года Рихард Дарре, как глава Управления аграрной политики издает закон о наследовании, по которому земельные участки от 7,5 до 125 гектар могут пожизненно закрепляться за их владельцами и передаваться в наследство, только если владельцы могут доказать чистоту своей крови до 1800 года. Под действие этого закона попадает более 60 % всей сельскохозяйственной территории Германии.

В 1933 г. генетик-расист Фишер заявил, что с научной точки зрения браки и половые отношения между живущими в Германии евреями и неевреями нежелательны, и потребовал принятия соответствующего закона[5] (уже позже в 1941 г. Фишер будет одобрять план поголовной принудительной стерилизации тех немцев, чьи дед или бабка были евреями, но этот план так и не был осуществлен).

15 октября 1934 года партийный лидер Рудольф Гесс создал ведомство для изучения родства при национал-социалистической партии. Позже оно получило название «Имперское ведомство по изучению родства». Работой ведомства руководило СС и министерство юстиции.

В «Нюрнбергских законах» 1935 г. (нем. N;rnberger Gesetze), вводились правила, по которым определяется принадлежность к немецкой или еврейской расе: «чистокровными» немцами являлись немцы в четырёх поколениях. Евреями считались потомки трех-четырёх поколений евреев, а между ними находились «полукровки» первой или второй степени. Если предки были иудеями, то потомки тоже являлись евреями.[6]

Цыгане тоже воспринимались с точки зрения нацистской расовой теории как угроза расовой чистоте немцев. Так как официальная пропаганда провозглашала немцев представителями чистой арийской расы, пришедших с севера и захвативших Индию, известная сложность для теоретиков нацизма состояла в том, что цыгане, вообще говоря, являются куда как более непосредственными выходцами из Индии; они близки её нынешнему населению с объективной расовой точки зрения и говорят на языке индоарийской группы — следовательно цыгане, по крайней мере, никак не меньшие арийцы, чем сами немцы. Выход был найден в решении, согласно которому цыгане, живущие в Европе, представляют собой плод смешения арийского племени с самыми низшими расами всего мира — это как бы объясняет их бродяжничество и асоциальность. Об этом писал и нацистский расовый теоретик Ганс Гюнтер.[7] Специальная комиссия рекомендовала отделение «цыганства» (нем. Zigeunertum) от немецкого народа.

С марта 1936 года на цыган были распространены положения «нюрнбергских законов», которые прежде распространялись только на евреев: им также было воспрещено вступать в браки с немцами и участвовать в выборах, а также с цыган было снято гражданство Третьего рейха. При этом «расово чистые цыгане» (выбираемые из числа цыган-синти по признаку сочетания внешности и поведения, признанного положительным) имели те же права, что и немцы, за исключением права вступать в брак с немцами, а «цыгане-полукровки» (все цыгане-рома и большинство цыган-синти) приравнивались к евреям как «разрушители культуры».

Главное управление СС по вопросам расы и поселения разработало методику расового отбора в СС, а также Брачный кодекс СС, который запрещал эсэсовцам жениться на не чистокровных арийках. В 1936 году Рихард Дарре публикует книгу «Кровь и почва, главная идея национал-социализма», где пропагандирует единство немецкой расы и её жизненного пространства (см также План «Ост»).

15 ноября 1938 года еврейским детям запрещается посещать немецкие школы.[8]

Наличие евреев в родословной было компрометирующим материалом. Все эти факты входили в досье Гиммлера.[9]

Группа авторов по заданию Генри Форда составила и опубликовала под его именем книгу «Международное еврейство», затем использованную нацистской пропагандой. Так постепенно создавался образ враждебного мирового еврейства (нем. Weltfeind мирового врага), растиражированный впоследствии[10].

В расовую теорию нацистов входил раздел генетики — евгеника (принявшая в Германии название расовая гигиена), согласно которой строгие правила воспроизводства должны были привести к улучшению германской расы и остановить рост низших представителей, которые размножались гораздо быстрее, согласно сторонникам евгеники.

В практику Главное управление имперской безопасности (РХСА) вошло любую немку, обвиненную в сексуальных связях с евреем, отправлять в концлагерь, чтобы предотвратить «опасность того, что она вновь предастся осквернению расы, уже с другим мужчиной».[11]

Продолжением развития евгенических понятий явилась реализация немецкими нацистами в 1940 году программы T-4 по стерилизации и физическому уничтожению «неполноценных элементов» — в основном, пациентов психиатрических лечебниц, в том числе и детей, страдающих психическими заболеваниями, а также лиц, страдающих от врожденных дефектов, в том числе детей-калек. В рамках этой программы в одной только Германии было уничтожено 275 тыс. человек[12].

Затем была построена сеть лагерей смерти для уничтожения целых народов, не удовлетворяющих расовой теории. В первую очередь нацисты уничтожали евреев, цыган. Нацисты проводили массовые расстрелы по национальному признаку, также отправляли людей в лагеря смерти для физического уничтожения. Там были замучены с особой жестокостью или убиты в газовых камерах, сожжены живыми[13] миллионы человек.

При этом следует отметить, что в 1943, после тяжёлых поражений на Восточном фронте, нацисты официально признали арийцами все славянские народы кроме поляков для того, чтобы их представители могли служить в Ваффен-СС (подробнее смотри статью Коллаборационизм во Второй мировой войне).[14] Поляки как таковые не считались расово неполноценными и наличие польской крови не было компрометирующим фактом для немцев, однако нацисты отрицали польскую национальную идентичность. Русская национальная идентичность также отрицалась, вместо термина «русские» нацистская пропаганда последовательно использовала более широкий термин «восточные народы» вплоть до конца войны.

Политическое завещание Гитлера, написанное им 29 апреля 1945 года за пару дней до смерти, содержит такие слова:
« Превыше всего я требую от руководителей и народа неукоснительно соблюдать расовые законы и безжалостно бороться с вездесущим отравителем всех народов — мировым еврейством »

[15]

Программы, обусловленные немецкой евгеникой, выразившиеся в нацистской расовой политике и проводившиеся в рамках предотвращения «вырождения» немецкого народа («нордической расы»):

    Программа эвтаназии Т-4 — уничтожение психически больных, и вообще больных более 5 лет, как нетрудоспособных.
    Репрессии гомосексуалистов
    Лебенсборн — рождение и воспитание в детских домах детей от лиц, прошедших расовый отбор, то есть имеющих преимущественно нордическое происхождение и не имеющих неевропейских расовых примесей.
    «Окончательно решение еврейского вопроса» (тотальное уничтожение евреев, См. также Холокост, Айнзатцгруппа)

В произведениях искусства
Заготовка раздела
Этот раздел не завершён.
Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.


    х/ф «Магазин на площади» (ЧССР, 1965)

См. также

    Недочеловек
    Расовая теория Гюнтера
    Расовая гигиена

    Расовый антисемитизм

Расовая гигиена
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к: навигация, поиск
 Просмотр этого шаблона  Третий рейх Национал-социализм
Основные понятия

Диктатура • Вождизм • Правая идеология • Шовинизм • Расовая политика • Милитаризм • Антидемократизм
Идеология

Народное движение • «25 пунктов» • «Моя борьба» • Недочеловек • Нюрнбергские расовые законы • Расовая теория Гюнтера • Расовая политика • «Миф двадцатого века»
История

Общество Туле • Немецкая рабочая партия • Третий рейх • Ночь длинных ножей • Хрустальная ночь • Вторая мировая война • Решение чешского вопроса / еврейского вопроса • Катастрофа европейского еврейства • Холокост • Нюрнбергский процесс
Персоналии

Адольф Гитлер • Видкун Квислинг • Войтех Тука • Генрих Гиммлер • Герман Геринг • Рудольф Гесс
Организации

НСДАП • СА • СС • Гитлерюгенд • Гестапо • Вервольф • Союз немецких девушек • Юнгфольк • Союз девочек • Зимняя помощь • Германский трудовой фронт • Сила через радость • Вера и красота • Национал-социалистические (мехкорпус • авиакорпус • народная благотворительность • женская организация • союз студентов • союз врачей • союз учителей • союз юристов • союз помощи жертвам войны)
Нацистские партии и движения

Венгрия • Северный Кавказ • Бельгия • Нидерланды • Чечня • Норвегия • Латвия • Белоруссия
Родственные понятия

Фашизм • Антикоммунизм • Неонацизм • Интегральный национализм • Нацистский оккультизм
Портал:Нацистская Германия • Проект «Фашизм»

Расовая гигие;на (нем. Rassenhygiene) — подавление или уничтожение людей под предлогом их расовой неполноценности. Подобные мероприятия проводились в нацистской Германии и ряде других стран.

Термин «расовая гигиена» был введён швейцарско-немецким психиатром[1] Альфредом Плётцем, который использовал это понятие в своей теории, согласно которой строгие правила воспроизводства потомства должны были привести к улучшению расовой чистоты германцев. Его концепция расовой гигиены означала необходимость разделять людей на представителей высшей расы и низших элементов и необходимость соответствующего отбора. Первых следовало искусственно поддерживать, тогда как воспроизводство вторых требовалось предотвращать. Позднее нацистский режим выразил признательность Плётцу за помощь в разработке «биологического обоснования» для построения нацистского государства.
Содержание

    1 Основы и зарождение
    2 Проникновение идей в немецкое общество
    3 Примечания
    4 См. также
    5 Ссылки

Основы и зарождение

В начале XX века эта теория становится более распространённой и радикальной. Начало понятию было положено в 1921 году с появлением в Германии первого учебника по генетике человека, авторами которого являлись Эрвин Бауэр, Эуген Фишер и Фриц Ленц[2]. Учебник содержал исчерпывающий материал, всё, что было известно о генетике человека на тот момент времени. Большой его раздел был посвящен евгенике. Авторы придерживались той точки зрения, что основные физические характеристики и особенности поведения человека наследуются генетически, а воспитание играет менее важную роль. Уже здесь была высказана идея, которая впоследствии войдет в учебные пособия для СС (Рейхсфюрер СС. Эсэсовец и вопрос крови. Биологические закономерности и их практическое использование для сохранения и приумножения нордической крови. Эльснердрук, Берлин, 1940) — что существуют «худшие» («низшие») люди с низким уровнем умственного развития, которые размножаются намного быстрее «лучших», или «высших» представителей человечества.

Причем «европейская и американская раса» должна рухнуть под напором быстро размножающихся «худших» представителей. Противостоять этому, по мнению авторов, можно было, только введя законодательство, подобное введённому в США.[3] Как эффективное средство сторонники евгеники рассматривали стерилизацию.

Один из ведущих расовых теоретиков Германии Гюнтер писал:
« Расовая гигиена — неудачное название, поскольку эта наука не связана непосредственно с расовыми исследованиями. Эта наука исследует процессы отбора, процессы, которые происходят внутри каждого народа и могут вести к биологическому прогрессу или вырождению »

Из европейских стран только в Германии нацистами развивались идеи евгеники, принявшие там форму «расовой гигиены» и обосновывавшие политику геноцида.
Проникновение идей в немецкое общество

В 1911 году в Дрездене прошла конференция, посвящённая расовой гигиене. В 1921 году появилось «Международное объединение по расовой гигиене», в 1928 году была основана в Мюнхене кафедра этого профиля[4].

В 1927 г. в Берлине основан специальный институт антропологии, генетики человека и евгеники им. кайзера Вильгельма для поиска научно обоснованных идей, подобных расовой гигиене. С этим институтом был связан Йозеф Менгеле, защитивший ранее докторскую диссертацию по теме «Расовые различия структуры нижней челюсти» — врач, который впоследствии во время своей службы в Освенциме будет прозван «ангелом смерти».

В дальнейшем с евгеникой познакомился Гитлер, вот как это произошло:
« Учебник быстро распродавался. Его издатель, Юлиус Леманн, достаточно преуспевающий человек, выпускал медицинские, политические, националистические и антисемитские книги. В 1923 г. вышло второе издание учебника. В том же году Гитлер предпринял неудачную попытку путча, во время которого несколько часов скрывался в доме своего друга Леманна. После провала путча Гитлера арестовали и посадили на девять месяцев в тюрьму. Леманн посылал ему туда (разумеется, бесплатно) свои новые издания, среди них и упомянутый учебник. Тот, кто читал «Майн кампф», написанную Гитлером во время пребывания в тюрьме, должен был обнаружить большой раздел, где автор рассуждает о том, что можно назвать генетикой человека, или евгеникой [3] »

Один из авторов учебника, Фишер, стал пропагандировать идеи о введении таких расовых законов по отношению к евреям, как и в США к неграм. Он ещё в 1913 году в бывших африканских колониях Германии исследовал негров и белых женщин и пришёл к выводу об умственной отсталости всех негров[3]. Фишер оправдывал политику геноцида, проводимую Германией в колониях.

В дальнейшем учёные, разделяющие взгляды расовой гигиены, были связаны с политикой. (См далее: Нацистская расовая политика)
Примечания

    ; Идеология, разжигающая расовую ненависть
    ; Baur E., Fischer E., Lenz J. Grundriss der menschlichen Erblichkeitslehre und Rassenhygiene. Munchen: J.F. Lehmann Verlag. 1921.
    ; Перейти к: 1 2 3 Б. Мюллер-Хилл. Генетика человека и массовые убийства ,«Человек»,1997, №4
    ; ПСИХИАТРИЯ ПРИ НАЦИЗМЕ: ПОСЛЕДСТВИЯ ДЕГУМАНИЗАЦИИ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ НА ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННЫХ ТЕРРИТОРИЯХ СССР. Сообщение 7

См. также

    Социальный дарвинизм
    Главное управление СС по вопросам расы и поселения

Ссылки

    Расовая гигиена
    Генетика человека и массовые убийства


ГЕНЕТИКА ЧЕЛОВЕКА И МАССОВЫЕ УБИЙСТВА

Бенно Мюллер-Хилл,
профессор Института генетики Кельнского университета.
http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/MEN/MULHILL.HTM
№4, 1997
 
© Б. Мюллер-Хилл
Генетика -- наука молодая и прекрасная. Однако речь пойдет далее не о ее достижениях, а о той странице в ее истории, когда она явилась одной из причин геноцида -- слез, крови, массовых убийств евреев и других людей.

Можно спросить: почему ученый, заведующий генетической лабораторией, решил обратиться к подобной теме? Несколько лет назад, читая лекции по истории генетики, я неожиданно осознал, что здесь есть "белые пятна". Во "Введении" к книге Макса Вайнрайха "Профессора Гитлера", где подробно описывается активная роль германских университетов в осуществлении политики нацизма, я натолкнулся на такж предложение: "Среди тех, кто поставил на службу нацизму свою науку, нужно прежде всего назвать антропологов/биологов и юристов". Позже я понял, что "антропологи/биологи" -- это генетики. Специальных монографий или статей на эту тему (за исключением книги немецкого антрополога Заллера, посвященной концепции рас [1] Saller K. Die Rassenlehre des Nationalsozialismus in Wissenschaft und Propaganda. Darmstadt, 1961. ) в то время не было.

Полгода я посвятил изучению этой темной страницы в истории генетики -- прочитал все немецкие журналы и книги, имевшие хоть какое-нибудь отношение к данной проблеме, ходил в архивы, просматривал документы, разговаривал едва ли не со всеми людьми, которые активно занимались в те годы в Германии генетикой человека. Особенно меня встревожило, что генетика была связана с нацизмом. Я опубликовал небольшую книгу [2. Miiller-Hill B. Todliche Wissenschaft. Die Aussonderung von Juden, Zigeunen und Geisteskranken 1933-1945. Reinbek, 1984. ] и несколько эссе на эту тему. В настоящее время медицинские аспекты евгеники нашли отражение в целом ряде книг, но что касается истории этой науки, то она не очень привлекает к себе молодых ученых [3]. Между тем науки без истории не бывает.

Все началось в 1921 г., когда в Германии появился первый учебник по генетике человека, написанный Эрвином Бауэром, Эугеном Фишером и Фрицем Ленцом [4Baur E., Fischer E., Lenz J. Grundriss der menschlichen Erblichkeitslehre und Rassenhygiene. Munchen: J.F. Lehmann Verlag. 1921.]. Большой раздел этой превосходной книги, вместившей в себя все, что было тогда известно о генетике человека, посвящен евгенике. По мнению ее сторонников, основные физические характеристики и особенности поведения человека наследуются генетически. Разумеется, они знали о такой вещи, как воспитание, но природа, на их взгляд, играла более важную роль. Кроме того, они были убеждены в существовании "худших" (inferior) людей с низким уровнем умственного развития (некоторые из них обладают криминальными склонностями), размножающихся гораздо быстрее "лучших", или "высших" (superior) представителей человечества.

Сторонники евгеники считали, что европейская и американская культуры могут просто исчезнуть с лица Земли, если не сопротивляться процессу быстрого размножения членов этой группы, куда они включали всех чернокожих и часть лиц белой расы. В качестве эффективной меры рассматривалось принятие законодательства, подобного тому, которое действовало тогда в США и ограничивало браки между белыми и черными. Еще одним методом борьбы за "чистоту расы" признавалась стерилизация. Предполагалось также, что "удобные" законы о налогах будут способствовать росту рождаемости среди интеллигенции. (Поскольку в те годы для немецкого приват-доцента, не имевшего постоянного дохода, вопрос о браке просто не стоял, авторы не могли не принять данного обстоятельства во внимание.)

Учебник быстро распродавался. Его издатель Юлиус Леманн, достаточно преуспевающий человек, выпускал медицинские, политические, националистические и антисемитские книги. В 1923 г. вышло второе издание учебника. В том же году Гитлер предпринял неудачную попытку путча, во время которого несколько часов скрывался в доме своего друга Леманна. После провала путча Гитлера арестовали и посадили на девять месяцев в тюрьму. Леманн посылал ему туда (разумеется, бесплатно) свои новые издания, среди них и упомянутый учебник. Тот, кто читал "Майн кампф", написанную Гитлером во время пребывания в тюрьме, должен был обнаружить большой раздел, где автор рассуждает о том, что можно назвать генетикой человека, или евгеникой. Теперь несколько слов об авторах учебника. Бауэр, по специальности психиатр, оставил этот род деятельности и занялся генетикой растений. В рецензии на книгу (в 1933 г. она была переведена на английский язык) известный американский генетик Герман Мюллер назвал ее "лучшей работой на эту тему", а Бауэра -- "ведущим генетиком Европы". Вместе с тем он весьма критично отнесся к разделу о расах, написанному Фишером -- профессором анатомии, глубоко интересовавшимся проблемами антропологии и генетики человека. Ленц был его студентом, а потом младшим ассистентом профессора генетики в Мюнхене. Фишер сделал впечатляющую карьеру. В 1913 г. он опубликовал исследование о потомстве смешанных браков (чернокожих мужчин и белых женщин), жившем в одной из бывших немецких колоний в Африке. Он, как и большинство его зарубежных коллег (за исключением Мюллера), был глубоко убежден в умственной отсталости всех негров и оправдывал политику геноцида, которую проводило германское правительство в колониях. Когда в 1926 г. в Риме состоялся Международный конгресс по проблемам евгеники, Фишер написал официальный меморандум, где отмечал, что евгеника чрезвычайно важна для фашистского государства в Италии, и представил его Муссолини. В Италии тогда не было специалистов в данной области, и поэтому Муссолини не смог извлечь пользы из меморандума. Год спустя Фишер стал директором недавно созданного в Берлине Института антропологии, генетики человека и евгеники им. кайзера Вильгельма; он был также президентом Международного конгресса по проблемам генетики, состоявшегося в Берлине в 1927 г.

Фишер, Бауэр и Ленц (как и их коллеги) искали поддержки среди политиков, которые могли бы помочь им реализовать свои программы. Но в то время (в 20-х годах) они не нашли ни одного союзника: все демократические партии выступали против стерилизации в любых ее формах. Единственной пархией, которая благосклонно отнеслась к этому предложению, была партия нацистов. Еще больше привлекала ее выдвинутая Фишером концепция двух рас: белой -- "нордической, высшей" и черной -- "негроидной, низшей". Нацистам понравилась его теория недопущения смешения рас, хотя они и находили, что в ней недостаточно выражен антисемитизм.

На выборах в 1930 г. партия нацистов набрала большое количество голосов. Ленц сразу же написал рецензию на книгу Гитлера "Майн кампф", которая была опубликована в одном из немецких научных журналов [5 Lenz F. Die Stellung des Nationalsozialismus zur Rassenhygiene. Archiv fur Rassen- und Gesellschaftsbiologie. 1931.  ]. Основная мысль рецензии состояла в том, что Гитлер -- единственный из тогдашних политиков, кто действительно понимал значение генетики и евгеники. В 1932 г. руководство нацистской партии обратилось к Фишеру, Ленцу и некоторым другим их коллегам с официальным предложением участвовать в работе по "гигиене рас". Предложение было с восторгом принято, но с условием сохранения учеными научной независимости.

Наступил 1933 год, и генетики получили все, чего желали. Фишера, как наиболее уважаемого из них, на последних свободных выборах избрали ректором Берлинского университета. Он не был кандидатом от нацистов. В последующие два года Фишер уволил из университета работавших там лиц еврейского происхождения. Он говорил, что решение об их увольнении было болезненным, но необходимым [6 Fischer E. Der volkische Staat biologisch gesehen. Berlin, 1933.] и что он рассматривал эти увольнения в контексте евгенической "чистки", которая происходила тогда в Германии. Фишера можно назвать вежливым, но глубоко убежденным антисемитом.

В 1933 г. он заявил, что с научной точки зрения браки и половые отношения между живущими в Германии евреями и неевреями нежелательны, и потребовал принятия соответствующего закона [7Fischer E. Arztliche Eingriffe aus Gruden der Eugenik. Archiv fur Gynakologie, 1933. ]. Фишер одобрил так называемые Нюрнбергские законы, которые объяснялись научной необходимостью. В подобных вопросах общественное мнение опиралось на мнение ученых: если известные специалисты считают принятие таких законов необходимым, значит, это действительно так, что бы ни подсказывала совесть каждому отдельному гражданину. Роль генетики была сведена к пропаганде антисемитизма.

В 1941 г. Фишер приветствовал так никогда и не осуществленный план поголовной стерилизации тех немцев, чьи дед или бабка были евреями. Его пригласили присутствовать в качестве почетного гостя на публичном представлении этого плана. До 1942 г. Фишер не говорил, что евреи -- "низшие", он утверждал, что они -- "другие" и требовал проводить политику апартеида в отношении евреев во имя спасения германской культуры. В 1942 г. он объявил: евреи принадлежат к другому биологическому виду, и данное утверждение служило оправданием массовых убийств. Должен добавить, что Фишер как и все его немецкие коллеги-антисемиты любил термин "расовая гигиена": в их толковании он означал евгенику плюс антисемитизм.

Евгеники предоставили нацистам то, в чем нацисты больше всего нуждались: доверие и уважение в глазах общества. Ученые и доктора медицины не могут ошибаться, говоря что действия антисемитов правильны и необходимы с научной точки зрения. Взамен евгеники получили от нацистов то, чего добивались, -- принятия закона об обязательной стерилизации умственно отсталых, алкоголиков, шизофреников, подверженных маниакально-депрессивному психозу, слепых и глухих от рождения, страдающих хореей Хантингтона.

Закон вступил в силу 1 января 1934 г. Известно число прошедших стерилизацию: в период с 1934 по 1939 гг. оно составило от 350 до 400 тыс. человек. И это было сделано против их воли. Лились потоки слез и крови. Около 3,5 тыс. человек (1% таких "пациентов"), большинство из них женщины, умерли в результате операции, которой они не желали. Решения о необходимости операций принимались медиками, получившими подготовку в области генетики человека.

Международный комитет евгеников отреагировал на этот закон положительно, что и привело к принятию в 1935 г. так называемых Нюрнбергских законов. Действовавшие в то время в некоторых южных штатах США законы, запрещавшие браки между белыми и черными, евгеники защищали. Однако их "научные" аргументы в пользу законов, запрещавших немцам еврейского происхождения вступать в брак с другими немцами, были совершенно неприемлемыми. Не помогли здесь и заявления о том, что Нюрнбергские законы гораздо более терпимы, чем аналогичные законы, имевшие силу в ряде штатов США. С этого момента немецкие евгеники потеряли поддержку международного научного сообщества.

Немецкие евгеники действительно получили все, что хотели: в каждом медицинском институте Германии была кафедра генетики человека. Иными словами, образование всех немецких медиков включало "научный антисемитизм". Эти кафедры назывались поразному (например, "кафедрами гигиены рас"), но по существу они были кафедрами генетики человека.

Однако было бы неверно думать, что все, изданное в Германии после 1933 г. по этим проблемам, не содержало ничего научного. Поначалу в Германии, как и везде в мире, развивалась нормальная генетика человека. Например, Фишер, ставший в 1927 г. директором института им. кайзера Вильгельма, в 1932 г. получил от Фонда Рокфеллера грант сроком на три года для выполнения работ по близнецам. Названный фонд не стал бы вкладывать деньги в "плохую" науку.

Многим специалистам по генетике человека (а среди них было немало психиатров) количество тех, кому предстояло пройти принудительную стерилизацию, казалось слишком малым. Сошлюсь на так называемое дело Франца Каллмана. В 1935 г. он выступил за стерилизацию всех, кто являлся носителем рецессивного "гена шизофрении" [8 Kallmann F. Die Fruchtbarkeit der Schizophrenen. Munchen, 1936.]. Если предположить, что 1% населения страдает шизофренией, число носителей такого гена составит около 20%. Это солидная цифра. По сути дела Каллман призывал стерилизовать 20% населения Германии! Ленц немедленно отреагировал на такое предложение, охарактеризовав его как "безответственное". Интересно, что это было последнее выступление Каллмана в Германии, который, видимо, забыл, что у него самого родители еврейского происхождения. Он был вынужден покинуть страну. Позже, работая в НьюЙорке, он стал профессором психиатрии (известна "болезнь Каллмана"). Как и раньше, он продолжал публиковаться и выступил свидетелем защиты по делу Эрнста Рудина (о нем речь пойдет ниже). Выступая в суде, Каллман заявил, что операции по стерилизации проводились вполне законно и в них не было ничего плохого.

Некоторые группы населения не упоминались в законе о принудительной стерилизации. Одну из таких "забытых" групп составили "цветные" (coloured) -- 600 человек, чьи родители были "цветными" французскими солдатами, размещенными в Германии после 1918 г. Вопрос о стерилизации этих детей рассматривался генетиками-специалистами (в том числе и Фишером), которые должны были решить, следует ли считать данного ребенка "цветным" или нет. Известно, что все эти дети прошли принудительную стерилизацию в 1937 г.

Принимая закон, забыли еще об одной группе, представители которой были особенно дороги профессору психиатрии в Мюнхене Эрнсту Рудину -- швейцарцу по происхождению. В 1932 г. в НьюИорке он был избран президентом Международного общества евгеников. Рудин и еще несколько генетиков указали нацистским властям на то, что в программе стерилизации отсутствует большая и очень важная группа. Имелись в виду те, кого в Германии называли "asozial". (Я перевел бы этот термин как "антиобщественный", или "мелко криминальный"). В тогдашней Германии таких людей было около миллиона. Министерству внутренних дел понравилась выдвинутая Рудиным идея, согласно которой комиссия из двух медиков (психиатров) и одного офицера полиции должна решить, является ли тот или иной человек "антиобщественным элементом". В случае положительного решения его надлежало либо подвергнуть стерилизации, либо отправить в концлагерь.

Соответствующий законопроект был подготовлен Министерством внутренних дел в начале 1937 г. и несколько раз предлагался на утверждение, но так никогда и не был принят. Почему? Да просто потому, что Министерство юстиции совершенно справедливо предположило: принятие этого закона будет означать фактическую безработицу для судей. Между двумя министерствами разгорелась яростная борьба, в результате которой новый закон не утвердили. Однако среди одного миллиона "антиобщественных элементов" была группа лиц с особенной судьбой. Речь идет о цыганах.

В 1937 г. на базе Национального института здоровья (Reichsgesundheitsamt) была создана специальная кафедра, которую возглавил психиатр Роберт Риттер. Предполагалось, что кафедра будет заниматься рассмотрением статуса каждого цыгана -- жителя Германии. В то время в Германии и в Австрии их насчитывалось около 30 тыс. человек. Идея заключалась в следующем. Цыгане пришли в Европу из Индии примерно в 1400 г. Небольшую группу, от которой и произошли цыгане, составляли истинные индийцы, то есть арии. В последующие века они ассимилировались с криминальными элементами, проживавшими по всей Европе. Это давало жнование предположить, что современные цыгане являются потомками криминальных элементов. Настоящих цыган -- истинных потомков ариев, -- как полагали, было очень и очень немного, и именно их необходимо было спасти. Остальные должны были пройти стерилизацию и помещены в концлагеря, что, в сущности, и было сделано. В 1943 г. немецкие цыгане (около 20 тыс.) были отправлены в Освенцим. Там они все до единого умерли от голода, болезней или погибли в газовой камере. С другой стороны, шесть семей так называемых истинных цыган были спасены официально.

Немецкие генетики преподавали "научный антисемитизм" своим студентам, но сами не устанавливали, является ли конкретный человек евреем или нет -- такой вывод делался на основании анализа свидетельства о крещении. В задачу генетиков входило "научное обоснование" антисемитских методов, используемых властями.

Активную роль генетики стали играть лишь в 1941 г. В то время у евреев практически не было никакой возможности покинуть Германию. Всех их, в том числе и тех, у кого евреем был только отец, отправляли в концлагерь. В этой ситуации более тысячи человек в надежде на спасение заявили, что их законный отец не является их "биологическим отцом". Такие заявления должны были подвергаться научной, генетической экспертизе. Я спросил оставшихся в живых немецких генетиков, участвовавших в экспертизе, делали ли они ее как настоящие ученые или обманывали власти, пытаясь спасти хотя бы некоторых из приговоренных и доведенных до отчаяния людей. Все они отвечали, что действовали во имя "чистой науки". К счастью, их австрийские и французские коллеги были не столь принципиальны: они брали деньги и подделывали результаты проверки. Как видим, в условиях криминального общества взяточничество может оказаться признаком некоторой человечности.

Во время войны произошли два события, открывшие новую страницу в истории проведения исследований на людях: убийства психически больных и массовые убийства евреев. Перед тем как убить, их использовали для медицинских экспериментов. Я не хочу подробно останавливаться на этих преступлениях, рассмотрю лишь один конкретный случай использования заключенных концлагерей для медицинских экспериментов, для чего мне придется вернуться немного назад.

У Фишера, бывшего с 1927 г. директором института им. кайзера Вильгельма в Берлине, был сотрудник по имени Отмар фон Вершуер. Фактически именно он занимался исследованием близнецов, на проведение которого были получены деньги из Фонда Рокфеллера. Фон Вершуер оставил Берлинский институт и в 1935 г. стал профессором кафедры генетики человека (гигиены рас) во Франкфуртском университете. Там он принял в аспирантуру Иозефа Менгеле. В предвоенные годы деятельность Менгеле была весьма продуктивной -- он публиковал статьи по фундаментальным проблемам генетики человека, рецензии на книги других ученых. В 1939 г. он даже получил приглашение выступить с докладом на Международном конгрессе в Эдинбурге, но по ряду причин не смог участвовать в его работе. В 1940 г. Менгеле вступил в СС. Его учитель -- фон Вершуер -в 1942 г. сменил Фишера на посту директора Берлинского института. В том же году на Восточном фронте Менгеле был ранен. Его отправили на лечение в Берлин, где он полгода работал в институте им. кайзера Вильгельма. В апреле 1943 г. ему предложили поехать в Освенцим в качестве лагерного врача, и он согласился. Есть основание предполагать, что это предложение было сделано его начальством; при этом на Менгеле не оказывалось никакого давления, и он мог спокойно предпочесть вернуться на фронт.

Весной 1943 г. как раз после отъезда Менгеле в Освенцим, фон Вершуер написал "Предисловие" ко второму изданию своего учебника по гигиене рас, где говорится: "Все еще идет война. Совместные силы нашего народа объединяются в борьбе за победу и обретение нового будущего в Германии и во всей Европе. В духовной (sic!) борьбе за достижение этой цели самое важное в практике народа и расовой политике -- это твердое и ясное понимание значения гигиены рас" [9 Verschuer Q.V. Leifaden der Rassenhygiene. Leipzig, 1943/44.  ]. А что он написал о евреях?

"История знает следующие попытки решить еврейский вопрос:

    1) попытки абсорбировать евреев, предпринятые западными готами в Испании;
    
    2) заключение евреев в гетто -- основной метод решения проблемы, характерный для стран Европы с V по XIX вв.;
    
    3) эмансипация евреев, произошедшая в XIХ в.
      

Ни одна из этих попыток не была удачной. Современный вызов заключается в том, чтобы предложить качественно новое, абсолютное решение еврейского вопроса".

Итак, Менгеле поехал в Освенцим и начал эксперименты над еврейскими и цыганскими близнецами. На нем лежит ответственность за смерть нескольких сот тысяч детей. Сразу же после отъезда Менгеле в Освенцим фон Вершуер обратился в одну из немецких организаций (Deutsche Forschungsgemeinschaft) с просьбой финансировать научную работу Менгеле, которую тот предполагал провести на посту лагерного врача в Освенциме. Уцелели документы, в которых зафиксированы просьбы о материальной поддержке этих работ и отчеты о расходах по грантам. В одном из отчетов фон Вершуер писал, что Менгеле отбирает близнецов, принадлежащих к разным расам, и что в Берлине в этих исследованиях принимает участие студент-выпускник по имени Гюнтер Хиллман. Последний действительно работал тогда в институте у коллеги фон Вершуера -- лауреата Нобелевской премии Арнольда Бутенандта, где занимался анализом образцов крови, присылаемой Менгеле из Освенцима. В 1983 г. я спрашивал Бутенандта, что он об этом знает, и он ответил, что ничего. После войны Хиллман, ставший первым президентом Немецкого общества клинической химии, ни разу не дал понять, что имел к этим анализам хоть какое-нибудь отношение. Фон Вершуер также неоднократно писал и говорил, что с Менгеле он был просто знаком, что тот никогда не был его ассистентом, что он ничего не знал о деятельности Менгеле в Освенциме и о том, что там происходило. Бутенандт подписал коллективное письмо, в котором фон Вершуер называется "великим ученым и учителем" и, кроме того, утверждается, что Менгеле мог не знать о происходящем в Освенциме.

Теперь мы подошли к послевоенному периоду. Практически все немецкие генетики, сотрудничавшие с нацистами, избежали ответственности; только Менгеле пришлось уехать в Южную Америку. Все они уверяли, что ничего не знают, не имеют никакого отношения к соответствующим фактам и событиям и никогда не были антисемитами. Международное научное сообщество не было заинтересовано в выяснении истины.

В 1947 г. Г.Дж. Мюллер (см. письмо Германа Меллера И.В. Сталину -- V.V.), в то время президент Общества генетиков, послал Макса Делбрюка в Германию. В Берлине Делбрюк выступил с лекцией о своей работе с фагами, причем читал он эту лекцию в помещении, которое располагалось буквально в трехстах ярдах от института, где в свое время работали Менгеле и фон Вершуер. В письме Мюллеру Делбрюк сообщил, что все в порядке: люди, занимавшиеся собственно генетикой, не имели никакого отношения к нацистской системе. (Макс Дельбрюк -- коллега и друг "зубра" -- генетика Н.В. Тимофеева-Ресовского, в годы Великой Отечественной войны работавшего в Берлине - V.V.)

После войны Ленц стал профессором Геттингенского университета, а фон Вершуер -- профессором и ректором Мюнстерского университета. Фишер ушел на пенсию, но продолжал работать. Его попросили написать главу об истории антропологии в ХХ в. в одну из книг серии "Творцы нашего времени". Он написал, что нацисты "неправильно использовали" евгенику, но саму науку упрекнуть не в чем. "Считая инквизицию преступлением, вы тем самым не обвиняете христианство".

Когда в 1953 г. ЮНЕСКО издала брошюру "Концепция рас -- результат расследования", к немецким генетикам обратились с просьбой оценить эту публикацию. В ней, в частности, говорилось: "Существующие научные данные не дают оснований утверждать, что различные расы различаются по своим врожденным интеллектуальным способностям и эмоциональному развитию. Нет доказательств того, что смешение рас дает неблагоприятные с биологической точки зрения результаты. Общественное значение результатов подобного смешения может быть отнесено к действию социальных факторов". На самом деле оба эти утверждения не основывались на данных каких-то новых эмпирических исследованый. Прежние представления были развенчаны без комментариев.

Только один немецкий генетик -- Ханс Нахтшейм -- согласился с ним, о чем свидетельствует его подпись, поставленная им после некоторых колебаний. Фон Вершуер предпочел отмолчаться, остальные немецкие генетики (Фишер, Ленц, Карл Заллер, Курт Шайдт и Ханс Вайнерт) выступили против. Ленц высказался в том смысле, что сам факт опубликования брошюры есть лишь дань ставшему модным "анти-антисемитизму", и заметил, что лежащая в его основе идеология является ненаучной. Более того, Ленц подчеркнул, что приведенные утверждения "противоречат евгенике как науке". Вайнерт заявил: "Поддерживая запрещение браков между представителями разных рас, я бы хотел спросить, кто из подписавших текст этой брошюры готов отдать свою дочь, например, за аборигена из Австралии".

Такова история немецких генетиков. Вопрос теперь в том, какие уроки можно из нее извлечь. Думаю, прежде, чем делать какие-либо выводы, необходимо принять во внимание несколько обстоятельств.

Во-первых, когда система ценностей нацистов ставила евреев, цыган и душевнобольных на один уровень, это соответствовало логике генетики как науки. Существовала всего одна категория людей, которых также просто уничтожали, -- комиссары Красной Армии, при этом никакие научные, в том числе и генетические, аргументы не использовались. То же можно сказать и о тех, кого приговаривали к смерти по политическим мотивам.

С точки зрения евреев, попытки связать необходимость уничтожения их сородичей с уничтожением цыган и душевнобольных выглядят сомнительно или даже абсурдно. Цыгане (не говоря уже о душевнобольных) не смогли создать культуры или религии, которая была бы сравнима по значимости с еврейской культурой или религией. Однако с точки зрения нацистов, между представителями этих трех групп существует глубокое сходство.

Цыгане считают себя (и с этим согласны евреи) прямыми потомками одного из сыновей Ноя. Таким образом, можно полагать, что уровень культуры цыган соответствует уровню культуры евреев, живших в эпоху до Авраама и Моисея, то есть уровню культуры, характерному для бедных, лишенных родины кочевых племен. В глазах нацистов цыгане являются носителями генов преступности, присущих низшим классам европейского населения, а евреи -- носителями генов преступности более высокого порядка. Одинаково ужасная судьба и более развитых в культурном отношении евреев, и менее развитых цыган может служить подтверждением старой еврейской идеи о том, что все человечество восходит корнями к одному отцу.

А что же душевнобольные? Большую группу лиц, подлежащих уничтожению, составили шизофреники. Я думаю, это обстоятельство заслуживает особого внимания: в психиатрии шизофрениками считаются люди, имеющие "разделенное", или "раздвоенное" сознание (mind). Еврейская (и христианская) религия всегда рассматривала сознание (conscience) как "другую часть души", которая подвергает оценке ежедневные поступки человека. Именно эта часть души и была отнесена психиатрией к разряду патологий. Душевнобольные страдают от чрезмерного разделения души, или, как предпочитают выражаться психиатры, сознания. Таким образом, душевнобольные (шизофреники) обвинялись в том, что является одним из центральных моментов иудейской религии -- в наличии сознания, того, что Моисей называл сознанием, что "я" есть "я". С этой точки зрения, приравнивание евреев к душевнобольным неожиданно обретает смысл.

В соответствии с представлениями классической психиатрии, мозг -- это биологический механизм, который функционирует тем лучше, чем меньше он вопрошает об этой деятельности. И в попытке психиатра Роберта Джей Лифтона объяснить стабильность психики нацистов, виновных в массовых убийствах, путем "добавления" нового типа разделения сознания заключена глубокая ирония. Нет, как раз наоборот -- "счастливые" убийцы были именно теми, кто убил в себе последние следы сознания, то есть души.

Следует также помнить, что генетика развивалась огромными темпами. Во времена, о которых мы говорили, ничего не было известно ни о генотипе, ни о ДНК. Сегодня знания о ДНК постоянно совершенствуются, расширяются и представления о генотипах. Однако, на мой взгляд, нынешние представления о поведенческих фенотипах не намного лучше, чем были тогда.

Это утверждение может возмутить кое-кого из тех, кто работает в данной области, однако я хочу еще раз повторить: прогресс в деле определения генотипов намного отстает от прогресса в области манипуляций с ДНК. Легко разделить природу и воспитание, когда речь идет о физических характеристиках человека. Потребовалось всего несколько лет, чтобы показать, что такое заболевание, как пеллагра вызывается отсутствием определенных молекул (витаминов) и что это вовсе не генетическая болезнь, как предполагал Чарльз Давенпорт -- американский евгеник, определивший генетический характер хореи Хантингтона. Для борьбы с пеллагрой следует просто кормить пациентов витамином "В". Не так просто обстоит дело, когда речь идет об умственном развитии (intelligence), шизофрении или преступлениях, невозможно быстро воспитать ребенка или взрослого только с помощью знаний об этих отклонениях. Повторяю: не были найдены гены, "отвечающие" за уровень развития интеллекта, наличие шизофрении и маниакально-депрессивного психоза. Это во-первых. Во-вторых, сейчас на Западе мы живем в условиях более или менее стабильной демократии, и, стало быть, существуют барьеры, которые не дадут повториться тому, что случилось в Германии. Сегодня нет демократического государства, которое открыто заявляло бы: индивид -- ничто, а народ -- все. Этого более просто не существует.

Однако, на мой взгляд, необходимо постоянно помнить вот о чем. Что сделали немецкие генетики? Фактически они предали своих пациентов и клиентов. Они просто отвернулись, когда тысячи и тысячи людей подвергались унижениям, пыткам или были убиты. Сейчас этого не происходит. Но если сегодняшних генетиков оставить исключительно на волю сил, действующих в условиях рыночной экономики, то вполне возможна ситуация, схожая с той, которая была в Германии при нацистах, ситуация, когда в интересах страховых компаний и работодателей людей, имеющих "неправильные" генотипы, могут заклеймить позором (выделено нами -- V.V.). Важно, что общественность и политики выступили за принятие законов, которые исключили бы подобное. Не будучи юристом, я не могу сформулировать такой закон; это дело экспертов, которые должны обсудить его с учеными-генетиками.

Но существует еще один аспект: тогда в Германии произошло слияние науки и идеологии. А если наука объединяется с идеологией, это предрешает ее падение. В ту пору в Германии было опубликовано всего несколько работ, явно слабых с научной точки зрения, но получивших большое идеологическое звучание. Так происходит именно тогда, когда идеология полностью объединяется с наукой.

Но что такое "идеология" и что такое "наука"? Наука объясняет, как все обстоит на самом деле, и предсказывает, что будет дальше. Идеология, как и религия, провозглашает, каким все должно быть. Одно необходимо тщательно отделять от другого. Наука никогда не должна говорить о том, как должно быть. Но кто призван этим заниматься? Если я скажу: прислушайтесь к голосу своей совести или веры, вы можете подумать, что эти слова ничего не значат. Если я предложу вам почитать то, что христиане называют Ветхим Заветом, зто может прозвучать еще более эзотерично. Поэтому я хотел бы привести пример. В середине 20-х годов адьюнкт-профессор фармакологии Филипп Эллингер (еврей по национальности) и младший ассистент профессора анатомии Август Хирт (не еврей) плодотворно сотрудничали в Гейдельбергском университете. Они создали первый микроскоп, с помощью которого можно было наблюдать за живыми клетками. Микроскоп был запатентован и продан. В 1932 г. Эллингер стал профессором фармакологии в медицинском институте в Дюссельдорфе. Год спустя он был уволен как еврей, и его место предложили занять Отто Крайеру, работавшему в Берлинском университете. Крайер обратился в министерство с письмом, в котором отказался от назначения, мотивируя это тем, что совесть не позволяет ему принять предложение, поскольку причина увольнения Эллингера была недостаточно веской. Он иммигрировал (очевидно эмигрировал - V.V.) и стал профессором в Гарвардском медицинском институте.

Хирт в 1933 г. вступил в СС, затем стал профессором во Франкфурте, а в 1941 г. -- в недавно созданном немецком университете в Страсбурге. За эти годы он издал всего несколько научных трудов, а известен стал позже в связи с двумя случаями массового убийства. В августе 1943 г. он попросил и получил 115 "типичных" евреев и азиатов из Освенцима. 86 из них были убиты сразу по прибытии в концлагерь, расположенный недалеко от Страсбурга. Их трупы пополнили анатомо-антропологическую коллекцию Хирта. В 1942 г. в ходе проводившихся им испытаний противоядия от химического яда были уничтожены 50 и получили тяжелые отравления 100 заключенных того же концлагеря под Страсбургом. Позже они были убиты в другом месте.

Хирт покончил жизнь самоубийством почти сразу же после окончания войны. В те годы у него был ассистент -- Антон Киссельбах, который впоследствии стал профессором анатомии в медицинском институте в Дюссельдорфе, а в 1963 г. -- ректором этого института. В 1965 г. институт присудил ему звание почетного доктора. После некоторых колебаний Киссельбах отказался от звания. Почему он так поступил? Мы не знаем. Он не оставил никаких объяснений. Он получил протестантское образование, его родители были хозяевами постоялого двора в деревне на юге Германии.

В заключение я хотел бы упомянуть еще об одном случае, в котором пересеклись наука и идеология. В США была сделана попытка осуществить программу, цель которой состояла в поиске гена (или генов), который объяснял бы убийства и насилие, распространенные в негритянских и испанских трущобах. Преступление -- это зло, а значит -- проявление негативных ценностей. Существует ли ген, определяющий ценности? Если генетики и их союзники психиатры утверждают, что такой ген есть, то тем самым они снова объединяют науку и идеологию. Говоря это, я мысленно вижу улыбки Рудина и Фишера. В свое время они уже настаивали на том, что существует ген, "отвечающий" за антиобщественное поведение. Я предвижу, что поиски в этом направлении могут привести к печальному концу (особенно, если генетики добьются успеха). Психиатры будут лечить младенцев и детей, являющихся носителями "гена преступности", с помощью лекарств, а не любви. Другими словами, они будут поступать со своими пациентами как с биологическими машинами. Однако всякий, кто относится к другим как к машинам, сам может оказаться на их месте. И тогда мы снова столкнемся с отвращением к генетике как к религии зла. Но на этот раз подобное может случиться не только в США, но и где угодно. Берегитесь!

Перевод с английского Н. ПЕТРОВОЙ

Литература

1. Saller K. Die Rassenlehre des Nationalsozialismus in Wissenschaft und Propaganda. Darmstadt, 1961.

2. Miiller-Hill B. Todliche Wissenschaft. Die Aussonderung von Juden, Zigeunen und Geisteskranken 1933-1945. Reinbek, 1984.

3. Мне известна лишь одна статья, освещающая проблвму с генетичвской точки зрения, -- Teich M. The unmastered part of human genetics -- и лишь одна книга (написанная бывшим пациентом, а не психиатром), в которой подробно рассматривавтся роль психиатрии и психиатров в нацистской Германии -- Lapon L. Murders in White Coats. Psychiatric -- Genocide in Nazi Germany and the United States.

4. Baur E., Fischer E., Lenz J. Grundriss der menschlichen Erblichkeitslehre und Rassenhygiene. Munchen: J.F. Lehmann Verlag. 1921.

5. Lenz F. Die Stellung des Nationalsozialismus zur Rassenhygiene. Archiv fur Rassen- und Gesellschaftsbiologie. 1931.

6. Fischer E. Der volkische Staat biologisch gesehen. Berlin, 1933.

7. Fischer E. Arztliche Eingriffe aus Gruden der Eugenik. Archiv fur Gynakologie, 1933.

8. Kallmann F. Die Fruchtbarkeit der Schizophrenen. Munchen, 1936.

9. Verschuer Q.V. Leifaden der Rassenhygiene. Leipzig, 1943/44.

 Владимир Жириновский о Кавказе на РСН.fm 30.10.2013 ч.2
http://www.youtube.com/watch?v=vAmPT7H_5pA

Опубликовано 30 Окт 2013 г.

Там Шевченко договорился уже до Гитлера, что это Гитлер делал. У Гитлера что делалось — насильственная стерилизация, чтобы вообще женщины на оккупированной территории не могли рожать. Для чего? Чтобы не было партизан, чтобы немцы господствовали. Зачем с такими вещами сравнивать? Причем здесь Гитлер и насильственная стерилизация?

часть 1 http://youtu.be/kxpCvKhR7-8
часть 2 http://youtu.be/vAmPT7H_5pA
часть 3 http://youtu.be/JsZhfgoQam0
Владимир Жириновский в программе «Позиция» на РСН.fm 30.10.2013
http://www.rusnovosti.ru/guests/inter...


СМОТРИ! Скандальая речь Жириновского о Кавказе!!!
http://www.youtube.com/watch?v=I-tkJMLrE5E
http://youtu.be/I-tkJMLrE5E
<iframe width="420" height="315" src="//www.youtube.com/embed/I-tkJMLrE5E" frameborder="0" allowfullscreen></iframe>
Renata Kazreti
 
 
 ЖИРИНОВСКИЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ РУССКОЙ НАЦИИ?
ВЫСТУПАЕТ ОТ ЛИЦА РУССКИХ?
ИСТИННЫЕ ПРАВИТЕЛИ РОССИИ ДАВНО УЖЕ ЕВРЕИ И РОССИЙСКИЕ ОЛЛИГАРХИ-ЕВРЕИ.
ЖИРИНОВСКИЙ ПРОСТО ДЕЛИТ ТЕРРИТОРИЮ, ТИПА - СЮДА НЕ СУЙТЕСЬ , ЗДЕСЬ ВСЕ ПРИНАДЛЕЖИТ НАМ ЕВРЕЯМ.
Дед Жириновского — Исаак Айзик Эйдельштейн — был известным в округе Костополя (тогда Польша, сейчас Ровненская область Украины) промышленником и уважаемым человеком. 
До 1964 года Владимир Жириновский носил фамилию отца — Эйдельштейн, а по достижении совершеннолетия взял фамилию матери — Жириновский. Другой источник утверждает[5], что Владимир всегда носил фамилию Жириновский, и что во дворе он носил прозвище «Жирик», что подтверждают его одногодки. 
Отец Вольф Исаакович Эйдельштейн (1907—1983) похоронен в Израиле, дядя Аарон Исаакович Эйдельштейн, двоюродный брат Ицхак Эйдельштейн[6][7]. 
Своего отца сам Жириновский не помнит и знает о нём только со слов матери. Отчим Владимир Андреевич Жириновский

ЖИРИНОВСКИЙ О КАВКАЗЕ 2013 ВИДЕО ПОЕДИНОК 26
http://www.youtube.com/watch?v=sB0e9lIlWWM
<iframe width="420" height="315" src="//www.youtube.com/embed/sB0e9lIlWWM" frameborder="0" allowfullscreen></iframe>
130 000 просмотров
Опубликовано 25 Окт 2013 г.

ЖИРИНОВСКИЙ О КАВКАЗЕ 2013 ВИДЕО ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ http://online3.ru/3891-poedinok-zhiri...
ПОЕДИНОК ШЕВЧЕНКО 26 10 2013
ЖИРИНОВСКИЙ 2013 Октябрь Ноябрь Декабрь
Жириновского оградить Северный Кавказ колючей проволокой и ограничить там рождаемость, введя штраф за третьего ребенка.
ЖИРИНОВСКИЙ О КАВКАЗЕ 2013 ВИДЕО ПОЕДИНОК ШЕВЧЕНКО 26 10 2013
Председатель партии «Яблоко» Сергей Митрохин попросил Следственный комитет возбудить уголовное дело по статье «экстремизм» в отношении Владимира Жириновского. Об этом сообщается на сайте партии.
ЖИРИНОВСКИЙ О КАВКАЗЕ 2013 ВИДЕО ПОЕДИНОК ШЕВЧЕНКО 26 10 2013
По мнению Митрохина, лидер ЛДПР допустил в передаче «Поединок» телеканал «Россия 1» ряд «нацистских» высказываний. Речь идет о предложении Жириновского оградить Северный Кавказ колючей проволокой и ограничить там рождаемость, введя штраф за третьего ребенка.
ЖИРИНОВСКИЙ О КАВКАЗЕ 2013 ВИДЕО ПОЕДИНОК ШЕВЧЕНКО 26 10 2013
Лидер «Яблока» считает, что заявления Жириновского направлены «на подрыв государственности России как многонациональной страны, а в конечном счете — на развал государства».
ЖИРИНОВСКИЙ О КАВКАЗЕ 2013 ВИДЕО ПОЕДИНОК ШЕВЧЕНКО 26 10 2013
Передача с выступлением Жириновского вышла в эфир 24 октября. Она была посвящена теракту в Волгограде и борьбе с терроризмом. Лидеру ЛДПР противостоял журналист Максим Шевченко, который утверждал, что бороться с экстремистами следует законными методами, соблюдая права всех граждан, в том числе кавказцев. Победу в «Поединке» одержал Жириновский. За него проголосовали более 140 тысяч зрителей, тогда как Шевченко поддержали в два раза меньшее число людей.

ШВЕДСКАЯ МОДЕЛЬ СОЦИАЛИЗМА ИЛИ УНИЖЕННЫЕ И ОСКОПЛЕННЫЕ

  (СОЦИАЛ-ФАШИЗМ ПО ШВЕДСКИ)*
     "Я стала плохо видеть еще в раннем детстве. Но на очки у родителей не хватало денег. В школе я не могла разглядеть, сидя за партой, что учитель пишет на доске, но боялась сказать. Меня признали умственно отсталой и отправили в интернат для психически неполноценных детей. В семнадцать лет меня вызвали к директору школы и дали подписать какие-то бумаги. Я знала, что должна их подписать. На следующий день меня отправили в больницу и сделали операцию. Мне сказали, что у меня никогда не будет детей".
       Это рассказ 72-летней Марии Нордин.
       Мария Нордин не одна. Таких в Швеции 60 тысяч человек. Все они — жертвы государственной программы стерилизации, длившейся почти полвека.
       В 1921 году шведский парламент единогласно поддержал предложение социал-демократической фракции о создании в городе Упсала Государственного института расовой биологии. Главная задача института определялась так: "Исследование проблемы дегенерации человека, вызываемой смешением рас".
       Проблем с кадрами в институте не возникло. Расовыми исследованиями в Швеции занялись почти сразу после окончания первой мировой войны. А к началу двадцатых годов ведущие университеты страны — в Упсале и Лунде — уже были готовы обслужить государство. На основе неопровержимых научных фактов ученые доказали, что племена низкорослых и черноволосых лаппов и финнов, первоначально населявшие Швецию, были вытеснены племенами высоких, белокурых и голубоглазых арийцев. Генетически самым чистым из арийских народов были, разумеется, свеи, подарившие Швеции свое имя и свою высокоразвитую нордическую культуру.
       Государство и наука, как это часто бывает, нашли друг друга. Во главе института был поставлен бывший премьер-министр страны Йалмар Хаммаршельд, и вскоре Упсала превратилась в признанный международный центр изучения расовых проблем. Выводы ученых института признавались безоговорочно не только в Швеции, но и во многих других странах мира, в частности в Германии.
       В начале тридцатых годов две основные политические партии Швеции — крестьянская и социал-демократическая — призвали правительство принять меры для предотвращения деградации шведской нации. Ученые были наготове. Их исследования, как и было задумано при создании института, показали, что деградация расы очевидным образом обусловливается нарушением ее чистоты. Следующий шаг напрашивался сам собой: лишить возможности рожать детей "этнически неполноценных жителей", т. е. людей, родившихся от межрасовых браков.
       Германия в 1933 году узаконила принудительную стерилизацию "неполноценных", но шведы пошли другим, более "цивилизованным" путем. В 1934 году был принят закон, согласно которому стерилизация "неполноценных" жителей Швеции признавалась желательной, но исключительно добровольной процедурой. Добровольцев, разумеется, не нашлось, и возникла необходимость менять закон. Что и было сделано через год под давлением социал-демократов. Альва Мюрдаль, бывшая в тридцатые годы ведущим идеологом партии, а в 1982 году ставшая за гуманитарные заслуги перед человечеством лауреатом Нобелевской премии мира, опубликовала манифест, в котором призвала коренным образом изменить подход к стерилизации неполноценных жителей страны: "Общество заинтересовано в том, чтобы свобода размножения неполноценных была ограничена... Даже если оставить в стороне долгосрочные преимущества — улучшение генофонда нации — общество уже вздохнет спокойнее, когда такие особи перестанут появляться на свет".
        Понятно, что забота правительства о чистоте шведской нации не ограничивалась бесплатными операциями для своих граждан. Приток этнически ущербных иностранцев в страну был ограничен до минимума. В тридцатые годы, например, по всей стране проходили массовые демонстрации, требовавшие запрета "импорта евреев в Швецию". Правительство, собственно, и организовывавшее эти демонстрации, с удовольствием прислушивалось к голосу народа. Однако основная ставка делалась именно на операции.
       В соответствии с буквой закона стерилизации подлежали жители страны, которых органы здравоохранения или социального обеспечения признавали умственно или расово неполноценными. Чтобы попасть в эту категорию, достаточно было проявлять "стойкую неспособность к обучению" или обладать внешностью, не соответствующей признанным арийским стандартам шведской нации.
       Дальше все было просто. Лиц, подлежащих стерилизации, вызывали в органы социального обеспечения и сообщали о предстоящей операции. Тех, кто пытался протестовать, запугивали: грозили заточением в лечебницы для душевнобольных, лишением родительских прав или льгот, предоставляемых государством своим гражданам. После подписания бумаги о том, что согласие на операцию получено добровольно, с операциями не тянули. Вся процедура — от вызова в органы до возвращения домой — длилась не более недели.
       Когда технология была отлажена, список признаков неполноценности решили расширить и включили в него "асоциальность", а в конце войны в дополнение к уже существовавшему закону прибавился новый. Он допускал кастрацию — опять-таки "добровольную" — опасных преступников, а также "мужчин с необычными или чрезмерными сексуальными желаниями". Выбор у этой группы лиц был еще уже: операция или тюрьма.
       Пик волны стерилизации и кастрации "ущербных" пришелся на 1946 год. Но уже в конце года о государственной социальной программе, как ее принято было называть, старались не говорить. В Нюрнберге закончился процесс над нацистскими преступниками, на котором аналогичная германская практика была объявлена варварской и преступной. Преступным были объявлены и расистские изыскания германских ученых.
       В Швеции не хотели вспоминать о том, что едва ли не все германские генетики стажировались в Упсале и Лунде. Из закона о стерилизации были оперативно исключены упоминания о расовой неполноценности. Государственный институт расовой биологии был спешно переименован в Институт генетики человека, а в 1958 году и вовсе был поглощен Упсальским университетом.
       В 1964 году законодательство о стерилизации было окончательно либерализовано. Из него исчезли упоминания о "необычной и чрезмерной сексуальности". Тем не менее стерилизации продолжались. Последняя операция по стерилизации умственно отсталой шведки прошла в 1976 году. Как и предыдущие 60 тысяч, она не привлекла внимания шведской общественности. Для большинства шведов порядок стерилизации умственно неполноценных людей был таким же естественным, как правила дорожного движения.
       Жестокие операции прекратились по той же самой причине, по которой и начались. Общемировая тенденция изменилась. К душевнобольным перестали относиться как к гражданам второго сорта. Общепринятым стало мнение о том, что их желание быть полноценными членами общества должно приветствоваться и поощряться. Что же до евгеники, то она была раз и навсегда признана лженаукой. О варварских законах тридцатых годов в Швеции постарались забыть.
       И забыли бы, уверовав в собственную нравственную непогрешимость, если бы не Мария Нордин. В прошлом году она обратилась в министерство социального обеспечения с просьбой о компенсации. Из министерства пришел ответ. В просьбе отказано: операция проведена в полном соответствии со шведскими законами и с добровольного согласия пациентки. Сомневающиеся вольны ознакомиться с соответствующими документами, оформленными по всей форме и до сих пор хранимыми в государственном архиве.
       Мария решила продолжить борьбу и рассказала свою историю журналисту либеральной шведской газеты Dagens Nyheter. Итогом журналистского расследования стала серия статей, впервые рассказавшая шведам всю правду. "Для многих это было настоящим открытием. Об операциях почти ничего нельзя узнать из учебников истории, да и газеты об этом особенно не писали, — говорит не полностью соответствующий стандартам арийской внешности автор статей Мациаш Заремба. — Вся Швеция знала, что так было, но никто не знал, с чего все начиналось, и какой варварской в действительности была эта программа".
        Правительство быстро приняло меры, и, как считают в Швеции, вопрос скоро будет решен. Специальная комиссия должна разобраться с выявленными фактами принудительной стерилизации и выяснить, сколько жертв подобных операций еще живет в стране. Правительство готовится извиниться перед ними и выплатить щедрую компенсацию за причиненные страдания.
        Тема, однако, этим не исчерпана. После публичного покаяния шведского правительства о существовании аналогичных программ вспомнили и в других европейских странах. Скандальные разоблачения обещают там быть не менее громкими. Например, в Австрии и Швейцарии, где либерально настроенные юристы до сих пор пытаются выяснить, отменены ли законы о стерилизации, принятые в этих странах еще во времена второй мировой войны.
Ю.Гридина, Л.Рукавишников
http://razgovor.org/politcorr/article772/
*Прим. Гл. редактора. О том, как создавался экономический потенциал «нейтральной» Швеции в годы двух мировых войн (как, в частности, поставлялось стратегическое сырье в фашистскую Германию) в нашей газете писалось ранее.

Истоки фашизма - перейти на сайт без рекламы
grigam.narod.ru/bibl/fashizm/fashizm1.htm;

Diese Seite ;bersetzen
«Подобно тому, как социализм разъяснил пролетариату значение классовой ..... обращен не только против евреев и славян, но и против «латинской расы». .... Не случайно эссе Лебона зачитывались Муссолини и Гитлер. .... в область живой природы учения Гоббса о bellum omnium contra omnes * и учения ...
Глава 1

ИСТОКИ ФАШИЗМА

Проверенный историческим опытом марксистский взгляд ни   фашизм    позволяет    научно    подойти   к  выявлению его истоков. Они генетически сплетаются с истоками общего кризиса капитализма, который в полную силу разразился после первой мировой войны и Великой Октябрьской социалистической революции. Однако процесс всестороннего разложения устоев буржуазного общества начался еще до первой мировой войны — война, отмечал II. И. Ленин, лишь ускорила его. Зародышевые элементы общего кризиса капитализма проявляются в социально-экономической, политической и духовной сферах жизни буржуазного общества, вступившего в империалистическую стадию развития.

При анализе предпосылок фашизма следует иметь в Инду следующее ленинское указание: «С точки зрения марксизма нелепо останавливаться на положении одной только страны, говоря об империализме, тогда как капиталистические страны так тесно связаны друг с другом»1. В.И. Ленин подчеркивал международный характер империалистической реакции, усилившейся «при всяких Политических порядках» 2, т. е. начиная с самодержавной Монархии и кончая буржуазно-демократической республикой. И эмбрионы фашизма вызревали в самых разнообразных политических и социально-экономических структурах.

Попытки сузить сферу распространения фашизма, предельно локализовать его, встречающиеся в буржуазном исторической литературе, основаны на смешении вопроса о предпосылках фашизма и вопроса о причинах успехов или неудач, силы или слабости фашистских движений в отдельных странах. Если предпосылки возникают в большинстве империалистических государств, то степень их глубины и интенсивности оказывается везде различной в силу неравномерности социально-экономического и политического развития отдельных стран, их национально-исторической специфики.

Непосредственные предпосылки фашизма формируются с началом «империалистической эпохи всемирного капитализма», в качестве исходного пункта которой В. И. Ленин выделял рубеж XIX и XX вв.3

В. И. Ленин постоянно подчеркивал реакционный характер империализма. «Политически империализм есть вообще стремление к насилию и к реакции... политической надстройкой над новой экономикой, над монополистическим капитализмом (империализм есть монополистический капитализм) является поворот от демократии к политической реакции. Свободной конкуренции соответствует демократия. Монополии соответствует политическая реакция»,— писал он4.

В империалистической реакции антипролетарские, антисоциалистические тенденции сочетались с антилиберальными, поскольку либерализм считался синонимом буржуазной демократии. Фашизм, несмотря на преобладающий в нем антикоммунизм, антидемократичен в самом широком смысле слова, будучи решительным и последовательным отрицанием не только социалистической, но и буржуазной демократии.

Фашизм — крайняя форма империалистической реакции, и зарождение его, естественно, связано с монополистической стадией эволюции капитализма. Это, разумеется, не означает, что установление фашистских режимов было   исторической  неизбежностью.   В  империалистической реакции заложена потенциальная возможность развития фашистских тенденций в ужасающую реальность фашистских диктатур. Однако претворение этой возможности в реальность в конечном счете зависит от конкретного соотношения классовых сил в  отдельных странах и на международной арене в целом. Такая постановка вопроса особенно важна, поскольку она не освобождает различные партии, группировки и отдельных политических деятелей от   исторической   ответственности   за   трагедии   народов, ставших жертвами фашизма.

 

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

Социально-экономическая почва империализма стала благодатной питательной средой для вызревания эмбрионов фашизма. Хотя в генезисе фашизма немаловажное значение имеют факторы политического, культурно-идеологического и психологического характера, главная роль все же принадлежит такому основополагающему признаку империализма,  как  монополизация  экономики.

Монополизация экономики требовала возрастания роли государства. Предпринимателям эпохи свободной конкуренции нужно было государство со скромными функциями и расходами, своего рода «ночной сторож». Им хватало простора в сфере производства и на рынках. Рабочее движение еще только формировалось организационно, поэтому буржуазия чувствовала себя достаточно сильной, чтобы обходиться без посредничества государства во взаимоотношениях с рабочими. Буржуазия эпохи монополистического капитализма предъявляет иные требования к государству. С его помощью она стремится обеспечить гегемонию на внутренних рынках и завоевать рынки внешние, удержать классовое господство под натиском развивающегося рабочего движения. Ей нужен не скромный «ночной сторож», а вооруженный до зубов часовой, способный отстаивать ее внутренние и внешние интересы.

С точки зрения генезиса фашизма особое значение имеет следующая объективная закономерность, свойственная базису капиталистической системы в эпоху империализма: «Чем больше базис имеет тенденцию к превращению в монополистический, чем больше растет концентрация капитала, тем больше государство испытывает тенденцию к превращению в государство не всех капиталистов, а в государство финансового капитала, господствующей олигархии...»5. В таком развитии уже таилась угроза установления контроля над государством и обществом со стороны наиболее агрессивных группировок монополистического капитала.

Вследствие концентрации производства и капитала формируется могущественная финансово-промышленная олигархия: стальные, угольные, нефтяные, пушечные, газетные и прочие «короли» образуют династии, богатства которых и степень влияния на все стороны жизни достигают невиданных масштабов 6.

Хорошо известно, что переход капитализма в империалистическую стадию сопровождался усилением неравномерности экономического развития отдельных стран. Отсюда и существенные изменения в соотношении сил на мировой арене: «С одной стороны, молодые, необыкновенно быстро прогрессировавшие капиталистические страны (Америка, Германия, Япония); с другой — страны старого капиталистического развития, которые прогрессировали в последнее время гораздо медленнее предыдущих (Франция, Англия)» 7.

В США промышленная продукция в 1870—1914 гг. выросла в 9 раз, в Германии — в 5,5 раза, во Франции — в 3 раза, в Англии — в 2,3 раза. В 1870 г. удельный вес Германии в мировом промышленном производстве составлял 13%, Англии — 32%, Франции — 10%, а в 1913 г.— соответственно 16, 14 и 6%.

В Италии период наиболее бурных темпов роста промышленности пришелся на 1901—1913 гг. За это время прирост промышленной продукции в стране достиг 87%, тогда как по Европе в среднем — 56%.

К началу XX в. Север Италии (между промышленным Севером и аграрным Югом существовал довольно большой разрыв) занял уверенные позиции на международной арене. К концу XIX в. Милан, центр итальянской текстильной промышленности, потеснил Лион, а Генуя успешно конкурировала с Марселем в борьбе за роль главного порта Средиземноморья.

Буржуазия «запоздавших» стран стремилась опереться на поддержку государства, чтобы противостоять буржуазии стран «старого капиталистического развития», успевших укрепиться на внешних рынках, создать колониальные империи.

В. И. Ленин неоднократно указывал на Германию как на «образец передовой капиталистической страны, которая в смысле организованности капитализма, финансового капитализма, была выше Америки. Она была ниже во многих отношениях, в отношении техники и производства, в политическом отношении, но в отношении организованности финансового капитализма, в отношении превращения монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм — Германия была выше Америки» 8.

Что касается итальянского империализма, то его, по словам П.  Тольятти,  «можно отнести к числу наиболее слабых,  поскольку у него нет собственного сырья и пр.,  но точки зрения организации, структуры он, без сомнения,    один    из    наиболее    развитых»9.    Экономическая слабость итальянского капитализма в известной мере компенсировалась разветвленной   системой   организационно-финансовых связей, мощью отдельных монополий-гигантов  («Ансальдо»,  «Ильва»,  «Бреда», «Пирелли»,  «Фиат» и др. Главной чертой запоздалой итальянской промышленной  революции известный историк Р. Ромео считает вмешательство государства в таком объеме, «который отнюдь не   предвидела   либеральная   экономическая   теория».  Эта практика способствовала более раннему зарождению   государственно-монополистических   тенденций в «запоздавших»  странах.  Их финансово-промышленная олигархия при активном содействии государства вторгались  в  различные  сферы общественной  жизни.  Но и в «старых» империалистических государствах с буржуазно-либеральными традициями также усиливается тенденция по всеобъемлющему контролю  за экономикой, политикой,  массовым   сознанием  со  стороны   финансово-промышленной олигархии.  Только контроль этот осуществлялся более косвенными,  негосударственными  методами  через парламентарные    и    партийно-политические    структуры, с помощью массовой прессы, родиной которой стала буржуазно-демократическая  Англия.   Именно в этой стране «лорды прессы» располагали огромным влиянием на правительство,  парламент,  буржуазные  партии.  Первенство тогда, бесспорно, принадлежало лорду Нортклиффу, чья газета «Дейли мейл» в 1914 г. выходила рекордным тиражом — 7 млн. экземпляров в день.

Гигантское  разнообразие  экономических и политических   условий,  крайнее  несоответствие  темпов  развития разных стран, как отмечал В. И. Ленин, было органично связано «с бешеной борьбой между империалистическими государствами»11.   Их   острое   соперничество   за   «место под солнцем», а также развитие рабочего движения обусловили нарастание милитаристских тенденций. Содержание постоянных армий, втягивающих в орбиту военного поучения  миллионы  людей,   создание   крупного военно-промышленного потенциала заметно увеличили удельный вес  милитаризма в капиталистическом обществе, придали ему качественно новые черты. «Современный милитаризм, — писал   В.   И.  Ленин, — есть  результат  капитализма. В обеих своих формах он —„жизненное проявление капитализма: как военная сила, употребляемая капиталистическими государствами при их внешних столкновениях („Militarismus nach aussen", как выражаются немцы) и как оружие, служащее в руках господствующих классов для подавления всякого рода (экономических и политических), движений пролетариата („Militarismus nach innen")» 12.

Громадные масштабы милитаризм принимает прежде всего под прямым воздействием процесса монополизации! экономики. В области военного производства возникают гигантские монополии, неразрывно связанные с государством. Эти первоначальные проявления государственно-монополистического капитализма в известной мере предвосхитили    создание    современного   военно-промышленного комплекса. Вот что писал о французском военном концерне «Крезо» видный либеральный ученый Г. Хальгартен: «Любимой   вотчиной   этой   фирмы   было   военно-морское] министерство, которое благодаря своей структуре размещало   среди  промышленников  самые  „жирные"  заказы. В последних недостатка не было. Об этом заботились многие люди,  близкие к концерну, в  том числе два  брата Клемансо» 13.

Даже в Англии, где монополистические и государственно-монополистические  тенденции  до  первой  мировой войны по сравнению с другими странами были выражены более слабо (сказывались последствия многолетней торгово-промышленной  гегемонии),  в  военной  промышленности возникли могущественные  монополии, тесно связанные с государством. «Морские вооружения Англии, — отмечал В. И. Ленин, — особенно велики. Судостроительные заводы Англии  (Викерс, Армстронг, Броун и др.)  пользуются мировой известностью... А в качестве акционеров и директоров предприятий судостроительных, пороховых, динамитных,  пушечных и т. д.  мы видим адмиралов и знаменитейших   государственных   деятелей   Англии   из обеих партий: и консервативной, и либеральной» 14.

Не ограничиваясь связями с государственным аппаратом своих стран, военные монополии, по словам К. Либкнехта, образовали «кровавый интернационал торговцев смертью». Они как бы подстегивали друг друга, чем больше оружия производилось за границей, тем больше нужно было выкачать средств на производство вооружений в собственной стране.

Не без основания в глазах множества людей во всем мире  олицетворением  военного  бизнеса  стали  немецкие пушечные   короли   Крупны.   Автор   обширной  книги   об этой   династии — американский публицист У.  Манчестер так рисует лагерь  торговцев  смертью  накануне  первой Мировой   войны:   «Торговцы  оружием   во   всех  странах Включились тогда в  безудержную гонку, устремляясь к незаметной для них пока пропасти, и Густав Крупп вместе с, другими оружейниками — Шнейдером, Шкодой, Мицуи, Миккерсом и Армстронгом, Путиловым, Терни и Ансальдо, Бетхлемом и Дюпоном — быстро приближался к этому финишу. Между Круппом и остальными была только та разница, что Крупп вырвался вперед и вел за совою всю стаю хищников» 15.

«Что хорошо для Круппа, то хорошо и для Германии»—этот мотив в самой разнообразной аранжировке звучал во время прений в рейхстаге (недаром у Крупов имелся тайный избирательный фонд для поддержки своих фаворитов), со страниц буржуазной прессы. Не были забыты и университетские аудитории, где сохранялись еще остатки либерального духа. Чтобы выветрить его, директорат крупповского концерна оказывал финансовое содействие профессорам, проповедовавшим милитаристские идеи. Крупповский концерн  (как и его собратья в других странах)  отнюдь не являлся «одиноким волком» В сфере большого бизнеса. Г. Хальгартен подчеркивает, что «тяжелая промышленность с самого начала была неразрывно  связана  с военной  промышленностью даже и тогда, когда   обе  эти   отрасли   не  представляли   собой  единого целого» 16. Магнаты тяжелой индустрии и пушечные короли энергично подталкивали развитие милитаризма как во внешней, так и во внутренней его форме.

Милитаризм служил постоянной опорой для авторитарно-диктаторских устремлений внутри господствующих классов, нагнетал атмосферу националистическо-шовинистического угара. Он готовил кадры, способные на любые преступления. Не случайно почти вся фашистская «элита» в той или иной мере прошла казарменную школу милитаризма. Исторические судьбы фашизма и милитаризма неотделимы друг от друга.

Возникновение социальных предпосылок фашизма находится в тесной взаимосвязи с уже рассмотренными экономическими процессами, прежде всего с монополизацией. Одним из главных социальных последствий монополизации экономики явилось формирование нового элемента элиты буржуазного общества — монополистической олигархии, постепенно превращавшейся в решающую силу лагеря верхов. Как раз ее наиболее реакционные фракции становятся мощным генератором тенденций, способствующих зарождению фашизма.

Чтобы разобраться в социальной подоплеке фашизма, необходимо учитывать и психологические факторы: состояние умов, систему ценностей людей разных социальных слоев, в том числе и правящих верхов. Процесс монополизации углублял у последних неутолимую жажду полновластия. Колониальные авантюры привили вкус к политическому авантюризму, а опыт жестокого подавления колониальных народов побуждал к политическому экстремизму и в метрополиях.

В  эпоху  империализма  формируется  мощная   армия революционных сил, нацеленных на свершение социалистической революции, но вместе с тем экономическая и социальная реальность буржуазного общества порождает у отдельных индивидуумов и определенных социальных слоев такие психологические свойства, которыми может манипулировать самая махровая реакция. Прежде всего это относится к мелкобуржуазным и средним слоям, занимающим промежуточное положение между буржуазией и пролетариатом. В период монополистического капитализма их социальные позиции пошатнулись. Мелкой буржуазии казалось, что она находится между двух огней. С одной стороны, она ощущала свою слабость перед монополиями, а с другой — испытывала страх перед набиравшим силу организованным рабочим движением.

В «запоздавших» империалистических государствах интенсивная ломка традиционных социально-экономических структур особенно обостряла классовые противоречия и создавала напряженную психологическую ситуацию для многочисленных слоев населения, не успевших адаптироваться в быстро меняющихся условиях.

Ранняя монополизация, прежде всего в Германии и Италии, ставила в трудное положение мелких предпринимателей, торговцев, ремесленников, не успевших экономически и политически консолидироваться в той мере, как, например, аналогичные слои во Франции, где они имели опыт участия в нескольких революциях и многолетнюю школу политической борьбы.

 

Немецкая мелкая буржуазия по своему политическому развитию значительно отставала от  подобных  социальных слоев в других западноевропейских странах. «Английский,  французский и всякий другой мелкий буржуа .отнюдь не стоит на одном уровне с немецким»,— отмечал Энгельс 17.  Причина,  по  его  словам,  кроется в  следующем:   «В   Германии  мещанство — это  плод потерпевшей поражение революции...» 18.

Политическое  единство  пришло  в  Германию поздно. Результатом его явились «порядок»,  «величие»,  «слава», а мелкой буржуазии особенно свойственно отождествлять себя с нацией и с ее воплощением — государством. Идентификация с мощным кайзеровским рейхом льстила социальному самолюбию мелкого буржуа, насквозь пропитанного в Германии тем духом верноподданничества, который с таким разящим сарказмом развенчал Г. Манн. Не удивительно, что мелкобуржуазные слои в Германии оказались подвержены воздействию реакции и часть их была вовлечена в русло консервативной юнкерско-буржуазной Политики.

Идея  «национального величия»  давала мелкому буржуа (причем не только германскому) компенсацию за пошатнувшиеся   экономические  позиции.   Империалистическая экспансия выглядела конкретной  реализацией  этой имей. «Империализм,— пишет  прогрессивный западногерманский  ученый   Р.   Кюнль,— являлся, таким образом, одним из важнейших связующих звеньев между мелкобуржуазными массами, которые по многим причинам мечтают о  величии  нации,  и  капиталом,  который  с конца ХIX в. был побуждаем к экспансии потребностями самосохранения» 19.

Эффективным рычагом для втягивания массовых слоев в орбиту империалистической политики служил реакционный национализм. Трудно переоценить его роль и подготовке социальной базы фашизма. В то же время нужно иметь в виду, что в распространенных на Западе концепциях национализм изображается своего рода стихийным порывом широких народных масс, который будто бы и подталкивал верхи на путь экспансии. Так, американский историк А. Касселс пишет о «народном национализме», проистекающем из глубоких иррациональных инстинктов масс.

На самом же деле националистическая истерия насаждалась сверху. Наглядным примером может служить Германия, где запоздавший к разделу мира империализм обрел наиболее агрессивный характер. Там основным разносчиком националистической заразы был основанный в 90-х годах XIX в. Пангерманский союз. Пангерманский союз пропагандировал не только объединение всех немцев под одной крышей, но и, по сути дела, ничем не ограниченную экспансию. Промышленный магнат Э. Кирдорф (это имя еще не раз появится на страницах этой книги), входивший в руководство союза, недвусмысленно высказался на этот счет: «Европейское платье стало для нас слишком тесным» го.

После того как главой союза в 1909 г. стал Г. Класс, еще более упрочились связи пангерманцев с монополистическим капиталом. Тем более что один из руководителей союза — А. Гугенберг возглавил директорат концерна Круппа и вошел в директорат Центрального союза германских промышленников. Не удивительно, что крупповскую монополию Г. Класс приводил в качестве примера  подлинно  национального  промышленного  комплекса.

В «мозговом тресте» союза была широко представлена буржуазная интеллигенция, располагавшая большими возможностями воздействия на массовое сознание. По данным на 1904 г., из 276 членов правления насчитывалось 19 университетских профессоров, учителей и священников — 61, прочих представителей интеллигенции — 62. Если прежде говорили, что прусский школьный учитель одержал победы под Садовой и Седаном (имеются в' виду австро-прусская и франко-прусская войны), то теперь с помощью учителей, священников, профессоров, журналистов монополии рассчитывали подготовить массы к борьбе за мировое господство. Достаточно вспомнить хотя бы активную деятельность националистического историка Г. Трейчке.

Пангерманский союз представлял собой своеобразное головное учреждение, от которого тянулись идейно-организационные нити к родственным организациям. Так, в декабре 1913 г. в Германии насчитывалось 3845 местных групп Флотского союза, требовавшего создания мощного флота и неограниченной экспансии на океанских просторах. «Союз рассылал бесплатно многие тысячи экземпляров информационных материалов, организовывал экскурсии учителей и школьников к побережью Северного моря. Благодаря такому размаху своей деятельности, шумихе, поднятой в обществе... Флотский союз представлял для монополий такой рекламный аппарат, каким не располагал ни один другой концерн в мире»,— так оценивает роль этой организации Г. Хальгартен 21.

Националистическую   пропаганду   вели   также   Союз сельских хозяев, Германское колониальное общество, Имперский союз против социал-демократии и т. д. Энергично   действовали   итальянские   националисты. В Италии крикливая националистическая риторика служила взбадривающим средством для слабого, но претенциозного   «империализма  бедняков»   в  сравнительно  отсталой   стране.   Националисты   стремились   подтолкнуть итальянскую буржуазию к более активной борьбе за «место солнцем», к решительным мерам против социалистов и либеральной демократии, привить ей вкус к «интенсивной», «героической» жизни.  «Национальную пользу» они    ставили    выше    социальной    справедливости, а реальным воплощением нации объявляли государство, прочное изнутри, способное    осуществлять    широкую внешнюю   экспансию.   Сферой   вожделений  итальянской буржуазии была Адриатика, а также весь бассейн Средиземного моря.

Как и в Германии, национализму в Италии предназначалась роль связующего звена между господствующими классами и массовыми слоями населения. Идея классовой борьбы переносилась на международную арену, ей придавалась видимость борьбы между нациями «молодыми», «динамичными»  и  «старыми»,   «одряхлевшими».  Причем первые — это нации «пролетарские», а вторые — «капиталистические»,   «плутократические».  Внутри   «пролетарской»  нации якобы нет места классовым антагонизмам, общие национальные интересы должны объединять всех итальянцев. «Подобно тому, как социализм разъяснил пролетариату значение классовой борьбы, мы должны разъяснить Италии значение международной борьбы. Но международная  борьба — это же война? Ну что ж, пусть будет  война   и   пусть   национализм   пробудит   в   Италии жажду победоносной войны»,— заявлял в 1910 г. на первом конгрессе Итальянской националистической ассоциации ее лидер Э. Коррадини 22.

Националисты иногда принимали позу борцов против империализма, но отнюдь не своего, итальянского, а английского, французского, американского. Анализируя книгу Э. Коррадини «Итальянский национализм», В. И. Ленин с предельной ясностью выявил смысл этой, по его словам,  «дрянной книжонки»: «Другие нации грабят много. „Социализм" состоит в том, чтобы наша маленькая и бедная нация догнала или догоняла грабящих много, чтобы и она пограбила больше!» 23.

Незадолго до первой мировой войны итальянским националистам удалось достичь известного идейно-организационного сплочения. В декабре 1910 г. оформилась Итальянская националистическая ассоциация. «Армию национализма...— отмечает итальянский историк-марксист П. Алатри,— составляла патриотствующая мелкая и средняя буржуазия, но генералами этой армии были крупные промышленники и аграрии» 24. Программа националистов, нацеленная на внешнюю экспансию, требовала роста экономики, отказа от либерального принципа свободной торговли в пользу жесткого протекционизма. Она выражала интересы монополистического капитала, который стремился закрепить гегемонию внутри страны и утвердиться на международной арене. Уже для наблюдательных современников была очевидна связь национализма с интересами наиболее динамичных ломбардско-пьемонтских монополий. Однако монополисты и помещики предпочитали оставаться в тени, уступая авансцену специалистам по риторике из рядов буржуазной интеллигенции.

Во Франции националистические тенденции подогревались жаждой реванша за унизительное поражение во франко-прусской войне 1870—1871 гг. Французская реакция оперировала идеей «интегрального национализма». Главным ее пропагандистом была крайне правая группировка «Аксьон франсэз», сыгравшая существенную роль в генезисе не только французского, но и западноевропейского фашизма в целом. Как в недалеком будущем и фашисты, «интегральные националисты» манипулировали антикапиталистическими лозунгами, содержавшими противопоставление «созидательного» национального капитала «паразитическому» еврейскому и иностранному вообще.

Британский национализм, или джингоизм, основывал- » ся на прославлении подвигов создателей колониальной империи. Либеральный критик британского колониального империализма Д. Гобсон выделял то обстоятельство, . что джингоистские страсти сознательно возбуждались в мдасах дельцами и политиками, заинтересованными в экспансии.  У него вызывало обоснованную тревогу   то, что «джингоизм становится душой особого рода Патриотизма, который можно двинуть на какое угодно безумие пли преступление» 25.

Конкретные исторические факты свидетельствуют о верхушечном происхождении реакционного национализма и империалистических странах. Он органично вписывался в контекст политического курса верхов, получившего наименование социал-империализма. Этот курс предусматривал определенные подачки представителям господствующих наций за счет грабежа колониальных народов в сочетании с националистической пропагандой, культивированием чувства расового и национального превосходства.

Социал-империалистическая политика не была монополией главной колониальной державы — Англии; в тех пли иных формах и масштабах ее проводили империалисты других стран.

Хотя внутри социал-империализма имелись определенные тактические различия (одни его поборники делали ставку на социальные реформы, другие рассчитывали главным образом на националистический психоз), в целом он представлял собой политику национальной интеграции на реакционной основе. Это роднит его с фашизмом, выполнявшим аналогичную миссию. Характерно, что американский ученый Б. Семмел видит в основателе Британского союза фашистов О. Мосли интеллектуального наследника экстремистского крыла английского социал-империализма 26.

Родство между национализмом и фашизмом еще более близкое. Многие идеологические принципы и практические методы реакционного национализма были легко впитаны фашистскими движениями, а в некоторых странах, прежде всего в Италии и Германии, фашизм прямо и непосредственно интегрировал националистические организации в свои ряды. Но следует подчеркнуть, что с самого начала обнаружились те социальные пределы, за рамки которых национализм не смог сколько-нибудь эффективно просочиться. Американский историк Э. Тенненбаум и книге о предвоенном мире признает, что наименьший успех  националистическая  пропаганда  имела  среди  рабочих 27.

Процесс формирования социальных предпосылок фашизма охватывал преимущественно господствующие классы   буржуазного   общества   и   его промежуточные   слои.

В основе этого процесса лежали объективно присущие империализму социально-экономические тенденции, их психологические последствия, а также целенаправленное манипулирование массовым сознанием со стороны правящих верхов.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ

Ключ к пониманию политических предпосылок фашизма дают ленинские положения об основных типах буржуазной политики. В. И. Ленин указывал, что «буржуазия во всех странах неизбежно вырабатывает две системы управления, два метода борьбы за свои интересы и отстаивания своего господства, причем эти два метода то сменяют друг друга, то переплетаются вместе в различных сочетаниях» 28. Один из них — метод насилия, грубого подавления рабочего движения — определяет существо консервативной политики, другой, делающий ставку на уступки рабочему движению, лавирование и реформы,— существо либеральной политики.

Выявляя основные типы буржуазной политики, В. И. Ленин учитывал сложность политической эволюции, которую пережили как консерватизм, так и либерализм. Интересы этих первоначально противоборствующих идейно-политических течений, представлявших уходящий феодализм и развивающийся капитализм, в значительной мере сблизились в силу необходимости отстаивать господство правящих классов от революционного пролетариата. Со второй половины XIX в. быстрыми темпами шел процесс социальной диффузии, в результате которого аристократия обуржуазивалась, а буржуазия аристократизировалась. В. И. Ленин подчеркивал, что к началу XX в. консервативная политика «все больше перестает быть в Западной Европе политикой землевладельческих классов, все больше становится одной из разновидностей общебуржуазной политики» 29.

Вступление буржуазного мира в империалистическую стадию приближало его к эпохе социалистических революций. Хотя лидеры буржуазии, даже самые опытные и проницательные, были не в состоянии осознать глубинные закономерности общественного развития, но интуитивно они в известной мере ощущали глобальность масштаба надвигающейся угрозы их классовому господству. Чтобы предотвратить ее, они приступают к модернизаций   тактико-стратегического арсенала буржуазной политики.

Еще в годы, предшествовавшие первой мировой войне, В. И. Ленин обратил внимание на сдвиги внутри как либеральной, так и консервативной политики, вызванные развитием империализма, усилением рабочего и национально-освободительного движений. В связи с нарастанием империалистической реакции диапазон консервативной политики заметно раздвинулся вправо. «Европейская буржуазия,— отмечал В. И. Ленин,— судорожно цепляется за военщину и реакцию из страха перед рабочим движением» 30. Империалисты Запада, по словам В. И. Ленина, были готовы «продать любому авантюристу всю свою „цивилизацию" за меры „строгости" против рабочих или за лишний пятак на рубль прибыли» 31.

Процесс монополизации усугублял тягу капиталистов к «твердому порядку», так как при огромных масштабах производства забастовки и другие формы борьбы рабочего класса причиняли им все больший ущерб. По сравнению со сложным механизмом буржуазно-демократического контроля над обществом и производством многим из них авторитарная организация власти представлялась более простой и надежной.

В то же время среди правящих верхов имелись влиятельные фракции, не утратившие веру в эффективность гибкой либеральной тактики. Но в условиях напряженной борьбы с постоянно усиливающимся классовым противником сторонники такого курса начинают осознавать необходимость серьезного обновления традиционных либеральных методов. Наиболее дальновидные из них делают ставку на буржуазное реформаторство, суть которого с предельной ясностью раскрыл В. И. Ленин: «...реформы против революции, частичное штопанье гибнущего режима в интересах разделения и ослабления рабочего класса, в интересах удержания власти буржуазии, против революционного ниспровержения этой власти» 32.

Таким образом, расширяется диапазон и либеральной политики: «...буржуазия Европы и Америки, в лице своих идеологов и политических деятелей, все чаще выступает с защитой так называемых социальных реформ против идеи социальной революции. Не либерализм против социализма, а реформизм против социалистической революции — вот формула современной „передовой", образованной буржуазии» 33. Сторонники такого курса обычно рассчитывали вовлечь в его орбиту социал-реформистское крыло рабочего движения.

Либерально-реформистский вариант буржуазной политики, рассчитанный на интеграцию рабочего класса в капиталистическую систему с помощью социального лавирования и определенных уступок, еще более усиливал ультраконсервативные, экстремистские тенденции в среде наиболее реакционных фракций господствующих классов. В отличие от традиционных консерваторов, которые обычно не идут на коренные изменения политической надстройки, видят в ней фактор стабильности системы, консерваторы нового, экстремистского типа ищут путь к спасению системы своего классового господства в крутой ломке политических структур. Такой консерватизм до первой мировой войны еще не успел оторваться от пуповины консерватизма традиционного, однако существенные различия между ними уже наметились, и не только в стратегических установках, но и в тактике и методах политической борьбы.

Обусловленный империалистической эпохой поворот к реакции отнюдь не мог предотвратить расширение участия масс в политической жизни, дальнейшее развитие буржуазно-демократических институтов, которыми рабочий класс научился эффективно пользоваться для защиты своих интересов (империалистическая реакция, о чем уже говорилось, была в известной мере ответом на растущее влияние масс). Буржуазия не могла игнорировать это обстоятельство. «Без масс не обойтись,— подчеркивал В. И. Ленин,— а массы в эпоху книгопечатания и парламентаризма нельзя вести за собой без широко разветвленной, систематически проведенной, прочно оборудованной системы лести, лжи, мошенничества, жонглерства модными и популярными словечками, обещания направо и налево любых реформ и любых благ рабочим — лишь бы они отказались от революционной борьбы за свержение буржуазии» 34

Подобную систему манипулирования массовым сознанием В. И. Ленин связывал прежде всего с именем искуснейшего английского либерального политика Д. Ллойд Джорджа. Естественно, именно либералы поднаторели в политическом манипулировании, которое в то время уже могло опираться на эффективные средства массовой пропаганды, и в первую очередь на дешевую прессу с ее многомиллионными тиражами.

Возможности   манипулирования   использовали и консервативные   фракции   верхов. Подспорьем служил опыт политики   бонапартистского   типа  (Луи Бонапарта, Бисмарка). Проблема вовлечения масс в фарватер реакционной политики особенно занимала сторонников экстремистского  консервативного  курса,   от  политики   которых   до политики собственно фашистского типа не талая уж большая дистанция. Они, в частности, пополняли свой тактический   арсенал   формами и приемами массовой работы, заимствованными    у   противников   слева:   демонстрации, митинги,   фестивали   и   т.   д.   Оружие   манипулирования массовым сознанием оттачивалось в практике проведения социал-империалистического курса, в шумной националистической пропаганде.

Консервативные тенденции были особенно сильны в политике господствующих классов кайзеровской Германии. Здесь буржуазия не имела за плечами опыта победоносной буржуазной революции, из страха перед пролетариатом она пошла на союз с землевладельческой аристократией, уступив ей ведущие позиции, приняв в значительной мере ее политические идеалы. Именно этому обстоятельству огромное значение придавал В. И. Ленин: «В Пруссии, и в Германии вообще, помещик не выпускал из своих рук гегемонии во все время буржуазных революций и он „воспитал" буржуазию по образуй подобию своему» 35. «В конечном результате,— признавал немецкий экономист В. Зомбарт,— у нас так и не создался другой идеал господствующего класса, кроме идеала помещика-дворянина. И высшей целью нашей буржуазии осталось по-прежнему стать юнкером...» 36

Следствием этого, по мнению видного буржуазного ученого М. Вебера, явилась политическая ущербность германской буржуазии. Она выросла под крылом аграрной аристократии, а когда та пришла в упадок, не смогла выдвинуть из своей среды новый руководящий слой, который справился бы с решением сложных и достаточно масштабных политических задач37. Не случайно Ф. Энгельс называл политическую структуру бисмарковского рейха мешаниной из полуфеодализма и бонапартизма. Государственный аппарат в Германии обрел высокую степень относительной самостоятельности, так как буржуазия охотно предоставила ему свободу социально-политического маневрирования в благодарность за обеспечение благоприятных условий для наживы.

В сферу взаимоотношений с рабочим классом германские капиталисты стремились привнести тип патриархальных отношений, характерных для юнкерских поместий. Они руководствовались принципом «предприниматель — хозяин в доме», т. е. между ним и рабочими не должно быть посредников в виде классовых профсоюзов, он должен определять производственную и социальную жизнь предприятия. Как и юнкеры, капиталисты пытались насаждать в своих владениях элементы милитаризма, казарменной муштры: «Если предприятие желает процветать, то его следует организовать на военный, а не на парламентский лад» 38. Это изречение саарского промышленника Штумма отражало взгляды значительной части германских буржуа.

Рабочему классу капиталисты и их агентура внушали сословно-корпоративистские идеи, убеждали в том, что противоречия между капиталистами и рабочими имеют не классовый, а сословный характер и легко могут быть урегулированы в рамках корпоративной организации — такой, в которую входят представители обеих конфликтующих сторон.

Предприниматели всячески стимулировали создание различных «желтых» профсоюзов рабочих и служащих, видя в них противовес профсоюзам, возникшим по инициативе самих трудящихся.

Успехи социал-демократической партии, профсоюзного движения настолько напугали промышленников, что они не смогли по достоинству оценить те перспективы, которые открывались для них вследствие роста ревизионистские тенденций внутри рабочих организаций. Руководство Центрального союза германских промышленников считало положения программы Э. Бернштейна весьма опасными и не видело повода менять свою прежнюю политику в связи с открытым выступлением ревизионистских элементов в социал-демократической партии.

Крайне консервативные фракции германской буржуазии, выступая вместе с юнкерством, препятствовали либеральным и умеренно консервативным группировкам в их попытках более гибкого социального маневрирования. Западногерманский леволиберальный историк Д. Штегман пишет о «социально-политическом едином фронте» магнатов тяжелой индустрии и консервативных партий и организаций. Причем особая жесткость социально-политического    курса    отличала    магнатов    металлургической  и угольной отраслей промышленности. Прочное партнерство сложилось между Центральным союзом германских промышленников и Союзом сельских хозяев — политическим инструментом юнкерства.

С  точки  зрения  этих  кругов  парламентские  методы политической борьбы представляли собой чисто механическую, «не немецкую, кухонную возню» 39. Им было тесно в рамках традиционного консерватизма, его идей и тактических принципов. В их пропаганде центральное место занимали   такие   категории,   как   «народная   общность», «борьба за существование», отражавшие социал-империалистический   характер   проводимого   ими   политического курса. Интересно, что пропагандистский аппарат Союза сельских хозяев работал с учетом последних достижений в области массовой психологии, использовал новейшие технические   средства, с помощью которых новинки теории немедленно   становились достоянием практики. Аристократы-аграрии активно апеллировали к массам, организовывали всякого рода массовые сборища, пропагандистские шествия и т. п.

О крайнем консерватизме аграрно-монополистического блока свидетельствует его оппозиция умеренно-консервативным правительствам Б. Бюлова и Т. Бетман-Гольвега. Кабинет канцлера Бетман-Гольвега (1909—1914), на взгляд ультраконсерваторов, был недостаточно «боевым», слишком либеральным. Даже кайзеру Вильгельму II они приписывали «либеральный мир идей», чуждый консерваторам 40. По отношению к социал-демократии ультраконсерваторы признавали только политику репрессий. Известный германский экономист, сторонник Бетман-Гольвега Г. Шмоллер в апреле 1912 г. с осуждением высказывался о надеждах ультраконсерваторов на сильного человека, который «смог бы с помощью чрезвычайных законов, государственного переворота и насилия устранить всю современную социал-демократию» 41.

В том же 1912 г. вышла книга главаря националистического Пангерманского союза Г. Класса под многозначительным названием «Если бы я был кайзером...» (с весны 1912 по весну 1914 г. появилось пять ее изданий). Она вполне соответствовала устремлениям лидеров ультраконсервативного течения. Автор предлагал ввести по всей Германии взамен всеобщего избирательного права либо мажоритарную систему, которая, как известно, носит реакционный характер, либо избирательное право по прусскому образцу *, только избирателей разделить не на три класса, а на пять. Социал-демократию Класс рекомендовал исключить из политической жизни совсем на основе закона, напоминавшего бисмарковский закон против социалистов **. Удобнее всего, указывал автор, осуществить эти мероприятия после победоносной войны, которая, по его словам, является «возбудителем всех добрых, здоровых, могучих сил в народе» 42.

Отвоевать массы у социал-демократов Класс рассчитывал не с помощью социальных уступок, а с помощью пропаганды расизма и антисемитизма. Многие положения его книги предвосхищают соответствующие пункты нацистской программы. Гитлер был среди самых внимательных читателей книги Класса. При встрече с лидером пангерманцев в 1920 г. он признал себя его прямым учеником.

Впоследствии граф Вестарп, игравший тогда заметную роль в лагере ультраконсерваторов, вспоминал, что книга Класса воспринималась как «деловой план реформ... Она была очень серьезной и выдвигала широко распространенные тогда идеи» 43. Единственной причиной определенной сдержанности финансово-промышленного мира в оценке планов Класса, являлось убеждение, что для их осуществления, нужен «прирожденный вождь». Ни в самом Классе, ни в других реакционных политиках и идеологах он не угадывался.

Очередное поражение реакционных сил на выборах 1912 г. подстегнуло ультраконсервативный лагерь к организационному сплочению на основе выступлений против демократии и социализма. Глава Союза сельских хозяев барон фон Вангенхейм писал Классу летом 1913 г. о необходимости борьбы «против демократии всех оттенков» 44. Реальным результатом объединительных усилий реакции стал основанный в августе 1913 г. в Лейпциге Картель производительных сословий. В него вошли Центральный   союз   германских промышленников, Союз сельских   хозяев, Имперско-германский союз среднего сословия.

---------

* По реакционной конституции 1850 г. (она действовала вплоть до Ноябрьской революции 1918 г;) избиратели в Пруссии делились на три класса в соответствии с размером уплачиваемых налогов, причем на каждый из этих классов независимо от их численности приходилось по 1/3 мест в ландтаге.

** Исключительное законодательство против социалистов было принято в 1878 г. и продлевалось до 1890 г. Оно предусматривало запрещение практически всей деятельности социал-демократической партии, кроме участия в выборах.

----------

Один из главных пунктов программы лейпцигского картеля гласил: «Отпор социал-демократам и социалистическому   лжеучению». Антисоциализм тесно сплетался с националистической пропагандой в пангерманском стиле. Тем более что Пангерманский союз превратился фактически во вспомогательную организацию картеля. Взывая к многочисленным   слоям   мелкой   буржуазии,   германская реакция, по словам Д. Штегмана, «пыталась создать широкий      базис для антидемократической консервативной политики»45.   Другой   западногерманский   леволиберальный  историк — Г.   Ю.   Пуле  приходит   к  обоснованному выводу о том, что с 90-х годов XIX в. внутри консервативного  лагеря  формируется  широкий  фронт,   «который можно охарактеризовать как германский предфашизм» 46. Итак,   накануне   первой  мировой  войны  в   Германии сложилось   довольно   широкое   внепарламентское   движение, ставившее перед собой далеко идущие цели: либо заставить   правительство проводить крайне консервативный курс,  либо  свергнуть  его  посредством  государственного переворота    (предполагалось   заменить   Бетман-Гольвега адмиралом    Тиршщем    или    каким-нибудь    генералом). И в программных положениях, и в тактике лейпцигского картеля и стоявших  за  ним  политических сил нетрудно разглядеть   черты, во многом предвосхищающие нацистское будущее.

В политическом развитии Италии было много общего с политическим развитием Германии. Обе страны синхронно достигли политического единства, причем лишь к последней трети XIX в., т. е. с большим запозданием по сравнению   со своими соседями. И в том и в другом случае объединение осуществлялось сверху. И в Италии и в Германии буржуазия не была заинтересована в значительном, продвижении    вперед    по    буржуазно-демократическому пути,  не  без  основания опасаясь,  что  это  окажется  на руку пролетариату. В Италии она делила власть с могущественными  аграриями,  там  сложился  блок капиталистов Севера с латифундистами Юга. Вследствие запоздалого   выхода   на   политическую   сцену   и   германская   и итальянская буржуазия не успела овладеть навыками политического искусства в такой мере, как буржуазия Англии,  Франции  и  некоторых  других  западноевропейских стран, гораздо раньше вступивших на путь капиталистического развития.

Но при всех бросающихся в глаза чертах сходства политическому развитию Италии и Германии присущи также и существенные различия, которые не дают оснований связывать возникновение фашизма и приход его к власти в этих двух странах главным образом с общностью их исторических судеб.

Английский ученый А. Литтлтон обращает внимание на тот факт, что в процессе объединения Германии «авторитарный Восток», т. е. Пруссия, доминировал над либеральными Югом и Западом, а в Италии объединение стало делом самого передового на полуострове государства — Пьемонта. Кроме того, поскольку Пьемонтская монархия не снискала себе военной славы и потерпела поражение в схватке с парламентом, возник режим достаточно либеральный 47.

Хотя объединение Италии произошло сверху, в Италии был Гарибальди. Да граф Кавур существенно отличался от Бисмарка. Его политический курс отражал спектр позиций итальянской буржуазии от умеренного консерватизма до умеренного либерализма. Все существовавшие группировки он стремился слить воедино в широком партийно-политическом блоке. Идеалом Кавура являлась двухпартийная система на английский лад (ввести ее в итальянских условиях оказалось немыслимым делом, так как господствующие классы еще не успели консолидироваться и буржуазия отличалась крайней разобщенностью).

Наряду с особенностями, возникшими в результате процесса объединения Италии (раскол на сторонников «либеральной» монархии, республиканцев и клерикалов), следует отметить также вообще свойственный итальянским господствующим классам дух приспособленчества и вульгарного макиавеллизма — порождение долгих лет раздробленности и чужеземного владычества, когда верхушке итальянских государств приходилось плести замысловатые кружева интриг ради достижения ничтожных местнических интересов.

Определенный провинциализм, узость политического кругозора, отсутствие масштабного подхода к коренным политическим проблемам, низведение политики до уровня политиканства создавали почву для самых беспринципных политических комбинаций, которые затрудняли формирование партийно-политической структуры.

В Италии после объединения не сложились буржуазные политические партии с более или менее четко  выраженными признаками партийной организации. Их роль выполняли региональные и персональные группировки, в задачу которых входила мобилизация весьма немногочисленных (до 1912 г.) избирателей. Политический облик этих организаций был очень расплывчатым — все их члены именовали себя либералами. Деление на «правых» и «левых» являлось достаточно условным, так как «левые», придя к власти, заимствовали в основном политический курс у «правых».

Знаток и активный участник итальянской политической жизни Г. Де Руджиеро говорил о «нивелировке и смешении партий, результатом чего явилось формирование аморфной, в сущности аполитичной, массы, представлявшей собой великолепный материал для способного алхимика из числа тех немногих людей, которые сменяли друг друга у власти. Эта масса сохраняла название либералов точно так же, как обычно сохраняли дворянские титулы находившиеся в упадке родовитые семейства». Далее он констатирует: «Любое различие между той или другой партией не могло сохраниться при наличии практики трансформизма...» 48.

Трансформизм — специфически итальянское явление. Под ним подразумевается идейно-политическая трансформация левых буржуазных группировок, постепенно отказывающихся от демократических принципов и сползающих вправо, на консервативные позиции. Глубинной причиной этого процесса явилось создание реакционного блока крупных помещиков и капиталистов, приводившего политику различных верхушечных группировок к единому консервативному знаменателю. Амплитуда колебаний политического маятника в Италии ограничивалась рамками трансформизма.

Однако консервативная политика принимала в Италии резкие формы и доминировала на протяжении длительных периодов. Достаточно вспомнить последнее десятилетие XIX в., отмеченное не прекращавшимися репрессиями властей против рабочего движения. В 1894 г. Ф. Энгельс писал, что «из всех европейских государств Италия является страной, где все политические болезни протекают в наиболее острой форме: с одной стороны, прямой бунт,  с другой — необузданная,  свирепая реакция» и.

К началу XX в. стало ясно, что консервативная линия 90-х годов не принесла успехов ни внутри страны, ни за ее пределами. Еще более обострились социальные противоречия, еще более широкие масштабы приобрела борьба трудящихся масс за свои права. Поражение, которое войска эфиопского императора Менелика нанесли итальянцам под Адуа в 1896 г., поставило под сомнение честолюбивые экспансионистские планы итальянского империализма. «После кровавого десятилетия 1890—1900 годов,— писал А. Грамши,— буржуазия была вынуждена отказаться от диктатуры чересчур неограниченной, чересчур насильственной, чересчур прямой...» 50. Настала «эра Джолитти».

Именно Джолитти — ловкому и хитроумному политику — выпала историческая миссия создания итальянского варианта либеральной буржуазной политики. А. Грамши писал, что суть джолиттианского курса — «промышленный блок капиталистов и рабочих без всеобщего избирательного права». Джолитти ратовал «за таможенный протекционизм, за сохранение государственной централизации, в которой выражается господство буржуазии над крестьянами, особенно крестьянами Юга и островов, за реформистскую политику в области заработной платы и профсоюзных свобод» 51. Центральная идея курса Джолитти — интеграция рабочего класса в существующую систему с помощью реформистского крыла Социалистической партии (однако в реформистах он видел не равноправных партнеров, а всего лишь инструмент собственной политики).

Деятельность Джолитти, бесспорно крупнейшего буржуазного политика своего времени, с особой выразительностью продемонстрировала ущербность итальянского либерализма. Эффект проведенных Джолитти реформ, прежде всего в области социального законодательства, в значительной степени был ослаблен цинизмом его политических методов. Коррупция, шантаж, административное принуждение — все эти приемы энергично использовались им в сложной политической игре. В его политической практике элементы либерализма смешивались с изрядной дозой консерватизма. Он оставался в русле трансформизма, заняв в его рамках «левую» позицию.

Либеральная политика Джолитти не дала задуманного эффекта как вследствие внутренней противоречивости, так и по той причине, что реформистское крыло Социалистической партии, склонное к сотрудничеству, потерпело в 1912 г. жестокое поражение. Провал либерального эксперимента Джолитти вызвал новое оживление консервативных тенденций в правящих верхах, укрепил их убеждение" в том, что насилие — более надежное средство, чем социальное маневрирование.

Энергичными поборниками насильственного курса были националисты. Отсутствие собственно консервативной партии позволяло им привлекать сторонников право-экстремистского курса, которых не удовлетворял либеральный курс. Вместе с тем националисты сохраняли известную свободу для маневра влево, пытаясь заразить национализмом рабочее движение. Близко подошел к пониманию подлинной роли националистов итальянский исследователь Л. Сальваторелли, который писал о «динамичном» консерватизме как о характерной черте итальянских националистов. Основная цель такого рода-консерватизма — решительное изменение ситуации в противовес левым силам, его характерная черта — тяга к экстремистским методам политической борьбы 52. Например, в июньские дни 1914 г. во время знаменитой «красной недели» * националисты пытались дать бастующим пролетариям сражения на улицах крупных городов, собирая под свои знамена мелкую буржуазию и люмпен-пролетариат, особенно многочисленный в столице.

Националистам удалось проникнуть в синдикалистскую ветвь итальянского рабочего движения. Синдикалистов навстречу националистам толкнула их жажда «прямого действия», не подчиненного научно обоснованной революционной цели (рычагом «прямого действия» и основной формой организации рабочего класса синдикалисты считали профсоюзы). В. И. Ленин расценивал итальянский синдикализм как крайнее направление, совсем уходившее прочь от социализма 53.

Нашла отклик у синдикалистов идея борьбы пролетарских и плутократических наций. В. И. Ленин отмечал созвучие между высказываниями Э. Коррадини и одного из синдикалистских лидеров — Артуро Лабриолы, который, по словам Ленина, так интерпретировал Ливийскую войну: «... мы боремся не только против турок... но и против интриг, угроз, денег и войск плутократической Европы, которая не может потерпеть, чтобы маленькие нации дерзнули совершить хоть один жест, сказать хоть одно слово, компрометирующее ее железную гегемонию» 54.

----------

* Под этим названием вошли в историю массовые антимилитаристские демонстрации и забастовочные бои итальянских трудящихся 8—14 июня 1914 г.

---------

С националистами синдикалистов сближало и решительное отрицание либеральной демократии. Тот же Артуро Лабриола, соглашаясь с определением, данным синдикализму Коррадини, писал: «Синдикализм довольно удачно определили как вид рабочего империализма. Действительно, в синдикализме выступают те же волевые и наступательные тенденции, которые есть в капиталистическом империализме. У синдикализма имеется то же презрение к сентиментальной и гуманитарной демократии...» 55. Конечно, в отличие от националистов, боровшихся против либеральной демократии справа, синдикалисты делали то же самое с левацких позиций.

Взаимопереплетение национализма и синдикализма порождало сильно действующую взрывчатую идеологическую смесь, которую советский историк Б. Р. Лопухов с полным основанием классифицировал как «специфически итальянский „вариант национального социализма"» 56. Но в организационном плане слияния этих течений в то время не произошло. Только через несколько лет их представители сошлись вместе в рядах фашистского движения. По соглашению 26 февраля 1923 г. Националистическая ассоциация вступила в фашистскую партию. Ее лидеры Э. Коррадини, Л. Федерцони, А. Рокко и другие заняли видные места в фашистской иерархии. Но если националисты в полном составе объединились с фашистами, то синдикализм в русле фашизма был представлен отдельными индивидуумами (правда, весьма активными и влиятельными), например М. Бьпики, Э. Россони, А. Оливетти, С. Паиунцио и др. Синдикалистская струя придавала впоследствии фашизму оттенок левизны, что постоянно обыгрывалось официальной фашистской пропагандой с целью воздействия   па  сознание трудящихся.

Соприкосновенно синдикализма с национализмом имело еще одно важное следствие: родились ИДОЛ объединения синдикатов рабочих и синдикатом предпринимателей по отраслям. Руководящие органы каждой такой отраслевой корпорации должны были представлять, по мысли теоретика националистов А. Рокко, общие интересы предпринимателей и рабочих, а сенат — интересы корпорации в общенациональном масштабе. Тем самым предполагалось достижение двух целей: во-первых, ликвидировать классовые антагонизмы, а во-вторых, свести до минимума конкуренцию внутри страны, чтобы сосредоточить усилия на завоевании внешних рынков. Таким образом, нация превратилась бы в «общество производителей», спаянное воедино общностью корпоративных интересов и жесткостью корпоративной дисциплины.

Корпоративистским тенденциям принадлежит заметная роль в генезисе итальянского фашизма. Они заняли прочное место в его теории и практике. Присущи они были и фашистским движениям в других романских странах, что объясняется существованием в них течений, родственных итальянским синдикализму и национализму, а также влиянием католической церкви, которая с конца XIX в. в борьбе против социализма приняла на вооружение корпоративистскую систему взглядов.

Накануне первой мировой войны националистические идеологи и политики разрабатывали планы организации антидемократического правого картеля с участием клерикалов, которые должны были обеспечить массовую базу. Тем самым они хотели лишить опоры сторонников либеральных реформ, а главное — нанести поражение социалистам.

Было бы серьезной ошибкой ограничивать почву, на которой вызревали эмбрионы фашизма, пределами тех стран, где он достиг наиболее полного развития.

Тенденция к реакции «по всей линии» наметилась и во Франции. Но здесь ее воздействие по сравнению с Германией и Италией сковывал довольно высокий уровень развития буржуазной демократии, достигнутый в значительной степени вопреки самой буржуазии. Благодаря активности пролетариата и демократических буржуазных элементов в итоге четырех революций французская буржуазия, по словам В. И. Ленина, «вся была переделана в республиканскую, перевоспитана, переобучена, перерождена» 57. Именно этим французская буржуазия отличалась, например, от буржуазии германской, «перевоспитанной» юнкерством. Именно это в значительной мере обусловливало особенности политического устройства страны. «Во Франции,— подчеркивал В. И. Ленин,— гегемонию раза этак четыре за все восьмидесятилетие буржуазных революций отвоевал себе пролетариат в разных сочетаниях с „левоблокистскими" элементами мелкой буржуазии, и в результате буржуазия должна была создать такой политический строй, который более угоден ее антиподу» 58. Историки улавливают определенные черты, присущие движениям фашистского типа (прежде всего способность Мобилизовать массы для осуществления реакционных целей), в буланжизме — своеобразном явлении французской политической жизни конца 80-х годов XIX в. Военный министр генерал Буланже сумел нажить политический капитал безответственными воинственными выступлениями против бисмарковской Германии. Если в Германии шовинистические тенденции выросли из упоения победой, то стремление к реваншу было не менее сильным стимулом для аналогичных тенденций во Франции. Этим и воспользовался Буланже, гордившийся репутацией «генерала-реванша». Но генерал претендовал на нечто большее: на роль диктатора. Он, заигрывая с массами, сумел привлечь симпатии значительной части населения столицы.

Лагерь буланжистов отличался чрезвычайной пестротой. Здесь можно было найти и клюнувших на генеральскую демагогию «левых», а также бонапартистов, монархистов разного толка, надеявшихся ликвидировать республику. Буланже эксплуатировал бонапартистскую традицию, миф о «генерале-спасителе». Он вступил в тайный сговор с крайне правыми монархическими элементами, опирался на их финансовую помощь. В начале 1889 г., после триумфального избрания депутатом от Парижа, Буланже все-таки не решился осуществить государственный переворот и бежал за границу. Так, Франция, как сказал Ф. Энгельс, переболела «цезаристской лихорадкой». Буланжизм скомпрометировал идею цезаристско-бонапартистской диктатуры, уменьшил шансы на успех других кандидатов в цезари и бонапарты.

Буланжистская эпопея в историческом плане, во-первых, привела к тому, что французская реакция преждевременно израсходовала часть своего потенциала, который пригодился бы ей в большей мере для будущего, а во-вторых, способствовала укреплению буржуазно-демократических порядков. После очередной ожесточенной схватки между силами демократии и реакции в связи с делом Дрейфуса верх окончательно взяли сторонники либеральной буржуазной политики, главными проводниками которой были представители левобуржуазной партии радикалов.

Тот факт, что французские правящие круги стали специализироваться на политике либерального типа, отнюдь не исключал применения ими насилия. Ни либеральная, ни консервативная политика не встречаются в абсолютно чистом виде. Французские радикалы не стеснялись использовать против революционного движения репрессивные методы.

«„Радикально-социалистическое" министерство Клемансо-Бриана,— отмечал в 1908 г. В. И. Ленин,— насильничает не хуже юнкерски-консервативного министерства Бюлова» 59. Но курс на перманентное насилие, на экстремистские консервативные методы не находил поддержки даже у правобуржуазных политических партий. «В стране с классическим парламентским строем,— писал А. Грамши, имея в виду Францию,— „нормальное" осуществление гегемонии характеризуется сочетанием силы и согласия, принимающих различные формы равновесия, исключающие слишком явное преобладание силы над согласием; напротив, пытаются даже добиться видимости того, будто сила опирается на согласие большинства...» 60

Носителями реакционного экстремизма наряду с военно-аристократической кастой были политические лиги разнообразных оттенков. Их связывал главным образом шовинистический национализм, который усиливался по мере роста империалистических противоречий. «Республиканец, бонапартист, легитимист, орлеанец — это только имена. Фамилия же у всех одна — „патриот"»,— так говорили о себе члены лиг, отождествляя понятия «патриотизм» и «национализм», демагогически используя славные традиции Франции, в том числе и якобинский патриотизм. Члены лиг нередко пускали в ход и антикапиталистическую демагогию. Как и у германских националистов, она оборачивалась элементарным антисемитизмом.

Характерно, что члены «Антисемитской лиги», чьим президентом был Э. Дрюмон, называли себя национал-социалистами. Что касается маркиза де Море, то он даже заслужил титул «первого национал-социалиста», которого его удостоил духовный отец французского национализма литератор М. Баррес.

В политических воззрениях самого Барреса обнаруживаются черты, свойственные национал-социализму. Об этом пишет, в частности, и американский историк Р. Сауси, который считает отличительным признаком барресовского национал-социализма «его стремление свести на нет классовый конфликт между рабочими и буржуазией и достигнуть социального согласия под националистической   крышей» ".   Корпоративное   государство,    по мнению Барреса, должно было заменить некомпетентный парламентаризм Третьей республики.

Ключевая роль среди многочисленных крайне правых группировок по праву принадлежала «Аксьон франсэз». Она оформилась в конце XIX в., когда во Франции кипели страсти вокруг дела Дрейфуса. В ее рядах сошлись все враги республики, демократии и социализма: монархисты всех оттенков, члены различных лиг, бывшие бу-ланжисты и т. н. Идейно-политическая программа «Аксьон франсэз» — интегральный национализм — включала такие компоненты как классовый мир, строгая иерархия, корпоративная организация общественной жизни под эгидой монархии.

Самой известной и влиятельной фигурой правого лагеря становится лидер «Аксьон франсэз» Ш. Моррас. Писания Морраса проникнуты тоской по «старому порядку», сметенному еще Великой французской революцией. Моррас мечтает о реставрации монархии с помощью новоявленного генерала Монка *. Поэтому надежды Морраса связаны с армией. Правда, не обязательно ожидаемый им Монк должен быть военным. В такой роли мог бы выступить и гражданский политик.

Было бы заблуждением считать Морраса чудаком, страдающим ностальгией по безвозвратно ушедшему прошлому. «Краеугольный камень его доктрины не монархизм, а решительный антидемократизм»,— верно подметил американский историк Э. Тенненбаум62. Моррасу принадлежит такой афоризм: «Есть только одно единственное средство улучшить демократию — это уничтожить ее». Моррасовский король более похож на бонапартистского или даже фашистского диктатора, чем на традиционного монарха. Монархизм в его интерпретации предвосхищал фашистский принцип «вождизма». Сомнительным казался моррасовский роялизм даже претенденту на королевский трон графу Парижскому. В 1912 г. он говорил о Моррасе и его ближайшем приспешнике Л. Доде, что они «не истинные роялисты... Они не служат монархии, а используют ее для удовлетворения своих амбиций или сведения своих литературных счетов» ез.

В    борьбе   с   политическими   противниками   «Аксьон ' франсэз»   использовала   отряды «королевских молодцов», в   которых   нетрудно   различить   прообраз   фашистских сквадристов или штурмовиков.

----------

* Генерал Монк вскоре после смерти Кромвеля способствовал реставрации династии Стюартов на  английском престоле (1660 г.).

----------

Моррас не скрывал, что не верит в возможность установления желанной формы власти конституционными методами и провозглашал необходимость политического насилия в форме государственного переворота.

Не удивительно, что Моррас, этот убежденный реакционер, нашел позднее в фашизме воплощение многих собственных идеалов (в годы войны он вместе со своими людьми, естественно, оказался в лагере коллаборационистов). «Методичное и счастливое желание объединить все человеческие факторы национального производства: предпринимателей, служащих, специалистов, рабочих... Именно фашизм объединяет людей с целью их примирения»,— так воспевал  Моррас муссолиниевский режим64.

Конечно, Муссолини импонировал ему больше, чем Гитлер. Моррас опасался, что нацистский расизм мог быть обращен не только против евреев и славян, но и против «латинской расы». Симпатии Морраса на стороне пиренейских фашистских диктаторов Франко и Салазара. В генерале Франко он видел современного Монка. Данью признания патриарху европейской реакции со стороны Франко стало избрание Морраса в испанскую Королевскую академию. После смерти Морраса в 1952 г. его именем была названа одна из улиц Мадрида.

«Аксьон франсэз» — важное звено в процессе генезиса европейского фашизма. Ее идеология отражает генетическую связь между фашизмом и традиционной консервативной реакцией. Именно поэтому буржуазные историки, трактующие фашизм как явление «революционное» (Ю. Вебер, Э. Танненбаум и др.), стремятся преувеличить дистанцию между «Аксьон франсэз» и фашистскими движениями. Действительно, в отличие от фашистов она ставила своей целью не столько «прямое действие», сколько пропагандистскую подготовку к нему. Для нее характерен откровенный элитаризм. Она не прилагала энергичных усилий для завоевания масс. Между 1910 и 1926 гг. ее численность колебалась в пределах 30—40 тыс. членов. Среди них примерно 15% составляли мелкие дворяне, 10% — священники и монахи, около 50% — адвокаты, учителя, офицеры, профессора и т. д. «Аксьон франсэз» выполняла миссию интеллектуального генштаба реакции. Через ее школу прошли представители всех течений французского   фашизма:   лидер «франсистов» М. Бюкар, главные   фигуры   «литературного фашизма» П. Дрие ля Рошель и Р. Бразийяк, будущие «кагуляры» и вишисты..

И теория и практика «Аксьон фрадсэз» получила отклик за пределами Франции, прежде всего в романских странах. Их влияние испытали бельгийские рексисты,. фашистские группы из франкоязычных кантонов Швейцарии, румынские фашисты. Под непосредственным влиянием «Аксьон франсэз» в Португалии в начале XX в. возникли такие контрреволюционные течения и организации, как Лузитанский интегрализм и Академический центр христианской демократии при Коимбрском университете. Им принадлежала важная роль в генезисе португальского фашизма. С академическим центром связан длительный период деятельности профессора Коимбрского университета Салазара; интегралистом был его преемник на посту диктатора — Каэтану.

У французского фашизма была своя собственная и довольно разветвленная идейно-политическая генеалогия. «Если фашизм не достиг успеха во Франции в 20-х и 30-х годах,— справедливо заметил американский историк Р. Сауси,— то уж, во всяком случае, не потому, что фашистские и профашистские идеи не имели четко различимых корней во французской политической и интеллектуальной традиции» и.

Сравнительно высокая степень политической стабильности, общественная структура с явным преобладанием рабочего класса над мелкобуржуазными слоями, тактическое искусство английской буржуазии ограничивали возможности вызревания и распространения фашизма в Англии. Но эмбрионы его появились и там. Это было прежде всего обусловлено специфическим колониальным характером британского империализма. О генетической связи между фашизмом и реакционной политикой социал-империализма уже говорилось.

Сложились в Англии и экстремистско-консервативные тенденции, чему в значительной мере способствовала острота борьбы между либеральной и консервативной линиями. Особенно напряженной оказалась схватка по ирландскому вопросу. Уступки либерального кабинета вызвали решительное противодействие со стороны консерваторов-экстремистов во главе с Э. Карсоном. Они грозили правительству восстанием, вооружали отряды так называемых ольстерских волонтеров, которых В. И. Ленин охарактеризовал  как   «черносотенную банду Карсона»".

В марте 1914 г. многие офицеры отказались повиноваться правительству, пытавшемуся перебросить войска в Ольстер. «Эти аристократы,— писал В. И. Ленин, внимательно следивший за развитием событий,— поступили как революционеры справа и тем разорвали все и всякие условности, все покровы, мешавшие народу видеть неприятную, но несомненную действительность классовой борьбы» 67.

Ольстерцев считали своими предтечами люди Мосли. Ведущий идеолог Британского союза фашистов У. Аллен с восхищением писал о тех консерваторах, которые в период ольстерского кризиса «были готовы противостоять парламентскому большинству с оружием в руках». В Карсоне, а также в глашатае социал-империализма Родсе Аллен видел прообразы вождей фашистского типа. Он только сожалел, что эти люди родились слишком рано 68.

Все же экстремистские тенденции в английском консерватизме не нашли прочного организационного воплощения, не вылились в определенную идейно-политическую программу. В отличие от Германии, Италии и некоторых других государств в Англии консервативный экстремизм не был постоянно действующим фактором, а давал о себе знать эпизодически, главным образом в связи с ольстерскими событиями. Ультраконсерваторы были не в состоянии решающим образом повлиять на курс консервативной партии; в ней взяла верх гибкая линия на консолидацию господствующих классов. Следствием этого явилось сближение консерваторов с либералами и образование в годы первой мировой войны либерально-консервативной коалиции.

К предшественникам английского фашизма, кроме ольстерцев, историки относят Лигу британских братьев, основанную в 1902 г. Эта организация имела черты сходства с современным Национальным фронтом. Выступая под лозунгом «Англия для англичан!», лига требовала ограничения иммиграции, вела антисемитскую пропаганду. В связи с генезисом британского фашизма можно назвать и возникшую в  1915 г. Британскую имперскую лигу.

Авторитарные тенденции возникли и в Соединенных Штатах Америки. В специфических условиях этой страны, где процесс монополизации шел весьма интенсивно, они первоначально проявились не на общегосударственном уровне (т. е. не в форме попыток пересмотра конституции и установления режима диктаторского типа), а на уровне отдельных монополий.

Монополистическая буржуазия стремилась к безраздельному контролю над своими «промышленными вотчинами», не останавливаясь перед организацией внутризаводской полиции, широким использованием частных сыскных агентств (среди них особую «известность» снискало агентство Пинкертона), гангстерских шаек, терроризировавших рабочих и их семьи. Вот что писал о людях Пинкертона редактор одной из рабочих газет в середине 80-х годов XIX в.: «Эти особые частные вооруженные силы не находятся на службе правительства Соединенных Штатов или какого-то отдельного штата. Их содержат для оказания помощи тем корпорациям или капиталистам, которым могут понадобиться их услуги для подавления забастовок, вызванных эксплуатацией рабочих монополиями» 69. Именно отсюда, а не от эпохи «освоения Запада» идет тот культ насилия, который стал специфической чертой американского образа жизни.

Такого  рода  тенденции  могли  бы  повлечь  за  собой гораздо более опасные последствия, если бы не специфика американского рабочего движения, присущие ему политические    слабости,    позволившие    монополистической буржуазии добиться многого своими собственными силами и в рамках существующих государственных порядков. Нетрудно заметить, что в странах с давними буржуазно-демократическими традициями предпосылки фашизма были выражены слабее, чем в  «запоздавших»  Германии и Италии, т. е. сказывалась прежде всего неравномерность политического развития.   Англия,   Франция,   Скандинавские страны, Бельгия и Голландия сумели продвинуться по буржуазно-демократическому пути еще в период домонополистического капитализма, когда буржуазия нуждалась в демократии для закрепления своего господства в борьбе    с   феодально-аристократическими    соперниками. Когда же в эпоху империализма буржуазия_ здесь стала тяготиться созданной ею же самой демократической законностью,  у  нее  оказалось  меньше  возможностей  для развертывания реакции «по  всей линии».  Однако и тут в канун первой мировой войны   достаточно остро проявился кризис либеральной политики, усилилась тяга верхов к репрессивным методам.

ДУХОВНЫЕ ИМПУЛЬСЫ

Поворот к реакции, сопровождавший процесс становления империализма, в области культуры выразился прежде всего в потускнении идеалов просвещения и гуманизма.

Распад традиционных гуманистических ценностей явился ключевым фактором формирования духовной и морально-этической почвы, на которой вырос фашизм. Если экономические, политические и социально-психологические процессы создавали предпосылки фашизма на социальном уровне, то реакционные тенденции в буржуазной культуре эффективно срабатывали не только на уровне общественного, но и индивидуального сознания, подготавливая отдельных индивидуумов к восприятию негативных ценностей, активным носителем которых был фашизм. «Человеконенавистничество, в том числе фашизм,— отмечает советский ученый А. И. Титаренко,— нравственно-психологически вырастает из отрицательной внутридуховной диалектики морального выбора субъекта, а не только из социальных условий империализма» 70.

Переоценке подверглась вся система ценностей, оформившаяся в эпоху «классического» либерализма, в эпоху свободной конкуренции.

Раньше и основательнее других, еще в 80-х годах XIX в., это проделал немецкий философ Ф. Ницше. Советский исследователь ницшеанства С. Ф. Одуев называет Ницше «первым среди буржуазных идеологов (и по времени, и по рангу) обличителем половинчатости и нерешительности либеральной буржуазии» 71. «Дряблый, дряхлеющий либерализм» вызывал ненависть Ницше не только сам по себе, но и потому, что он казался слишком слабым перед лицом грозного врага — социализма. «Пример Ницше,— отмечает ученый-марксист В. Хайзе,— показывает, что философское сознание кризиса отражает, во-первых, существующие и постоянно усиливающиеся элементы общего кризиса капитализма еще до его наступления и предвосхищает этот кризис в ожидании будущих катастроф и потрясений, которые угрожают буржуазному обществу, кажущемуся еще стабильным» 72.

Творчество Ницше — настоящий гимн насилию и войне. Он презрительно отметает все традиционные ценности: добро, справедливость, гуманность. Они годятся, по его утверждению, лишь для «рабов», а расе господ дозволено все; ей дано право на насилие и жестокость. Советский ученый А. И. Титаренко считает, что в данном случае речь идет о сознательной ориентации на негативные ценности, своего рода, антиидеи.

Эта ницшеанская тенденция получила дальнейшее развитие в фашистской идеологии и пропаганде, которые воздействовали на массовое сознание, переименовывая социальные явления и ценности. «Мир значений,— отмечал польский писатель С. Лем,— был перевернут: позиции добра и зла, чести и бесчестия, добродетели и греха поменялись местами» 73. Причем переименование ценностей Ницше осуществил с несомненным литературным блеском. Под его обаяние наряду с убежденными реакционерами попадали и левоэкстремистские элементы, плененные внешней радикальностью его суждений. Им нетрудно было войти в роль «сверхчеловеков», так как эта ницшеанская категория не имеет четкой социальной характеристики и под нее можно было подвести в конечном счете кого угодно.

Сила и долговечность влияния ницшеанства в значительной степени объяснялись и тем обстоятельством, что в творчестве Ницше содержались элементы, по сути дела, всех реакционных концепций, надолго опутавших мир буржуазной культуры и идеологии. Ницше сумел синтезировать и облечь в яркую и сравнительно доступную форму социал-дарвинизм и иррационализм, теории «элиты» и «массового общества». Практически на все течения буржуазной реакционной мысли лег отпечаток ницшеанства. В первую очередь это относится к теориям «элиты» и «массового общества». Среди их авторов — выходцы из разных стран, например француз Г. Лебон, итальянцы В. Парето и Г. Моска, немец М. Вебер, испанец X. Орте-га-и-Гассет.

Конечно, теории, противопоставляющие элиту толпе, имеют древнее происхождение, но в эпоху империализма, когда формировалась новая элита в виде финансово-промышленной олигархии, когда резко возросла политическая роль масс, они обрели качественно новые признаки, прежде всего воинствующий антигуманизм. Важным составным элементом элитарных теорий стала идея манипулирования массами в интересах правящих верхов.

Глубокого презрения к массам — толпе — исполнены произведения современника Ницше Г. Лебона. «Цивилизации создавались и оберегались маленькой горсткой интеллектуальной аристократии, никогда толпой,— писал он.— Сила толпы направлена лишь к разрушению» 74. Толпа руководствуется бессознательным инстинктом. Она способна воспринимать лишь упрощенные до предела идеи. Чтобы увлечь толпу, нужно обращаться не к ее разуму, которого нет, а к ее воображению. Она топчет слабых и преклоняется перед сильными: «Тип героя, дорогого сердцу толпы, всегда будет напоминать Цезаря, шлем которого прельщает толпу, власть внушает ей уважение, а меч заставляет бояться» 75. Не случайно эссе Лебона зачитывались Муссолини и Гитлер.

Итальянский социолог В. Парето в своих сочинениях в отличие от Лебона первостепенное внимание уделил не массе, а элите. Борьба элит — вот ось социальной истории; масса не более чем инструмент в их руках. Элита же, по Парето, распадается на два типа: лисиц и львов, в процессе борьбы сменяющих друг друга 76. Образы, заимствованные у Макиавелли, фактически отражают реальное чередование либеральных и консервативных методов отстаивания классового господства буржуазии. Из трудов Парето явствовало, что в первые десятилетия XX в. как раз назрела необходимость свержения слабых лисиц, делающих ставку на хитрость и маневрирование, могучими львами, предпочитающими идти напролом. Если лисиц сковывает всеразъедающий скепсис, то львы преисполнены веры и решимости — качеств, необходимых, на взгляд Парето, для спасения существующих порядков.

Рост социально-экономической и политической неустойчивости буржуазного мира порождал сомнение в стабильности и закономерности бытия в возможности предвидения хода исторических событий и процессов, т. е. если говорить в более широком смысле, в возможности познания общественной жизни. Отсюда и неверие в познавательную силу разума, иррационализм. Свойственный периоду поступательного развития капитализма культ разума уступил место иному кумиру — интуиции. Иррационализмом и интуитивизмом пропитались самые разнообразные течения реакционной культуры и философско-социологической мысли, создаваемые ими произведения и концепции.

Наиболее популярным теоретиком интуитивизма был французский философ А. Бергсон, которого в начале XX в. титуловали «князем современной философии». С Ницше Бергсона роднило то обстоятельство, что его произведения облечены в прекрасную литературную форму. Известный английский философ Б. Рассел сравнивал учение Бергсона с образной эпической поэмой, «в основу оценки которой должны быть положены эстетические, а не интеллектуальные критерии»77. Интересно, что в 1927 г. французский философ получил Нобелевскую премию... в области литературы.

Бергсон отдает предпочтение интуиции перед интеллектом потому, что, по его мнению, только благодаря интуиции и можно проникать в сущность вещей. Причем наряду с интуицией, опирающейся на научные знания, Бергсон признает и мистическую интуицию. Бергсоновский антиинтеллектуализм производил особое впечатление оттого, что его проповедовал один из самых рафинированных интеллектуалов эпохи. Возможности интеллекта, по Бергсону, ограничены в основном познанием неодушевленной материи, а жизнь, вообще все живое познается посредством интуиции. Если свойствами интеллекта являются умозрительность, пассивность, то свойствами интуиции — активность, действие. «В целом бергсонизм,— пишет советский ученый В. Н. Кузнецов,— способствовал усилению в искусстве антиреалистических тенденций, а в политике — авантюризма и волюнтаризма» 78.

Не удивительно, что в бергсонизме нашли философское оправдание стихийного политического действия французские анархо-синдикалисты. Речь идет о специфической ветви синдикалистской идеологии, которая сыграла определенную роль в процессе генезиса фашизма практически во всех романских странах. Она связана с именем Ж. Сореля, плодовитого публициста, претендовавшего на роль ученого. Взгляды Сореля отличались исключительным эклектизмом. Поэтому из его писаний извлекали ценное  для  себя и  крайне  правые,  и левацкие  элементы.

Сорель призывал рабочий класс к «прямому действию», кульминацией которого должна стать всеобщая стачка. Всеобщая стачка провозглашалась им одновременно и средством и целью. В сущности, это понятие было лишено всякого реального содержания. Призывом к всеобщей стачке следовало, по мысли Сореля, просто (вспомним Лебона) привести в движение массу, побудить ее к действию (недаром в лебоновском анализе поведения толпы Сорель находил много верного).

«Слепая вера в чудодейственную силу всякого action directe*; выхватывание этого «непосредственного воздействия» из общей социально-политической конъюнктуры без малейшего ее анализа...» — вот что характерно, по словам В. И. Ленина, для подобных взглядов 79. Следствие преклонения перед прямым или непосредственным действием — экстремизм, когда действие, активность превращаются в самоцель.

Воззрения Сореля — реакция на реформизм внутри рабочего движения и на гибкую тактику социального маневрирования, использовавшуюся либеральными фракциями буржуазии. В либерально-реформистской политике Сорель и его единомышленники видели лишь признак вырождения буржуазии, ее слабости, а между тем это был эффективный метод отстаивания ею своего классового господства. Синдикализм же мог противопоставить ей лишь   революционаристскую   фразеологию,   абстрактные лозунги.

«Размышления о насилии» — таково название самой известной книги Сореля, увидевшей свет в 1907 г. Правда, точнее ее можно было бы озаглавить «Апология насилия». Причем прославлялось насилие вообще, независимо от того, с какой стороны оно исходило и какие цели преследовало. Чем воинственнее буржуазия, утверждал Сорель, тем воинственнее рабочий класс. В качестве средства для стимулирования воинственного духа буржуазии, с точки зрения Сореля, подошла бы «большая война, которая смогла бы опять вызвать приток энергии» 80.

Немало точек соприкосновения имелось не только между взглядами Сореля и Лебона, но и Парето. С итальянским социологом Сорель находился в дружеских отношениях, поддерживал с ним регулярную переписку. Кроме общей ненависти к парламентарной демократии, их сближал элитаризм, который особенно наглядно проявлялся в презрении синдикалистского идеолога к массе.

Показателен тот факт, что Сорель нашел общий язык и с наиболее активными элементами «Аксьон франсэз». Духовным сыном Сореля, причем любимым сыном, не без основания называл себя один из родоначальников французского фашизма — Ж. Валуа, выходец из синдикалистских рядов. В 1912 г. Валуа создал кружок имени Прудона из синдикалистов и националистов. По его сло-

-----------

* непосредственного воздействия.

----------

вам, этот кружок являлся прообразом основанного им позднее, в 1925 г., «Фэсо» — первой организации во Франции, открыто назвавшей себя фашистской.

Среди тех, кому фашизм обязан своим идейным «богатством», Муссолини называл прежде всего Сореля. «Теоретик синдикализма способствовал своими грубыми теориями о революционной тактике формированию дисциплины, энергии и мощи фашистских когорт»,— писал близкий приспешник Муссолини Д. Гранди в предисловии к книге Г. Сантонастазо «Сорель», опубликованной в 1929 г. Сам Сантонастазо приписывал Сорелю заслугу в произнесении «нового слова... против всякого демократического вырождения и гуманитарных искажений всех тех, кто любит всеобщее лобызание» ".

Колониальная лихорадка, острейшее соперничество империалистических держав создавали благоприятную почву для процветания социал-дарвинистских, геополитических и откровенно расистских концепций разного толка. К концу XIX в. приобрели популярность писания расистских идеологов вроде де Лапужа, графа Гобино, X. С. Чемберлена. Впоследствии гитлеровцы открыли в Страсбурге музей памяти французского графа, доказывавшего право на господство арийской расы. Чтили Гобино и американские расисты. Англичанин X. С. Чемберлен подлинную родину нашел в Германии и незадолго до смерти успел дать свое старческое благословение нацистам.

Научную несостоятельность социал-дарвинизма убедительно раскрыл Ф. Энгельс: «Все учение Дарвина о борьбе за существование является просто-напросто перенесением из общества в область живой природы учения Гоббса о bellum omnium contra omnes * и учения буржуазных экономистов о конкуренции наряду с мальтусовской теорией народонаселения. Проделав этот фокус... опять переносят эти же самые теории из органической природы в историю и затем утверждают, будто доказано, что они имеют силу вечных законов человеческого общества» 82.

Если в домонополистическую эпоху социал-дарвинизм служил обоснованием для свободной конкуренции индивидуумов, то с переходом к империализму его постулаты стали теоретическим оправданием борьбы между нациями

--------------

* Война всех против всех.

-------------

и расами. В результате вульгаризации дарвиновского учения социал-дарвинистами  «выживание наиболее приспособленных» стало трактоваться как отбор более полноценных в расовом отношении, а «борьба за существование» прямо отождествлялась с войной. Но социал-дарвинизм не только подводил наукообразную теоретическую базу под внешнюю   экспансию,   его   положения  использовались   и как аргументы в пользу всевластия монополий. «Социал-дарвинизм,— пишет  леволиберальный  западногерманский историк Г. У. Велер,— оправдывал предпринимательский абсолютизм на производстве  и  решительное отклонение всякой социальной политики, как гуманистической химеры, совершенно бессильной перед лицом железного закона природы»83.  Социал-дарвинизм истолковывал   расовые и социальные различия как естественное следствие закона «борьбы за существование», а рабочее движение и национально-освободительную   борьбу   колониальных   народов низводил  до  уровня  бессмысленного  сопротивления  все тому же железному закону.

Примером усиленного культивирования социал-дарвинизма в Германии может служить факт проведения в 1900 г. под патронатом Ф. Круппа конкурса на лучшее сочинение по теме «Чему нас учат принципы социал-дарвинизма применительно к внутриполитическому развитию и законам государства». Первую премию на конкурсе получило эссе В. Шальмайера, в котором правовые и моральные проблемы рассматривались с точки зрения борьбы за выживание, а главная мысль сводилась к тому, что всякое сохранение слабых, неполноценных ведет к всеобщей дегенерации.

Надо сказать, что поначалу к социал-дарвинизму в Германии отнеслись подозрительно, поскольку Дарвин был англичанином; англичанами были и первые интерпретаторы, пытавшиеся приспособить его учение к общественной жизни. Но довольно скоро социал-дарвинизм настолько укоренился в Германии, что стерлось клеймо его английского происхождения. Здесь он принял наиболее последовательную агрессивную форму, а самым пышным цветом расцвел в гитлеровском рейхе.

К числу родоначальников социал-дарвинизма принадлежали Б. Кидд и К. Пирсон, которые провозгласили англосаксов самой жизнеспособной расой, в силу естественного отбора доказавшей свое право на мировое господство. Эта концепция была популярна не только среди соотечественников Кидда и Пирсона — английских джингоистов, но и по другую сторону Атлантики, в США. Там книга Кидда «Социальная эволюция» вышла огромным по тому времени (1894—1895 гг.) тиражом — 250 тыс. экземпляров.

В сочинениях американского историка Д. Барджесса идея превосходства англосаксонской расы приобрела оттенок того биологического расизма, который был свойствен пангерманистам. Не случайно американский исследователь Д. Прэтт в 1936 г., когда теория и практика фашизма нашли конкретное угрожающее воплощение в большой группе стран, писал, что многие идеи Барджесса могли быть взяты на вооружение идеологами нацистского рейха 84. Наряду с Барджессом заслуживают упоминания и такие известные апологеты англосаксонской гегемонии, как Д. Фиске и Д. Стронг.

Пионерами геополитики выступили в Англии X. Мак-киндер, в Германии Ф. Ратцель — правоверный член Пан-германского союза. В США наиболее авторитетным пропагандистом геополитических концепций выступал плодовитый публицист и историк адмирал А. Мэхэн, в 1902 г. избранный президентом Американской исторической ассоциации. Автором термина «геополитика» считается близкий к пангерманским кругам швед Р. Челлен.

Сплавом социал-дарвинизма и геополитики явилась его доктрина морской мощи, приобретшая популярность в англосаксонском мире. «„Все вокруг нас находится в состоянии борьбы, „битва за жизнь", „борьба за существование" — слова настолько знакомые, что мы не даем себе труда задуматься над огромной значимостью их смысла. Повсюду одна нация противостоит другой, и мы, американцы, не являемся исключением»,— утверждал Мэхэн 85.

Геополитики и их последователи ввели в обиход миф о расширении жизненного пространства как необходимой предпосылке существования наций и государств. В социал-дарвинистском духе геополитики уподобляли государства человеческим организмам, чувствующим и мыслящим. Войны выглядели у них естественной потребностью растущих организмов, извечной формой борьбы за существование. Через последователя Ратцеля и Челлена К. Хаусгофера геополитика непосредственно вошла в фундамент идеологии нацизма и его военно-стратегической доктрины.

Эта псевдонаучная дисциплина сохраняет свою притягательность и для современных фашистов. Например, чилийский диктатор Пиночет в свое время преподавал геополитику в военном училище. Геополитические мотивы явно проступают во внешнеполитических установках чилийского фашизма.

Социал-дарвинизм и геополитика были призваны служить псевдонаучным оправданием притязаний империализма, формировать у масс убеждение в том, что империалистическое насилие — проявление неотвратимых законов природы и общества. Антигуманистическая проповедь насилия, будучи облеченной в эстетизированную форму, эффективно воздействовала на массовое сознание.

Задачу эстетизации реакционной политики в Германии особенно рьяно решали многочисленные группировки, отдельные публицисты и литераторы, принадлежавшие к идеологическому течению «фёлькише», т. е. «народническому»   (от  немецкого  слова  das  Volk — народ).

Одним из стержневых элементов идеологии «фёлькише» было понятие «народ», трактуемое как культурно-биологическая и мистическая общность. Проповедники «фёлькише» для обоснования расизма выдвинули тезис о мнимом превосходстве германской культуры, вобравшей в себя неисчерпаемое богатство немецкого народного духа, над бездушной либеральной цивилизацией остальных западноевропейских пародов.

Во взглядах приверженцев «фёлькише» отразился страх интеллигенции и мелкобуржуазных слоев перед последствиями стремительного капиталистического развития, прежде всего ростом пролетариата, его активной борьбой за свои права. Отсюда их тоска по средневековью с его устойчивой, по их мнению, социальной структурой, неторопливым ритмом жизни. Средневековье выглядело в писаниях идеологов «фёлькише» эпохой социальной гармонии, расцвета подлинно «народных» сельских добродетелей. Рельефным воплощением подобного мира идей считается так называемый крестьянский роман Г. Лёна «Вервольф», где в качестве «народной» добродетели воспета жестокость. Страницы романа заполнены кровавыми деяниями героев, живших во времена Тридцатилетней войны,— времена, которые, по словам автора, были... столь же ужасающими, сколь и прекрасными.

Идеи «фёлькише» глубоко укоренились в литературной и театральной жизни Германии, нашли отражение в разнообразных произведениях искусства. Особенно сильным оказалось их воздействие на школы, университеты, вообще сферу просвещения. Значительную часть идеологов «фёлькише» составляли неудачливые «академики», т. е. лица с высшим образованием, не нашедшие соответствующего их статусу места.

Идеологи «фёлькише» создавали видимость аполитичности своих концепций, призывая к погружению в духовную жизнь. Между тем существо их взглядов, скрытое абстрактно-мистической оболочкой, мало чем отличалось от существа взглядов самых экстремистских политических группировок.

Доказательством могут служить концепции П. Лагар-да (1827—1891) 86. Не ограничиваясь проповедью морально-этических положений, преисполненный ненависти к либерализму, Лагард выступал за консервативные социально-политические порядки. Поскольку даже политическая реальность бисмарковского рейха не соответствовала его крайне реакционным воззрениям, Лагард осуждал традиционный консерватизм, целью которого является лишь сохранение статус-кво, и взывал к консерватизму иного типа, готовому на самые радикальные меры и изменения. Германская гегемония в Европе представлялась Лагарду, как и его последователям, чем-то само собой разумеющимся. Не удивительно, что Лагард стал своего рода пророком для германских крайне правых кругов. Нацисты имели веские основания считать его одним из своих предтеч.

Нельзя пройти мимо того факта, что во время второй мировой войны специально для солдат гитлеровского вермахта была издана антология писаний этого мистика и мракобеса.

Многочисленные группы «фёлькише» пережили первую мировую войну и усердно подтачивали устои Веймарской республики, прокладывая путь «третьему рейху». У «фёлькише» нацисты позаимствовали ритуалы и символику, в частности знак свастики. Нацистское движение легко поглотило своих идейных предшественников еще до прихода к власти.

Насилие, национализм проповедовали некоторые деятели итальянской культуры. Иррационализм, мистика, садизм — все самые отвратительные элементы политической и духовной жизни — с наибольшей выразительностью проявились в даннунцианстве, которое, по словам итальянского философа Э. Тарэна, было не чем иным, как отражением убогого мировоззрения мелкой буржуазии, оснащенного громкими словами87. Г. Д'Аннунцио, популярный в свое время писатель, подвизался почти во всех литературных жанрах. А. Грамши охарактеризовал его как мастера высокопарной риторики 88. Его творчество, его образ жизни, подогнанный под ту роль, которую писатель разыгрывал перед обществом, и создали определенный даннунцианский стиль, служивший вдохновляющим образцом для кандидатов в «сверхчеловеки» из разных социальных слоев. Д'Аннунцио представал в качестве «героя», возвышающегося над толпой, стоящего над всякого рода общественными и моральными ограничениями, неустрашимого искателя приключений, кондотьера и изысканного эстета. Презирая «серую толпу», он владел искусством воспламенять ее патетическим красноречием, воздействовать на воображение людей с помощью символики и ритуалов. «Сотни тысяч итальянцев,— пишет советская исследовательница Ц. И. Кин,— видели в книгах Д'Аннунцио и в нем самом нечто героическое, игнорируя его снобизм, вульгарность, скандальную нечистоплотность в денежных делах» 89. Даннунцианский стиль был усвоен фашистами и стал для них своеобразной этической нормой поведения. Много перенял у Д'Аннунцио Муссолини. Хотя личное соперничество между этими людьми не позволило им ужиться друг с другом, тем не менее невозможно представить процесс генезиса фашизма и его восхождение к власти без Д'Аннунцио, чье влияние на различные стороны итальянской жизни сопоставимо с влиянием целых литературных течений и направлений.

В том же ключе, что националисты и Д'Аннунцио, «творили» литераторы и художники, принадлежавшие к специфической ветви международного футуристского течения. Причем именно в Италии значительная часть футуристов оказалась на реакционных позициях. «Мы хотим восславить войну — единственную гигиену мира»,— провозглашал лидер итальянских футуристов литератор Ф. Т. Маринетти, восторженный почитатель Ж. Сореля. Ему Маринетти посвятил публичное выступление в июне 1910 г. на тему «Красота и необходимость насилия».

В отличие от Коррадйни и Д'Аннунцио, воспевавших Древний Рим, Маринетти не искал идеала в прошлом: «Пусть назойливое воспоминание о римском величии будет перечеркнуто в стократ большим величием Италии» 90. Излюбленный символ Маринетти и его единомышленников — «мускулистый гигант», бездушное нагромождение мышц, призванное олицетворять «Великую Италию». Антигуманистический характер эстетики итальянских футуристов усугублялся культом машины, который переходил в культ движения, всеобъемлющей и всепоглощающей динамики. В движении растворялось все: человек, его разум, в конечном счете и техника.

Прославление голой динамики придавало Маринетти и К0 в глазах неискушенных людей видимость революционного новаторства. Фактически же Маринетти и К0 прославляли капиталистическое производство, которое изображалось мотором динамики XX в. Их претенциозная фразеология прикрывала реальные интересы «модернистской», энергичной буржуазии Севера, главным образом миланского региона.

Вместе с некоторыми другими элементами идейного багажа итальянских футуристов фашисты заимствовали у них манеру апологии капитализма, используя которую они хотели бы выглядеть модернизаторами, носителями обновленческой динамики. В наши дни находятся буржуазные историки, которые, опираясь на такого рода фашистскую пропагандистскую трескотню, пытаются представить фашизм «модернизаторским», способствовавшим социально-экономическому прогрессу движением.

В Англии миссию эстетизации империалистического насилия эффективно выполняли писатели-джингоисты, среди которых выделялись Р. Киплинг и Р. Хаггард. Их произведения воспевали войну, жесткую военную дисциплину, прославляли колонизаторскую миссию белого человека.

Эта империалистическая литература искусно навязывала массам те ценностные представления, которые устраивали верхи. Огромные тиражи «колониальных романов», остросюжетных, нередко отличавшихся несомненными беллетристическими достоинствами, уже тогда создавали фундамент формирования «массовой культуры». Литература такого типа могла выглядеть еще более привлекательно  на   фоне  туманных   аллегорий  символизма, расслабленной изысканности декаданса. Особенно много поклонников во всем мире нашло творчество Р. Киплинга.

«Войны, насилие, даже шпионаж,— пишет советский ученый Л. Е. Кертман,— поэтизируются Киплингом, коль скоро они служат интересам Британской империи. А так как все это делается с незаурядным талантом, да еще с подчеркнутой оппозицией изнеженным снобам лондонских салонов, художественная пропаганда империалистической колониальной политики оказывала немалое влияние на широкие слои населения» 91.

Потерпев ряд политических поражений, французские реакционеры пытались взять реванш в сфере культуры. Осуществить эти планы им в полной мере не удалось, но все же реакционная идеология играла заметную роль в духовной жизни Франции. В эпицентре духовной реакции находилась все та же «Аксьон франсэз», через которую с особой четкостью просматривается взаимосвязь между генезисом фашизма и кризисом буржуазной культуры. Эта организация излучала волны мощного интеллектуального воздействия, распространившиеся далеко за пределы Франции.

У лидера «Аксьон франсэз» Ш. Морраса политические и эстетические воззрения нередко сливались воедино. Поэтому его политические идеи представали в эстетизиро-ванной форме, а эстетические воззрения были насквозь политизированы. Их лейтмотив — возрождение ценностей классицизма, своего рода неоклассицизм. Все, что не укладывалось в каноны этого неоклассицизма, клеймилось презрением как «романтизм», который политически ассоциировался с революцией, либерализмом, анархией — короче говоря, с потрясением устоев. Неоклассицизм у главных его глашатаев — Морраса и Барреса — политически идентифицировался с «твердым порядком», строгой иерархией, т. е. фактически с режимом диктаторского типа.

Моррас и Баррес приобрели довольно прочную репутацию борцов против декаданса, который они отождествляли с романтизмом, включая в эту рубрику все неугодные им явления культуры, в том числе и прогрессивные. Вообще для них не существовало современного искусства — Ван-Гога и Пикассо, Равеля и Дебюсси. Политический консерватизм органично сочетался с консерватизмом культурным. Неоклассицизм моррасовского образца, будучи порождением кризиса буржуазной культуры, паразитировал на этом кризисе, выступая в качестве защитника ценностей классической культуры от упадка.

«Моррас,— пишет американский историк М. Кёртис,— был доминирующей фигурой в неоклассицизме и мог бы назвать среди своих интеллектуальных учеников Т. Э. Хью-ма, Э. Паунда и Т. С. Элиота» 92. Как известно, и Элиот, и Паунд, оба выдающиеся поэты, впоследствии оказались среди идейных сторонников фашизма, а Паунд опустился даже до прямого сотрудничества с людьми Муссолини. Характерно признание Элиота, сделанное им в 1928 г.: «Большинство концепций, которые могли привлечь меня в фашизме, я, кажется, уже нашел в трудах Шарля Мор-раса» 93.

Антигуманизм, нараставший в среде определенной части верхов английского общества, в его интеллектуальной элите, ненависть к демократии, отождествляемой с беспорядком, разрушением устоев, приобрели программный характер у Т. Э. Хьюма. Эстетические воззрения Хьюма не отличались особой оригинальностью, в них можно обнаружить влияние Бергсона, Ницше, Морраса. Интересно, что именно Хьюм перевел на английский язык «Размышления о насилии» Ж. Сореля. Во введении к своему переводу он отмечал близость между Сорелем и «Аксьон франсэз» как политическую, так и эстетическую. Особенно выделял Хьюм то обстоятельство, что их общей эстетической платформой являлся классицизм. Представления самого Хьюма о классицизме в принципе были идентичны моррасовским.

Проповедуя жесткий порядок классицистского типа, Хьюм обрушивался не только на хаотическую неупорядоченность декаданса, но и имел в виду сферу политики:

«Человек по своей природе плох, и он способен достигнуть чего-либо лишь благодаря дисциплине — как этической, так и политической» 94 Сам Хьюм погиб во время первой мировой войны, но среди тех, кто разделял подобные взгляды, нашлось позднее немало почитателей «твердого порядка» муссолиниевской Италии и даже гитлеровского рейха.

Влияние Хьюма испытали те англо-американские   писатели,   которые   в   20—30-х   годах   составляли подразделение пресловутого «литературного иностранного легиона» фашизма.

Основной смысл обращения к культурно-идеологической сфере заключается не столько в распознавании контуров идей и концепций, в том или ином виде усвоенных и использованных фашистами, не в поиске идейных предтеч фашизма, сколько в раскрытии влиятельных тенденций духовной жизни, способствовавших вызреванию эмбрионов исследуемого явления.

Конечно, было бы упрощением видеть прямых предшественников фашизма в тех крупных представителях реакционной буржуазной культуры и философско-социоло-гической мысли, произведения которых существенным образом влияли на духовный климат эпохи.

Надо сказать, что большинство фашистских лидеров и идеологов вообще стояли в стороне от культуры, в лучшем случае кое-кто из них подхватывал обрывки реакционных философских или эстетических концепций, причем чаще всего не из первых рук. Наиболее органично вошли в фашистский арсенал всякого рода социал-дарвинистские и расистские идеи. Но это отнюдь не снимает исторической ответственности с реакционных мыслителей, литераторов, художников. Их деятельность не только симптом, но и один из источников всеобъемлющей империалистической реакции.
Д-р Йозеф Геббельс “Расовый вопрос и всемирная пропаганда”
Posted on Ноябрь 2, 2012 by nazisozi
http://nazisozi.wordpress.com/2012/11/02/-------/
Партийный съезд в Нюрнберге 1933 г.

Партийный съезд национал-социалистов в Нюрнберге проходил под флагом развязанного против Германии всемирного еврейского бойкота. Д-р Геббельс 2 сентября 1933 г. основательно обосновывал перед всем руководством НСДАП отношение Партии к еврейскому и расовому вопросам, а также рассказывал о низменных средствах и методах, несущих опасность, всемирной еврейской пропаганды против Германии и против всего остального мира.

Национал-социалистическая революция – это типично немецкое явление. Её масштаб и историческое значение могут быть сравнимы с иными великими событиями в истории человечества. Было бы неверно и обманчиво сравнивать эту революцию с другими преобразованиями в недавней европейской истории. Верно, что она несёт в себе их импульсы, энергию и возможно даже методы, за немногими исключениями. Но её основы, цели, а поэтому и результаты абсолютно отличаются. Скорее всего, она бы не свершилась, не будь войны и ноябрьского восстания, по крайней мере, с такой же скоростью и силой.

Версальское анти-мирное соглашение стояло на своём. Бедность, безработица, отчаяние и распад были спутниками через все взлёты и падения. Доведённый до совершенства демократический парламентаризм, который сегодня кажется почти гротескным, нашёл своё последнее и самое высокое выражение. Всё это подготовило почву для прихода к власти национал-социализма. Мы достаточно часто повторяли нашим противникам, что хотя мы и использовали их оружие и правила в своих целях, у нас с ними не было ничего общего ни в интеллектуальном смысле, ни с точки зрения политики. Наоборот, нашей целью было использовать эти средства, чтобы вывести и покончить с ними их же методами, уничтожив в итоге их теории и политические руководства. И в теории и на практике национал-социализм выступает против либерализма.

Точно так же как и либерализм, после французской революции стал оказывать воздействие на все нации и народы, в зависимости от их характера и нрава, то же самое верно и сегодня в отношении сил, противостоящих ему. Немецкая демократия всегда выступала в роли игровой площадки европейского либерализма. Его врождённое стремление к чрезмерному индивидуализму всегда было чуждо нам, потерявшим любую связь с реальной политической жизнью после войны. Он не имел ничего общего с народом. Он не был выразителем всей нации, но при этом втягивал в бесконечную войну между интересами, которые постепенно разрушали национальные  и социальные основы существования нашего народа.

Национал-социализм смог преодолеть это непрерывное состояние духовных, экономических и политических кризисов лишь потому, что немецкий народ сам вернул себе самообладание и нашёл политическую идею и организацию, которая соответствовала характеру немецкой нации. Национал-социализм – абсолютно немецкое явление. Он может быть познан в рамках немецких условий и действий. Точно так же, как Муссолини однажды сказал о фашизме, что: “он не для экспорта”.

Тем не менее, мы рассматриваем национал-социалистическую революцию как событие, затрагивающее  весь мир. К тому же решение немецкого вопроса не может произойти без последствий для будущего созвездия Европы. Это предупреждение для всего либерального мира, ведь Германия заменила демократию авторитарной системой, либерализм сокрушён ударами национального подъёма, а парламентаризм и партийная система – устаревшие для нас слова.

Три прошедших года доказали, что сила новой идеи обладает большей энергией, чем возможности устаревшего мировоззрения, даже когда оно оказывает сопротивление с помощью государственного аппарата. Новый вид власти был установлен в каждой сфере общественной жизни Германии.

Безумной веры в равенство, которая нашла своё самое глупое выражение в политических партиях, больше нет. Принцип единоначалия сменил мнение общественного идиотизма. Единая немецкая нация родилась, несмотря на все родовые схватки. Неудивительно, что те, кто извлекал выгоду из системы парламентаризма, покинули своё пристанище, когда увидели, что национал-социализм твёрдо обосновался. Они решили продолжить свою деятельность за пределами наших границ. Это вовсе не означает, что они отреклись от Германии. Они верят, что их час прибудет ещё не скоро, но они, в конечном счёте, вернутся обратно.

Они делают всё, что могут, чтобы доставить Рейху внутренние и международные проблемы. Эти с головы до пят пацифисты без стеснения взывают к кровопролитной войне против Германии через иностранные газеты, которые пока что не достаточно благоразумны, чтобы выкинуть их со своих мест.

Невозможно понять всю эту ситуацию не понимая значения расового и еврейского вопросов.

Национал-социалистическое правительство не может проигнорировать всё это. За границей наши законы подвергают жёсткой и зачастую необоснованной критике, прежде всего со стороны международного еврейства. Но нельзя забывать, что разрешение еврейского вопроса правовыми способами было наиболее удачным. Или правительство должно было следовать принципам демократии и принимать во внимание мнение большинства, позволив народу самому разрешить эту проблему?

В истории никогда ещё не было революции менее кровопролитной, более дисциплинированной и более организованной, чем наша. Пытаясь разрешить еврейский вопрос и приблизиться к нему на основании закона, впервые в истории Европы, мы лишь следуем духу времени. Защита от еврейской опасности – лишь часть нашего плана. Когда это станет единственной проблемой, рассматриваемой национал-социализмом, просчитается именно еврейство, а не мы. Оно попытается настроить весь мир против нас в скрытой надежде вернуть себе потерянную территорию.

Подобная надежда не только тщетна, но она также несёт с собой ряд опасностей и трудностей для евреев. Она не может опровергнуть доводы нашей политики не только перед всем миром, но и перед самими собой. Дискуссия приобрела градус, имея как в ближайшем, так и в отдалённом будущем, вероятность возыметь чрезвычайно неприятные последствия в отношении еврейской расы.

Рихард Вагнер однажды назвал еврея “гибким демоном упадка человечества”, а Теодор Моммзен вкладывал тот же самый смысл, когда рассматривал их как “ферменты разложения”. Ариец же напротив рассматривает себя как творческую натуру. Возможно, имеет место некая трагедия, присущая лишь природе евреев, но наша ли вина в том, что эта раса пагубно влияет на другие народы и является источником постоянной угрозы для их внутренней и внешней безопасности?

Коренные различия между двумя расами стали источником неоднократных вспышек ноябрьских лет. Пока евреи анонимны, от них не исходит опасность. Когда же они выходят на свет расовая проблема становится острой и требует правильного решения. Мы конечно же не считаем евреев единственными виновниками немецкой духовной и экономической катастрофы. Все мы знаем и о других причинах, приведших к упадку нашего народа. Однако мы имеем храбрость признать их роль в процессе и назвать их поимённо.

Какое-то время было трудно убедить в этом людей, поскольку общественное мнение было целиком в еврейских руках.

На Берлинской сцене, на которой выступают евреи, члены Стального Шлема, произнося слова “Долой грязь!”, вымели оттуда кучу мусора. Еврей Гумбель говорил о погибших на войне, как о “павших на полях позора”. Еврей Лессинг сравнивал Гинденбурга с серийным убийцей Хаарманном. Еврей Толлер сказал, что героизм был “самым глупым идеалом”. Еврей Арнольд Цвейг сравнивал немецкий народ с “ордой, с которой необходимо сорвать маску”, а также с “животной энергией вековечной свиньи” и называл его “нацией газетных читателей, стадом голосующих, бизнесменов, убийц, демонстрантов, любителей оперетты и бюрократических трупов”.

Удивительно ли, что немецкая революция разорвала этот невыносимый хомут? Если далее посмотреть на отчуждение немецкой интеллектуальной жизни международным еврейством, которое коррумпировало немецкое правосудие, приведя его в итоге к тому, что из пяти судей немцем был лишь один, посмотреть на их поглощение медицинских профессий, на их господство среди университетских профессоров, в общем, на тот факт, что интеллектуальные профессии были заняты евреями, то необходимо согласиться, что ни один народ с каким бы ни было самоуважением, не мог долгое время терпеть всё это. Это было лишь актом национального обновления, когда национал-социалистическая революция приняла меры в данной области.

Люди за границей зачастую не имеют представления о реальных причинах немецкого законодательства касательно евреев. Статистика – наиболее убедительна в данном случае.

Тем не менее, в начале нашей работы мы сдерживали себя. У нас были более важные задачи, прежде чем взяться за вопрос из такой большой области. В том, что разрешение вопросов обернулось в иной последовательности, полностью заслуга еврейства. Пропаганда бойкота и злодеяния, которые они вытворяют в других странах, были попыткой международного еврейства завоевать общественное мнение в этих странах, с помощью которого они пытались помешать нам овладеть всей Германией. Они пытались соорудить препятствия для возрождения Германии за счёт международного бойкота и сделать его невозможным.

В итоге в этот критический момент мы предприняли контр-бойкот. И действительно их расовые соплеменники, всё ещё проживавшие в Германии, понесли потери благодаря своим зарубежным друзьям, пытавшимся доставить нам трудности. Они создали лишь экономические трудности для своей расы. Мы можем предсказать будущие последствия для евреев. Мы не будем предпринимать никаких действий по их поддержке, они – всего лишь плод времени. Большинство мыслящих евреев уже поняли, что они сделали, прежде всего, для тех, кто остался в Германии, затронув их прямым образом. Они выкрикивали свои предупреждения. Но они не могли бороться с радикальным крылом и в итоге должны были принять этот курс несмотря ни на что. Это радикальное крыло нанесло чрезвычайно сильный удар по мировому еврейству и его союзникам. Они подняли еврейскую проблему на множестве дебатах, в ходе которых были получены неутешительные для них результаты. Сила евреев заключается в их скрытности; если они теряют её, то результаты всегда пагубны для них.

Недавняя сионистская конференция в Париже показывает, что в столь плачевную ситуацию мировое еврейство было ввергнуто благодаря радикальному крылу. Когда одна из многих еврейских общин больше не едина, когда существуют лишь бесплодные дебаты, это – знак того, что еврейская власть стоит на шаткой почве. А это уже чревато последствиями для евреев.

Эти события демонстрируют расовую проблему со всей её сложностью. Она не исчезнет, пока народы Европы не разрешат её. Она будет разрешена, когда люди ради собственной безопасности сделаю то, что для этого необходимо.

Наша страна всё ещё пребывает под мировым бойкотом международного еврейства, даже если он и не столь откровенный, как раньше, но нам достаточно продуманно угрожают и постепенно приводят в действия всемирный сговор. Борьба против молодой Германии – это борьба Второго и Третьего Интернационала против нашего авторитарного государства. Страны, которые позволяют или способствуют этому, зачастую ошибочно полагают, что таким образом они снижают, причиняющую им беспокойство, конкурентоспособность Германии на мировом рынке. Тем самым беря на себя и своё будущее угрозу, которую мы устранили.

Они могут делать всё, что хотят; Германия преодолела угрозу. Она сделала радикальные шаги для того, чтобы выдворить большевизм и его идеологическое содержание в соответствии со своими расовыми концепциями.

Если наша борьба с анархией приводит к расовой проблеме, превращающейся в мировую проблему, которой мы вовсе не хотели, то тем лучше для нас. Заговор, задуманный против Германии, не приведёт к нашему краху, но неизбежно откроет глаза всем народам мира.

Позвольте мне в конце сказать несколько слов о мерах, которые мы принимаем против всеобщей пропаганды, направленной против нас. Очевидно, что такая значительная кампания против мира и безопасности в Германии не может остаться без ответа. Всеобщей пропаганде против нас будет отвечено всеобщей пропагандой в пользу нас.

Мы знаем, что такое пропаганда, её силу, способы и средства. Мы не изучали этого в школе, но научились благодаря практической деятельности. Наша неутомимая просветительская деятельность преуспела в том, чтобы объединить католиков и протестантов, крестьян, средний класс и рабочих, баварцев и пруссаков, в единый немецкий народ. Мы объединили силу убеждения с силой идеи. Мы рассчитывали лишь на самих себя, подчиняя себе государство с помощью силы веры и силы слова. Кто не верит в то, что мы сможем убедить мир в искренности наших действий? Невозмутимое представление нашего положения, возможно, не завоюет симпатии, но оно, по крайней мере, приобретёт растущее уважение. Правда всегда была сильнее, чем ложь.

Правда о Германии достигнет других наций, в том числе и касательно расового вопроса. Мы выполнили всё, что было необходимо, и поэтому выполнили свой долг. Мы не должны бояться осуждения всего мира.

Миру от всего сердца вручили приглашение прислать своих журналистов и делегатов в Германию. Чтобы они лично смогли увидеть храбрость и решительность правительства и народа устранить последние остатки войны и ноябрьского восстания и установить баланс сил, который гарантирует Германии её существование, честь и хлеб насущный. Ни у кого, кто видит эту нацию в труде, не может быть сомнений относительно её будущего. Чем больше иностранцев посетит нас, тем больше друзей приобретёт молодая Германия.

Наше внешнее положение аналогично внутреннему в момент, когда мы начинали. Те, кто приходил тогда на наши собрания были поражены резким контрастом между тем, что писали о нас вражеские газеты и тем, кем мы были в реальности. Сегодня те, кто решился посетить Германию, приобрели тот же самый опыт. Их опыт станет началом уважения. Любой порядочный, думающий и объективный человек, откуда бы он не прибыл, будет искать людей и правительство, пытающихся преодолеть трудности послевоенного периода с помощью собственных сил и тех, кто берётся за разрешение проблем, сталкиваясь с ними с несгибаемой и мужественной гордостью. Мы должны продемонстрировать миру то, что однажды показали другим партиям: мы никогда не падаем духом.

Сдержанность, чёткость, твёрдость и благопристойность – достоинства, которые на наш немецкий взгляд, желает увидеть весь мир. Нет ничего невозможного. То, что кажется невозможным, может стать возможным благодаря силе духа.

Германия не станет законодателем в расовом вопросе; наоборот, будущее нашего народа зависит от его разрешения. Как и во многих других областях, здесь мы также станем первооткрывателями для всего мира. Наша революция имеет огромное значение. Мы хотим, чтобы она нашла ключ к мировой истории в разрешении расового вопроса.

Источник: Dr. Joseph Goebbels, “Signale der neuen Zeit” (1940), s. 208-220.
http://nazisozi.wordpress.com/2012/11/02/-------/
Переводчик: Heiko NS.
ВЕЧНАЯ РЕЛИГИЯ ПРИРОДЫ (БЕН КЛАССЕН, 1973)
Расовый социализм
В своем безумном, бесконечном стремлении заглушить и подавить здоровые, естественные инстинкты Белого
Человека, жиды приложили много сил к тому, чтобы запутать нас и сбить с толку относительно вещей жизненно важных для
нашего выживания. Я уже упоминал хаос, который жиды внесли в наши понятия о расовой верности и религиозной
ориентации.
Другая идея, относительно которой Белый Человек безнадежно заблуждается – социализм или коллективизм. Эта
идея была оболгана и извращена жидами, коммунистами и кошерными консерваторами до такой степени, что под ярлыком
«социализма» они подавали все что угодно. Поэтому мне хотелось бы дать здесь определение того, что понимает Всемирная
Церковь Создателя под словом «социализм». Для нас «социализм» значит «организованное общество», точка. Государственная
собственность на средства производства абсолютно не обязательна, как не обязательна и конфискация частной собственности. Наоборот.
Здесь нужно четко прояснить: мы, члены Всемирной Церкви Создателя, против владения государства основными
средствами производства, такими как фермы, фабрики, магазины и т.д. Мы – за обладание людей частной собственностью. Мы
верим, что есть целый ряд функций, которые эффективно могут выполняться только организованным обществом в целом.
Сюда мы относим автострады, аэропорты, морские порты, национальную оборону, силовые ведомства и многое другое.
Мы не заинтересованы в постоянных догматических спорах относительно политических ярлыков, в бессмысленной
битве за которые Белая Раса веками разрывала себя на части. Мы не собираемся делать «священную корову» и из капитализма
или частной собственности. Не готовы мы и до последнего дыхания отстаивать «демократическую» форму правления, такую
дорогую для кошерных консерваторов.
Все эти слова – чистая теория. Для нас же важно другое – какой тип организованного общества наиболее
жизнеспособен и практичен для выживания Белой Расы? Здесь мы приходим к основам нашего религиозного кредо: «Что
лучше для Белой Расы?»
Внимательно присмотревшись к традиционным политическим идеям, мы обнаруживаем, что ни одна из них не
отвечает основному требованию нашей религии. «Республиканская» форма правления дискредитировала себя за последние двести лет. Хотя древние Римляне отбросили эту пустышку еще на заре Новой эры. Однако она стала крайне эффективным средством, при помощи которого жиды безнаказанно обирали, грабили и разрушали Белую Расу. Кошерные консерваторы возразят, что «настоящая республиканская идея была извращена и превратилась в «демократию», и что все наши проблемы из-
за демократов». Однако это – по максимуму полуправда. На самом деле разница между «республиканством» и «демократией» -
лишь в семантике. На практике, оба эти учения приводят к диктату толпы, когда отбросы общества правят лучшими
представителями народа, когда паразиты множатся и уничтожают продуктивный элемент.
Основой демократии (как впрочем и республиканства) есть двух(и более)-партийная система,вкоторойоднапартия
все время противостоит другой (или другим). Это – воплощение старинного жидовского способа «разделяй и властвуй». На
практике это значит, что какими бы срочными и важными не были проблемы, за их решение партии примутся лишь после того,
как выяснят отношения между собой. Но даже когда большинством голосов решение принято, всегда остается группа
несогласных, протестующая, блокирующая и всеми силами срывающая выполнение принятого решения.
Рядовой участник «демократического процесса» управления государством понимает в тысячах переплетенных между
собой проблем и факторов не больше, чем пассажир супер-авиалайнера в управлении этим гигантским самолетом, вести
который под силу лишь хорошо подготовленному профессионалу. Абсолютное неведение о значении и особенностях проблем,
по которым наш рядовой участник «демократического процесса» голосует, делает его голос не просто бесполезным, но и более
того – опасным.
Мы, члены Всемирной Церкви Создателя, верим не в демократию, но в Расовый Социализм – командную работу под
руководством наиболее выдающихся лидеров, возведенную до уровня искусства ради благосостояния всей Расы. Расовый
Социализм включает в себя лучшие элементы, как командной работы, так и внутреннего состязания.
Такие понятия как «командный дух», желание «болеть» за свою команду считаются позитивными даже в
современном прогнившем обществе. В нашем понимании Расовый Социализм – это командный дух всей объединенной Расы,
работающей в едином ритме ради достижения общего результата.
А теперь давайте взглянем на «частное предпринимательство». Это – теоретический миф и преднамеренный обман.
Любой, кто в детстве играл в «Монополию», прекрасно помнит, что конечным результатом полностью освобожденного
предпринимательства всегда становится один: один из игроков получает полный контроль над всем – домами, землями,
заводами, банками.
Это же происходит в реальной жизни. На банальном примере это можно проиллюстрировать так – крупная компания,
скажем, Стандард Ойл, предоставь ей правительство право полного «свободного предпринимательства», вскоре вытеснила бы всех конкурентов с топливного рынка и стала монопольным владельцем этого сектора экономики. Ничто не мешало бы ей
пойти дальше и стать единственным производителем и поставщиком топлива во всем мире. При помощи своих гигантских
финансов и грамотной стратегии такая компания вскоре завладела бы каждым нефтеперерабатывающим заводом, каждой
заправочной станцией. Следующим ее шагом стало бы продвижение в банковский бизнес, венцом которого стало бы владение этой компанией всех банков мира. Покончив с банками, она занялась бы скупкой промышленных предприятий,
электростанций и т.д. Овладев всем миром, такая компания смогла бы поставить каждого жителя нашей планеты в полную
зависимость от своей воли.
Это – «свободное предпринимательство» в чистом виде, то «свободное предпринимательство» о котором так любят
заботиться кошерные консерваторы.
В общем-то, это – именно то, что происходит сейчас в мире. Только вместо Стандард Ойл, всем миром пытается
завладеть жидовский Банковский дом Ротшильда и участники возглавляемого им всемирного жидовского заговора. Они
владеют не только почти всем имуществом и финансами мира, они владеют практически всеми правительствами мира.
В нашей книге мы постоянно называем их всемирным жидовским заговором. Но важно понимать, что в число
заговорщиков входит почти вся жидовская раса, слепо следующая заветам Талмуда.
Поэтому из уроков истории мы выносим следующий вывод: ни «республиканская» форма правления, ни «свободное
предпринимательство», ни наша хваленая конституция не спасут Белую Расу от монгрелизации и уничтожения.
Чтобы выжить и распространяться Белая Раса должна а) объединиться, б) организоваться, в) исповедовать Расовую
Верность и г) обладать религией, охватывающей все, перечисленные выше аспекты.
Поскольку я уже дал определение социализма как организованного общества, очевидно, что Белые люди должны
обладать своим социальным государством. Далее, нам нужно построить Расовый Социализм, то есть государство,
организованное для защиты и продвижения жизненных интересов Белой Расы и только Ее. Оно должно строиться на расовом
основании.
Кроме того, мы, члены Всемирной Церкви Создателя, верим в гармоничное объединение нашей Церкви и нашего
Государства. Мы верим, что Белому Обществу лучше будет служить комбинация, где расовое правительство и расовая религия слились вместе для защиты интересов Белой Расы. Мы считаем, что разделение церкви и государства, так превозносящееся в современном мире, - одно из самых вредных явлений в жизни наших нардов. Ведь можно задать вопрос: «Как может один и тот же человек ходить в церковь, где его учат «не противиться злу насилием» и «подставлять другую щеку», а потом
поддерживать государство взимающее со своих граждан огромные подати для обеспечения национальной безопасности и все
увеличивающегося полицейского аппарата?» В этом просто нет смысла. Либо ты веришь в самозащиту, либо – нет. Как один и
тот же народ может одобрять миллиардные расходы своего правительства для защиты от внешних врагов, а потом идти в
церковь и проповедовать «люби врагов своих»? Это – просто смешно. Для такого государства нужен народ с расщепленным
сознанием, народ-шизофреник, верящий в возможность нахождения сразу по обе стороны ограды.
Нет никакой пользы и от раскола Белого Народа на тысячи различных религиозных течений. Ведь каждая конфессия
находится в состоянии вражды со своими оппонентами, что зачастую заканчивается религиозными войнами и братоубийством,
как в современной Ирландии или в любой из сотен религиозных войн прошлых столетий.
Мы, члены Всемирной Церкви Создателя, стремимся к объединению Белой Расы на том очевидном основании,
которое является для нас безоговорочной догмой – «Как лучше для Белой Расы?»
Путь к этому мы видим, в первую очередь, в гармонизации целей и философии нашего государства с целями и
философией нашей религии. Верить в то, что разнонаправленные усилия государства и церкви принесут позитивный результат
– просто идиотизм.
Мы верим в организованное общество; мы верим в религию, своим основанием имеющую интересы Белой Расы; мы
верим в Белую Расу объединенную под знаменем такой религии, а не расколотую на сотни враждующих между собой
христианских течений; мы верим в то, что наше государство должно находиться в гармонии с нашей религией, и базироваться
на том же расовом основании. И далее – мы верим, что такое государство и такое организованное общество могут эффективно
функционировать лишь в том случае, если они управляются при помощи Принципа Лидерства.
Вот это мы называем Расовым Социализмом.
Чтобы правильно понять что такое социализм, нам для начала необходимо сорвать все ложные ярлыки, наклеенные
на это слово жидами, коммунистами и кошерными консерваторами.
Социализм – вовсе не воплощенное зло, в чем так стремятся нас убедить консерваторы. Это всего лишь –
организованное общество, стремящееся коллективно отстаивать свои интересы. В этом не только нет ничего плохого, это -
единственный путь цивилизованного человека к выживанию и продвижению.
Вне организованного общества мы не сможем владеть чем-либо и защищать свою собственность, строить автострады,
формировать правительства, строить школы и церкви, организовывать защиту наших границ и вообще выполнять сотни
функций, присущих цивилизованному обществу. Мы все зависим от взносов друг-друга в общую копилку общественной
структуры. Наше существование зависит от тысяч различных отраслей – железной дороги, предприятий энергетики,
промышленности, сельского хозяйства ит.д. Для того чтобы жить в сегодняшнем, крайне специализированном обществе, нам
необходимо аккумулировать совместные усилия миллионов различных людей. Именно это позволило нам создать наши
великие цивилизации. И здесь я хочу особо отметить – мы, члены Всемирной Церкви Создателя, - не против цивилизации. Мы
за цивилизацию, за цивилизацию Белого Человека.
Немаловажный факт состоит в том, что человек – существо общественное, как и многие другие виды в Природе.
Этому факту человечество обязано своим прогрессом, самим своим выживанием. Социализм – это организованное общество.
Человек так долго жил в обществе, что способность к совместному проживанию, ведению хозяйства и построению общества
стала частью наших инстинктов. Не имей мы таких инстинктов, мы и сегодня находились бы на уровне каменного века, где
каждое существо самостоятельно добывает себе пищу и защищает свою территорию – как современные аборигены Австралии.
Хотя сегодня даже у этих примитивных существ выработалось некое подобие общественной организации.
Именно когда человек начал строить и организовывать социальную структуру, организовывать, разделять и
специализировать труд, именно тогда начал он долгий путь к высшим уровням цивилизации. Именно когда один человек стал
сапожником, второй – портным, третий – фермером, четвертый – школьным учителем и т.д., именно тогда он стал частью
фантастически продуктивного, организованного общества. Без разделения труда и специализации мы до сих пор находились
бы уровне уже упоминавшихся аборигенов.
Кроме того, любой человек обладает определенной духовной потребностью принадлежать к какому-либо племени,
группе, народу. Для Белого Человека это – Белая Раса. Когда консерваторы говорят вам, что коллективизм или социализм –
воплощенное зло, и что Россия страдает в объятиях социализма – это все наглая ложь. Советский Союз – вовсе не
коллективистское государство. СССР – огромный лагерь рабского труда, стонущий под пятой тиранической жидовской
диктатуры, самой жестокой и злокозненной из все, что видел свет. Коллективистское общество – естественное образование, в
котором естественным образом определившиеся лидеры ведут свой народ и организуют его для общего конструктивного
результата. Когда представители чужой расы порабощают коренное население страны, разрушают и уничтожают его – это уже совсем не социализм.
Выдающимся примером естественного лидерства и порядка была Национал-Социалистическая Германия в 30-х годах
под руководством ее естественного лидера, Адольфа Гитлера. Германец вел свой, Германский народ к процветанию, пользуясь
безграничным доверием и любовью своих преданных земляков. Это был один из ярчайших примеров того, как народ, под
руководством естественного порядка, от Природы заложенного в его характер, достигает заоблачных высот в проявлении
своего потенциала продуктивности, созидательности и расового единства. Именно этот естественный порядок помогает
проявится лучшим качествам народа, пробуждает его стремление к процветанию и достижению высших уровней
существования. Тот период был чудесной эпохой возрождения Белой Расы в Ее лучших проявлениях. И величайшей трагедией
истории стало то, что жиды, стоящие у власти в большей части государств нашей планеты, смогли затоптать эту яркую
искорку надежды Белой Расы, вспыхнувшую во мраке.
В Германии при правлении Адольфа Гитлера средний Германец владел частной собственностью больше чем при так
называемой «демократии» Веймарской Республики. У него было больше надежд, больше личной свободы, больше
возможностей, более высокий уровень жизни. Германец жил более счастливой и конструктивной жизнью, чем при
«демократии» 1920-х или любого другого периода.
В этой книге, а особенно в первой главе, я уже ранее отмечал, что многие виды живых существ – общественные
существа, то есть, они привыкли жить в организованном обществе. Мы рассматривали сложное и эффективное устройство
пчелиной семьи. В ней каждая пчела знает, что и как именно ей нужно делать, они делают это на уровне инстинктов, и каждый
поступок пчелы служит общему благу всей колонии. Своей жизнью и работой пчела обеспечивает выживание и продвижение
своего вида в целом. Такой уклад жизни заложен в пчелу от Природы, по другому она просто не может поступать. Если пчела
попробует жить отдельной жизнью –она просто погибнет. Если ее примеру последует достаточно большое количество
сородичей – под угрозой окажется выживание всей пчелиной семьи или даже всего их вида.
На этом этапе эволюции, Белый Человек находится почти в том же положении, что и живущая в организованном
обществе пчела. Естественным укладом жизни для человека всегда был общественный – в составе племени или любой другой
социальной группы. Если бы всем людям вдруг вздумалось зажить сугубо индивидуальной жизнью – это означало бы гибель
всего общества, а затем, и всей Расы. Я повторюсь, Белая Раса на современном этапе развития превратилась в сложный
общественный организм, все функции которого тесно переплетены с его общественным устройством и зависят от действий
всех его членов. Как и в случае с пчелой, в природных инстинктах человека заложены основные черты его общества,
социальной структуры, обеспечивающей выживание человека в отдельности и всей Расы в целом.
Человеческое общество свои истоки ведет из племенного строя, а своей высочайшей точки оно достигло в недолгий,
но славный период Нациоанл-Социалистической Германии. Наша цель – пойти дальше, начав там, где Адольф Гитлер
остановил свой путь.
Естественный порядок, о котором мы говорим, имеет несколько характеристик. Первая – Расовая Верность, верность
по отношению к своему народу. Природа на инстинктивном уровне заложила в нас это качество – стремление к сохранению
чистоты Нашей Расы. Мы инстинктивно любим своих родных и инстинктивно ненавидим тех, кто без приглашения влезает в
нашу семью и пытается причинить ей вред. Характерной чертой, присущей только Белой Расе есть уважение по отношению к
женщине, обязанность защищать ее. Естественное стремление сохранить чистоту своей расы разжигает в мужчинах нашего
народа ненависть по отношению к инородцам, пытающимся загрязнить кровь Нашего Народа. Еще не так давно, в случае если
ниггер насиловал Белую женщину, правосудие было скорым и безжалостным. Как правило его вешали на ближайшем дереве.


*****
Мы, члены Всемирной Церкви Создателя, твердо верим в институт частной собственности. Мы верим, что
наивысшим образцом организованного общества была Национал-Социалистическая Германия (признавшая частную
собственность). Тем не менее, мы можем доказать, что даже общество, где все имущество находится в коммунальной
собственности, может жить и процветать, заботясь о своем народе и обеспечивая выживание и распространение Белой Расы –
но при одном условии – его освобождении от жидовского присутствия. Такой пример был в истории – движение под
названием гуттериты.
Они жили колониями по 70 – 130 душ. У них не было частной собственности. Все их имущество было общественным.
Гуттериты обладали интересной и яркой историей. Само движение зародилось в Моравии, в 1528 году, а свое имя
получило от имени одного из своих ранних лидеров, Якоба Гуттера, сожженного любящей христианской церковью на костре в
1536. К конце 16 столетия количество этой секты достигло 20000 человек. Многие черты гуттериты пронесли с собой до
наших дней – пацифизм и отстраненность от политики. Из-за своей пацифистской позиции гуттериты стали объектом нападок
армий как Австрии так и Турции во время войны 1593 года. Их постоянно грабили, уводили в плен, многих казнили. К 1622
году все гуттериты были изгнаны из Моравии. После длительных скитаний, в 1770онивсетакиполучилиприглашениеот
правительства России. Оно было принято 123 членами секты, вскоре переехавшим осваивать целинные земли Украины. Эта
группа процветала около 100 лет, пока в 1874 им отказали в освобождении от армейской службы. Снова гуттериты были
вынуждены упаковать свои чемоданы и отправляться в неизвестность. Теперь их было уже 800 человек и отправиться они
решили в Америку.
Гуттериты осели в Южной Дакоте. Здесь, столкнувшись с проблемами при приобретении крупных наделов,
необходимых для ведения общинного хозяйства, примерно половина из них отказалась от общинной жизни и получила
собственный фермерские наделы, что было значительно проще. Сохранившие верность своему учению основали три колонии
между 1874 и 1877 годами. Из трех ростков на приграничных землях возникло более 200 колоний, существующих ныне и в
западных штатах США и в западных провинциях Канады.
Сегодня эти 200 колоний состоят примерно из 20000 гуттеритов. Интересно отметить, что первоначальные три
колонии состояли лишь из 400 человек. И это при том, что гуттериты практически никогда не привлекают новобранцев извне.
Цифра в 20000 была достигнута исключительно естественным приростом их населения. Это значит, что данная группа Белых
людей увеличила свою численность в 50 раз всего за сто лет!
Нам известно, что гуттериты ведут общинную жизнь. Когда население одной колонии достигает 130 человек, она
делится и образует новую колонию, процесс очень напоминающий деление пчелиных семей.
Поскольку гуттериты не верят в частную собственность как в таковую, владельцем всего имущества является вся
община. Занимаются они только сельским хозяйством. Это предусматривает владение крупными наделами земли,
необходимыми как для животноводства так и для выращивания зерновых. Гуттериты живут в общественных домах и едят все
вместе в одной большой столовой. Они очень религиозны и в каждой колонии есть свой проповедник.
В каждой колонии есть и свой естественный лидер, руководящий трудовой деятельностью общины и ее бизнесом. У
каждого члена общины есть своя задача, которую он старательно выполняет. Вне зависимости от того, что это за работа, ее
прилежное исполнение дает человеку уважение общины и признание важности его усилий. Никому не платят никакой
зарплаты, однако все члены общины обеспечены всем необходимым.
Любой член общины имеет право покинуть ее, если захочет. Однако таких желающих не много. Члены общины
выглядят счастливыми, здоровыми и процветающими. Они несомненно счастливее, более дружелюбно настроены по
отношению к своим окружающим и обладают чувством коллективизма более, чем средний Американец.
Лично мне не хотелось бы жить в такой колонии, возможно, потому что я не был воспитан в таком духе, потому что я
верю в частную собственность, однако, здесь мы видим яркий пример того, что выжить и процветать может общество и не
признающее частной собственности. Но! Лишь в том случае, когда оно свободно от жидовского влияния. Этот пример раз и
навсегда опровергает утверждение кошерных консерваторов о том, что социализм – зло.
Еще один интересный аспект жизни гуттеритов состоит в том, что всего за сто лет они увеличили свою численность в
50 раз. Это действительно замечательно, особенно, учитывая, что достигнуто это было лишь плодовитостью и обычаем
заводить большие семьи. Особенно интересным остается тот момент, что заводя до двенадцати детей, гуттериты способны
обеспечить их нормальное питание и содержание, что дает неизбежный рост их населения, не снижающий уровня жизни и
качества расы.
Гуттериты прекрасно справляются с главной задачей, которую поставила перед нами Природа – заводить здоровое и
многочисленное потомство. Странно, но именно гуттериты оказались наиболее успешными в распространении Белой Расы и
заселении земли своими потомками. Стоит отметить, что их потомки унаследовали и лучшие характеристики Белой Расы – в
моральном, интеллектуальном, физическом и эстетическом планах. Этот пример доказывает, что Белая Раса может быть такой
же плодовитой как и любая другая.


*****
Из приведенных выше наблюдений мы делаем следующие выводы:
1. Белая Раса активнее всего процветает в организованном обществе, то есть при социализме.
2. Иного пути для выживания Белой Расы нет.
3. Белый Человек обладает врожденным чувством естественного для него уклада жизни.
4. Ключом к такому укладу есть Принцип Лидерства.
5. Понятие частной собственности не противоречит Расовому Социализму, но является его частью.
6. Только при помощи организованного общества отдельный человек может адекватно защитить свою собственность.
7. Оптимальной формой государства для Белого Человека есть социализм, при условии, что он сам контролирует
свою судьбу и защищен от деструктивного вмешательства жидов.
8. Для защиты интересов Белой Расы идеальным является гармоничный сплав государства и религии.
9. Защита от жидовского вмешательства и сохранение чистоты Нашей Расы могут быть достигнуты лишь при помощи
общественного устройства, основанием которого есть Раса.
А в следующей главе мы рассмотрим основные черты Принципа Лидерства.

Brought to you by

THE CREATIVITY MOVEMENT

Расовый Социализм от Золотой Зари
 
«Золотая Заря» (греч.: ;;;;; ;;;;, Хриси Авги, так же переводится как Золотой Рассвет) – это греческая националистическая политическая организация, которую возглавляет Николаос Михалолиакос. «Золотая Заря» выступает против иммиграции, мультикультурализма, марксизма, глобализации, либерализма, антимилитаризма и анархизма. Ее идеолгия корнями уходит в древнее спартанское общество Ликурга и Леонида. Также «Хриси Авги» выступает за массовые депортации нелегальных иммигрантов проживающих на территории Греции. Члены партии неоднократно обвинялись в расистских нападениях.

«Хриси Авги» - это еще и название газеты и журнала, публикуемых организацией.

Члены «Хриси Авги» участвовали в боснийской войне в составе Греческого добровольного отряда, который подчинялся армии Республики Сербской. Они также участвовали в освобождении Сребреницы. Позднее члены «Хриси Авги», входящие в состав отряда, получили награды от Радована Караджича.

«Хриси Авги» прекратила политическую деятельность в 2005 году из-за столкновений с антифашистами, и позже вошли в состав Патриотического альянса, который прекратил свою деятельность после того, как Михалолиакос отозвал свою поддержку. В марте 2007 «Хриси Авги» провела шестой конгресс, где партийное руководство объявило о возобновлении политической активности. На местных выборах 7 ноября 2010 года «Хриси Авги» получила 5,3% голосов в муниципалитете Афин, что дало ей одно место в Совете. В некоторыхрайонах с высоким уровнем концентрации иммигрантов, уровень поддержки достигал 20%. На парламентских выборах 6 мая 2012 года партия получила 6,97 % голосов, что дало ей право занять 21 место в парламенте. На повторных парламентских выборах 17 июня 2012 года партия получила 6,93% голосов, что равняется 18-ти местам в парламенте. Это на 3 места меньше, чем на выборах 6 мая того же года.

«Хриси Авги» характеризует себя как «Народное националистическое движение» и «бескомпромиссные националисты». Михалолиакос описывает «Хриси Авги» как организацию, выступающую против «так называемого Просвещения» и промышленной революции, и поддерживающую национал-социализм. Согласно уставу партии, «только арийцы по крови и греки по происхождению могут претендовать на членство в партии.

 

 Золотая Заря: Расовый Социализм

 

 
Расовый Социализм от Золотой Зари



 

 

 Камрады, целью данной статьи является размещение небольшого камня в фундаменте нашего «собственного» социализма. Следует отметить, что для нас расизм или национализм (поскольку для нас нация = расе) рождает социализм и наоборот. Эта связь между национализмом и социализмом является единственной истинной идеологией, которая идет вразрез с глобалистским капитализмом, потому что "национальный" капитализм не может существовать. То же относится к интернациональному мультикультурному/многорасовому социализму, несмотря на неестественные представления левых. Таким образом, национальный социализм является расовым социализмом.


Зная определенные биологические, исторические и финансовые факты, мы должны, используя честную диалектику, понять значение расового социализма. Я считаю, что мы все понимаем важность экономической и социальной системы для будущей гонки. Если мы не имеем своего идеологического самосознания, мы окажемся не в состоянии разработать достойные экономические понятия. Можно сказать, что мы не просто «золотая середина» между коммунизмом и капитализмом, мы даже не "Третий путь", мы являемся единственным способом выживания и эволюции нашей расы! Мы не простые гибриды левых и правых, мы новый вид, возникший в результате эволюции!

1) Раса и экономика.
Прежде всего, давайте уточним, что, хотя Национал-Социализм не является строго финансовой теорией, это не делает его менее способным управлять финансовыми вопросами. Напротив, это идеальное мировоззрение, определяющее экономику как результат биологической активности человека. Кроме того, тот факт, что на международном уровне у нас нет теоретиков подобных Адаму Смиту капиталистов или Марксу коммунистов, объясняется тем, что мы недостаточно извращенны, чтобы поместить финансовые законы над природными и биологическими.

То, что мы называем современной экономикой, обрело свой внешний вид на протяжении многих веков и постоянно меняло форму, потому что это неполноценное человеческое творчество, в то время как законы математики и науки, а также те, которые управляют основами мышления (логика в более широком значении) существуют вне человеческой природы и интеллекта и определяют человеческую природу и интеллект также, как и творчество человека (культура - экономика).

Национал-социализм был единственной идеологией, которая, очевидно, пыталась вернуть человека от этого неполноценного творчества к природе и развивать его. Мы единственные, кто может создать антропоцентрическую и биоцентрическую экономику, совместимую с природой человека и различных экосистем.

После того, как мы поместим человека и экономику в отведённые им места, это позволит понять, почему расизм порождает социализм. Расизм является мировоззрением, которое устанавливает выживание, размножение, а также физическую - этическую и духовную эволюцию человечества, как наиболее ценные задачи. Но что такое Раса, которую мы так любим? Это не более чем результат биологического отбора в процессе эволюции. Я объясню.

Под биологическим отбором мы имеем в виду процесс, при котором группа членов одного вида находится в процессе борьбы с иными видами, в то время как другая группа либо имеет какое то потомство либо исчезает. Они вымирают, поскольку биологический отбор определяют только гены, которые будут выживать и размножаться.

Много биологов эволюционистов считают, что героизм и самопожертвование народа за свою страну, их Расу, своих близких, вероятно, находится в связи с огромным количеством взаимных генов, которые они разделяют, поэтому жертва отдельных носителей этих генов хоть и является потерей для Расы, но уравновешивается за счёт выживания большего числа носителей расовых качеств. Также важен факт, что общие традиции, язык, обычаи возникают в основном в результате генетических факторов, которые взаимодействуют с окружающей средой в некоторой степени. Другими словами, наше взаимное гены оказывали поддержку друг другу на протяжении многих лет, и теперь ставят нас эмоционально и этически на сторону нашего общества.

Расовый Социализм от Золотой Зари

 


2) Почему расизм и капитализм не совместимы.
Неужели биологический "социализм" в нашей крови совместим с капиталистическими целями и структурой экономики? Если нет, то мы докажем, что национализм эквивалентен антикапитализму и является синонимом для социализма. Ответ очевиден.

Капитализм означает прославление прибыли, вопреки потребностям общества. Как достигается максимальная прибыль в квартальной бухгалтерской отчётности? За счёт серьёзных технологических достижений? Очень редко, потому что технология является результатом прогресса человеческих знаний, который имеет свой собственный ритм, не соответствующий скорости месячной прибыли. Вот почему в капиталистических странах (например, США) научные исследования в основном финансируются государством. Прибыли достигается за счёт сверхпотребления рабочих и сокращения их доходов (расходов на оплату труда) в каждом секторе, за исключением незначительного меньшинства капиталистов (недвижимость, банки, промышленность), которые контролируют богатство.

Поскольку сверхпотребление прекращается, в какой-то момент, из-за низкой заработной платы, кредиты и были разработаны для того, чтобы временно заполнить денежный вакуум, до тех пор, пока гражданин будет не в состоянии их погасить и не окажется в рабстве. Евреи используют эту тактику, чтобы порабощать Белых на индивидуальном уровне, а также увеличить свою прибыль на национальном уровне (см. кредиты ЕС в отношении Греции и по "вновь открывшимся" месторождениям нефти и золота, которые будут продаваться за смешные цены). Еще один способ для достижения низкой стоимости рабочей силы это неконтролируемое вторжение рабов-иммигрантов и остановка производства, где задействованы работники с высшим образованием в целях достижения пролетаризации ученых и после денационализации рабочих и крестьян через нелегальную иммиграцию.

Это напоминает нам сегодняшнюю Грецию, где большой процент неимущих греков и всех остальных работают только, чтобы погасить свои долги, едва выживают, живущие под страхом безработицы и социальной изоляции. Рабочие, безработные, а также будущие безработные (например, студенты) хотят забыть свою бедность и нищету, так что капиталистическая система даёт им развлечения. Океан информационного мусора вторгается в Народ со страшной скоростью, в основном через телевидение, но и при помощи остальных СМИ, так, чтобы рабы забыли их боль. После 10-12 часов работы почти ни у кого нет энергии, чтобы прочитать книгу, провести небольшие исследования или осознать полное и тотальное господство сионистов в каждом секторе или страшную и несправедливую тактику иммигрантов . Наша культура медленно умирает и заменяется на это барахло. Наши университеты предоставляют технические знания, такого уровня, которое не является обучением и образованием, таким образом, не представляя опасности для системы.

Это рецепт сионистов был также применен в СССР, что в результате привело ко многим годам тирании. Сейчас, ситуация мало чем отличается, правда тогда наши братья и сестры были запрограммированы так, чтобы избежать борьбы с ней. Но это другая история, и она будет анализироваться в следующий раз.

Давайте посмотрим, чем угрожает капитализм национальному обществу.
1)Это угрожает выживанию нашей Расы, потому что с бедностью и безработицей сокращается рождаемость в каждой европейской стране, относящееся к нашей Расе, где родители не будут иметь детей, если они знают, что не смогут обеспечить их должным образом, в отличие от африканцев и азиатов. Такой же угрозой для существования жизненного пространства для сохранения Расы является иммиграция и смешивание рас, вызванные и одобренные либералами.

2)Как мы можем говорить о физической, духовной и этической эволюции, когда все общественные места в спорте были заняты иностранцами, когда подросток сталкивается с угрозой для его жизни, просто выходя на улицу? Публичных библиотек очень мало, и они расположены далеко друг от друга, образования не существует, а вместо этого мы получаем обучение, то, что нужно лишь потребителям. Неудивительно, что наша Национальная Идентичность умирает с каждым днем. Здесь почти нет времени для самообразования, система требует использовать это время, чтобы работать на хозяев или усиление корпораций. Наконец, этика капитализма сильно отличается от националистической этики, потому что единственное, чему способствует эта «этика» это предательство, лизание задницы, взяточничество, проституция и другие "добродетели"!

3) Коварным и обманчивым аргументом является тот, что если в каждой системе, небольшая часть людей будет выполнить определенные обязательства, то она составит славу своего народа, укрепив физические и духовные ценности, одобренные Нацией. Это верно, но в капитализме различные представители Расы не имеют равных возможностей. Богатство может быть унаследовано в капиталистической системе! Таким образом, лучшие люди нации вполне могут осудить массы на порабощение, и редко им удаётся вырваться. Богатые уничтожают любые попытки народа, чтобы подняться. Прекрасным примером является Джордж Сорос, финансирующий врагов национализма по всему миру.

Вот немногие из разрушительных последствий капитализма в расовом сообществе. Даже само государство подрывает враждебный капитализм, потому что самые элементарные инструменты в макроэкономике, права и возможности печатать деньги теперь не принадлежат государству, но их предоставляют в кредит банкиры / ростовщики, которые дают кредиты с уголовными ставок государству, а затем шантажируют его своими антиобщественными условиями капитуляции.

Таким образом, расовое сообщество приводит к построению социальной Расы с социалистическим духом, где каждый сотрудник, является ли его работником физического труда или умственного, фрилансером или торговцем или бизнесменом, жертвует что то на благо общества. Только таких солдат, собранных в фалангу, мы называем Нацией, а те, кто не желает служить своему народу, будут отделены от него. Люди приходят и уходят, общество остается и развивается со временем.

 

 
Расовый Социализм от Золотой Зари





3) Почему мультикультурный марксистский социализм невозможен.
Теперь давайте рассмотрим противоположный вопрос. Есть ли такая вещь, как многонациональный социализм? Если нет, то социализм возможен только расистский, так что анархисты и коммунисты либо лгут, либо заблуждаются, попадая в марксистские ментальные ловушки.

Социализм, прежде всего, требует существования сообщества, а не только группы людей. Наукой доказано, что у человека есть гены, которые вместе с окружающей средой координируют его отношения, и когда мы говорим про окружающую среду, мы имеем в виду среду как культурную, так и природную. Люди предназначены для создания сильных культурных связей, создавать социальные или сексуальные отношения с людьми, которые имеют с нами большое генетическое сходство, с членами своей Расы. В конце концов, наша культура является продуктом наших генов, а не наоборот, поэтому люди могут создавать цивилизации и одновременно культурные особенности не наследуются. По какой причине природа запланировала всё именно так, нам не известна, но люди выбирают для общения своих сородичей. Понятно, не только с биологической, но с исторической точки зрения, что общество требует также существования общего наследия, обеспечивающего культурные и духовные связи между членами национального сообщества. Там нет НИКАКОЙ мультикультурной общины, возможна лишь многорасовая толпа и не более!

Коммунизм рухнул на постсоветском пространстве, разломившись на национальные государства, то же самое произойдет в современных мультикультурных капиталистических государствах. В некоторых случаях это произошло мирно, как в Чехословакии, но в местах, где коммунистическая паранойя была дополнена смешанным населением возникла война, как в Югославии, несмотря на сходство между населявшими её народами! Представьте себе, что произойдёт в капиталистической Европе, которая заполняется азиатами и африканцами ...

Мы установили, что не существует «многонационального общества», так что, следовательно, не может быть никакого многорасового социализма. Что осталось от жалкой марксистской пропаганды, которая якобы обладает монополией на социализм? То, что я называю классом индивидуалистов, очень похожий на капиталистический индивидуализм. Например, мы, "Пролетарии всех стран", хотим улучшить свою жизнь в нашем Советском государстве, которое якобы "служит нам". Мы создаём союз, сообщество, напоминающее лобби капиталистов. После того, как работник получает ответственную должность и власть в механизме капиталистического государства-монополиста, он оставляет своих товарищей в своём предыдущем классе, у него нет кровных связей с различными группами людей ниже его, и он становится их хозяином. Таким образом, мы попадаем в новый класс комиссаров-капиталистов! Коммунист хочет служить обществу на базе взаимного интереса только тогда, когда это ему выгодно, вот почему он отказывается от своего сообщества через раз, а национал-социалист всегда с улыбкой служит обществу, потому что его сообщество это его дети и его братья и сестры со своими детьми. Узы крови являются единственной гарантией социализма!

В заключении я хотел бы поблагодарить вас за чтение этой обширной статьи. Я пытался проанализировать теорию национал-социализма с научной точки зрения, более соответствующей моим интересам, и при поддержке философского анализа соратников из моей любимой Золотой Зари, мы надеемся, что нам удастся создать железобетонное основание для новой НС идеологии, способной освободить Европу.

Поэтому я написал эту статью, Я считаю, что Золотая Заря, и все национал-социалисты, имеют больше прав, чем кто-либо другой. Доказательства правильности наших убеждений подтверждены практикой и очевидны для всякого благородного ума.


Комментарии
  Whitemanss, InzenerZemlia, Taur  пишут 17 Июл, 2013:
Сейчас терки за рептилоидов пойдут Это пока только твой любимый «экономист» трет в прямом эфире ;) Сейчас терки за рептилоидов пойдут :) почему узкие такие талантливые? Постоянная селекция и кастовое общество,но принадлежность к касте не по наследству а по личным качествам и задаткам.

        …нет ничего более интернационального чем неограниченный капитализм (ультралиберализм) где вообще не учитываются никакие различия между людьми, но только количество бабок.
    Эт точно. «Интер» означает между. То есть, «интернациональный» это такой, который находится между нациями. Какой народец у нас постоянно находится между различными нациями? Как справедливо заметил Taur, этот народец состоит из представителей различных рас.
Какой народец у нас постоянно находится между различными нациями?
Очевидно вот этот: Ростовщическое племя сионистских банкиров,  правящее Америкой с Мадлен Олбрайт в качестве госсекретаря,  Уильямом Коэном в качестве министра обороны,  Бергером из Агентства национальной безопасности, министром финансов Рубином,  и Аланом Гринспеном в качестве главы Федеральной резервной системы (ФРС),  теперь управляет миром .

Клинтон всего лишь их марионетка.
 Что приводит нас к Центральному Банку, частной корпорации, зовущейся Федеральной резервной системой.
 Последние три главы Федеральной резервной системы были евреи по фамилиям Гринспен, Фолькер и Бёрнс. Все деньги в Америке даются ростовщиками из Федеральной резервной системы, которая является единственной причиной, почему Америка погрязла в долгах на сумму в триллионы долларов. Сион получает свою долю от каждого доллара. ФРС решает,под какую процентную ставку ссудить свои деньги, а также управляет другим Великим обманом под названием «фондовый рынок». Если евреев преследовали в Египте, то как получилось, что Иосиф контролировал все деньги египтян? Кажется, что ложь «вечно преследуемых» не так уж трудно разоблачить   Дэвид Иден Лейн «Деньги»

При чём этому народцу предписывается грабить другие народы, а свой народ он обязан оберегать от нищеты ;- вот евреи например из представителей разных рас состоят. понятное дело, что адепты Хриси Авги не случайно подчеркивают значение расового фактора для своей нации, хотят сохранить свою нацию в рамках определённой (белой) расы и даже более того, утверждают, что для них нация=расе. То есть, направленный на сохранение расовых качеств внутри своего народа, благородная и достойная цель. Но в чём я абсолютно уверен, что нет ничего более интернационального чем неограниченный капитализм (ультралиберализм) где вообще не учитываются никакие различия между людьми, но только количество бабок. Поэтому можно поставить завод не в своей стране, а в Китае, завести миллион мигрантов, поскольку их труд стоит дешевле, спекулировать, наживаться на своих же сородичах, продавать оружие вахам и всё остальное. Химически чистый интернационализм.

Dahau пишет:        “русские тюркомордвины” – ? Это чё такое?
Это представители смеси в различных пропорциях тюркских и мордвинских (финно-угрских) народов, для которых родным языком является русский, а ни тюркские или мордвинские языки. Характерный внешний признак — принадлежат к ост-балтской расе.
В статье конкретно речь идёт о Расовом Социализме,  только для русских (в нашем случае) и только для белых. «Белых» в смысле арийцев? Ведь, русские тюркомордвины, по большому счёту, тоже белые. То есть, речь идёт о русских арийцах или, говоря иначе, о русинах.  Но, русины это не раса, а нация.  Вот и получается, что то, что в статье называется Расовым Социализмом  на поверку оказывается национал-социализмом.  Так, зачем же создавать путаницу в терминах?  Я считаю, что вещи надо называть своими именами: национальный социализм — национал-социализмом,

Ещё раз подчеркну, статья, судя по всему, написана с той целью, чтобы разъяснить позицию Золотой Зари (НС-организации) относительно социализма, чтобы убедить людей, в том что социализм может быть не интернациональным, как в совке, а расовым, обращённым на пользу исключительно своей расе. В статье конкретно речь идёт о Расовом Социализме, только для русских (в нашем случае) и только для белых. То есть, доступное образование, работа, жилье, медицинское обслуживание и все остальное, только для своих, без всякого советского интернационализма. Та же самая практика немецкого национал-социализма для немцев и многих других режимов. Руси без сомнения нужен такой порядок.   В современной многонациональной Россиюшке никакого «расового» или «национального социализма» быть не может!  Как сие не неприятно осознавать, но подавляющее число русских еще в течении 20-го века показало какой здесь «расизм» и «национализм» ;)
И вот почему—людские массы связывает между собой 1. Принадлежность по факту рождения(здесь близкородственные связи). 2. Язык(то есть родившись вдалеке друг от друга, но разговаривая на одном языке люди становятся ближе.) 3. Территория проживания(почва). 4. Отношение к историческим событиям. 5. Религия-Идея. 6. Политическая принадлежность. Кровь здесь может выступать лишь как биологически сложившаяся давным давно общность, опять же-которая сложилась на основе связи перечисленных в пунктах. Это не означает что связь на основе крови совсем исключена, имеется ввиду что такая связь сама по себе не может возникнуть. Это примерно как—у тебя зеленые глаза и у меня-давай дружить! Абсурд жи есть! Нужен катализатор способный объединять людей по заданным параметрам.
Люди изначально неравны, один рождается смелым и сильным(но не очень сообразительным)а другой умница но хил от природы.. Они оба могут быть националистами, но они не равны,не в том смысле что один выше другого а в том — что качественно они отличаются, у одного такое качество у другого другое,или тысячи поколений до тебя были дебилами, тогда как же они выжили и дали жизнь тебе?


  Обмен мнениями по вопросу об идеалах и принципах цивилизации ЗападаМы обратились к русскоязычному сайту “Независимой газеты”, на форуме которой обсуждение трагедии 11 сентября 2001 г. в США и попытки выявить её причины, вышли на уровень обсуждения проблематики, отнесённой нами к области науки, названной «глобальная социология». С 11 по 18 сентября 2001 г. количество выступлений на форуме достигло почти 1500. Много там такого, что россияне ныне называют «базар», но мы «профильтровали базар», и ниже приводим обмен мнениями по вопросу об идеалах и принципах, лежащих в основе региональной цивилизации Запада, и об отношении к ним представителей библейской культуры и других культур.

Из материалов дискуссии на форуме “Независимой газеты”Тексты выступлений приводятся в их оригинальном виде, в них устранены только явные опечатки. Во всех выступлениях в первых двух строках помещены: номер выступления, время поступления на форум, дата, «ник» (псевдоним, под которым на форуме выступает автор сообщения). Третья строка в некоторых сообщениях — обращение к другим участникам дискуссии персонально. Все сноски в тексты выступлений добавлены при цитировании. Участники дискуссии не только граждане России, хотя для всех, кого мы цитируем, судя по всему, русский язык — родной.№ 1042 21:27 14.09.2001МихаилВ Было 843 следующего содержания: «И замечу 90% мусульман — осуждают терракты (отщепенцы типа пакистанцев и палестинцев, не в счет), но остаются остальные 10 процентов... И это не так мало — в мире миллиард мусульман. А вот среди террористов мусульмане составляют 90 %. Вот теперь мы и подумаем, почему миллиард мусульман явил на свет 90 % <террористов, а> остальные 8 миллиардов — всего 10 %. Пропорция для шестого класса. И если дело тут не в религии, то в чем же? В фазах Луны?»А почему автор сего послания не задаётся другим вопросом, а именно: у евреев страсть к ростовщическому паразитизму врожденная, генетическая, иначе с чего бы это 90 % богатейших ростовщических кланов (так называемые банкиры) — евреи: от Ротшильдов до Гусинского с семибанкирщиной все как на подбор? А ответы на эти два вопроса взаимно связаны: то, что 90 % процентов мировой ростовщической элиты — евреи, это следствие заповедей Ветхого завета (Второзаконие, 23:19, 20) и талмуда, сиречь — иудаизма. Иудаизм — расовая доктрина установления безраздельного мирового господства на основе клановой еврейской монополии на ростовщичество. Эта монополия позволяет скупить всё у тех, кто ей не противится, и обратить их в рабов. Соответственно конференция в Дурбане была глубоко неправа: сионизм — не расизм, но иудаизм — расизм. А все прочие библейские культы — вероучения для рабов, если господа — иудеи. При этом полезно наконец-таки понять, что само создание государства Израиль было актом терроризма сначала Лиги наций, а потом ООН по отношению к арабскому населению Палестины, проживавшему на Землях нынешнего Израиля. Но и уничтожение государства Израиль ныне также было бы актом терроризма по отношению к нынешнему его населению. То есть на землях Палестины человечество вынуждено найти праведный и потому бескровный ответ на эту этическую проблему. Но и без ссылок на Коран нормальным людям должно быть ясно: ростовщичество — паразитизм, а население США и развитых стран Европы прикормлены за счет перераспределения ростовщического дохода хозяевами и заправилами международной ростовщической расовой корпорации в их пользу. Плюс к тому США печатают доллары себестоимостью в доли цента и приобретают на них товары себестоимостью в доллары — это сродни игре в наперстки, поскольку после отмены золотого обеспечения доллар ничем не обеспечен. Иными словами производство долларов — бизнес поприбыльнее бизнеса на наркотиках, и как казалось до 11.09.2001, абсолютно безопасный. И от этого паразитического бизнеса кормились в том числе и почитаемые безвинными жертвы терракта 11.09.2001. Теперь выяснилось, что такой способ общественного бытия не безопасный. И хотя сейчас США в беспричинно злостном терроризме обвиняют мусульман, то если они и все прочие приверженцы библейской — расистской и ростовщической культуры не одумаются и не освободят себя и остальной мир от ростовщической удавки, то спустя какое-то время им придётся в терроризме обвинять Господа Бога. Так что всё просто: признайте греховность библейского расизма и еврейского надгосударственного международного ростовщичества как способа осуществления мирового рабовладения и откажитесь от него; признайте паразитизм за счёт производства долларов, — и мусульманский терроризм исчезнет сам собой, а США наконец-таки обретут уважение не только в глазах пустоголовых демократизаторов. Выбор-то прост: либо «ростовщичество и расизм евреев — благодать Божия, а все противники этого — злодеи и дикари»? либо «противники ростовщичества правы в своем отношении к цивилизации, основанной на этих принципах»? И если эта проблематика — единственная, которая не обсуждается в библейской цивилизации, то противники этих принципов действуют каждый по своим возможностям. Не нравится терроризм — обсуждайте проблематику и докажите праведность еврейского расизма и ростовщичества, если можете. Но не сможете. Я не восхищаюсь происшедшим и не оправдываю организаторов и исполнителей, но если по существу политики США, то США наработали и на большее: организация русско-японской войны и финансирование еврейскими кланами банкиров США революций 1905, 1917 гг. при полном попустительстве остального населения, хотя Россия в ходе гражданской войны в США помогла Северу защититься от британского флота своими эскадрами, — явная неблагодарность. Военный корабль США (канлодка “Виксбург”) отказался принять раненых с крейсера “Варяг” после боя. В бомбардировках Хиросимы и Нагасаки не было военной необходимости, но хотелось напугать остальной мир и Сталина персонально. Во Вьетнаме гуманизм в лётном составе ВВС США проснулся только после того, как потери за вылет стали достигать 20 — 25 процентов; действия в Югославии — терроризм против мирного населения, как бы ни был неугоден Милошевич Белому дому; единственная версия, которая объясняет всё в гибели “Курска” — потопление её залпом боевых торпед подводной лодкой НАТО; киноиндустрия США десятилетиями растлевала по всему миру молодые поколения (даже сценарий атаки на небоскребы был взят из какого-то американского же фильма). Короче Америке есть, в чём каяться, и есть, что изменить в себе, чтобы её любили и уважали в остальном мире.

Да, Женя, плохи твои дела: стал придатком к компьютеру. Оставь в покое клавиатуру, прочти Библию, прочти Коран, вникни в историю древнего Египта. 40 лет древних евреев гоняли по пустыне для того, чтобы насадить культуру-программу с извращёнными представлениями о добре и зле. Да, в иудаизме по оглашению — гуманизм, а по умолчанию — фашизм и расизм. Учитывая твою занятость, упрощаю задачу и привожу цитаты сам. А ты уж подумай как нормальные люди и Бог только и могут относиться к этой мерзости и её приверженцам? “Не давай в роcт брату твоему (по контексту единоплеменнику-иудею) ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что возможно отдавать в рост; иноземцу (т.е. не иудею) отдавай в рост, чтобы господь бог твой (т.е. дьявол, если по совести смотреть на существо ростовщического паразитизма) благословил тебя во всем, что делается руками твоими на земле, в которую ты идешь, чтобы владеть ею (последнее касается не только древности и не только обетованной древним евреям Палестины, поскольку взято не из отчета о расшифровке единственного свитка, найденного на раскопках, а из современной, массово изданной книги, пропагандируемой всеми Церквями и частью “интеллигенции” в качестве вечной истины, данной якобы Свыше).” — Второзаконие, 23:19, 20. “И будешь господствовать над многими народами, а они над тобой господствовать не будут” — Второзаконие, 28:12. “Тогда сыновья иноземцев (т.е. последующие поколения не-иудеев, чьи предки влезли в заведомо неоплатные долги к племени ростовщиков-единоверцев) будут строить стены твои (так ныне многие семьи арабов-палестинцев в их жизни зависят от возможности поездок на работу в Израиль) и цари их будут служить тебе (“Я — еврей королей” — возражение одного из Ротшильдов на неудачный комплимент в его адрес: “Вы король евреев”); ибо во гневе моем я поражал тебя, но в благоволении моем буду милостив к тебе. И будут отверзты врата твои, не будут затворяться ни днем, ни ночью, чтобы было приносимо к тебе достояние народов и приводимы были цари их. Ибо народы и царства, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся” — Исаия, 60:10 — 12.Иерархии всех якобы-Христианских Церквей, включая и иерархию Русского Православия, настаивают на священности этой мерзости, а канон Нового Завета, прошедший цензуру и редактирование еще до Никейского собора (325 г. н.э.), от имени Христа, безо всяких к тому оснований, провозглашает её до скончания веков в качестве благого Божьего промысла: “Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков. Не нарушить пришел Я, но исполнить. Истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все” — Матфей, 5:17, 18.  № 1078 00:00 15.09.2001
Да Женечка, расизм из тебя и притязания на превосходство над другими так и прут. Как там ваш раввинат корректировал Тору со времен Моисея под доктрину рабовладения, — это вы уж сами разбирайтесь. Но Тора в переводах на другие языки в том виде, в каком она пропагандируется на протяжении всей истории христианских церквей, такова, как я её процитировал. Если вы не приверженцы установления мирового рабовладения на основе ростовщичества, то вы обязаны обуздать свою ростовщическую элиту и обвинить христианские церкви в извращении Ветхого завета. А церкви, между прочим, ссылаются на Тору и Септуагинту — ваш же перевод на древнегреческий для единоверцев, забывших иврит.№ 1205 16:56 15.09.2001

Денис, зайди на www.vodaspb.ru_ — глобальный исторический процесс управляем; а материалы указанного сайта рассказывают о том, как и с какими целями.

Иными словами в террактах в Нью-Йорке выразились разногласия о принципах глобального цивилизационного строительства. Не желая понимать этого, можно свалить мир в третью мировую войну. Можно уничтожить одно поколение террористов, начать попытаться оккупировать страны ислама (для этого США и Европа не готовы демографически: потенциальных оккупантов не наплодили) и уничтожать Коран. Но проблема от этого не исчезнет.
Библейская культура в целом при попытке распространить её за исторически сложившийся ареал её нынешнего господства — неизбежно будет порождать неприятие и активное противодействие, в том числе и переносимое вовнутрь ареала её господства. При этом будут применяться те средства, которые соответствуют нравственности и возможностям её противников: одни — самые слабые — станут новым поколением террористов, другие — кто посильнее — найдут менее бросающиеся в глаза, но более эффективные средства. Кроме субъективных понятий о Добре и Зле, на которых основаны каждая из региональных цивилизаций планеты, есть и объективные — от Бога. И в этом споре о принципах глобального цивилизационного строительства Бог поддержит тех, кто в своих понятиях о Добре и Зле ближе к праведности и кто непреклонен в её осуществлении в обществе людей на Земле. И если кто-то считает высказанное воззрение бредом и шизофренией, — то это его проблема, а неспособность подумать об этом — предпосылки к бедствиям, с которыми ему предстоит столкнуться и прочувствовать на собственной шкуре. Ныне многим людям свойственно не верить другим, и потому в качестве шизофрении ими воспринимается просто то, что не входит в круг их представлений о жизни, <что> нравственно им не приемлемо. А в действительности то, что одним видится шизофренией, — выражение лучшей информированности других о реально происходящих событиях. “Сверхдержава”, население которой составляет менее 5 % населения планеты; которое потребляет около половины добываемых энергоносителей, добываемых на Земле (это при жизни в теплом по сравнению с Сибирью климате); которое производит более половины экологических загрязнителей; чья киноиндустрия и сценарии компьютерных игр на протяжении десятилетий растлевают подрастающие поколения, — не имеет благих перспектив. Она (точнее проживающие в ней самонадеянные олухи) представляет опасность и для “мировой закулисы”. Поэтому США ныне в конфликте не с кем-то из террористических организаций персонально, а вступают в конфликт с “мировой закулисой”. “Закулиса” решает и свои проблемы, связанные с желанием искоренить кораническую культуру и пресечь её развитие, но суть дела от этого не меняется. Конфликт «США — кораническая культура» изначально управляем, и с точки зрения его организаторов обе стороны должны потерпеть в нём поражение, чтобы освободить место для осуществления иных цивилизационных проектов. № 1277 13:56 16.09.2001
volkogonov_lenin_2(1).htm «Диктатура пролетариата очень скоро после октябрьского переворота превратится в диктатуру партии, а затем и одного человека. „Гегемон революции" подвергнется еще большей эксплуатации, нежели когда он был во власти царского режима. Но Ленину и его единомышленникам опора на рабочий класс даст мощную социальную опору в „опрокидывании" России и ее переустройстве на большевистский лад. Демонстративное же подчеркивание первенства, верховенства, приоритетности рабочего класса над другими социальными слоями населения, особенно над интеллигенцией, выглядит как откровенный социальный расизм. И хотя Ленин и его соратники без конца говорили о „праве" рабочих управлять, руководить, решать — в действительности это было политическим камуфляжем. Управляли „профессиональные революционеры", партийные функционеры, которые и были действительными жрецами пресловутой диктатуры пролетариата.  Рабочий класс, таким образом, сыграл роль важнейшего массового инструмента насильственного „введения социализма" в России. Но, как писал Каутский, „советский социализм не есть вовсе социализм, ибо и возник-то он не от изобилия и „развития производительных сил", а от скудности и отсталости; военизированный коммунизм — итог не революционного процесса, а разложения, к которому привела внешняя и внутренняя война"(15). Ленин, по сути, использовал рабочий класс как главную, основную силу в переустройстве России на „социалистический лад". Слово „рабочий", „пролетарий" действовало на Ленина магически. Заклинание „рабочим происхождением" для вождя означало высокую степень доверия к человеку.
Ленин имел возможность убедиться, что само социальное происхождение еще не может быть гарантией „революционной чистоты". 
Со своих первых шагов "ленинское Политбюро" искало пути усиления партийного влияния на рабочие коллективы. В начале тридцатых годов, например, решением ЦК стали назначаться на шахты, заводы, транспорт парторги с большими полномочиями(18). По существу, строительство промышленной базы социализма с самого начала носило в значительной степени принудительный характер. Многие (если не большинство) стройки осуществлялись руками заключен-
 ных, которых с конца 20-х годов всегда было несколько миллионов. Например, после завершения строительства Беломорско-Балтийского канала (естественно, силами ГУЛАГа) было решено освоить всю его зону. Политбюро ЦК ВКП(б) 15 августа 1933 года принимает специальное постановление, по которому ОГПУ организует заселение районов (ссылка новых контингентов несчастных), начинает разработку минерально-рудных месторождений, осуществляет программу „буксиростроения и баржестроения". Необходимые материалы и средства для завоза „трудопоселенцев" выделяются(19). Более чем на девяносто процентов работ выполнялось в районе канала сотнями тысяч тех, кто попал в жернова „диктатуры пролетариата", а в действительности террористической партийной олигархии.
Все наркомы, созидая объекты „социалистического общества", требуют у Менжинского, затем Ягоды, потом у Берии — людей, людей, людей. Каждая дорога, мост, шахта, канал, комбинат унесли тысячи безвестных уже людей. Их могилы безымянны, число жертв неизвестно. Сталин, как верховный жрец, особо следил за тем, чтобы в адской топке никогда не погасал огонь. Нарком тяжелой промышленности С.Орджоникидзе, разворачивая строительство Прибалхашского медного комбината, жалуется Сталину, что Ягода не дает должного количества „рабсилы". Сталин тут же удовлетворяет просьбу(20). Так от имени диктатуры пролетариата российские якобинцы ведут свой эксперимент.
По воле кремлевских руководителей рабочий класс делится не только на тех, кто формально свободен, но и на миллионы других, одетых в лагерные бушлаты. Политбюро в августе 1937 года приняло решение о строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали, а через год утверждает график-очередность прокладки гигантской трассы. Большинство объектов в соответствии с этим документом должны быть завершены в 1942 году, а достройка ряда участков — в 1945-м. И опять на НКВД возлагаются задачи составления проектных заданий, изысканий, производство работ и даже „заготовка" многих тысяч лошадей(21). Так же силами НКВД строились Норильский горно-металлургический комбинат, Днепрогэс, все крупнейшие гидроэлектростанции, множество шахт и заводов. „Гегемон" в огромной мере стал подневольным. Мы не всегда догадываемся, что у истоков этого явления стоял Ленин.  Господство государства над обществом, а это всегда отстаивал Ленин, хотя и написал много об „отмирании государственной машины", предопределило живучесть „военного коммунизма". Вождь считал, что концентрация промышленности, финансов, безраздельная государственная монополия на производство, торговлю, цены приблизят социализм. Но это приближает лишь казарменную разновидность „военного коммунизма". И хотя, введя на некоторое время нэп, вроде бы похоронили „военный коммунизм", но Сталин к нему незаметно вернулся, используя ленинские идеи в своей трактовке: коллективизация сельского хозяйства, милитаризация промышленности, „гулагизация" народного хозяйства, внедрение в жизнь директивного метода управления как абсолютно социалистического.
Отцом „военного коммунизма" был Ленин, который перед лицом явлений революционной смуты увидел спасительный шанс в жестокой регламентации, насилии, глобальном распределении, контроле. Такой, по мысли Ленина, должна была в будущем стать и коммуна-государство. Правда, он наделял эту коммуну, едва ли в то веря, чертами пролетарской сознательности.
В своей работе „Государство и революция" Ленин нарисовал картины грядущего, которые шокируют и сегодня.»

«В период подготовки нападения на Советский Союз гитлеровское руководство использовало совершенно иные пропагандистские методы обеспечения агрессии, нежели те, которые оно применяло против других стран Европы. Необходимость сохранения в тайне мероприятий, связанных с планом «Барбаросса», вынудила его до самого последнего момента воздерживаться от открытого развертывания антисоветской пропагандистской кампании в целях психологической обработки как немецкого народа в целом, так и войск вермахта для «крестового похода» против коммунизма. По тем же соображениям до 22 июня в пропаганде на заграницу устранялось все, что могло навести на мысль о предстоявшем вторжении вермахта в пределы Советского Союза. Но с тем большей тщательностью гитлеровское руководство готовилось в организационном отношении к «повороту на 180°» и внезапному развязыванию пропагандистско-психологической войны против СССР. Применительно к войскам вермахта этот резкий «психологический поворот» планировалось осуществить за несколько суток до дня «Д» — даты начала нападения. Офицерский состав должен был быть проинструктирован о содержании и методах ведения пропаганды на собственные и советские войска за восемь дней до перехода в наступление
1.Для этого министерство Геббельса и штаб ОКВ заранее определили направление и содержание пропагандистско-психологического наступления, заблаговременно создали для него материальную базу и подготовили пропагандистские материалы. Общие задачи и мероприятия пропагандистского характера, направленные против Советского Союза, были установлены директивой ОКВ от 6 июня 1941 г. В целях скрытия истинных намерений германского фашизма относительно СССР, предусматривавших, как свидетельствует «Генеральный план «Ост» и многие другие документы гитлеровского руководства, истребление населявших его народов и превращение их в рабов «германских господ», в этой директиве требовалось создавать пропагандистскую видимость, что главные враги Германии — не народы Советского союза, а исключительно «большевистское советское правительство с его функционерами» и коммунистическая партия
2. Поэтому в директиве предписывалось воздерживаться до определенного времени от пропаганды идеи расчленения Советского Союза на отдельные государства и даже умалчивать о намерениях ликвидировать колхозы.
Для организации пропаганды на Советский Союз создавались четыре специальных пропагандистских центра — в Жешуве, Варшаве, Кенигсберге (Калининграде) и Рованиеми, служивших связующим звеном между Берлином и войсками. На первых порах предусматривалось сформирование трех батальонов пропаганды, каждый из которых предназначался для ведения психологической подрывной деятельности против собственно России, а также против Украины и прибалтийских государств. В пропагандистской области, так же как в военной и экономической, гитлеровцы иллюзорно надеялись быстро и легко добиться успеха в подрыве морального духа советского народа и его армии. В директиве ОКВ от 6 июня 1941 г. прямо указывалось, что использование всех средств активной пропаганды против Красной Армии обещает принести еще больший эффект, чем ранее, по отношению ко всем прежним противникам вермахта
3. Нацистская клика рассчитывала произвести быструю психологическую перестройку населения Германии к войне против СССР, поскольку во все предшествовавшие годы оно подвергалось концентрированному пропагандистскому воздействию в духе антисоветизма, расизма и шовинизма. В период подготовки операции «Барбаросса» в войсках вермахта было усилено «национал-социалистское воспитание», предусматривавшее еще большую унификацию мышления солдат по единым канонам фашистской идеологии. Характерна в этом отношении инструкция главного командования сухопутных войск об идеологической закалке от 7 октября 1940 г. В ней ставилась задача воспитывать личный состав на таких «духовных ценностях» нацизма: «чистота германской расы», «партия и армия — столпы государства», «сильная империя», «решения принимаются только вверху», «волевое руководство», «государство фюрера», «цель войны — обеспечение жизненного пространства Германии», «автаркия», «немецкий социализм и солдатская фронтовая спайка» и пр. 4 Так нацистская верхушка во главе с Гитлером все более превращала немецкую «расу господ» в «расу рабов», состоящую из роботов и направляемую не подконтрольной никому элитой из правящих кругов фашистской Германии.
В период подготовки нападения на СССР одной из главных функций нацистской пропаганды стало обеспечение стратегической дезинформации советского правительства относительно намерений фашистской Германии. Поэтому до самого последнего дня она сохраняла и усиливала антианглийскую направленность, чтобы создать видимость, что вермахт готовится к прыжку через Ла-Манш на Британские острова, а на Востоке все мероприятия германского командования преследуют чисто оборонительные цели.» (В. И. ДАШИЧЕВ  БАНКРОТСТВО СТРАТЕГИИ ГЕРМАНСКОГО ФАШИЗМА ИСТОРИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ. ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ ТОМ 2   АГРЕССИЯ ПРОТИВ СССР. ПАДЕНИЕ «ТРЕТЬЕЙ ИМПЕРИИ» 1941—1945 гг. ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» МОСКВА 1973 Перевод документов с немецкого выполнили: Л. С. АЗАРХ, А. А. ВЫСОКОВСКИЙ, Ю. П. КОГАНИЦКАЯ, Л. М. НИКОЛИНА, В, К. ПЕЧЕРКИН)

АлёнаMixailu_B: 1. Антисемитизм — корень еврейского вопроса. Так называемый “еврейский вопрос” можно отнести к числу наиболее трудно разрешимых вопросов истории. Он существовал ещё до возникновения христианства, но особенно обострился с появлением и распространением христианства. Христианская религия возникла из недр религии иудейской. В период гонений христиан в Римской империи вражды между ними и евреями не было. Наоборот, наблюдались взаимопомощь и сотрудничество. Враждебное отношение к евреям возникло после превращения христианства в господствующую религию в 6 веке н.э. В течение почти 1500 лет идеологи христианской церкви не могут смириться с тем, что евреи упорно не признают Христа в качестве мессии и отвергают Новый Завет. Это приводило к жестоким гонениям и преследованиям евреев в средние века. Ненависть обуславливалась религиозным фанатизмом. По наущению некоторых священнослужителей, а то и просто по законам разбушевавшихся страстей, христиане вырезали целые еврейские общины в Европе. Хотя жестокость полностью отвергалась христианством, евреи везде в христианских странах были бесправны, т.к. не считались коренными жителями и были вынуждены платить феодалу или городам за право проживания и осуществления необходимых жизненных функций, таких как торговля, ремёсла, религиозная деятельность. Обвинение в богоубийстве тяготело над ними как проклятие. Вражда между народами и религиозными конфессиями существует с самого начала возникновения человеческих сообществ. Накал её колеблется от недружелюбия до полного отрицания и призывов уничтожению соперничающего сообщества. Чувства ненависти переходят от конкретного человека враждебного сообщества ко всей общности в целом. Это определяется свойством человеческого ума, его способностью обобщения информации. Особенно развита эта черта у идеологов. В доступном виде выводы идеологов и вожаков воспринимаются массой и после этого проявляются в конкретных действиях, недружелюбных высказываниях и других формах насильственного действия. Антисемитизм возник благодаря христианским идеологам. Иногда антиеврейские действия были продиктованы вполне конкретными, осознанными причинами. Но в любом проявлении главной причиной являлась идеология. В отдельных случаях эти действия могут квалифицироваться даже как ответные действия. Что и пытается делать А. Солженицын в своей последней работе. Но идеологическая основа присутствует всегда.№ 1278 14:00 16.09.2001АлёнаМихаилу_B: “Желающие могут называть финансовое рабовладение, осуществляемое посредством еврейства его закулисными хозяевами…”Что ты здесь имеешь ввиду?№ 1296 16:55 16.09.2001Михаил_ВАлёне на 1278, 1279 На этом сайте несколько дней тому назад кто-то дал определение антисемитизма: АНТИСЕМИТЫ — ЭТО НЕ ТЕ, КТО НЕ ЛЮБИТ ЕВРЕЕВ, А ТЕ, КОГО ЕВРЕИ НЕ ЛЮБЯТ (выделено нами при цитировании). И знаешь, он прав. Надо только понять, за что евреи не любят называемых ими антисемитами. На форумах “НГ” уже неоднократно публиковались выдержки из Библии: (При цитировании этого выступления для краткости опущена уже приводившаяся в № 1073 доктрина Второзакония-Исаии установления глобального финансового рабовладения на основе расовой монополии евреев на международное ростовщичество).Иерархии всех якобы-Христианских церквей, включая и иерархию Русского Православия, настаивают на священности этой мерзости, а канон Нового Завета, прошедший цензуру и редактирование еще до Никейского собора (325 г. н.э.), от имени Христа, безо всяких к тому оснований, провозглашает её до скончания веков в качестве благого Божьего промысла: “Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков. Не нарушить пришел Я, но исполнить. Истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполниться все” — Матфей, 5:17, 18. Это — конкретный смысл Библии. Он выражается во всей внутренней и внешней политике библейской цивилизации. В её пределах государства только конкурируют друг с другом за то, чтобы быть наиболее лояльными ей <а также её хозяевам>. Ваше право быть приверженными этому захватническому бреду, но не называйте это свободой и демократией: это рабовладение eвреев в отношении всех прочих, и рабовладение в отношении евреев некой закулисы. Тех, кто полагает, что эта мерзость идёт не от Бога, а от одержимых, возжаждавших мирового господства, рабы этой мерзости не любят: законопослушные евреи называют их антисемитами, а христиане — сатанистами, антихристианами. В действительности Иисус учил не подчинению этой доктрине установления безраздельного мирового расистского господства на основе монопольно высокой покупательной способности, создаваемой ростовщичеством. Он учил тому, что люди должны осуществить Царствие Божие на Земле своими силами под Божьим водительством. Данное через него учение можно воссоздать и по тексту Библии: «С сего времени Царствие Божие благовествуется и всякий усилием входит в него (Лука, 16:16). Ищите прежде Царствия Божия и Правды Его, и это все (по контексту благоденствие земное для всех людей) приложится вам (Матфей, 6:33). Ибо говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное (Матфей, 5:20).Господь Бог наш есть Господь единый (Марк, 12:29). Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею, и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Матфей, 22:37, 38). Не всякий говорящий Мне “Господи! Господи!” войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Матфей, 7:21). Просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите и отворят вам; ибо всякий просящий получает, ищущий находит, и стучащему отворят (...) Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святого просящим у Него (Лука, 11:9, 10, 13). Когда же придет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину... (Иоанн, 16:13)Имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: подымись и ввергнись в море, и не усомниться в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его — будет ему, что ни скажет. Потому говорю вам: всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, — и будет вам (Марк, 11:23, 24). Молитесь же так:“Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила, и слава во веки!” (Матфей, 6:9 — 13). Не придет Царствие Божие приметным образом (...) ибо вот Царствие Божие внутри вас есть (Лука, 17:20, 21)». Это содержательно отличается от символов веры и вероучений всех христианских церквей_. Но и Коран содержит это же вероучение, однако выраженное на арабском языке и на фоне иных эмоций. С позиций мировоззрения, выраженного в учении Христа и в Коране, живущие под идейной властью исторически сложившихся библейских культов — в крайнем заблуждении и достойны сожаления. Но когда им указывают на необходимость осмыслить и оценить праведно ли они живут, большинство из них остаются либо глухи к этому предложению, либо пытаются отгородиться от оппонента и от Жизни своей версией писания, почитаемого священным, и традицией. Это — идолопоклонство, а не религия Бога и человека. Но есть и те, кому нравственно приемлема жизнь под властью доктрины Второзакония-Исаии и они активно проводят её в жизнь, подавляя в полном соответствии с её требованиями всех, с нею не согласных. Поэтому библейская культура в целом в её исторически сложившемся виде (иудаизм + христианство + марксизм) — агрессивно-паразитическая культура по отношению к другим культурам, Земле, Космосу. Из этого утверждения выводы могут быть разные: от преобразить библейскую культуру до уничтожить её вместе со всеми её приверженцами. Соответственно каждый вывод будет порождать и разные политические, экономические, военные стратегии. Библейская агрессия в попытке представить библейскую культуру в качестве наилучшей для построения глобальной культуры всего человечества вызывает сопротивление и противодействие со стороны порабощаемых и искореняемых. Каждый противодействует на основе его мировоззрения и миропонимания доступными ему средствами. То есть библейская культура сама возбуждает неприятие к себе вне ареала своего господства, это её неустранимое свойство. Если живущие под её властью не одумаются и не преобразят её, то они обречены пасть жертвами попущения Божиего, подобно тому, как жертвами попущения пали жертвы трагедии 11 сентября. То есть дело не в том, что одни верующие признают пророками (либо воплощением Бога) одних людей, а другие — других. Дело в том, чему учат исторически реальные вероучения, и что из этого есть праведность, и как сделать, чтобы она господствовала.№ 1299 17:29 16.09.2001АлёнаМихаилу_В: лечиться надо. В библейской культуре (иудаизм и христианство), как вы её зовете, много и хорошего. Евреи первые сформулировали 10 заповедей, а то, что человечество по ним не живет, это уже не вина евреев. И не ставьте на одну доску иудаизм и христианство с марксизмом, проявляя редкое невежество_. И попытайтесь все-таки прочесть: http://www.sem40.ru/anti/a29.shtml № 1302 17:57 16.09.2001Воланд Михаилу_В: Что такое ростовщичество? — Это на современном языке называется КРЕДИТ. Что такое ростовщический процент? — На современном языке — это ИНТЕРЕС — то есть ЦЕНА использования капитала. Так вот, дружок, вся современная экономика существует БЛАГОДАРЯ КРЕДИТУ — то есть ростовщичеству. Так как благодаря кредиту деньги из “сокровища”, которое в доброй рыцарской традиции можно было ОТНЯТЬ СИЛОЙ — у врагов, у рабов, у крепостных, — а потом потратить на себя, превратились в КАПИТАЛ — то есть одну из двух непременных составляющих производства. Ведь с кредитом как? — хочешь — бери, хочешь — не бери. Полная свобода. Тебе “ростовщик” кредит не навязывает. Если умеешь работать, деньги пустишь в оборот и заработает БОЛЬШЕ, чем если бы ты кредита не взял. Ну а не умеешь — туда тебе и дорога: не хватайся за то, что не умеешь. Так что “ростовщичество” — это самое великое изобретение человечества после огня и колеса... Без кредита ты бы по сю пору при лучине сидел. № 1304 18:10 16.09.2001АлёнаMihailu_B: Ты тут всех задолбал. Даже если эти цитаты истинны (в чем я сомневаюсь), это ещё не повод объявлять иудаизм фашистской религией. Если поштудировать Коран и Новый Завет_ можно найти там не меньше пассажей против иноверцев. Но ты же не считаешь эти религии фашистскими. И в Торе можно найти совсем другие высказывания типа: “Пришельца не притесняй, ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской”_. Все сложнее, чем тебе кажется. И в любом случае ты не имеешь права обосновывать свой антисемитизм понадерганными из Торы цитатами. А ростовщичеством в средневековой Европе евреи занимались потому, что владение землей и большинство ремесел были им запрещены, чтобы они не составляли конкуренцию христианам. Так что тут больше были виноваты местные власти. В царской России, где эти запреты не были так строги, было много евреев-ремесленников и рабочих. Сделай над собой усилие прочти: http://www.sem40.ru/anti/a29.shtml Статья очень разумная и взвешенная. № 1318 19:45 16.09.2001

Михаил_ВНа 1302 Воланду Кабы всё было так, как ты тут расписываешь. Если ты берешь у кого-то в долг под процент, то этой сделкой ты изменяешь покупательную способность третьих лиц: за счёт необходимости возврата ростовщику долга с процентами, в карман ростовщику перекачивается покупательная способность третьих лиц, которые к этой сделке отношения не имеют_. Когда кем-то из третьих лиц этот факт осознаётся, то у него может возникнуть желание ликвидировать физически и ростовщика, и его клиентов. Если в итоге осуществления такого желания кому-то в офис залетает Боинг, то не надо делать удивленное лицо и спрашивать «за что?» Поэтому если тебе без ростовщичества не прожить, то не ропщи и против Боинга или еще какой-то дряни, которая возникла потому, что под кнутом ростовщичества развитие науки и техники обогнало нравственно-этическое развитие человечества. Между кредитом и ростовщичеством есть разница, но у тебя явно плохо с чувством меры и интеллектом, коли ты её не видишь и не понимаешь. Если будешь настаивать, что без ростовщичества тебе никак не прожить, то в следующем воплощении у тебя есть шансы мечтать о том, чтобы кто-то изобрел способ добывания огня. Как помнится, Эйнштейн на вопрос об оружии третьей мировой войны ответил, что он не знает, но в четвертой — точно будут лук и стрелы. А я тебе объясняю причины: научно-технический прогресс под кнутом ростовщичества, обогнавший нравственно-этическое развитие. Эта мысль тебе может быть не по нраву, но это — правда жизни, понять её тебе по силам.Алёне на 1304. Ну, что поделаешь, приходится долбать. Жречество Египта во времена чуточку позднее Эхнатона выводило евреев искусственно и целенаправлено, как выводят породы скота для того, чтобы они занимались ростовщичеством, и под проект скупки мира у лохов на основе ростовщической монополии проектировало культуру точно также, как ныне программисты проектируют алгоритмы компьютерных игр — войн, бродилок-стрелялок, спасолок и уничтожалок. Всё остальное ростовщичество — во всех культурах — самодеятельное крохоборство; а ваше — системообразующий фактор, о чем Воланд в 1302 меня и пытался вразумить, называя оное “кредитом”. Моисей пытался воспрепятствовать этому проекту и живым из <Синайской> пустыни не вышел_. Я понимаю, что лично тебе, по всей видимости, мировое господство не требуется, а хочется спокойной мирной и счастливой жизни, но наследие предков именно таково. Чингиз-хан и Гитлер — далеко не первые, кому хотелось власти над всем миром, но ранее них нашлись умельцы, которые перенесли решение вопроса из сферы мордобоя на достигнутом военно-техническом уровне в сферу “культурного сотрудничества”, когда самобытные культуры модифицируются целенаправленно так, чтобы отвечали определённым задачам, а для этого создаются культуры-посредники по вполне определенному тактико-техническому заданию. Всё точно так же, как медные каски разрабатывают ТТЗ_ на военную технику. Стругацкие в “Трудно быть богом” и в прочих сказочках про “прогрессоров” и “странников” в общем-то ничего не выдумывали, но очень коряво, односторонне и не оправданно облагороженно описали то, что реально происходит на Земле. Библейский проект в общем-то был работоспособен для своего времени, но не учли одного — опережающего по отношению к этике развития науки и техники, в результате чего он стал самоубийственным и с XIX века ему ищут замену (так возник марксизм). Но если не выходить на глобальный масштаб рассмотрения, то прав 1303 “Ваш навеки” <псевдоним одного из участников дискуссии>: его племянник и виноват, это он уговорил арабов воткнуть Боинги в небоскребы для того, чтобы по дешевке взять кредит и купить машину. Самое печальное то, что есть и такие, кто нравственно готов и так решать свои бытовые проблемки. “Ваш навеки” в 1305 предлагает “благословить” меня кадилом по черепу. Пусть глупыш подумает, чем он нравственно отличается от тех, кто “благословил” Всемирный торговый центр двумя Боингами: на мой взгляд, качественно ничем — просто он еще не настолько обозлен и распущен, как “мусульманские” фундаменталисты, чтобы подыскать для несогласных с ним что-то помощнее кадила. И в том, что и убийцы, и жертвы нравственно однородны, хотя эта однородность прикрыта различными культурными оболочками, — главная проблема нашего времени. Что, непонятно, что так дальше относиться к людям просто самоубийственно? Из этой ловушки, унаследованной от прошлого культуры, надо выбираться, однако многим, судя по выступлениям на этом форуме, в ней предпочтительнее сгинуть.№ 1323 20:24 16.09.2001
Воланд  Михаилу_В: Дружок, слово ростовщик происходит от “давать деньги в рост” и ничего больше. А что, по твоему — кредит? Иными словами, это — “мокроступы”, вместо галош — ровно то же самое, только в переводе на русский. Ну а желание запустить по этому поводу красного петуха банку_, бомбу в губернатора и Боинг в окно, возникает исключительно, подчеркиваю — ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО — у завистливых недоучек, поленившихся заглянуть в элементарный учебник экономики. Надо до фантастического уровня не понимать, как работает экономика в принципе, чтобы писать такую чушь, как вы тут расписали. Кстати, действительно — себестоимость 100 долларовой купюры центы (как и 500 рублевой бумажки — копейки). Как по вашему, а почему можно купить на эту бумажку больше, чем СТОИТ ЕЁ ИЗГОТОВЛЕНИЕ? Хуже того — сейчас оборот наличных денег — это доли процентов от полного оборота. Себестоимость записи о наличии у вас 100 долларов в компьютер — не центы, а тысячные доли центов. Однако ж... Подумайте немного. А когда поймете, не сомневаюсь, вы восславите евреев, как создателей 99 % всех благ цивилизации. Ибо без кредита — ТО ЕСТЬ РОСТОВЩИЧЕСТВА — не было бы ни телефонов, ни машин, ни телевизоров, ни Интернета, в котором вы пачкаете. И кто знает, станете банкиром. Или сделаете обрезание;Постыдитесь людей — даже здесь не все же столь же безграмотны. Бог с ним с Самюэльсоном, но хоть “Капитал” Маркса, что ли, прочитайте... № 1334 21:26 16.09.2001Михаил_ВНа 1323 Воланду. А ты самонадеянный и легковерный либо всех прочих за таких дураков держать хочешь. Это я к тому, что во всех областях культуры Запада есть две системы знаний и навыков: экзотерические — толпу дурить и держать во власти, и эзотерические — для того, чтобы править толпой по своему усмотрению. Так ты сначала разберись: Маркс и Самюэльсон — это экзотеризм для клерков? либо эзотеризм для хозяев? либо и то, и другое — в зависимости от подхода и ключей к тексту? Ты бы всё же подучился, а то с кредитом — оплошал. Это слово однокоренное с “кредо” — “верю”, а не “паразитически наживаюсь”. И еще раз повторяю: под кнутом ростовщичества научно-технический прогресс библейской цивилизации обогнал нравственно-этическое развитие людей, как следствие — Боинги влетают в офисы. Если радуешься телефону и интернету, то радуйся и этому. Эпоха двойных нравственно-этических стандартов завершилась. № 1343 01:17 17.09.2001

Воланд Михаилe_В Уважаемый, давайте так: вы пишите ОПРЕДЕЛЕНИЕ, что такое кредит. По принципу: кредит ЭТО, когда человек или организация берут деньги в долг у другого человека, или банка и возвращают занятую сумму плюс процент за использование денег в течение оговоренного срока, например, года... Определите пожалуйста, что ВЫ понимаете под кредитом? Просветите нас, сирых разумом? Только конкретно. Итак, кредит это:....? № 1373 12:09 17.09.2001 Михаил_ВВоланду на 1343 Почитай толстые книги: www.vodaspb.ru в разделе “Книги” есть работы, посвященные проблемам управления экономикой “Краткий курс”, “Грыжу экономики следует вырезать”, “К пониманию макроэкономики (тезисы)”_. Ну дам я тебе определения кредита и ростовщичества такие, что разница между ними будет видна_, а дальше что? — Как ты не знал экономики, так и не будешь знать и дальше. Там же и про Воланда есть: анализ романа “Мастера и Маргарита”, тоже тебе полезно будет.№ 1459 14:37 18.09.2001 trutty Вот, на мой взгляд, интересный аспект оценки. Пришло новое время.Турбин Влад. Ник. 14 сентября 2001 г. Как нам, русским, теперь относиться к Соединенным Штатам? Кто нам Америка — враг, разрушивший нашу страну, или друг и военный союзник? После того, как Нью-Йорк и Вашингтон подверглись массированной атаке, все оценки, существовавшие в мире до этого, должны быть пересмотрены. Не только наши двусторонние отношения с США. Все явления довоенной жизни. Крошка-сын к отцу пришел,
И спросила кроха:
Что такое хорошо
и что такое плохо?
До 11 сентября мы знали ответ на этот вопрос. 11 числа три десятка человек, вооруженных ножами, в течение часа заставили миллиард взрослых людей с устоявшимися моральными критериями снова оказаться в положении пятилетнего мальчишки, которому надо каждому явлению давать свою оценку. А правильно ли устроен наш мир, мир белых и богатых, что человек готов сесть за штурвал самолета и протаранить небоскреб только ради того, чтоб сказать нам: «Так жить нельзя!» Западное общество несправедливо присваивает себе большую часть общепланетарных ресурсов. Западное общество имеет ущербную мораль — в то время, когда пять миллиардов беднейших землян влачат убогое существование, узкая прослойка богачей мучается выбором, каким сортом ароматизатора сбрызнуть свою комнату для испражнений или какими консервами накормить любимого пуделька. Западное общество погрязло во лжи двойных стандартов, на словах декларирует гуманизм и свободу, а на деле использует агрессию, вмешательство во внутренние дела, окрики и угрозы_. Когда я здесь говорю “западное”, я имею ввиду и Россию, так как мы тоже отравлены их духом и принадлежим к золотому миллиарду. Наши проблемы видны изнутри — движение борцов с глобализацией это попытка внутреннего самоочищения. Наши проблемы шокирующе безобразны, если смотреть глазами “бедных”, арабов, пуштунов и т.д. Мы настолько отвратительно выглядим в их глазах, что они готовы убивать нас из брезгливости и отвращения. Сейчас время переоценок, необходимо пересмотреть все. Что сделали террористы? Они защитили весь мир от хулиганствующей Америки, показали, что наглый верзила в автобусе не может плевать, материться и бить пассажиров. Без предупреждений, не делая интеллигентских замечаний, ногой ниже пояса, своим ударом они остановили беспредел_. Не по джентельменски. Но мы же сами ничего не могли сделать! Мы грозились ссадить хулигана на ближайшей остановке, вызвать милицию, написать в газету, а хулиган на нас чхал, бомбил Белград и Багдад, денонсировал Киотские соглашения_ и выводил оружие в космос. Теперь он согнулся от боли, кряхтит и думает, как быть дальше, а мы думаем, как дальше быть нам. Встать на сторону террористов мы не можем, так как они не избавители от дракона, а только новые претенденты на его место. Сказать, что Америке досталось несправедливо — тоже нельзя. Поделом досталось. Тезис о невинных мирных гражданах в башнях на Манхеттене — тезис из старой жизни. Индивидуальная ответственность хороша, когда речь идет об украденном кошельке. Если твое правительство, за которое ты голосовал, украло жизни у детей в Белграде и хлеб у взрослых в Междуречье, значит к тебе в окошко в офис может влететь самолет с братом убитого или голодного за штурвалом. Если 90 % русских сказали, что надо мочить духов в сортире, значит два подъезда нас с вами на Каширке могут спать спокойно на кладбище, это наш выбор и наша ответственность, наша цена. И наоборот, если вся чеченская деревня считает, что держать русских в ямах это хорошо и правильно, значит бомбардировщик с красными звездами может и должен кидать бомбу на ту крышу, которая ему больше приглянулась. Это их выбор. Это справедливо, и так должно быть, пока ситуация не изменится. За преступления или ошибки, совершенные от лица коллектива, ответственность несет коллектив, а не лицо, персонально реализовывающее деяние. Второй аспект, оценку которого нужно пересмотреть — это правомочность использования “нецивилизованных” террористических методов. Необходимо признать за противником право использовать то оружие, которым он располагает, а не устраивать ханжеских истерик и обвинений в “неправильности”. Наполеон тоже в свое время жаловался, что русская армия от него бегает, столицу сдала и “неправильных” партизан в тыл заслала, но просто война стала другой, и это надо было принять. Рука, оторванная при помощи ракеты с компьютером внутри, ничуть не эстетичней, чем рука, оторванная фугасом, сделанным из сельхозудобрения. Так что же делать нам с арабами, американцами, лезть ли в драку, стоять в стороне? В начале прошлого века мир тоже был устроен несправедливо. Буржуины отнимали хлеб у рабочих, это было неправильно, и те сделали революцию, чтобы жить по совести. Буржуины встрепенулись, бросились душить СССР, но одновременно с этим для себя признали, что надо меняться. Они изменили свое общество, сделали его более честным, чем в самом СССР, а жизнь рабочих лучше, чем декларировалось в стране Советов. Представляется, что нам, странам золотого миллиарда, надо поступить точно также. Мы_ должны, объединившись, выступить единым фронтом против исламских революционеров, задушить противника, но одновременно понять причину, по которой он выступил в поход, изменить, улучшить свое общество, сделать его более справедливым, чем декларируют на словах талибы. А потом надо сказать спасибо бойцам противника, что указали нам на ошибки, не побоявшись заплатить за это своими жизнями_. Это с сайта “Родину любить”: http://www.nasha-rodina.ru/ Здесь на форуме уже звучало, что способ защититься у Америки — это изменить себя. Но это не делается быстро. На такие изменения уйдут годы, с момента, когда общество поймет необходимость преобразования, но когда оно поймет и поймет ли вообще, этот вопрос открыт. *                *
*Таков обмен мнениями на одном из форумов в интернете между социологами-непро¬фес¬сионалами по проблематике того уровня социологии, который мы называем «глобальной социологией», и вне которого не может более существовать как наука ни одна внутренняя социология ни в одном государстве, ни в одной региональной цивилизации.11 — 19 сентября 2001 г._ «Тухес» означает «задница». Общий смысл фразы после этого пояснения должен быть понятен, коли в ней присутствует предложение оппоненту «поцеловать»._ Фраза означает: Читал на иврите, такого там нет. Выступления № 1073 и № 1085 по времени разделены менее, чем 6 минутами. Каковое время явно недостаточно для того, чтобы прочитать 1073, взять первоисточник на иврите, прочитать его, набрать ответ и отправить его на форум. Также возникает вопрос, если «такого» там нет, то что есть и как искажён смысл оригинального текста в соответствующих местах? Но то, что «такое» есть в переводах на все другие языки, что исполнение рекомендаций «такого» рода прослеживается во всей истории библейской цивилизации — Евгения не волнует, хотя именно это вызывает неприятие евреев как носителей этой мерзости всеми остальными. И это неприятие переходит в разнообразное противодействие, от столкновения с проявлениями которого никто из подобных Евгению и далее выступающей Алёне не гарантирован._ «Научись читать на человеческом языке, образина». Т.е. с точки зрения Евгения только иврит признаётся человеческим языком, а прочие языки нет. Соответственно все, кому другие языки родные, — не люди._ Кумранские свитки не отрицают существование Христа, а повествуют о том, как мировая закулиса за два столетия до его прихода к нему готовилась, дабы извращённым учением подменить истинное Христианство, что ей и удалось в ходе становления исторически реальных христианских церквей. О месте и роли кумранской общины в истории см. работы ВП СССР “К Богодержавию…” и “«Мастер и Маргарита»: гимн демонизму? либо Евангелие беззаветной веры”._ Это и есть главный вопрос, но ответ состоит в том, что это были не предки Евгения. См. выступления 1073, которое Евгений проигнорировал, и 1087. Однако, Евгений от этого болезненного для него вопроса ушёл в выступлении 1090: «Ya govoru o moih predki, kotorie iudaizm uzhe imeli :))))»_ Подход правильный, но иудаизм в его исторически реальном виде предкам Евгения не дала, а навязала иерархия “жречества” древнего Египта, отвергшая Моисея. И навязала она его им только вследствие того, что древние евреии сами отвергли Моисея спустя год пребывания с ним в Синайской пустыне, когда он их учил. См. книгу Числа, гл. 14 в Ветхом Завете, а также комментарий к ней в работе ВП СССР “Синайский «турпоход»” (в сборнике “Интеллектуальная позиция” № 1/97 (2) )._ Указанный в 2001 году в тексте выступления адрес не действующего ныне сайта, здесь и далее заменён на действующий. (2004 г.)_  Поясним цитату из дискуссии на форуме символом веры россиянской “православной” церкви:1. Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. 2. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Иже от Отца рожденного прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. 3. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. 4. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша и погребенна. 5. И воскресшаго в третий день по Писанием. 6. И восшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. 7. И паки грядущаго со славою судите живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца. 8. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящего, Иже с Отцем и Сыном споклоняема и сславима, глаголавшаго пророки. 9. Во едину Святую, Соборную и Апостольскуо Церковь. 10. Исповедую едино крещение во оставление грехов. 11. Чаю воскресения мертвых, 12. и жизни будущаго века.Аминь._ В данном случае невежество выражает Алёна: см. работы ВП СССР “Диалектика и атеизм: две сути несовместны”, “Время: начинаю про Сталина рассказ…”, "Краткий курс…”_ Прочитать и свободно подумать по совести над смыслом Корана и Библии в целом, о соотнесении их с жизнью, о соответствии им исторически реальных иудаизма, христианства и ислама — это как раз то, от чего подавляющее большинство абстрактно высказывающих такого рода рекомендации сами уклоняются._ Это действительно присутствует в Библии, как следствие того, что в одной Библии — выразились два вероучения о Боге и жизни человечества, взаимно исключающие одно другое. И между ними необходим выбрать, а не ссылаться на второе для того, чтобы защитить первое, как это делает Алёна._ Этот факт показан бухгалтерски строго в работе ВП СССР “Краткий курс…” и в аналитической записке “О характере банковской деятельности и росте благосостояния” (в распространяемой Информационной базе ВП СССР в сборнике “Интеллектуальная позиция” № 1)._ Мнение об убийстве Моисея высказал З.Фрейд в своей книге “Человек Моисей и монотеистическая религия”, опубликованной на русском языке в сборнике «Психоанализ. Религия. Культура» (Москва “Ренессанс”, 1992), написанной с позиций “элитарного” материалистического атеизма, что во многом предопределило его выводы. Возможность  убийства Моисея в ходе 42-летнего кочевья по Синайской рассматривается и в работе ВП СССР “Синайский «турпоход»”._ Тактико-техническое задание._ Грамматически лучше было бы «запустить красного петуха в банк»._ Названия даны неточно. Правильные названия: “«Грыжу» экономики следует «вырезать»” и “К пониманию макроэкономики государства и мира” (Тезисы)._ Ростовщичество это — институт кредита с ссудным процентом, в результате чего сумма возврата долга больше суммы займа. Кредит с нулевым или отрицательным ссудным процентом ростовщичеством не является: это — взаимопомощь._ Фактически проводит политику осуществления рабовладения не в «диких» силовых формах, а в более изощрённых «культурных», «цивилизованных»._ Они не остановили беспредел, а открыли дорогу ещё одному его потоку, поскольку в правящей “элите” США и других стран, где в культуре есть место библейской социологии как естественной норме жизни, людей придерживающихся взглядов, аналогичным взглядам участников дискуссии Евгения, Алёны, Воланда, — к сожалению много._ Об ограничении производства энергии и выбросов экологически вредных веществ в природную среду._ Мы — Россия — должны быть сами собой, не объединясь ни с “мусульманскими” фундаменталистами, ни с Западом, ни с ведическим Востоком (Китай, Япония и др. немусульманские страны Азии). Только в этом варианте нашей внутренней, внешней и глобальной политики мы сможем помочь всем сделать Мир праведным, и тем самым снять с повестки дня проблематику внутренней конфликтности человечества, выражающуюся в столкновении идеалов и принципов организации жизни разных региональных цивилизаций._ В данном случае, кроме того необходимо осмысленно прочитать Коран как послание,  адресованное тебе лично, признать наличествующую в Коране правоту и после этого НЕПРЕКЛОННО ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНО указать талибам и прочим почитающим себя мусульманами на их ошибки и заблуждения. Жизнь рассудит, кто прав в разногласиях._PAGE  _14__PAGE  _13_Файл: _ FILENAME  \* MERGEFORMAT _20010919-Дискуссия_о_терроризме_.doc  по состоянию на _ SAVEDATE  \* MERGEFORMAT _13.10.04 0:59

Solonin.org
doc_sem-millionov/cmnts/10/print.htm

http://www.solonin.org/userpage/fomakopaev.htm
«Нацисты имели сочувствующих и сторонников практически везде и знали об этом. Так же отлично сознавали они и эффективность своей главной идеологической марки - расизма и антисемитизма. Это и выводило их за рамки германского национализма и давало рычаг воздействия на всю Европу. Нацизм был европейской болезнью локализованной и развившейся в самой большой степени в Германии. (После Войны вслух называлась проблема денацификации Германии, но реально проблема была в необходимости денацификации Европы...)  Для меня это открытие. Конечно, я знал о популярности нацистской идеологии в разных странах, но чтоб эта популярность была настолько сильной, что могла бы разразиться Все-Европейская гражданская война между нацизмом и коммунизмом, не догадывался.»

ala - {alla}: 07.02.11 19:30 http://www.solonin.org../../userpage/alla.htm
Является ли отрицание катастрофы европейского  формой расизма? Думаю-да и вот почему  ведь авторы так называемых "научных" изысканий ставят под сомнение массовую гибель людей .Пример-Ирвинг в своих выступлениях публично заявлял, что газовые камеры Освенцима - это еврейская выдумка, равно как и погромы "Хрустальной ночи"Он направлялся в Вену для выступления перед группой студентов правых взглядов.
Ирвингу инкриминируется нарушение закона о запрете пропаганды идей национал-социализма. Согласно австрийским законам, подобное преступление карается тюремным заключением сроком от одного до десяти лет.Так что речь идёт не о мыслепреступлении , а об конкретных действиях расистского  характера. А расизм уголовно наказуем.

игорь - {golfstrym}: 07.02.11 20:38 http://www.solonin.org../../userpage/konotop.htm
А скажите , пожалуйста, юрист  Cергей , не вызывает ли у Вас профессиональное возмущение тот факт , что сегодня ни в одном учебнике истории Украины не напечатано словосочетание "еврейские погромы"?
Натан Ганновер , сын великого Заславльского Реббе написал свою хронику восстания Б.Хмельницкого "Пучина бездонная"( "Глибокий мул"- укр.) в 1652 году. До сего дня эта книга пережила более сотни переизданий на множестве языков и только в прошлом году за деньги королевства Нидерланды впервые переведена на украинский язык и издана Киево-Могилянской академией тиражём (!) 200 шт., якобы , для библиотек учебных и научных учреждений( мы выясняли, ни одно из них книгу не получило). Так вот - большинство мировых специалистов считает труд Ганновера наиболее точным , в смысле  количественной статистики  еврейских жертв в ходе восстания.
Что я должен рассказывать своим детям , гуляя возле памятника Богдана Хмельницкого ? Мною потрачено более 25 лет на изучение исторических судеб еврейского народа в восточно-европейской диаспоре , представляете мои ощущения когда я чистыми руками беру учебники по истории у своих детей?..
Разве всё началось с Холокоста  , уверяю - на много раньше. И если об этом умалчивать - непременно будут повторы.
Недавно в годовщину Голодомора , на одном украинском ТВ канале транслировалась("в живую") программа: в студии сидели какие-то политики, ученые и спорили о причинах и следствиях трагедии , а на Крещатике стоял корреспондент и узнавал мнение проходящих мимо людей  на тему  дискуссии. Подходит немолодой человек , и чётко в микрофон говорит : " Та шо они там спорят ! Шо мы не знаем , шо тот голодомор был местью ерейских комиссаров за погромы ", и пошёл дальше. В студии сделали вид , что плохо расслышали и продолжили словоблудие...
Лично мне это говорит о том , что в умах , в" коллективной душе " живёт чёткое убеждение о двух коренных (евреи в Украине именно коренной народ) народах , между которыми веками не выяснены отношения. Можно ли с этим идти в будующее ?...
P.S. По замыслу скульптора , автора памятника Б.Хмельницкому на постаменте должен был быть бронзовый барельеф с изображением поверженных поляков и евреев. У города банально не хватило денег( сохранились рисованные эскизы).

Сергей - {konotop}: 07.02.11 22:52
Хм... А скажите, пожалуйста, коллега(?) Игорь, с чего Вы взяли, что я каким-то образом ответственен за достоверность данных в учебниках по истории Украины??? (Чесно говоря, я абсолютно не в курсе о таком катастрофически плачевном состоянии дел в нашем образовании). Но на Ваш выпад в мой адрес у меня есть уважительная "отмазка": я предпочитаю читать более аутентичные источники, чем учебники по истории. Так что, прошу строго не судить меня за мой обскурантизм.

Представленную Вами книгу я обязательно постараюсь прочесть. Спасибо за информацию о ней. Но, что касается тотального равнодушия к книге со стороны наших "доцентов с кандидатами", то я не думаю, что данный саботаж является следствием козней какого-нибудь "всемирного хохло-масонского заговора". По-моему, налицо банальная социальная апатия.

Но Ваш вопрос-утверждение "Разве всё началось с Холокоста, уверяю - на много раньше" слегка застал меня врасплох. Вкратце я бы на него ответил так (если, конечно, мы подразумеваем одно и то же): "Все началось сразу же после заката шумерской цивилизации".
А если серьезно, у меня нет никакого желания в очередной раз обсуждать вопрос "кто кому Рабинович". Я неоднократно уже был свидетелем (а один раз здесь - и участником) того, как любая, даже косвенно "украинская тема" (хоть об ОУН-УПА, хоть об украинских учебниках по истории, хоть о Голодоморе) обязательно скатывается к вопросу об истории отношений украинцев и евреев. Притом, все начинается, как и на этот раз (какое редкое совпадение!) именно с Богдана Хмельницкого.  Я вам даже могу рассказать (в сжатом виде) как развиваются эти полемики. Итак.
Сначала украинской стороне предъявляются исследования еврейских же исследователей о массовом истреблении евреев в 17 в во время событий (как это говорят израильские дикторы с RTVi) "так называемой Хмельниччины". И заодно припоминаются, как неизбежный придаток, события " так называемой Колиивщины". В ответ украинская сторона предъявляет свои свидетельства, вплоть до глубинных народно-фольклорных (песен, баллад и сказаний), о невыносимом и повсеместном гнете "жидов-орендаторов", якобы получивших от польской шляхты ключи от украинских православных церквей и пускающих туда бедных прихожан лишь после погашения ими задолженностей евреям-корчмарям-шинкарям.
Затем еврейской стороной предъявляются петлюровские (иногда заодно и черносотенно-деникинские) погромы.
В ответ украинцы предъявляют список большевистского Совета Народных Комиссаров (с расшифровкой партийных славянообразных псевдонимов) и напоминают о том, кто лишил украинцев едва возникшей государственности. К этому припоминается изобилие не-славянских фамилий руководителей ВКП(б) и ВЧК-ОГПУ-НКВД, ответственных за миллионные жертвы Голодомора. Далее следуют взаимные упреки с одной стороны - во "врожденном хохляцком антисемитизме" и "зверствах бандерошухевичей", а с другой стороны - в "распятии Иисуса Христа" и "бесчеловечности комиссаров-евреев". Круг замыкается. И через время все начинается вновь.
Как итог, обе стороны пытаются друг другу доказать: что хуже - "антисемитизм" или "украинофобия". А поскольку лично я знаю, что ответа на этот вопрос, если рассматривать его как дилемму, нет и быть не может, то с некоторых пор я таких "диспутов" (в силу их заведомой бесплодности и контрпродуктивности) всячески избегаю.
Еще раз спасибо за информацию. Приношу также свои "вибачення та каяття", если перед Вами за шо-нибудь виноват. Я таки за мирное сосуществование в будущем при взаимном уважении.

Фридрих Август фон Хайек Дорога к рабству
фонд
либеральная
миссия библиотека
НОВОЕ
издательство
Friedrich August von Hayek The Road to Serfdom hayek_road_to_serfdom.pdf www.inliberty.ru/assets/files/hayek_road_to_serfdom.pdf? Фридриха фон Хайека, написавшего "Дорога к рабству", где объяснялось, почему человечество выбрало тоталитаризм и плановое хозяйство. Хайек.Дорога к рабству.Hayek/ Road to Serfdom
The University of Chicago Press Chicago
Фридрих Август фон Хайек Дорога к рабству
издательство
УДК 330.831.8 ББК 66.1(0))
 
ISBN 5-98379-037-4
 
© Фонд "Либеральная миссия", 2005 © Новое издательство, 2005
Всякая власть развращает,
но абсолютная власть развращает абсолютно.
Лорд Актон
Теперь мы сосредоточим внимание на одном убеждении, благодаря которому многие начинают считать, что тоталитаризм неизбежен, а другие теряют решимость активно ему противостоять. Речь идет о весьма распространенной идее,что самыми отвратительными своими чертами тоталитарные режимы обязаны исторической случайности, ибо у истоков их каждый раз оказывалась кучка мерзавцев и бандитов. И если, например, в Германии к власти пришли Штрейхеры и Киллингеры,Леи и Хайнсы, Гиммлеры и Гейдрихи, то это свидетельствует, может быть, о порочности немецкой нации, но не о том, что возвышению таких людей способствует сам государственный строй. Разве не могут во главе тоталитарной системы стоять порядочные люди, которые, думая о благе всего общества, будут действительно решать грандиозные задачи?
Нам говорят: не будем себя обманывать - не все хорошие люди обязательно являются демократами, и не все они хотят участвовать в управлении государством. Многие, безусловно, предпочтут доверить эту работу тем, кого они считают компетентными. И пусть это звучит не очень разумно, но почему бы не поддержать диктатуру хороших людей? Ведь тоталитаризм - это эффективная система, которая может действовать как во зло, так и во благо - в зависимости от того, кто стоит у власти. И если бояться надо не системы, а дурных ее руководителей, то не следует ли просто заранее позаботиться, чтобы власть, когда придет время, оказалась в руках людей доброй воли?
Я совершенно уверен,что фашистский режим в Англии или в США серьезно отличался бы от его итальянской и немецкой версий. И если бы переход к нему не сопровождался насилием, наши фюреры могли бы оказаться много лучше. И когда бы мне было судьбой начертано жить при фашистском режиме, я предпочел бы
 
фашизм английский или американский всем другим его разновидностям. Это не означает, однако, что по нашим сегодняшним меркам фашистская система, возникни она в нашей стране, оказалась бы в конце концов принципиально иной, скажем более гуманной, чем в других странах. Есть все основания полагать,что худшие проявления существующих ныне тоталитарных систем вовсе не являются случайными, что рано или поздно они возникают при любом тоталитарном правлении. Подобно тому как государственный деятель, обратившийся в условиях демократии к практике планирования экономической жизни, вскоре оказывается перед альтернативой - либо переходить к диктатуре, либо отказываться от своих намерений, так же и диктатор в условиях тоталитаризма должен неминуемо выбирать между отказом от привычных моральных принципов и полным политическим фиаско. Именно поэтому в общест-ве,где возобладали тоталитарные тенденции,люди нещепетильные, а, попросту говоря, беспринципные имеют гораздо больше шансов на успех. Тот, кто этого не замечает, еще не понял, какая пропасть отделяет тоталитарное общество от либерального и насколько вся нравственная атмосфера коллективизма несовместима с коренными индивидуалистическими ценностями западной цивилизации.
"Моральные основы коллективизма" были уже предметом многих дискуссий. Однако нас здесь интересуют не столько его моральные основы, сколько его моральные результаты. Главной этической проблемой считается обычно совместимость коллективизма с существующими моральными принципами. Или вопрос о выработке новых моральных принципов, которые необходимы для подкрепления оправдавшего все надежды коллективизма. Но мы поставим вопрос несколько иначе: какими станут моральные принципы в результате победы коллективистского принципа организации общества, какие нравственные убеждения при этом возобладают? Ведь взаимодействие нравственности с общественными институтами вполне может привести к тому, что этика, порожденная коллективизмом, будет сильно отличаться от этических идеалов,заставляв-ших к нему стремиться. Мы часто думаем,что если наше стремление к коллективизму продиктовано высокими моральными побуждени-ями, то и само общество, основанное на принципах коллективизма, станет средоточием добродетелей. Между тем непонятно, почему система должна обладать теми же достоинствами,что и побуждения, которые привели к ее созданию. В действительности нравственность в коллективистском обществе будет зависеть частично от индивидуальных качеств, которые будут обеспечивать в нем успех, а частично - от потребностей аппарата тоталитарной власти.
Вернемся на минуту к состоянию, предшествующему подавлению демократических институтов и созданию тоталитарного режима. На этой стадии доминирующим фактором является всеобщее недовольство правительством, которое представляется медлительным и пассивным, скованным по рукам и ногам громоздкой демократической процедурой. В такой ситуации, когда все требуют быстрых и решительных действий, наиболее привлекательным для масс оказывается политический деятель (или партия), кажущийся достаточно сильным, чтобы "что-то предпринять". "Сильный" в данном случае вовсе не означает "располагающий численным большинством",поскольку всеобщее недовольство вызвано как раз бездеятельностью парламентского большинства. Важно,чтобы лидер этот обладал сильной поддержкой, внушающей уверенность, что он сможет осуществить перемены эффективно и быстро. Именно так на политической арене и возникает партия нового типа, организованная по военному образцу.
В странах Центральной Европы благодаря усилиям социалистов массы привыкли к политическим организациям военизированного типа,охватывающим по возможности частную жизнь своих членов. Поэтому для завоевания одной группой безраздельной власти можно было, взяв на вооружение этот принцип, пойти несколько дальше и сделать ставку не на обеспечение голоса своих сторонников на нечастых выборах, а на абсолютную и безоговорочную поддержку небольшой, но жестко выстроенной организации. Возможность установления тоталитарного режима во всей стране во многом зависит от этого первого шага - от способности лидера сплотить вокруг себя группу людей, готовых добровольно подчиняться строгой дисциплине и силой навязывать ее остальным.
На самом деле социалистические партии были достаточно мощными, и если бы они решились применить силу, то могли добиться чего угодно. Но они на это не шли. Сами того не подозревая, они поставили перед собой цель, осуществить которую могли только люди, готовые преступить любые общепринятые нравственные барьеры.
Социализм можно осуществить на практике только с помощью методов, отвергаемых большинством социалистов. В прошлом этот урок усвоили многие социальные реформаторы. Старым социалистическим партиям не хватало безжалостности,необходи-мой для практического решения поставленных ими задач. Им мешали их демократические идеалы. Характерно, что как в Германии, так и в Италии успеху фашизма предшествовал отказ социалистических партий взять на себя ответственность управлять страной. Они действительно не хотели применять методы, к которым вело их учение, и все еще надеялись прийти к всеобщему согласию и выработать план организации общества,удовлетворяющий большинство людей. Но другие между тем уже поняли, что в плановом обществе речь идет не о согласии большинства,но лишь о согласованных действиях одной, достаточно большой группы, готовой управлять всеми делами. А если такой группы не существует, то о том, кто и как может ее создать.
Есть три причины,объясняющие,почему такая относительно большая и сильная группа людей с близкими взглядами будет в любом обществе включать не лучших, а худших его представителей. И критерии, по которым она будет формироваться, являются по нашим меркам почти исключительно негативными.
Прежде всего, чем более образованны и интеллигентны лю-ди,тем более разнообразны их взгляды и вкусы и тем труднее ждать от них единодушия по поводу любой конкретной системы ценностей. Следовательно, если мы хотим достичь единообразия взглядов, мы должны вести поиск в тех слоях общества,для которых характерны низкий моральный и интеллектуальный уровень, примитивные, грубые вкусы и инстинкты. Это не означает,что люди в большинстве своем аморальны,просто самую многочисленную ценностно-однородную группу составляют люди, моральный уровень которых невысок. Людей этих объединяет, так сказать, наименьший общий нравственный знаменатель. И если нам нужна по возможности мно-гочисленная группа, достаточно сильная, чтобы навязывать другим свои взгляды и ценности, мы никогда не обратимся к людям с развитым мировоззрением и вкусом. Мы пойдем в первую очередь к людям толпы, людям "массы" - в уничижительном смысле этого слова, - к наименее оригинальным и самостоятельным, которые смогут оказывать любое идеологическое давление просто своим числом.
Однако если бы потенциальный диктатор полагался исключительно на людей с примитивными и схожими инстинктами, их оказалось бы все-таки слишком мало для осуществления поставленных задач. Поэтому он должен стремиться увеличить их число, обращая других в свою веру.
И здесь в силу вступает второй негативный критерий отбора: ведь проще всего обрести поддержку людей легковерных и пос-лушных,не имеющих собственных убеждений и согласных принять любую готовую систему ценностей, если только ее как следует вколотить им в голову, повторяя одно и то же достаточно часто и достаточно громко. Таким образом, ряды тоталитарной партии будут пополняться людьми с неустойчивыми взглядами и легко возбудимыми эмоциями.
Третий и, быть может, самый важный критерий необходим для любо го искусного демагога,стремящегося сплотить свою группу. Человеческая природа такова, что люди гораздо легче приходят к согласию на основе негативной программы - будь то ненависть к врагу или зависть к преуспевающим соседям,чем на основе программы, утверждающей позитивные задачи и ценности. "Мы" и "они", свои и чужие - на этих противопоставлениях,подогреваемых непрекращающейся борьбой с теми, кто не входит в организацию, построено любое групповое сознание, объединяющее людей, готовых к действию. И всякий лидер, ищущий не просто политической поддержки, а безоговорочной преданности масс, сознательно использует это в своих интересах. Образ врага - внутреннего, такого, как "евреи" или "кулаки", или внешнего - является непременным средством в арсенале всякого диктатора.
То, что в Германии врагом были объявлены "евреи" (пока их место не заняли "плутократы"), было не в меньшей степени выражением антикапиталистической направленности движения, чем борьба против кулачества в России. Дело в том, что в Германии и в Австрии евреи воспринимались как представители капитализма, так как традиционная неприязнь широких слоев населения к коммерции сделала эту область доступной для евреев, лишенных возможности выбирать более престижные занятия. История эта стара как мир: представителей чужой расы допускают только к наименее престижным профессиям и за это начинают ненавидеть их еще больше. Но то, что антисемитизм и антикапитализм в Германии восходят к одному корню, - факт исключительно важный для понимания событий, происходящих в этой стране. И этого, как правило, не замечают иностранные комментаторы.
Было бы неверно считать, что общая тенденция к превращению коллективизма в национализм обусловлена только стремлением заручиться поддержкой соответствующих кругов. Неясно, может ли вообще коллективистская программа реально существовать иначе,чем в форме какого-нибудь партикуляризма, будь то национализм, расизм или защита интересов отдельного класса. Вера в общность целей и интересов предполагает большее сходство между людьми, чем только подобие их как человеческих существ. И если мы не знаем лично всех членов нашей группы, мы по крайней мере должны быть уверены, что они похожи на тех, кто нас окружает, что они думают и говорят примерно так же и о тех же вещах. Только тогда мы можем отождествляться с ними. Коллективизм немыслим во всемирном масштабе, если только он не будет поставлен на службу узкой элитарной группе. И это не технический, но нравственный вопрос, который боятся поднять все наши социалисты. Если, например, английскому рабочему принадлежит равная доля доходов от английского капитала и право участвовать в решении вопросов его использования на том основании, что капитал этот является результатом эксплуатации, то не логично ли тогда предоставить, скажем, и всем индусам те же права, предполагающие не только получение дохода с английского капитала, но и его использование?
Но ни один социалист не задумывается всерьез над проблемой равномерного распределения доходов с капитала (и самих капитальных ресурсов) между всеми народами мира. Все они исходят из того,что капитал принадлежит не человечеству, а конкретной нации. Но даже и в рамках отдельных стран немногие осмеливаются поднять вопрос о равномерном распределении капитала между экономически развитыми и неразвитыми районами. То, что социалисты провозглашают как долг по отношению к своим гражданам в существующих странах, они не готовы гарантировать иностранцам. Если последовательно придерживаться коллективистской точки зрения, то выдвигаемое малоимущими нациями требование нового передела мира следует признать справедливым,хотя, будь такая идея реализована, ее нынешние самые ярые сторонники потеряли бы не меньше, чем богатые страны. Поэтому они достаточно осторожны, чтобы не настаивать на принципе равенства, но только делают вид, что никто лучше них не сможет организовать жизнь других народов.
Одно из внутренних противоречий коллективистской философии заключается в том, что, поскольку она основана на гуманистической морали, развитой в рамках индивидуализма, областью ее применения могут быть только относительно небольшие группы. В теории социализм интернационален, но как только дело доходит до его практического применения, будь то в России или в Германии, он оборачивается оголтелым национализмом. Поэтому, в частности, "либеральный социализм", как его представляют себе многие на Западе, - плод чистой теории, тогда как в реальности социализм всегда сопряжен с тоталитаризмом1. Коллективизм не оставляет места ни гуманистическому, ни либеральному подходу, но только открывает дорогу тоталитарному партикуляризму.
Если общество или государство поставлены выше, чем индивид, и имеют свои цели, не зависящие от индивидуальных целей и подчиняющие их себе, тогда настоящими гражданами могут считаться только те, чьи цели совпадают с целями общества. Из этого неизбежно следует, что человека можно уважать лишь как члена группы, т.е. лишь постольку и в той мере, в какой он способствует осуществлению общепризнанных целей. Этим, а не тем,что он человек, определяется его человеческое достоинство. Поэтому любые гу-манистические ценности, включая интернационализм, будучи продуктом индивидуализма, являются в коллективистской философии чужеродным телом2.
Коллективистское сообщество является возможным,только если существует или может быть достигнуто единство целей всех его членов. Но и помимо этого есть ряд факторов, усиливающих в такого рода сообществах тенденции к замкнутости и обособленности. Одним из наиболее важных является то обстоятельство,что стремление отождествить себя с группой чаще всего возникает у индивида вследствие чувства собственной неполноценности, а в таком случае принадлежность к группе должна позволить ему ощутить превосходство над окружающими людьми, которые в группу не входят. Иногда, по-видимому, сама возможность дать выход агрессивности, сдерживаемой внутри группы,но направляемой против "чужих", способствует врастанию личности в коллектив. "Нравственный человек и безнравственное общество" - таков
2 Совершенно в духе коллективизма говорит у Ницше Заратустра: "Тысяча целей существовала до сих пор, ибо существовала тысяча народов. Недостает еще только цепи для тысячи голов, недостает единой цели. Еще у человечества нет цели. Но скажите же, братья мои: если человечеству недостает еще цели, то, быть может, недостает еще и его самого?" [Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1990. Т. 2.
С. 43; пер. Ю.М. Антоновского].
1 Ср. поучительную дискуссию: Borkenau F. Socialism: National or International? [London,] 1942.
 блестящий и очень точный заголовок книги Рейнгольда Нибура. И хотя не со всеми его выводами можно согласиться, но по крайней мере один тезис в данном случае стоит привести: "Современный человек все чаще склонен считать себя моральным,потому что он переносит свои пороки на все более и более обширные группы"3.В самом деле, действуя от имени группы, человек освобождается от многих моральных ограничений, сдерживающих его поведение внутри группы.
Нескрываемая враждебность, с которой большинство сторонников планирования относятся к интернационализму,объяс-няется среди прочего тем,что в современном мире все внешние контакты препятствуют эффективному планированию. Как обнаружил, к своему прискорбию, издатель одного из наиболее полных коллективных трудов по проблемам планирования, "большинство сторонников планирования являются воинствующими националистами"4.
Националистические и империалистические пристрастия встречаются среди социалистов гораздо чаще,чем может показаться, хотя и не всегда в такой откровенной форме, как, например, у Уэббов и некоторых других ранних фабианцев, у которых энтузиазм по поводу планирования сочетался с характерным благоговением перед большими и сильными державами и презрением к малым странам. Историк Эли Халеви, вспоминая о своей первой встрече с Уэббами сорок лет назад, отмечал, что их социализм был резко антилиберальным: "Они не испытывали ненависти к тори и даже были к ним на удивление снисходительны, но не щадили либерализма гладстоновского толка. То было время англо-бурской войны, и наиболее прогрессивные либералы вместе с теми, кто начинал тогда создавать лейбористскую партию, были солидарны с бурами и выступали против английского империализма во имя мира и человечности. Но оба Уэбба,как и их друг Бернард Шоу, стояли особняком. Они были настроены вызывающе империалистически. Независимость малых народов может что-то означать для индивидуалиста-либерала, но для таких коллективистов, как они, она не значила ровным счетом ничего. Я до сих пор слышу слова Сиднея Уэбба, который объясняет мне, что будущее принадлежит великим державам, где правят чиновники, а полиция поддерживает
4 Planned Society: Yesterday, Today, Tomorrow: A Simposium / Ed. by F. Mackenzie. [N.Y.,] 1937. P. XX.



3 Carr E.H. The Twenty Year's Crisis. [London,] 1941. Р. 203.
порядок". В другом месте Халеви приводит высказывание Бернарда Шоу, относящееся примерно к тому же времени: "Миром по праву владеют большие и сильные страны, а маленьким лучше не вылезать из своих границ,иначе их просто раздавят"
5.
Если бы эти высказывания принадлежали предшественникам немецкого национал-социализма, они бы вряд ли кого-нибудь удивили. Но они свидетельствуют о том, насколько для всех коллективистов вообще характерно почитание власти и насколько легко приводит оно от социализма к национализму. Что же касается прав малых народов, то в этом отношении позиция Маркса и Энгельса ничем не отличалась от позиций других коллективистов. Современные национал-социалисты охотно подписались бы под некоторыми их высказываниями о чехах и поляках6.
Если для великих философов индивидуализма XIX столетия - начиная от лорда Актона и Якоба Буркхардта и кончая современными социалистами, которые, как Бертран Рассел, работают в русле либеральной традиции, - власть всегда выступала как абсолютное зло, то для последовательных коллективистов она является самоцелью. И дело не только в том, что, как отмечает Рассел, само стремление организовать жизнь общества по единому плану продиктовано во многом жаждой власти7. Более существенно, что для достижения своих целей коллективистам нужна власть - власть одних людей над другими, причем в невиданных доселе масштабах, и от того, сумеют ли они ее достичь, зависит успех всех их начинаний.
Справедливость этого утверждения не могут поколебать трагические иллюзии некоторых либеральных социалистов, считающих, что, отнимая у индивида власть, которой он обладал в условиях либерализма, и передавая ее обществу, мы тем самым уничтожаем власть как таковую. Все, кто так рассуждает, проходят мимо очевидного факта: власть, необходимая для осуществления плана, не просто делегируется, она еще тысячекратно усиливается. Сосредоточив в руках группы руководящих работников власть, которая прежде была рассредоточена среди многих, мы создаем не только



5 Halevy E. L'Ere des Tyrannies. Paris, 1938; Idem. History of the English People. [Harmondswonth, 1939]. Vol. I. P. 105-106.
7 Russell В. The Scientific Outlook. [N.Y.,] 1931. Р. 211.
6 См. работу Маркса "Революция и контрреволюция", а также письмо Энгельса к Марксу от 23 мая 1851 года.
 



беспрецедентную концентрацию власти, но и власть совершенно нового типа. И странно слышать, что власть центрального планирующего органа будет "не большей, чем совокупная власть советов директоров частных компаний"8. Во-первых, в конкурентном обществе никто не обладает даже сотой долей той власти, которой будет наделен в социалистическом обществе центральный планирующий орган. А во-вторых, утверждать, что есть какая-то "совокупная власть" капиталистов, которой на самом деле никто не может сознательно воспользоваться, значит просто передергивать термины9. Ведь это не более чем игра слов: если бы советы директоров всех компаний действительно договорились между собой о совместных действиях, это означало бы конец конкуренции и начало плановой экономики. Чтобы уменьшить концентрацию абсолютной власти, ее необходимо рассредоточить или децентрализовать. И конкурентная экономика является на сегодняшний день единственной системой, позволяющей минимизировать путем децентрализации власть одних людей над другими.
Как мы уже видели, разделение экономических и политических целей, на которое постоянно нападают социалисты, является необходимой гарантией индивидуальной свободы. К этому можно теперь добавить, что популярный ныне лозунг, призывающий поставить на место экономической власти власть политическую, означает, что вместо власти, по природе своей ограниченной, мы попадаем под ярмо власти, от которой уже нельзя будет убежать. Хотя экономическая власть и может быть орудием насилия, но это всегда власть частного лица, которая отнюдь не беспредельна и не распространяется на всю жизнь другого человека. Это отличает ее от централизованной политической власти, зависимость от которой мало чем отличается от рабства.
Итак, всякая коллективистская система нуждается в определении целей, которые являются общими для всех, и в абсолютной власти,
9 Когда мы рассуждаем о власти (power) одних людей над другими, нас не должна смущать аналогия с физическим понятием силы (power), имеющим значение безличной (хотя по своему происхождению антропоморфной) побудительной причины явлений. И если мы не можем говорить об увеличении или уменьшении совокупной существующей в мире силы, то это не относится к власти, которую одни люди сознательно применяют по отношению к другим.



8 LippincottB.E. Introduction // Lange O., Taylor F.M. On the Economic Theory of Socialism. Minneapolis, 1938. P. 35.
необходимой для осуществления этих целей. В такой системе рождаются и особые моральные нормы, которые в чем-то совпадают с привычной для нас моралью, а в чем-то с ней резко расходятся. Но в одном пункте различие это настолько разительно, что можно усомниться, имеем ли мы вообще здесь дело с моралью. Оказывается, что индивидуальное сознание не только не может вырабатывать здесь собственных правил, но и не знает никаких общих правил, действующих без исключения во всех обстоятельствах. Чрезвычайно трудно поэтому сформулировать принципы коллективистской морали. Но все-таки эти принципы существуют.
Ситуация здесь примерно такая же, как и в случае с правоза-конностью. Подобно формальным законам, нормы индивидуалистской этики являются пусть не всегда скрупулезными, но общими по форме и универсальными по применению. Они предписывают или запрещают определенного рода действия независимо от того,какие при этом преследуются цели. Так, красть или лгать, причинять боль или совершать предательство считается дурно, даже если в конкретном случае это не наносит прямого вреда, если от этого никто не страдает или если это совершается во имя какой-то высокой цели. И хотя иногда нам приходится из двух зол выбирать меньшее, каждое из них тем не менее остается злом.
Утверждение "цель оправдывает средства" рассматривается в индивидуалистской этике как отрицание всякой морали вообще. В этике коллективистской оно с необходимостью становится главным моральным принципом. Нет буквально ничего, что не был бы готов совершить последовательный коллективист ради "общего блага",поскольку для него это единственный критерий моральности действий. Коллективистская этика выразила себя наиболее явно в формуле raison d'etat, оправдывающей любые действия их целесообразностью. И значение этой формулы для межгосударственных отношений совершенно такое же, как и для отношений между индивидами. Ибо в коллективистском обществе ни совесть, ни какие-либо другие сдерживающие факторы не ограничивают поступки людей, если эти поступки совершаются для "блага общества" или для достижения цели, поставленной руководством.
Отсутствие в коллективистской этике абсолютных формальных правил,конечно,не означает,что коллективистское общество не будет поощрять некоторые полезные привычки своих граждан и подавлять привычки иные. Наоборот, оно будет уделять человеческим привычкам гораздо больше внимания, чем индивидуалистское общество. Чтобы быть полезным членом коллективистского общества,надо обладать совершенно определенными каче-ствами, требующими постоянного упражнения. Мы называем эти качества "полезными привычками", а не "моральными добродетелями", потому что ни при каких обстоятельствах они не должны становиться препятствием на пути достижения целей всего общества или исполнения указаний руководящих инстанций. Они, таким образом, служат как бы для заполнения зазоров между этими целями или указаниями, но никогда не вступают с ними в противоречие.
Различия между качествами, которые будут цениться в кол-лективистском обществе, и качествами, обреченными в нем на исчезновение, лучше всего можно показать на примере. Возьмем, с одной стороны, добродетели, свойственные немцам, скорее "типичным пруссакам", признаваемые даже их худшими врагами, а с другой - добродетели , по общему мнению, им не свойственные (в такой степени,как,например, англичанам,гордящимся этим обс-тоятельством,впрочем,не без некоторых оснований).Вряд ли многие станут отрицать, что немцы в целом трудолюбивы и дисциплинированны, основательны и энергичны, добросовестны в любом деле, что у них сильно развиты любовь к порядку, чувство долга и привычка повиноваться властям и что они нередко готовы на большие личные жертвы и выказывают незаурядное мужество в случае физической опасности. Все это делает немцев удобным орудием для выполнения любых поставленных властями задач, и именно в таком духе их воспитывало как старое прусское государство, так и новый рейх, в котором доминируют прусские ориентации. При этом считается, что "типичному немцу" не хватает индивидуалистических качеств,таких,как терпимость,уважение к другим людям и их мнениям, независимость ума и готовность отстаивать свое мнение перед вышестоящими (которую сами немцы, сознающие обычно этот недостаток, называют Zivilcourage - гражданское мужество), сострадание к слабым и, наконец, здоровое презрение к власти,порождаемое обычно лишь долгой традицией личной свободы. Считается также, что немцам недостает качеств, может быть, и не столь заметных, но важных с точки зрения взаимодействия людей, живущих в свободном обществе, - доброты, чувства юмора, откровенности, уважения к частной жизни других и веры в их добрые намерения.
После всего сказанного становится достаточно очевидным, что эти индивидуальные достоинства являются одновременно достоинствами социальными,облегчающими социальное взаимодействие, которое в результате не нужно (да и сложно) контролировать сверху.Эти качества развиваются в обществе,имеющем индивидуалистический или коммерческий характер, и отсутствуют в коллективистском обществе. Различие это было всегда очень за-метно для разных районов Германии, а теперь мы можем его наблюдать, сравнивая Германию со странами Запада. Но еще до недавнего времени в тех частях Германии, где более всего получило развитие цивилизованное коммерческое начало, - в старых торговых городах на юге и на западе, а также в ганзейских городах на севере страны, - моральный климат был гораздо ближе к западным нормам, чем к тем стандартам, которые доминируют ныне во всей Германии.
Было бы, однако, в высшей степени несправедливо считать, что в тоталитарных государствах народные массы, оказывающие поддержку системе, которая нам представляется аморальной, начисто лишены всяких нравственных побуждений. Для большин-ст-ва людей дело обстоит как раз противоположным образом: моральные переживания, сопровождающие такие движения, как на-ционал-социализм или коммунизм, сопоставимы по своему накалу, вероятно, лишь с переживаниями участников великих исторических религиозных движений. Но если мы допускаем, что индивид - это только средство достижения целей некоторой высшей общности, будь то "общество" или "нация", все ужасы тоталитарного строя становятся неизбежными. Нетерпимость и грубое подавление всякого инакомыслия, полное пренебрежение к жизни и счастью отдельного человека - прямые следствия фундаментальных предпосылок коллективизма. Соглашаясь с этим, сторонники коллективизма в то же время утверждают, что строй этот является более прогрессивным,чем строй, где "эгоистические" интересы индивида препятствуют осуществлению целей общества. Человеку, воспитанному в либеральной традиции, оказывается очень трудно понять, что немецкие философы совершенно искренни, когда они вновь и вновь пытаются доказать, что стремление человека к личному счастью и благополучию является порочным и аморальным и только исполнение долга перед обществом заслуживает уважения.
Там, где существует одна общая высшая цель, не остается места ни для каких этических норм или правил. В известных пределах мы сами испытываем нечто подобное теперь - во время войны. Однако даже война и связанная с ней чрезвычайная опасность рождают в демократических странах лишь очень умеренную вер-
 



сию тоталитаризма: либеральные ценности не забыты, они только отошли на второй план под действием главной заботы. Но когда все общество поставлено на службу нескольким общим целям, тогда неизбежно жестокость становится исполнением долга и такие действия, как расстрел заложников или убийство слабых и больных, начинают рассматриваться лишь с точки зрения их целесообразности. И насильственная высылка десятков тысяч людей превращается в мудрую политическую акцию, одобряемую всеми, кроме тех, кто стал ее жертвой. Или всерьез изучаются предложения о "призыве в армию женщин с целью размножения". Коллективисты всегда видят перед собой великую цель, оправдывающую действия такого рода, ибо никакие права и ценности личности не должны, по их убеждению, служить препятствием в деле служения обществу.
Граждане тоталитарного государства совершают аморальные действия из преданности идеалу. И хотя идеал этот представляется нам отвратительным, тем не менее их действия являются вполне бескорыстными. Этого, однако, нельзя сказать о руководителях такого государства. Чтобы участвовать в управлении тоталитарной системой, недостаточно просто принимать на веру благовидные объяснения неблаговидных действий. Надо самому быть готовым преступать любые нравственные законы, если этого требуют высшие цели. И поскольку цели устанавливает лишь верховный вождь, то всякий функционер, будучи инструментом в его руках, не может иметь нравственных убеждений. Главное, что от него требуется, - это безоговорочная личная преданность вождю, а вслед за этим - полная беспринципность и готовность буквально на все. Функционер не должен иметь собственных сокровенных идеалов или пред-ставлений о добре и зле, которые могли бы исказить намерения вождя. Но из этого следует, что высокие должности вряд ли привлекут людей, имеющих моральные убеждения, направлявшие в прошлом поступки европейцев. Ибо что будет наградой за все безнравственные действия, которые придется совершать, за неизбежный риск,за отказ от личной независимости и от многих радостей частной жизни, сопряженные с руководящим постом? Единственная жажда, ко-торую можно таким образом утолить, - это жажда власти как таковой. Можно упиваться тем, что тебе повинуются и что ты - часть огромной и мощной машины, перед которой ничто не устоит.
И если людей, по нашим меркам достойных, не привлекут высокие посты в аппарате тоталитарной власти, это откроет широкие возможности перед людьми жестокими и неразборчивыми
 



в средствах. Будет много работы, про которую станет известно, что она "грязная", но что она необходима для достижения высших целей и ее надо выполнять четко и профессионально, как любую другую. И поскольку такой работы будет много, а люди, еще имеющие какие-то моральные убеждения, откажутся ее выполнять, готовность взяться за такую работу станет пропуском к карьере и власти. В тоталитарном обществе найдется много дел, требующих жестокости, запугивания, обмана, слежки. Ведь ни гестапо, ни администрация концлагеря, ни Министерство пропаганды, ни СД, ни СС (как и аналогичные службы в Италии или в Советском Союзе) не являются подходящим местом для упражнения в гуманизме. Но в тоталитарном государстве путь к высокому положению ведет именно через эти организации. Трудно не согласиться с известным американским экономистом, когда после краткого обзора обязанностей властей в коллективистском обществе он приходит к заключению, что "им придется все это делать,хотят они этого или не хотят. А вероятность, что у власти при этом окажутся люди, которым противна сама эта власть, приблизительно равна вероятности того,что человек, известный своей добротой, получит место надсмотрщика на плантации"10.
Этим, однако, данная тема не исчерпывается. Проблема отбора лидеров является частью более широкой проблемы отбора людей в соответствии с их взглядами или скорее с их готовностью приспособиться к постоянно меняющейся доктрине. И здесь мы не можем не остановиться на одной из наиболее характерных нравственных особенностей тоталитаризма, связанных с его отношением к правде. Но это слишком обширная тема, требующая отдельной главы.
 
Knight F.H. // Journal of Political Economy. 1938. December. P. 869.
10
 
XI. Конец правды



Характерно,что обобществление мысли повсюду шло рука об руку с обобществлением промышленности. Эдвард Карр
Чтобы все служили единой системе целей, предусмотренных социальным планом, лучше всего заставить каждого уверовать в эти цели. Для успешной работы тоталитарной машины одного принуждения недостаточно. Важно еще, чтобы люди приняли общие цели как свои собственные. И хотя соответствующие убеждения навязывают им извне, они должны стать внутренними убеждениями, общей верой, благодаря которой каждый индивид сам действует в "запланированном" направлении. И если субъективное ощуще-ние гнета не является в тоталитарных странах таким острым, как воображают многие люди, живущие в условиях либерализма, то только потому, что здесь удается заставить граждан думать в значительной степени так, как это нужно властям.
Это, конечно, достигается различными видами пропаганды, приемы которой сегодня настолько хорошо всем известны,что вряд ли стоит одного об этом говорить. Правда, следует подчеркнуть, что ни сама пропаганда, ни ее техника не являются специфическими атрибутами тоталитаризма. Единственное, что характерно для пропаганды в тоталитарном государстве, - это то, что вся она подчинена одной цели и все ее инструменты тщательно скоординированы для решения единых идеологических задач.Поэтому и производимый ею эффект отличается не только количественно, но и качественно от эффекта пропаганды,осуществляемой множеством независимых субъектов, преследующих различные цели. Когда все средства информации находятся в одних руках, речь идет уже не просто о том, чтобы пытаться посеять в людях те или иные убеждения. В такой ситуации искусный пропагандист обладает почти неограниченной властью над сознанием людей, и даже самые из них разумные и независимые в суждениях не могут полностью избежать пропагандистского влияния, если они отрезаны от других источников информации.
 
Таким образом, в тоталитарных странах пропаганда действительно владеет умами людей, но особенности ее обусловлены здесь не методами, а лишь целью и размахом. И если бы ее воздействие ограничивалось навязыванием системы ценностей,одобряе-мых властями, она была бы просто проводником коллективистской морали, о которой мы уже говорили. Проблема тогда свелась бы просто к тому,хорош или плох этический кодекс,которому она учит. Как мы имели возможность убедиться, этические принципы тота-литаризма вряд ли пришлись бы нам по душе. Даже стремление к равенству путем управления экономикой могло бы привести только к официально санкционированному неравенству, т.е. к принудительному определению статуса каждого индивида в новой иерархической структуре, а большинство элементов гуманистической морали, таких, как уважение к человеческой жизни, к слабым и к личности вообще,при этом просто бы исчезло.Впрочем,как ни отвратительно это для большинства людей, как ни оскорбителен для их морального чувства коллективистский этический кодекс, его все же не всегда можно назвать прямо аморальным. Для строгих моралистов консервативного толка он, наверное, даже привлекательнее в каких-то своих чертах, чем мягкие и снисходительные нормы либерального общества.
Но тоталитарная пропаганда приводит и к более серьезным последствиям, разрушительным для всякой морали вообще, ибо она затрагивает то, что служит основой человеческой нравственности: чувство правды и уважение к правде. По самой природе своих целей тоталитарная пропаганда не может ограничиться теми ценностями и нравственными убеждениями, в которых человек и так следует взглядам, принятым в обществе, но должна распространяться также и на область фактов, к которым человеческое сознание находится уже в совсем другом отношении. Дело здесь вот в чем. Во-первых, чтобы заставить людей принять официальные ценности, их надо обосновать, т.е. показать их связь с другими очевидными ценностями, а для этого нужны суждения о причинной зависимости между средствами и целями. И во-вторых, поскольку различие целей и средств является на деле вовсе не таким определенным и ясным, как в теории, людей приходится убеждать не только в правомерности целей, но и в необходимости конкретных путей их достижения и всех, связанных с этим, обстоятельств.
 



Мы уже убедились, что всенародная солидарность с всеобъемлющим этическим кодексом или с единой системой ценностей, скрыто присутствующей в любом экономическом плане, - вещь неведомая в свободном обществе. Ее придется создавать с нуля. Из этого, однако, не следует, что планирующие органы будут с самого начала отдавать себе в этом отчет. А если даже и будут, то вряд ли окажется возможным разработать такой кодекс заблаговременно. Конфликты между различными потребностями мало-помалу будут давать о себе знать, и по мере того как они станут проявляться, надо будет принимать какие-то решения. Таким образом, кодекс этот не будет чем-то,что существует априори и направляет решения, а будет, наоборот, рождаться из самих этих решений. Мы убедились и в том, что невозможность отделить проблему целей и ценностей от конкретных решений становится камнем преткновения в деятельности демократического правительства. Не будучи в состоянии проработать все технические детали плана, оно должно еще прийти к соглашению относительно общих целей планирования.
И поскольку планирующей инстанции придется все время решать вопросы "по существу дела", не опираясь ни на какие определенные моральные установления,решения эти надо будет постоянно обосновывать или по крайней мере каким-то образом убеждать людей, что они правильны. И хотя тот, кто принимает решения, может руководствоваться при этом всего лишь собственными предрассудками, какой-то общий принцип здесь все же должен быть публично заявлен, ибо люди должны не просто пассивно подчиняться проводимой политике, а активно ее поддерживать. Таким образом, деятельность индивидов, осуществляющих планирование, направляется за неимением ничего лучшего их субъективными предпочтениями, которым, однако, надо придать убедительную,ра-циональную форму, способную привлечь как можно больше людей. Для этой цели формулируются суждения, связывающие между собой определенные факты,т.е. создаются специальные теории,кото-рые становятся затем составной частью идеологической доктрины.
Этот процесс создания "мифа", оправдывающего действия властей, не обязательно является сознательным. Лидер тоталитарного общества может руководствоваться просто инстинктивной ненавистью к существующему порядку вещей и желанием создать новый иерархический порядок, соответствующий его представлениям о справедливости. Он может,к примеру,просто не любить евреев, которые выглядят такими преуспевающими в мире, где для него самого не нашлось подходящего места, и, с другой стороны, восхищаться стройными белокурыми людьми,так напоминающими благородных героев романов,читанных им в юные годы. Поэтому он охотно принимает теории, подводящие рациональную базу под предрассудки, в которых он, впрочем, не одинок. Так псевдонаучная теория становится частью официальной идеологии, направляющей в той или иной мере действия многих и многих людей. Или не менее распространенная неприязнь к индустриальной цивилизации и романтизация сельской жизни, подкрепленная суждениями (по-видимому,ошибочными),что деревня рождает лучших воинов, дает пищу для еще одного мифа - Blut und Boden ("кровь и почва"), содержащего не только указания на высшие ценности,но и целый ряд причинно-следственных утверждений, которые нельзя подвергнуть сомнению, ибо они относятся к области идеалов, направляющих жизнь всего общества.
Необходимость создания таких официальных доктрин, являющихся инструментом воздействия на жизнь целого общества и всех его членов, была обоснована многими теоретиками тоталитаризма. "Благодарная ложь" Платона, как и "мифы" Сореля, призваны служить тем же целям, что и расовая теория нацистов или теория корпоративного государства Муссолини. Они являются прежде всего особой формой теоретической интерпретации фактов, оправдывающей априорные мнения или предрассудки.
Чтобы люди действительно принимали ценности, которыми, они должны беззаветно служить, лучше всего убедить их, что это те самые ценности, которых они (по крайней мере, самые достойные из них) придерживались всегда, только до сих пор интерпретация этих ценностей была неверной. Тогда они начнут поклоняться новым богам в уверенности, что новый культ отвечает их чаяниям - тому, что они смутно чувствовали всегда. В такой ситуации самый простой и эффективный прием - использовать старые слова в новых значениях. И это становится одной из наиболее характерных особенностей интеллектуального климата тоталитаризма, сбивающей с толку внешних наблюдателей: извращение языка, смещение значений слов, выражающих идеалы режима.
Больше всего страдает, конечно, слово "свобода", которое в тоталитарных странах используют столь же часто, как в либеральных. Действительно, когда бы ни наносился урон свободе в привычном для нас значении этого слова, это всегда сопровождалось обе-
 



щаниями каких-нибудь новых свобод. Чтобы не поддаться искушению лозунга "Новые свободы взамен старых"1,надо быть постоянно начеку. А ведь есть еще и сторонники "планирования во имя свободы", сулящие нам "коллективную свободу объединившихся людей", смысл которой становится совершенно ясен, если принять во внимание, что, "разумеется, достижение планируемой свободы не будет означать одновременного уничтожения всех <sic!> форм свободы, существовавших прежде". Надо отдать должное д-ру К. Манхейму, которому принадлежат эти слова, что он все-таки предупреждает, что "понятие свободы, сформированное в прошлом столетии, служит препятствием к подлинному пониманию и этой проблемы"2. Но само слово "свобода" в его рассуждениях столь же сомнительно, как и в устах тоталитарных политиков. "Коллективная свобода", о которой все они ведут речь, - это не свобода каждого члена общества, а ничем не ограниченная свобода планирующих органов делать с обществом все, что они пожелают3.Это смешение свободы с властью, доведенное до абсурда.
В данном случае извращение значения слова было, без сомнения, хорошо подготовлено развитием немецкой философии, и не в последнюю очередь теоретиками социализма. Но "свобода" - далеко не единственное слово,которое, став инструментом тоталитарной пропаганды, изменило свое значение на прямо противоположное. Мы уже видели, как то же самое происходит с "законом" и "справедливостью", "правами" и "равенством". Список этот можно продолжать до тех пор, пока в него не войдут практически все широко бытующие этические и политические категории.
Тот, кто не наблюдал это "изнутри", не может вообразить, насколько широко может практиковаться передергивание значений привычных слов и какую оно порождает смысловую невнятицу, не поддающуюся разумному анализу. Надо видеть собственными глазами, как перестают понимать друг друга родные братья, когда один из них, обратившись в новую веру, начинает говорить
1 Это заголовок одной из недавно опубликованных работ историка К. Бекера.
3 Как справедливо замечает Питер Друкер, "чем меньше действительной свободы, тем больше разговоров о "новой свободе". Однако все это только слова, прикрывающие прямую противоположность тому, что в Европе когда-либо понималось под свободой... Новая свобода, проповедуемая теперь в Европе, - это право большинства навязывать свою волю личности" (Drucker P. The End of Economic Man. [N.Y.,] 1939. P. 74).
2 MannheimK. Man and Society in an Age of Reconstruction. [London,] 1940. P. 377.
совсем другим языком. А кроме того, изменение значений слов, выражающих политические идеалы, происходит не однажды. Оно становится пропагандистским приемом, сознательным или бессознательным, используется вновь и вновь, постоянно смещая все смысловые ориентиры. По мере того как этот процесс набирает силу, язык оказывается выхолощенным, а слова превращаются в пустые скорлупки, значения которых могут свободно изменяться на прямо противоположные.Единственное,что продолжает действо-вать, - это механизм эмоциональных ассоциаций, и он используется в полной мере.
Несложно лишить большинство людей способности самостоятельно мыслить. Но надо еще заставить молчать меньшинство, сохранившее волю к разумной критике. Как мы уже убедились, дело не сводится к навязыванию морального кодекса, служащего основой социального плана. Многие пункты такого кодекса не поддаются формулированию и существуют в неявном виде в деталях самого плана и в действиях правительства, которые должны поэтому при-обрести характер священнодействия,свободного от всякой критики. И чтобы люди безоглядно поддерживали общее дело, они должны быть убеждены,что как цель,так и средства выбраны правильно. Поэтому официальная вера, к которой надо приобщить всех, будет включать интерпретацию всех фактов,имеющих отношение к плану. А любая критика или сомнения будут решительно подавляться, ибо они могут ослабить единодушие. Вот, например, как описывают Уэббы ситуацию, типичную для любого предприятия в России: "Когда работа идет, всякое публичное выражение сомнений или опасений,что план не удастся выполнить,расценивается как проявление нелояльности и даже неблагонадежности, поскольку это может отрицательно повлиять на настроение и работоспособность других рабочих"4. А если сомнения или опасения касаются не успеха конкретного дела, а социального плана в целом, это должно быть квалифицировано уже как саботаж.
4 WebbS., Webb В. Soviet Communism. [London; N.Y., 1935]. P. 1038.
Таким образом, факты и теории станут столь же неотъемлемой частью идеологии, как и вопросы морали. И все каналы распространения знаний - школа и печать, радио и кинематограф - будут использоваться исключительно для пропаганды таких взглядов,которые независимо от их истинности послужат укрепле-
 



нию веры в правоту властей. При этом всякая информация, способная посеять сомнения или породить колебания, окажется под запретом. Единственным критерием допустимости тех или иных сообщений станет оценка их возможного воздействия на лояльность граждан. Короче говоря, ситуация при тоталитарном режиме будет всегда такой, какой она бывает в других странах лишь во время войны. От людей будут скрывать все, что может вызвать сомнения в мудрости правительства или породить к нему недоверие. Инфор-мация об условиях жизни за рубежом, которая может дать почву для неблагоприятных сравнений, знание о возможных альтернативах избранному курсу,сведения,позволяющие догадываться о просчетах правительства, об упущенных им шансах улучшения жизни в стране, и т.д. - все это окажется под запретом. В результате не останется буквально ни одной области, где не будет осуществляться систематический контроль информации, направленный на полную унификацию взглядов.
Это относится и к областям, казалось бы, далеким от политики, например к наукам, даже к самым отвлеченным. То, что в условиях тоталитаризма в гуманитарных дисциплинах, таких, как история, юриспруденция или экономика, не может быть разрешено объективное исследование и единственной задачей становится обоснование официальных взглядов, - факт очевидный и уже подтвержденный практически. Во всех тоталитарных странах эти науки стали самыми продуктивными поставщиками официальной мифологии,используемой властями для воздействия на разум и волю граждан. Характерно, что в этих областях ученые даже не делают вид, что занимаются поиском истины, а какие концепции надо разрабатывать и публиковать, решают власти.
Тоталитарный контроль распространяется, однако, и на области, не имеющие на первый взгляд политического значения. Иной раз бывает трудно объяснить, почему та или иная доктрина получает официальную поддержку или, наоборот, порицание, но, как ни странно,в различных тоталитарных странах симпатии и антипатии оказываются во многом схожими. В частности, в них наблюдается устойчивая негативная реакция на абстрактные формы мышления, характерная также и для поборников коллективизма среди наших ученых. В конечном счете не так уж важно, отвергается ли теория относительности потому,что она принадлежит к числу "семитских происков, подрывающих основы христианской и нордической физики", или потому, что "противоречит основам марксизма и диалектического материализма". Так же не имеет большого значения, продиктованы ли нападки на некоторые теоремы из области математической статистики тем, что они "являются частью классовой борьбы на переднем крае идеологического фронта и появление их обусловлено исторической ролью математики как служанки буржуазии", или же вся эта область целиком отрицается на том основании, что "в ней отсутствуют гарантии, что она будет служить интересам народа". Кажется, не только прикладная, но и чистая математика рассматривается с таких же позиций, во всяком случае, некоторые взгляды на природу непрерывных функций могут быть квалифицированы как "буржуазные предрассудки". По свидетельству Уэб-бов, журнал "За марксистско-ленинское естествознание" пестрит заголовками типа "За партийность в математике" или "За чистоту марксистско-ленинского учения в хирургии". В Германии ситуация примерно такая же. Журнал национал-социалистической ассоциации математиков просто до краев наполнен "партийностью", а один из самых известных немецких физиков, - лауреат Нобелевской премии Ленард подытожил труды своей жизни в издании "Немецкая физика в четырех томах"!
Осуждение любой деятельности, не имеющей очевидной практической цели, соответствует самому духу тоталитаризма. Наука для науки или искусство для искусства равно ненавистны нацистам, нашим интеллектуалам-социалистам и коммунистам. Основанием для всякой деятельности должна быть осознанная социальная цель. Любая спонтанность или непроясненность задач нежелательны, так как они могут привести к непредвиденным результатам, противоречащим плану, просто немыслимым в рамках философии, направляющей планирование. Этот принцип распространяется даже на игры и развлечения. Пусть читатель сам гадает - в России или в Германии прозвучал официальный призыв, обращенный к шах-матистам: "Мы должны раз и навсегда покончить с нейтральностью шахмат и бесповоротно осудить формулу "шахматы для шахмат", как и "искусство для искусства"".
Какими бы ни казались невероятными подобные извращения, мы должны ясно отдавать себе отчет, что это отнюдь не случайные отклонения, никак не связанные с сутью тоталитарной системы. К этому неизбежно приводят попытки подчинить все и вся "единой концепции целого", стремление поддержать любой ценой представления, во имя которых людей обрекают на постоянные жертвы,и вообще идея,что человеческие мысли и убеждения явля-
 



ются инструментами достижения заранее избранной цели. Когда наука поставлена на службу не истине, но интересам класса, общества или государства, ее единственной задачей становится обоснование и распространение представлений,направляющих всю общественную жизнь. Как объяснил нацистский министр юстиции, всякая новая научная теория должна прежде всего поставить перед собой вопрос: "Служу ли я национал-социализму?"
Само слово "истина" теряет при этом свое прежнее значение. Если раньше его использовали для описания того,что требовалось отыскать, а критерии находились в области индивидуального сознания, то теперь речь идет о чем-то, что устанавливают власти, во что нужно верить в интересах единства общего дела и что может изменяться, когда того требуют эти интересы.
Трудно понять, не испытав на собственном опыте, все своеобразие интеллектуальной атмосферы тоталитарного строя - свойственные ей цинизм и безразличие к истине,исчезновение духа независимого исследования и веры в разум, повсеместное превращение научных дискуссий в политические, где последнее слово принадлежит властям,и т.д. Но, быть может, самым тревожным является то обстоятельство,что осуждение интеллектуальной свободы, характерное для уже существующих тоталитарных режимов, проповедуется и в свободном обществе теми интеллектуальными лидерами, которые стоят на позициях коллективизма. Люди, претендующие в либеральных странах на звание ученых, не только оправдывают любое угнетение и насилие во имя идеалов социализма, но и открыто призывают к нетерпимости. Разве не убедились мы в этом совсем недавно, ознакомившись с мнением английского ученого, считающего, что инквизиция "полезна для науки, когда она служит интересам восходящего класса"5. Такая точка зрения практически неотличима от взглядов нацистов, заставляющих их преследовать людей науки,устраивать костры из научных книг и систематически, в национальных масштабах искоренять интеллигенцию.
5 Crowther J.G. The Social Relations of Science. [N.Y.,] 1941. P. 333.
Конечно, стремление навязать людям веру, которая должна стать для них спасительной, не является изобретением нашей эпохи. Новыми являются, пожалуй, только аргументы, которыми наши интеллектуалы пытаются это обосновать. Так, они заявляют, что в существующем обществе нет реальной свободы мысли, потому что вкусы и мнения масс формируются пропагандой, рекламой, модой, образом жизни высшего класса и другими условиями, зас-тавляющими мышление двигаться по проторенным дорожкам. Из этого они заключают,что, поскольку идеалы и склонности большинства людей обусловлены обстоятельствами, поддающимися контролю, мы должны использовать это, чтобы сознательно направлять мышление в русло, которое представляется желательным.
Возможно, это и верно, что большинство людей не способны мыслить самостоятельно,что они в основном придерживаются общепринятых убеждений и чувствуют себя одинаково хорошо,ис-поведуя взгляды, усвоенные с рождения или навязанные в результате каких-то более поздних влияний. Свобода мысли в любом обществе играет важную роль лишь для меньшинства. Но это не означает, что кто-либо имеет право определять, кому эта свобода может быть предоставлена. Никакая группа людей не может присваивать себе власть над мышлением и взглядами других. Из того, что большинство подвержено интеллектуальным влияниям,не следует, что надо руководить мыслью всех. Нельзя отрицать ценность свободы мысли на том основании, что она не способна дать всем равные возможности, ибо суть этой свободы как перводвигателя интеллектуального развития вовсе не в том,что каждый имеет право говорить или писать все что угодно, а в том, что любая идея может быть подвергнута обсуждению. И пока в обществе не подавляется инакомыслие, всегда найдется кто-нибудь, кто усомнится в идеях, владеющих умами его современников, и станет пропагандировать новые идеи, вынося их на суд других.
Этот процесс взаимодействия индивидов, обладающих различным знанием и стоящих на различных точках зрения, и является основой развития мысли. Социальная природа человеческого разума требует поэтому разномыслия. По самой своей сути результаты мышления не могут быть предсказуемы, ибо мы не знаем, какие представления будут способствовать интеллектуальному прогрессу, а какие - нет. Иначе говоря, никакие существующие в данный момент взгляды не могут направлять развитие мысли, в то же время не ограничивая его. Поэтому "планирование" или "организация" интеллектуального развития, как и всякого развития вообще, - это абсурд, противоречие в терминах. Мысль, что человеческий разум должен "сознательно" контролировать собственное развитие, возникает в результате смешения представлений об индивидуальном разуме, который только и может что-либо "созна-
 
тельно контролировать", с представлениями о межличностном и надличностном процессе, благодаря которому это развитие происходит. Пытаясь его контролировать, мы лишь устанавливаем пределы развитию разума, что рано или поздно приведет к интеллектуальному застою и упадку мышления.
Трагедия коллективистской мысли заключается в том, что, постулируя вначале разум как верховный фактор развития, она в конце приходит к его разрушению,ибо неверно трактует процесс, являющийся основой движения разума. Парадоксальным образом коллективистская доктрина, выдвигая принцип "сознательного" планирования, неизбежно наделяет высшей властью какой-то индивидуальный разум, в то время как индивидуализм, наоборот, поз-воляет понять значение в общественной жизни надындивидуальных сил. Смирение перед социальными силами и терпимость к различным мнениям, характерные для индивидуализма, являются тем самым полной противоположностью интеллектуальной гордыне, стоящей за всякой идеей единого руководства общественной жизнью.

XII. Социалистические корни нацизма

Все антилиберальные силы объединяются против
всего либерального.
Ар тур Меллер ван ден Брук
Существует распространенное заблуждение, что национал-социализм - это просто бунт против разума, иррациональное движение, не имеющее интеллектуальных корней. Будь это на самом деле так, движение это не таило бы в себе столько опасности. Однако такая точка зрения не имеет под собой никаких оснований. Доктрина национал-социализма является кульминационной точкой длительного процесса развития идей, в котором участвовали мыслители, известные не только в Германии,но и далеко за ее пределами. И что бы мы ни говорили сегодня об исходных посылках этого направления, никто не станет отрицать, что у истоков его стояли действительно серьезные авторы, оказавшие большое влияние на развитие европейской мысли. Свою систему они строили жестко и последовательно. Приняв ее исходные посылки, уже невозможно свернуть в сторону, избежать неумолимой логики дальнейших выводов. Это чистый коллективизм, свободный от малейшего налета индивидуалистской традиции, которая могла бы помешать его осу-ществлению.
Наибольший вклад, безусловно, внесли в этот процесс немецкие мыслители, хотя они отнюдь не были на этом пути одиноки. Томас Карлейль и Хьюстон Стюарт Чемберлен, Огюст Конт и Жорж Сорель не уступают в этом отношении ни одному из немцев. Эволюцию этих идей в самой Германии хорошо проследил Р.Д. Батлер в опубликованном недавно исследовании "Корни национал-социализма". Как можно заключить из этой книги, на протя-жении ста пятидесяти лет это направление периодически возрождалось, демонстрируя поразительную и зловещую живучесть. Однако до 1914 года значение его было невелико: оно оставалось одним из многих направлений мысли в стране, отличавшейся тогда, быть может, самым большим в мире разнообразием философских
 
идей. Этих взглядов придерживалось незначительное меньшинство, а у большинства немцев они вызывали не меньшее презрение, чем у всех остальных народов.
Почему же эти убеждения реакционного меньшинства получили в конечном счете поддержку большинства жителей Германии и практически целиком захватили умы ее молодого поколения? Причины этого нельзя сводить только к поражению в войне и сложностям послевоенной жизни, к последовавшему за этим росту национализма и уж тем более (как этого хотели бы многие) к капиталистической реакции на наступление социализма. Наоборот, как раз поддержка со стороны социалистов и привела сторонников этих идей к власти. И не при помощи буржуазии они получили власть, а скорее в силу отсутствия крепкой буржуазии.
Идеи, которые в последнем поколении вышли на передний план в политической жизни Германии, противостояли не социализму в марксизме, а содержащимся в нем либеральным элементам - интернационализму и демократии. И по мере того как становилось все более очевидно, что эти элементы мешают осуществлению социализма, левые социалисты постепенно смыкались с правыми. В результате возник союз левых и правых антикапита-листических сил, своеобразный сплав радикального и консервативного социализма, который и искоренил в Германии все проявления либерализма.
1 Да и то лишь отчасти, если в 1892 году один из лидеров социал-
демократической партии, Август Бебель, мог сказать Бисмарку: "Имперский канцлер может не сомневаться, что немецкая социал-демократия - это что-то вроде подготовительной школы милитаризма!"
Социализм в Германии был с самого начала тесно связан с национализмом. Характерно, что наиболее значительные предшественники национал-социализма - Фихте, Родбертус и Лас-саль - являются в то же время признанными отцами социализма. Пока в немецком рабочем движении широко использовался теоретический социализм в его марксистской версии, авторитарные и националистические концепции находились в тени. Но это продолжалось недолго1.Начиная с 1914 года из рядов марксистов один за другим стали выдвигаться проповедники, обращавшие в национал-социалистическую веру уже не консерваторов и реакционеров, а рабочих и идеалистически настроенную молодежь. И только после этого волна национал-социализма, достигнув своего апогея, привела к появлению гитлеризма. Военная истерия,
 
от которой побежденная Германия так полностью и не излечилась, стала отправной точкой современного движения, породившего национал-социализм, причем огромную помощь оказали в этом социалисты.
Первым и, пожалуй, наиболее характерным представителем этого направления является покойный профессор Вернер Зомбарт, чья нашумевшая книга "Торгаши и герои" вышла в свет в 1915 году. Зомбарт начинал как социалист-марксист и еще в 1909 году мог с гордостью утверждать,что большую часть своей жизни он посвятил борьбе за идеи Карла Маркса. Он действительно, как никто другой, способствовал распространению в Германии социалистических и антикапиталистических идей. И если марксистская мысль пронизывала тогда всю интеллектуальную атмосферу этой страны (в гораздо большей степени, чем это было в других странах, кроме разве что послереволюционной России),то это была во многом его заслуга. Зомбарт считался выдающимся представителем преследуемой социалистической интеллигенции и из-за своих радикальных взглядов не мог получить кафедру в университете. И даже после войны как в Германии, так и за ее пределами влияние его исторических исследований (в которых он оставался марксистом,перестав быть марксистом в политике) было очень заметным. Оно,в частности, прослеживается в работах английских и американских сторонников планирования.
Так вот, этот заслуженный социалист приветствует в своей книге "Германскую войну", которая является, по его мнению, неизбежным выражением конфликта между коммерческим духом английской цивилизации и героической культурой Германии. Его презрение к "торгашеству" англичан, начисто утративших военный дух, поистине не знает границ, ибо нет ничего более постыд-ного,чем стремление к индивидуальному благополучию. Главный, как он считает, принцип английской морали - "да будет у тебя все благополучно и да продлятся твои дни на земле" - является "самым отвратительным из принципов, порожденных духом коммерции". В соответствии с "немецкой идеей государственности", восходящей еще к Фихте,Лассалю и Родбертусу, государство основано и сформировано не индивидами, не является совокупностью индивидов и цель его вовсе не в том, чтобы служить интересам личности. Это Volksgemeinschaft - "национальная общность", в рамках которой у личности нет прав, но есть только обязанности, А всякие притязания личности - лишь проявление торгашеского духа. "Идеи 1789 года" - свобода,равенство, братство - это торгашеские идеалы, единственная цель которых - дать преимущества частным лицам.
До 1914 года, рассуждает далее Зомбарт, подлинно германские героические идеалы находились в небрежении и опасности, исходившей от английских коммерческих идеалов, английского образа жизни и английского спорта. Англичане не только сами окончательно разложились, так что каждый профсоюзный деятель по горло увяз в трясине комфортабельной жизни, но и начали заражать другие народы. Только война напомнила немцам, что они яв-ляются нацией воинов,народом,вся деятельность которого (в особенности экономическая) связана в конечном счете с военными целями. Зомбарт знает, что другие народы презирают немцев за культ милитаризма, но сам он этим гордится. Только коммерческое сознание могло счесть войну бесчеловечным и бессмысленным предприятием. Есть жизнь более высокая, чем жизнь личности, и это жизнь нации и государства. А предназначение индивида - приносить себя в жертву этим высшим ценностям. Таким образом, война - воплощение героической жизни, а война против Англии - это война с ненавистным коммерческим идеалом, идеалом личной свободы и комфорта, символизируемого, по Зомбарту, безопасными бритвами, которые немецкие солдаты находили в английских окопах.
Если неистовые выпады Зомбарта выглядели тогда чересчур напористыми даже для большинства немцев,то рассуждения другого немецкого профессора, точно такие же по смыслу, но более мягкие и академичные по форме, оказались поэтому и более приемлемыми. Иоганн Пленге был столь же авторитетным марксистом, как и Зомбарт. Его книга "Маркс и Гегель" положила начало гегельянскому ренессансу среди ученых-марксистов. И нет никаких сомнений, что он начинал свою деятельность как самый настоящий социалист. Из многочисленных его публикаций военного времени наиболее важной является, пожалуй, небольшая, но получившая широкий резонанс книжка с примечательным заголовком "1789 и 1914: символические годы в истории политической мысли". В ней разбирается конфликт между "идеями 1789-го", т.е. идеалом свободы, и "идеями 1914-го",т.е.идеалом организации.
Для Пленге, как и для большинства социалистов, черпающих свои идеалы из приложения технических представлений
 



к проблемам общественной жизни, организация составляет сущность социализма. Как он совершенно справедливо отмечает, идея организации была исходным пунктом социалистического движения, зародившегося во Франции в начале XVIII века. Маркс и марксисты предали эту идею, променяв ее на абстрактную и беспочвенную идею свободы. И только теперь мы вновь наблюдаем возврат к идее организации, причем повсюду, о чем свидетельствуют, например, труды Герберта Уэллса, которого он характеризует как одного из выдающихся деятелей современного социализма. (Книга Г. Уэллса "Будущее в Америке" оказала большое влияние на Плен-ге.) Но более всего идея эта расцвела в Германии, где ее смогли наилучшим образом понять и применить. Война Англии и Германии является, следовательно, войной между двумя противоположными принципами. Это "экономическая мировая война" - третья фаза великой духовной битвы современной истории, стоящая на одном уровне с Реформацией и буржуазной революцией, принесшей идеалы свободы. Исход этой борьбы предрешен: в ней победят новые, восходящие силы, рожденные в горниле экономического прогресса XIX столетия. Это социализм и организация.
"Поскольку в идеологической сфере Германия была наиболее последовательным сторонником социалистической мечты, - пишет Пленге, - а в сфере реальности - сильнейшим архитектором высокоорганизованной экономической системы,XX век - это мы. Как бы ни закончилась война, мы будем служить образцом для других народов. Нашими идеями будет руководствоваться все человечество. Сегодня на сцене Всемирной Истории разыгрывается колоссальное действо: с нами побеждает и входит в жизнь новый всемирно-исторический идеал, а в Англии одновременно рушится ветхий принцип, который повсеместно господствовал ранее".
Военная экономика, созданная в Германии в 1914 году, - "первый опыт построения социализма,ибо ее дух - активный,а не потребительский - это подлинный социалистический дух. Требования военного времени привели к установлению социалистического принципа в экономической жизни, а необходимость обороны страны подарила миру идею немецкой организации,национальной общности, национального социализма... Мы даже не заметили, как вся наша политическая жизнь в государстве и в промышленности поднялась на более высокий уровень. Государство и экономика образуют теперь совершенно новое единство... Чувство экономической ответственности,характерное для работы государственного служащего,пронизывает теперь все виды частной деятельности". Это новое, истинно германское корпоративное устройство экономической жизни (которое Пленге считает, впрочем, еще не полностью созревшим) "есть высшая форма жизни государства, когда-либо существовавшая на Земле".
Вначале профессор Пленге еще надеялся примирить идеал свободы с идеалом организации путем полного, хотя и доброволь-ного,подчинения индивида обществу. Но вскоре всякие остатки либерализма исчезают из его трудов.К 1918 году принцип единства социализма и политического насилия прояснился для него окончательно. Вот что он писал в социалистическом журнале Die Glocke незадолго до конца войны: "Пора признать, что социализм должен проводиться с позиций силы, поскольку он равнозначен организации. Социализму надлежит завоевывать власть, а не слепо ее разрушать. И когда в мире идет война между народами, самым важным, по сути решающим для социализма является вопрос: какая из наций более всех предрасположена к власти, какая из них может служить примером и организатором для других?"
А далее следует тезис, послуживший позднее для обоснования Гитлером идеи Нового Порядка. "Разве не является с точки зрения социализма, который тождествен организации, право наций на самоопределение правом на индивидуалистическую экономическую анархию? Хотим ли мы предоставить индивиду полное право на самоопределение в экономической жизни? Последовательный социализм может давать людям право объединяться только в соответствии с реальной, исторически детерминированной расстановкой сил".
Идеалы, так ясно выраженные Пленге, были особенно популярны в определенных кругах немецких ученых и инженеров, призывавших к всесторонней плановой организации общественной жизни, как это теперь делают их английские и американские коллеги. Лидером этого движения был знаменитый химик Вильгельм Оствальд, одно из высказываний которого получило большую известность. Рассказывают,что он публично заявил,что "Германия хочет организовать Европу, в которой до сих пор еще отсутствует организация. Я открою вам величайший секрет Германии: мы, то есть вся германская нация, обнаружили значение принципа организации. И пока все остальные народы прозябают при индивидуалистическом режиме, мы живем уже в режиме организации".
Очень похожие идеи высказывались в кругах, близких к немецкому сырьевому диктатору Вальтеру Ратенау. Хотя он, возможно, и содрогнулся бы, поняв, куда заведет страну тоталитарная экономика, но, рассматривая историю зарождения нацистских идей, нельзя пройти мимо его мыслей, ибо его труды оказали наибольшее влияние на экономические воззрения того поколения немцев, которое сформировалось во время и сразу после войны. А некоторые из его ближайших сотрудников позднее составили костяк геринговс-кого Управления пятилетнего плана. Близким по смыслу и значению были и рассуждения еще одного бывшего марксиста - Фридриха Науманна: его книга "Центральная Европа" была, наверное, самым популярным произведением времен войны2.
Но честь развить эти идеи с наибольшей полнотой и добиться их повсеместного распространения выпала на долю представителя левого крыла социал-демократической партии в рейхстаге Пауля Ленша. Уже в своих первых книгах Ленш изобразил войну как "поспешное отступление английской буржуазии перед натиском социализма" и объяснил, насколько различаются между собой социалистический идеал свободы и соответствующий английский идеал. Но лишь в третьей из опубликованных им книг, озаглавленной "Три года мировой революции", его идеи, не без влияния Пленге, расцвели пышным цветом3. Аргументы Ленша основаны на интересном и во многих отношениях точном историческом анализе последствий проводившейся в Германии Бисмарком политики протекционизма. Политика эта привела к такой концентрации и картелиза-ции производства, которая для марксиста Ленша выглядит как высшая стадия индустриального развития.
"В результате решений, принятых Бисмарком в 1879 году, Германия ступила на путь революционного развития, т.е. стала единственным в мире государством, обладающим столь высокой и прогрессивной экономической системой. Поэтому в происходящей ныне Мировой Революции Германия является представителем революционных сил, а ее главный противник, Англия, - сил контр-
3 Английский перевод этой книги был опубликован еще во время войны каким-то весьма дальновидным человеком: Lensch P. Three Years of World Revolution / With preface by J.E.M. London, 1918.
2 Хорошее изложение взглядов Науманна, не менее точно выражающих специфически немецкое сочетание социализма с империализмом, чем цитаты, которые мы приводим в тексте, можно найти в изд.: Butler R.D. The Roots of National Socialism. [London,] 1941. P. 203-209.
революционных. Мы можем таким образом убедиться, что государственный строй, будь то либеральный и республиканский или монархический и автократический, очень мало влияет на то,являет-ся ли в исторической перспективе та или иная страна свободной. Иначе говоря, наши представления о свободе, демократии и т.д. ведут свое происхождение от английского индивидуализма, в соответствии с которым свободной считается страна со слабым правительством, а всякое ограничение свободы личности расценивается как автократия и милитаризм".
В Германии, которая "в силу своего исторического предназначения" должна была явить другим странам образец нового экономического устройства, "были заранее созданы все условия,не-обходимые для победы социализма. Поэтому задачей всех социалистических партий является поддержка Германии в борьбе с ее врагами, чтобы она могла выполнить свою историческую миссию и революционизировать весь мир. Война стран Антанты против Германии напоминает попытки низших слоев буржуазии в докапиталистический период остановить упадок своего класса".
Организация капитала, пишет далее Ленш, "начавшаяся неосознанно еще в довоенный период, а во время войны продолженная вполне целенаправленно, будет проводиться после войны на систематической основе, причем не просто из любви к организации и не потому, что социализм получил признание как высший принцип общественного устройства. Классы,которые являются сегодня на деле пионерами социализма, в теории считаются или еще недавно считались его заклятыми противниками. Социализм наступает и в какой-то мере уже наступил потому, что мы больше не можем без него существовать".
Этой тенденции сегодня противятся только либералы. "Люди, составляющие этот класс, бессознательно ориентируются на английские стандарты. К ним можно отнести всю немецкую просвещенную буржуазию. Их политический словарь, включающий такие термины,как "свобода","права человека","конституция", "парламентаризм", выражает индивидуалистское либеральное мировоззрение, английское по своему происхождению, взятое на вооружение в Германии буржуазными деятелями в 50-х, 60-х и 70-х годах XIX века. Но эти понятия безнадежно устарели, как и в целом либерализм, падение которого ускорила нынешняя война. От этого наследия теперь надлежит избавиться, чтобы обратиться всецело к разработке новых понятий Государства и Общества. Социализм является в этом смысле сознательной и определенной альтернативой индивидуализму. Сегодня уже нельзя закрывать глаза на тот факт, что в так называемой "реакционной" Германии рабочий класс завоевал себе гораздо более прочные позиции в государстве, чем в Англии или во Франции".
Выводы, к которым приходит Ленш, заслуживают самого пристального внимания,ибо являются во многих отношениях очень точными. "Поскольку социал-демократы заняли благодаря всеобщему избирательному праву все возможные места в рейхстаге, в муниципальных советах, в арбитраже и в судах, в системе социального обеспечения и т.д., они очень глубоко проникли в государственный организм. Но за это пришлось заплатить тем,что государство, в свою очередь, стало оказывать огромное влияние на трудящихся. В результате усилий, предпринимаемых социалистами на протяжении вот уже пятидесяти лет, государство очень изменилось по сравнению с 1867 годом, когда было впервые введено всеобщее избирательное право. Но соответственно изменилась и социал-демократия. Можно утверждать, что государство подверглось процессу социализации, а социал-демократия - процессу национализации".
4 То же самое можно сказать и о многих, других интеллектуальных лидерах,
принадлежавших к поколению, породившему нацизм, таких, как Отмар Шпанн, Ганс Фрейер, Карл Шмитт или Эрнст Юнгер. Об их взглядах см.: KolnaiA. The War against the West. [London,] 1938. Эта работа имеет только тот недостаток, что, ограничившись послевоенным периодом, когда эти идеи уже были подхвачены националистами, автор упустил из виду их подлинных творцов - социалистов.
Идеи Пленге и Ленша проложили дорогу для уже непосредственных творцов национал-социализма, таких, как - назовем лишь два наиболее известных имени - Освальд Шпенглер и Артур Меллер ван ден Брук4. Можно спорить, в какой степени является социалистом Шпенглер, но совершенно очевидно, что его работа "Пруссачество и социализм", опубликованная в 1920 году, выражает идеи, владевшие в то время умами немецких социалистов. Чтобы в этом убе-диться, достаточно нескольких извлечений. "Старый прусский дух и социалистические убеждения, которые сегодня враждуют между собой, как могут враждовать только братья, являются совершенно тождественными". Представители западной цивилизации в Германии - немецкие либералы - это "незримая английская армия, оставленная Наполеоном на немецкой земле после битвы при Йене". Все либеральные реформаторы, такие, как Харденберг или Гум-
 
больт, были для Шпенглера "англичанами". Но "английский дух" будет изгнан германской революцией, начавшейся в 1914 году.
"Три последние нации Запада стремились к трем формам су-ществования, выраженным в знаменитых лозунгах Свобода, Равенство, Братство.В формах политического устройства они проявлялись как либеральный парламентаризм, социальная демократия и авторитарный социализм5 ...Немецкий, а точнее, прусский дух наделяет властью целое...Каждому отведено свое место. Человек руководит либо подчиняется. Таков начиная с XVIII века авторитарный социализм - течение антилиберальное и антидемократическое, если иметь в виду английский либерализм и французскую демократию... Многое вызывает ненависть или пользуется дурной репутацией в Германии, но только либерализм вызывает презрение на немецкой земле.
Структура английской нации основана на разграничении богатых и бедных, прусской - на разграничении руководящих и подчиненных. Соответственно совершенно по-разному проходят в этих странах водоразделы между классами".
Отметив принципиальные различия между английской конкурентной системой и прусской системой "управления экономикой" и показав (сознательно следуя выкладкам Ленша), как, начиная с Бисмарка, целенаправленная организация экономической деятельности постепенно приобретала социалистические формы, Шпенглер далее пишет следующее. "В Пруссии существовало подлинное государство в самом высоком смысле этого слова. Там не было частных лиц. Всякий человек, живший внутри этой системы, которая работала с точностью часового механизма, выполнял в ней какую-то функцию. Поэтому управление делами общества не могло находиться в руках частных лиц, как того требует парламентаризм. Это была государственная служба, и всякий ответственный политик всегда был слугой целого".
5 Эта формула Шпенглера воспроизводится в часто цитируемом
высказывании Шмитта, ведущего нацистского эксперта по конституционному праву. Он утверждал, что эволюция государства проходит через "три последовательные диалектические стадии - от абсолютистской стадии XVII-XVIII веков, через нейтральную либеральную стадию XIX века к тоталитарной стадии, на которой государство полностью совпадает с обществом" (SchmittС. Der Huter der Verfassung. Tubingen, 1931. P. 79).
"Прусская идея" предполагает, что каждый должен быть официальным лицом, находящимся на жалованье у государства. В частности, управление любой собственностью осуществляют только государственные уполномоченные. Тем самым государство будущего - это государство чиновников. Но есть "критический вопрос, и не только для Германии, но и для всего мира, и Германии предстоит решить его для всего мира: станет ли в будущем торговля управлять государством или государство - торговлей? В решении этого вопроса пруссачество и социализм совпадают... Пруссачество и социализм борются с Англией - Англией среди нас".
Апостолу национал-социализма Меллеру ван ден Бруку оставалось после этого сделать только один шаг,объявив Первую мировую войну войной между либерализмом и социализмом. "Мы проиграли войну с Западом: социализм потерпел поражение от либерализма"6. Для него, как и для Шпенглера, либерализм является врагом номер один. Меллер ван ден Брук с гордостью заявляет, что "в сегодняшней Германии нет либералов. Есть молодые революционеры, есть молодые консерваторы. Но кому сейчас придет в голову быть либералом? Либерализм - это философия, от которой немецкая молодежь отворачивается с презрением, с гневом, с характерной усмешкой, ибо нет ничего более чуждого, более отвратительного, более противного ее умонастроениям. Молодежь Германии видит в либерализме своего главного врага".
"Третий Рейх" Меллера ван ден Брука обещал принести немцам социализм, приспособленный к характеру германской нации и очищенный от западных либеральных идей. Так оно, собственно, и случилось.
Эти авторы не были одиноки: они двигались в общем потоке идей,захвативших Германию,Еще в 1922 году беспристрастный наблюдатель с удивлением отмечал, что в этой стране "многие считают борьбу с капитализмом продолжением войны с Антантой, перенесенной в область духа и экономической организации, и рассматривают это как путь к практическому социализму, который позволит вернуть немецкому народу его самые благородные традиции"7/
7 Pribram К. Deutscher Nationalismus und Deutscher Socialismus // Archiv fur Social-wissenschaft und Socialpolitik. 1922. Bd. 49. P. 298-299. Автор, в частности, упоминает философа Макса Шелера, проповедующего "всемирную социалистическую миссию Германии", и марксиста К. Корша, пишущего о духе новой народной общности - Volksgemeinschaft.



6 Moeller van den Brock A. Socialismus und Aussenpolitik. [Breslau,] 1933. P. 87, 90, 100. Статьи, собранные в этом сборнике, в частности статья "Ленин и Кейнс", где этот тезис обосновывается более подробно, были впервые опубликованы между 1919 и 1923 годами.
 
Идея борьбы с либерализмом - тем либерализмом, который победил Германию, - носилась в воздухе и объединяла социалистов и консерваторов, выступавших в итоге единым фронтом. Первоначально эта идея была с готовностью воспринята немецким молодежным движением, где доминировали социалистические умонастроения и где родился первый сплав социализма с национализмом. С конца 20-х годов и до прихода к власти Гитлера вырази-телями этой тенденции в интеллектуальной среде были молодые люди, сгруппировавшиеся вокруг журнала Die Tat и возглавляемые Фердинандом Фридом. Пожалуй, самым характерным плодом деятельности этой группы, известной как Edelnazis (нацисты-аристократы), стала книга Фрида "Конец капитализма". Сходство ее со многими издающимися сейчас в Англии и США произведениями очевидно. Там и здесь можно найти попытки сближения левого и правого социализма и одинаковое презрение к отжившим принципам либерализма, и, честно говоря, все это не может не вызывать тревоги. "Консервативный социализм" (а в несколько иных кругах - "религиозный социализм") - под этим лозунгом создавалась в Германии атмосфера,в которой добился успеха "национал-социализм". И именно "консервативный социализм" необыкновенно популярен у нас сегодня. Не означает ли это, что еще до начала реальной войны мы стали терпеть поражение в войне, ведущейся "в области духа и экономической организации"?
XIII. Тоталитаристы среди нас



Когда власть рядится в одежды организатора,
она становится столь привлекательной,
что способна превратить союз свободных людей
в тоталитарное государство.
Times
Вероятно, размах, который приобретает произвол в странах с тоталитарным режимом, вместо того чтобы увеличивать опасения,что то же самое может случиться и в более просвещенных странах, наоборот, укрепляет уверенность в том, что это невозможно. Когда мы сравниваем Англию с нацистской Германией, контраст оказывается настолько разительным,что мы не можем допустить и мысли, что в нашей стране события пойдут когда-нибудь таким же путем. А тот факт, что контраст этот в последнее время усиливается, как будто опровергает всякие предположения о том, что мы движемся в том же направлении. Но не будем забывать, что еще пятнадцать лет назад возможность нынешнего положения дел в Германии тоже представлялась фантастической, и не только для девяти десятых самих немцев, но и для самых недружелюбно настроенных иностранных наблюдателей, какими бы прозорливыми они ни ка-зались нам сегодня.
Однако, как мы уже говорили, сегодняшнее состояние де-мократических стран напоминает не современную Германию, но Германию двадцати-тридцатилетней давности. Есть множество признаков, казавшихся тогда "чисто немецкими", а ныне вполне характерных и для Англии, которые можно расценить как симптомы той же болезни. Самый существенный из них мы уже упоминали. Это смыкание правых с левыми по экономическим вопро-сам и их общее противостояние либерализму, бывшему до этого основой английской политики. Здесь можно сослаться на авторитет Гарольда Николсона, утверждавшего, что при последнем консервативном правительстве среди рядовых членов парламента от консервативной партии "наиболее способные все были в душе
 
социалистами"1. И вряд ли есть какие-то сомнения, что, как и во времена фабианцев, социалисты ныне больше симпатизируют консерваторам, нежели либералам. Есть и другие признаки, тесно с этим связанные. Крепнущий день ото дня культ государства,вос-хищение властью, гигантомания, стремление организовать все и вся (мы теперь называем это "планированием") и полная не-готовность предоставить вещи их собственному естественному развитию - черты, беспокоившие фон Трейчке в немцах еще шестьдесят лет назад, - все это присутствует сегодня в английской действительности в не меньшей степени, чем в свое время в Германии.
Чтобы убедиться, насколько далеко зашла за последние двадцать лет Англия по пути, намеченному Германией, достаточно обратиться к работам, написанным во время прошлой войны, авторы которых обсуждают различия английской и немецкой точек зрения на вопросы политики и морали. Пожалуй, тогда у британской публики были более адекватные представления об этих различиях, чем сейчас. Если в то время англичане гордились своеобразием сво-их подходов и традиций, то теперь большинство из них либо стыдятся взглядов, считавшихся тогда типично английскими, либо начисто их отвергают. Вряд ли будет преувеличением сказать,что,чем более английским представлялся тогда миру тот или иной автор, писавший о политике или проблемах общества, тем прочнее забыт он сейчас своими же соотечественниками.Такие люди,как лорд Морли или Генри Сиджвик,лорд Актон или А.В. Дайси, которыми в то время восхищался весь мир, ибо их работы считались образцом английской либеральной политической мудрости, для нынешнего поколения англичан не более чем старомодные викторианцы. Быть может, ничто не свидетельствует так ярко о происшедших за это время переменах, как то, что в современной английской литературе нет недостатка в симпатиях к Бисмарку, но имя Гладстона редко упоминается без иронической усмешки по поводу его викторианской морали и наивного утопизма.
1 Spectator. 1940. 12 April. Р. 523.
Я попробую передать тревожное впечатление,возникающее при чтении некоторых английских работ, где анализируются идеи, получившие распространение в Германии во время прошлой вой-ны,в которых буквально каждое слово можно отнести и к взглядам, доминирующим сейчас в английской литературе. Для начала процитирую лорда Кейнса, обнаружившего в 1915 году в типичной для того времени немецкой работе то, что он называет "дурным сном". В соответствии с мыслью автора даже в мирное время промышленность должна оставаться мобильной. Это он имеет в виду,го-воря о "милитаризации промышленности" (таков заголовок анализируемой работы). С индивидуализмом надо покончить раз и навсегда. Должна быть создана система регуляции, объектом которой будет не счастье отдельного человека (профессор Яффе заявляет это без всякого стеснения),но укрепление организованного единства государства с целью максимального повышения эффективности (Leistungsfahigkeit),влияние которого на благополучие индивида будет лишь опосредованным. Эта чудовищная доктрина подается под своеобразным идеалистическим соусом. Нация превратится в "самостоятельное единство" и станет тем, чем ей надлежит быть согласно Платону - "воплощением человека в большом". Близящийся мир принесет, среди прочего, усиление государственного влияния в промышленности... Иностранные капиталовложения, эмиграция, индустриальная политика, трактующая весь мир как рынок, - все это слишком опасно. Старый, отмирающий подход к развитию промышленности, основанный на выгоде, уступит место подходу, основанному исключительно на власти. Так новая Германия XX века положит конец капитализму, пришедшему сто лет тому назад из Англии"2. Если не считать того, что ни один английский автор не осмелился пока (насколько мне известно) открыто пренебрегать счастьем отдельного человека, все сказанное отражается сегодня как в зеркале в современной английской литературе.
Economic Journal. 1915. Р. 450.
Однако не только идеи, открывшие в Германии и в других странах дорогу тоталитаризму, но и принципы тоталитаризма как такового завладевают ныне умами в демократических странах. Несмотря на то что в Англии найдется сегодня немного людей, готовых целиком проглотить тоталитарную пилюлю, различные авторы успешно скармливают ее нам по частям. Нет, пожалуй, ни одной страницы в книге Гитлера,которую бы нам кто-нибудь,живущий в Анг-лии или в США, не порекомендовал прочитать и использовать для наших целей. Это относится и к тем,кто является смертельным врагом Гитлера. Мы не должны забывать, что люди, покинувшие Германию или ставшие ее врагами в результате проводимой там антисе-
 



митской политики, нередко являются при этом убежденными тоталитаристами немецкого типа3.
3 Чтобы понять, какая часть социалистов на самом деле перешла в нацисты,
надо учитывать, что истинное соотношение мы получим, сравнивая число обратившихся в нацизм не с общим числом бывших социалистов, а с числом тех, кому могло помешать перейти в другой лагерь их расовое происхождение. Действительно, любопытной чертой политической эмиграции из Германии является относительно низкий процент левых, которые не являются в то же время "евреями" в немецком смысле этого термина. Весьма часто приходится сегодня слышать восхваления в адрес немецкой системы, предваряемые выступлениями вроде того, что прозвучало недавно на конференции, посвященной изучению "заслуживающих внимания тоталитарных методов экономической мобилизации": "Г-н Гитлер - это совсем не мой идеал. Есть чрезвычайно веские личные причины, по которым г-н Гитлер не может быть моим идеалом. Но..."
Никакое общее описание не может передать поразительного сходства идей, получивших ныне распространение в английской политической литературе, со взглядами, подорвавшими в свое время в Германии веру в устои западной цивилизации и создавшими атмосферу, в которой мог добиться успеха нацизм. Сходство это проявляется не только в содержании, но и (пожалуй, даже в большей степени) в стиле обсуждения проблем, в готовности ломать все культурные связи и традиции, делая ставку на один конкретный эксперимент. Как это было и в Германии, большинство современных работ,подготавливающих в демократических странах почву для тоталитаризма, принадлежит перу искренних идеалистов, а нередко и выдающихся интеллектуалов. И хотя, может быть, не очень корректно выделять в качестве иллюстрации нескольких авторов там, где речь могла бы идти о сотнях их единомышленников, я не вижу другого пути, чтобы продемонстрировать, как далеко зашло уже развитие этих идей. При этом я буду сознательно выбирать только тех, чья честность и незаинтересованность находятся вне подозрений. Я попытаюсь таким образом передать интеллектуальный климат, в котором зарождаются тоталитарные идеи, однако мне вряд ли удастся решить не менее важную задачу - охарактеризовать современную эмоциональную атмосферу демократических стран, которые и в этом отношении напоминают Германию двадцатилетней давности. Чтобы усматривать в привычных теперь явлениях симптомы страшной болезни, нужны также специальные исследования незаметных порой сдвигов в структуре языка и мышления. Так, встречая людей,настаивающих на необходимости различать "великие" и "мелкие" идеи или повсеместно заменять старые "статические" или "частичные" представления новыми "динамическими" или "глобальными", можно научиться видеть в том, что на первый взгляд кажется нонсенсом, проявление знакомой нам уже интеллектуальной позиции,изучением которой мы здесь занимаемся.
Я хочу в первую очередь обратиться к двум работам, принадлежащим перу выдающегося ученого и привлекшим в последние годы большое внимание. В современной английской литературе найдется немного столь же ярких примеров влияния сугубо немецких идей, как книги профессора Э.Х. Карра "Двадцатилетний кризис" и "Условия мира".
В первой из этих книг профессор Карр честно признается, что он является последователем "реалистической "исторической школы", ведущей свое происхождение из Германии и отмеченной именами таких великих мыслителей, как Гегель и Маркс". Как он объясняет, реалист - это "тот, кто рассматривает мораль как функцию политики" и "не может логически допустить никаких ценностей, кроме основанных на фактах". В полном соответствии с немецкой традицией "реализм" противостоит "утопизму", восходящему к XVIII веку, "который является индивидуалистическим принци-пом,™ есть объявляет высшим судьей совесть человека". Но старая мораль с ее "абстрактными общими принципами" должна исчезнуть, поскольку "эмпирик рассматривает и решает каждый конкретный вопрос отдельно". Иными словами, значение имеет только целесообразность, и, как убеждает нас автор, даже "правило pacta sunt servanda [договоры должны соблюдаться]не является моральным принципом". И профессора Карра совсем не беспокоит, что без об-щих принципов решение конкретных дел окажется в зависимости от чьих-то мнений,а международные договоры,не будучи сопряжены с моральными обязательствами, потеряют смысл.
Хотя профессор Карр и не говорит об этом прямо,из всех его суждений вытекает,что Англия воевала в последней войне не на той стороне, на которой следовало. Всякий, кто обратится сегодня к заявлениям двадцатипятилетней давности, в которых формулировались военные цели Великобритании, и сравнит их со взглядами, высказываемыми ныне профессором Карром, сможет убедиться, что его взгляды в точности совпадают с немецкими воззрениями того периода. Сам он, вероятно, возразит на это, что взгляды, которых придерживались тогда политики в нашей стране, являются не более чем плодом английского лицемерия. Насколько он не понимает различия между идеалами нашей страны и идеалами современной Германии, видно из следующего его утверждения: "Когда один из нацистских лидеров заявляет, что все, что идет на благо немецкого народа, - хорошо, а все, что идет ему во вред, - плохо, - он лишь облекает в слова принцип отождествления национальных интересов со всеобщим правом, который для англоязычных наций был уже установлен президентом Вильсоном, профессором Тойн-би, лордом Сесилом и многими другими".
Поскольку книги профессора Карра посвящены международным проблемам, в этой области его идеи выявляются особенно отчетливо. Но и из отдельных его замечаний по поводу будущего общества можно заключить, что он ориентируется на тоталитарную модель. Иногда приходится даже задуматься, случайно ли сходство некоторых его положений с высказываниями откровенных тотали-таристов,или он следует этой тенденции сознательно. Например,ут-верждая,что "мы более не видим смысла в привычном для XIX века разграничении общества и государства", отдает ли он себе отчет,что это один к одному доктрина ведущего нацистского теоретика Карла Шмитта и самая суть введенного им понятия тоталитаризма? И понимает ли он, что воспроизводит нацистское обоснование ограничения свободы мнений, заявляя, что "массовое производство мнений осуществляется так же, как и массовое производство товаров", и, следовательно, "существующее до сих пор предубежденное отношение к слову"пропаганда" - это то же самое,что и предубеждение против контроля в промышленности и торговле"?
В своей более поздней книге "Условия мира" профессор Карр дает однозначный утвердительный ответ на вопрос, которым мы закончили предыдущую главу. Он пишет: "Победители потеряли мир, а Советская Россия и Германия обрели его; ибо первые продолжали исповедовать и отчасти применять когда-то верные, но теперь ставшие разрушительными идеалы прав наций и конкурентного капитализма, в то время как вторые, сознательно или несознательно,дви-нулись вперед на волне XX столетия, стремясь построить новый мир, состоящий из более крупных единиц, организованных по принципу централизованного планирования и контроля".
Профессор Карр воистину издает боевой клич германцев, провозглашая социалистическую революцию, идущую с Востока и направленную против Запада, в которой Германия является лидером: "Революция, начатая прошлой войной, вдохновляющая всякое значительное политическое движение последних двадцати лет...Революция,направленная против господства идей XIX века - либеральной демократии, самоопределения наций и конкурентной экономики..." Он прав: "Этот вызов, брошенный убеждениям XIX века, должен был найти самую активную поддержку в Германии, которая никогда по-настоящему не разделяла этих убеждений". Но с фанатизмом, свойственным всем псевдоисторикам начиная с Гегеля и Маркса, отстаивает он неизбежность такого развития событий: "Мы знаем, в каком направлении движется мир, и мы должны подчиниться этому движению или погибнуть".
Уверенность в неизбежности этой тенденции базируется на уже знакомых нам экономических недоразумениях - на предположении о неотвратимом росте монополий как следствии технологического развития, на обещании "потенциального изобилия" и других уловках, которыми щедро приправлены работы такого рода. Профессор Карр не является экономистом, и его экономические рассуждения не выдерживают серьезной критики. Но ни это обсто-ятельство,ни то,что одновременно он доказывает,что значение эко-номических факторов в жизни общества стремительно падает, не мешает ему строить на экономических рассуждениях все свои предсказания о неизбежном пути исторического развития, а также настаивать на необходимости "новой, преимущественно экономической интерпретации демократических идеалов - свободы и равенства"!
Презрение профессора Карра к идеалам либеральных экономистов (которые он упорно называет идеалами XIX века, хотя знает, что Германия "никогда по-настоящему не разделяла этих убеждений" и уже в XIX веке применяла на практике принципы,ко-торые он сейчас защищает) является столь же глубоким, как и у любого из немецких авторов, процитированных нами в предыдущей главе. Он даже заимствует у Фридриха Листа тезис, что политика свободной торговли была продиктована исключительно интересами Англии XIX века и служила только этим интересам. Однако теперь "необходимым условием упорядочения социального существования является искусственное хозяйственное обособление отдельных стран". А "возврат к неупорядоченной и не знающей границ мировой торговле... путем снятия торговых ограничений или возрождения отживших принципов laissez-faire" является "немыслимым". Будущее за Grossraumwirtschaft-крупномасштабным хозяйством немецкого типа,и "достичь желаемых результатов можно только путем сознательной реорганизации европейской жизни, примером которой является деятельность Гитлера"!
После всего этого у читателя уже не вызывает удивления примечательный раздел, озаглавленный "Нравственные функции войны",в котором профессор Карр снисходит до жалости к "добропорядочным людям (особенно - жителям англоязычных стран), которые, находясь в плену традиций XIX века, по-прежнему считают войну делом бессмысленным и бесцельным". Сам же автор, нао-борот,упивается "ощущением значительности и целесообразности" войны - этого "мощнейшего инструмента сплочения общества". Увы,все это слишком хорошо знакомо,только меньше всего ожида-ешь встретить подобные взгляды в работах английских ученых.
Мы должны далее остановиться подробнее на одной тенденции в интеллектуальном развитии Германии, наблюдающейся в течение последних ста лет, которая теперь почти в тех же формах проявляется и в англоязычных странах. Я имею в виду призывы ученых к "научной" организации общества. Идея организации, идущей сверху и пронизывающей все общество насквозь, получила в Германии особенное развитие благодаря тому,что здесь были созданы уникальные условия, позволявшие специалистам в области науки и техники влиять на политику и на формирование общественного мнения. Мало кто теперь вспоминает, что еще в недавнем прошлом в Германии профессора, активно занимавшиеся политикой, играли примерно такую же роль, как во Франции политики-адвокаты4. При этом вовсе не всегда ученые-политики отстаивали принципы свободы. "Интеллектуальная нетерпимость", свойственная нередко людям науки, надменность, с которой специалисты воспринимают мнения простых людей, и презрение ко всему, что не является результатом сознательной организации, осуществляемой лучшими умами в соответствии с научными представлениями, - все эти явления были хорошо знакомы немцам за несколько поколений до того, как они стали сколько-нибудь заметными в Англии. И наверное, ни одна страна не может служить более яркой иллюстрацией тех последствий, к которым приводит переориентация об-разования от "классического" к "реальному", чем Германия 1840-1940 годов5.
5 По-моему, первым, кто предложил свернуть классическое образование, поскольку оно насаждает опасный дух свободы, был автор "Левиафана"!



4 Ср.: SchnabolF. Deutsche Geschichte im neunzchnten Jahrhundert. [Freiburg im Breisgau,] 1933. Bd. II. S. 204
И то, что в конце концов ученые мужи этой страны (за исключением очень немногих) с готовностью пошли на службу новому режиму, является одним из самых печальных и постыдных эпизодов в истории возвышения национал-социализма6. Ни для кого не секрет, что именно ученые и инженеры, которые на словах всегда возглавляли поход к новому и лучшему миру, прежде всех других социальных групп подчинились новой тирании7.
Роль, которую сыграли интеллектуалы в тоталитарном преобразовании общества, была предугадана Жюльеном Бенда, чья книга "Измена клерков" обретает совершенно новое звучание сегодня, через пятьдесят лет после того, как она была написана. По крайней мере над одним местом в этой книге стоит как следует поразмыслить, рассматривая экскурсы некоторых британских ученых в область политики. Бенда пишет о "предрассудке, появившемся в XIX веке, который заключается в убеждении, что наука всемогущественна и, в частности, компетентна в вопросах морали. Остается выяснить, верят ли в эту доктрину те, кто ее пропагандирует, или
7 Достаточно привести свидетельство зарубежного очевидца событий. Р.А. Брэди, рассматривая в своем исследовании "Дух и структура немецкого фашизма" изменения, происходившие в академических кругах Германии, приходит к заключению, что "из всех специалистов, существующих в современном обществе, ученые, вероятно, самые податливые и легче всего поддаются манипулированию". Конечно, нацисты уволили многих университетских профессоров и многих исследователей, работавших в научных лабораториях. Но в основном это были не представители естествознания, мышление которых считается более точным, но по большей части гуманитарии, которые в целом лучше знали и сильнее критиковали нацистские программы. В естествознании репрессиям подвергались прежде всего евреи, а также критически настроенные к режиму ученые, которые были здесь в меньшинстве. В результате нацистам не составило большого труда "скоординировать" научную деятельность и заставить свою изощренную пропаганду трубить на каждом углу, что просвещенные круги Германии оказывают им всяческую поддержку" (Brady R.A. The Spirit and Structure of German Fascism. [N.Y., 1937]).



6 Готовность ученых оказывать услуги властям, какими бы они ни были, наблюдавшаяся в Германии и раньше, всегда шла здесь рука об руку с развитием государственной организации науки, которую сейчас так превозносят на Западе. Один из наиболее известных исследователей - физиолог Эмиль дю Буа-Реймон не постыдился заявить в речи, которую произнес в 1870 году, будучи ректором Берлинского университета и президентом Прусской академии наук: "Благодаря самому нашему положению Берлинский университет, расположенный напротив дворца кайзера, выступает в роли интеллектуального телохранителя дома Гогенцоллернов". (Примечательно, что дю Буа-Реймон счел уместным опубликовать и английский перевод этой речи. См.: Bois-ReymondE. du. A Speech on the German War. London, 1870. P. 31.)
 
же они просто хотят,придавая научную форму устремлениям своего сердца, сделать их более авторитетными, прекрасно зная при этом, что речь идет не более чем о страстях. Следует также отметить, что положение, согласно которому история подчиняется научным законам, особенно рьяно поддерживают сторонники деспотизма. И это вполне естественно, поскольку такой взгляд позволяет исключить две вещи, им особенно ненавистные, - свободу человека и значение личности в истории".
Мы уже упоминали одну английскую работу, где на фоне марксистской идеологии проступали характерные черты позиции интеллектуала-тоталитариста - неприятие, даже ненависть ко всему, что стало наиболее значимым в западной цивилизации со времени Ренессанса, и одновременно одобрение методов инквизиции. Но нам бы не хотелось еще раз рассматривать здесь столь крайние взгляды. Поэтому мы обратимся теперь к произведению более умеренному и в то же время вполне типичному, полу-чившему широкую известность. Небольшая книжка К.Х. Уодди-нгтона с характерным названием "Научный подход" является достаточно характерным образчиком литературы, пропагандируемой английским еженедельником Nature, в которой требования допустить к власти ученых сочетаются с призывами к широкомасштабному "планированию". Д-р Уоддингтон не так откровенен в своем презрении к свободе, как Кроутер. Однако от других авторов его отличает ясное понимание того,что тенденции, которые он описывает и защищает, неизбежно ведут к тоталитаризму. И такая перспектива представляется ему более предпочтительной, чем то, что он называет "современной цивилизацией обезьяньего питомника".
Утверждая, что ученый способен управлять тоталитарным обществом, д-р Уоддингтон исходит главным образом из того, что "наука может выносить нравственные суждения о человеческом поведении". Этот тезис, выношенный, как мы видели, несколькими поколениями немецких ученых-политиков и отмеченный уже Ж. Бенда, получает самую горячую поддержку в Nature. И чтобы объяснить, что из этого следует, не понадобится даже выходить за пределы книги д-ра Уоддингтона. "Ученому, - объясняет нам автор, - трудно говорить о свободе, в частности, потому, что он не убежден, что такая вещь вообще существует". Тем не менее "наука признает" некоторые виды свободы, но "свобода, которая заключается в том, чтобы быть не похожим на других, не обладает научной ценностью". По-видимому, мы были введены в заблуждение, стали чересчур терпимыми, и виной тому - "зыбкие гуманитарные представления", в адрес которых Уоддингтон произносит немало нелестных слов.
Когда речь заходит об экономических и социальных вопросах, эта книга о "научном подходе" теряет, как это вообще свойственно литературе такого рода, всякую связь с научностью. Мы вновь находим здесь все знакомые клише и беспочвенные обобщения насчет "потенциального изобилия", "неизбежности монополий" и т.п. Непререкаемые авторитеты, высказывания которых автор приводит для подкрепления своих взглядов, на поверку оказываются чистыми политиками, имеющими сомнительное отношение к науке, в то время как труды серьезных исследователей он оставляет без внимания.
Как и в большинстве работ подобного рода, рассуждения автора базируются в значительной степени на его вере в "неизбежные тенденции", постигать которые - задача науки. Это представление непосредственно вытекает из марксизма, который, будучи "подлинно научной философией", является, по убеждению д-ра Уоддингтона, вершиной развития человеческой мысли, а основные его понятия "почти тождественны понятиям, составляющим фундамент научного изучения природы". "Трудно отрицать, - пишет далее автор, - что жизнь в сегодняшней Англии гораздо хуже,чем она была прежде" - в 1913 году. Но он не отчаивается и смело заглядывает в будущее, предрекая построение новой экономической системы, которая станет "централизованной и тоталитарной в том смысле, что все стороны экономического развития больших регионов будут сознательно организованы в соответствии с единым планом". Что же касается его оптимистической уверенности, что в тоталитарном обществе удастся сохранять свободу мысли,то основанием для нее служит убеждение, вытекающее, по-видимому, из "научного подхода", что "будет существовать чрезвычайно веская информация по всем важным вопросам, доступная пониманию неспециалистов, в том числе и по вопросу о совместимости тоталитаризма и свободы мысли".
Описывая существующие в Англии тоталитарные тенденции, следовало бы для полноты картины остановиться еще на различных попытках создания своего рода социализма для среднего класса, удивительно похожих (хотя их авторы, безусловно, об этом не подозревают) на то, что происходило в догитлеровский период
 



в Германии . И если бы нас здесь интересовали политические движения, нам пришлось бы сосредоточить внимание на деятельности таких новых организаций, как Forward-March ("Вперед-марш") или Common-Wealth ("Общее дело"),на движении, созданном сэром Ричардом Эклендом, автором книги Unser Kampf ("Наша борьба"), или на выступавшем одно время с ним вместе "Комитете 1941 года", руководимом г-ном Дж.Б. Пристли. Но хотя было бы неверно не принимать во внимание все эти в высшей степени симптоматичные явления, вряд ли стоит и переоценивать их значение как политических сил. Помимо интеллектуальных влияний, проиллюстрированных нами на двух примерах, главными движущими силами, ведущими наше общество к тоталитаризму, выявляются две большие социальные группы: объединения предпринимателей и профсоюзы. Быть может, величайшая на сегодняшний день опасность проистекает из того факта, что интересы и политика этих групп направлены в одну точку.
Обе они стремятся к монополистической организации про-мышленности и для достижения этой цели часто согласуют свои действия. Это чрезвычайно опасная тенденция. У нас нет оснований считать ее неизбежной, но если мы и дальше будем двигаться по этой дороге, она, без сомнения, приведет нас к тоталитаризму.
Движение это,конечно, сознательно спланировано главным образом капиталистами - организаторами монополий, от которых тем самым и исходит основная опасность. И отнюдь не снимает с них ответственности тот факт, что целью их является не тоталитарное, а скорее корпоративное общество, в котором организованные отрасли будут чем-то вроде относительно независимых государств в государстве.Но они недальновидны,как и их немецкие предшественники,ибо верят,что им будет позволено не только создать такую систему, но и управлять ею сколько-нибудь длительное время. Никакое общество не оставит на волю частных лиц решения, которые придется постоянно принимать руководителям таким образом устроенного производства. Государство никогда не допустит, чтобы такая власть и такой контроль осуществлялись в порядке частной инициативы. И было бы наивно думать,что в этой ситуации предпринимателям удастся сохранить привилегированное положение, которое в конкурентном обществе оправдано тем фактом, что из многих, кто рискует, лишь некоторые достигают успеха, надежда на который делает риск осмысленным. Нет ничего удивительного в том,что предприниматели хотели бы иметь и высокие доходы, доступные в условиях конкуренции лишь для наиболее удачливых из них,и одновременно - защищенность государственных служащих. Пока наряду с государственной промышленностью существует большой частный сектор, способные руководители производства, будучи в защищенном положении, могут рассчитывать и на высокую зарплату. Но если эти их надежды и сбудутся, быть может, в переходный период, то очень скоро они обнаружат, как обнаружили их коллеги в Германии, что они более не хозяева положения и должны довольствоваться той властью и тем вознаграждением, которые соблаговолит дать им правительство.
Я надеюсь, что, учитывая весь пафос этой книги, меня вряд ли заподозрят в излишней мягкости по отношению к капиталистам. Тем не менее я возьмусь утверждать, что нельзя возлагать ответственность за нарастание монополистических тенденций только на этот класс. Хотя его стремление к монополистической организации очевидно, само по себе оно не способно стать решающим фактором в этом процессе. Роковым является то обстоятельство,что капиталистам удалось заручиться поддержкой других общественных групп и с их помощью - поддержкой правительства.
Эту поддержку монополисты получили, позволив другим группам участвовать в их прибылях и (что,по-видимому,даже более важно) убедив всех в том,что монополии идут навстречу интересам общества. Однако перемены в общественном мнении, повлиявшие на законодательство и правосудие и тем ускорившие этот процесс, стали возможны в основном благодаря пропаганде левых сил, направленной против конкурентной системы. Нередко при этом меры, направленные против монополий, вели в действительности только к их укреплению. Каждый удар по прибылям монополий, будь то в интересах отдельных групп или государства в целом, приводит
 



к возникновению новых групп, готовых поддерживать монополии. Система, в которой большие привилегированные группы участвуют в прибылях монополий, является в политическом отношении даже более опасной, а монополии в таких условиях становятся более проч-ными,чем в случае, когда прибыли достаются немногим избранным. Но хотя ясно, например, что высокие зарплаты, которые имеет возможность платить монополист, являются таким же результатом эксплуатации, как и его собственные прибыли, и что они представ-ляют собой грабеж по отношению не только к потребителю, но и к другим категориям рабочих и служащих, живущих на зарплату, тем не менее высокие зарплаты рассматриваются сегодня как веский аргумент в пользу монополий, причем в очень широких кругах, а не только среди тех,кто в этом непосредственно заинтересован .
Есть серьезные основания для сомнений,что даже в тех случаях, когда монополия является неизбежной, лучшим способом контроля является передача ее государству. Если бы речь шла о какой-то одной отрасли, это, быть может, и было бы верно. Но если мы имеем дело со множеством монополизированных отраслей, то по целому ряду причин лучше отдать их в частные руки, чем остав-лять под опекой государства. Пусть существуют монополии на же-лезнодорожный или воздушный транспорт, на снабжение газом или электричеством, - позиция потребителя будет, безусловно, более прочной, пока все они принадлежат различным частным лицам, а не являются объектом централизованной "координации". Частная монополия почти никогда не бывает полной и уж во всяком случае не является вечной или гарантированной от потенциальной конкуренции, в то время как государственная монополия всегда защищена - и от потенциальной конкуренции, и от критики. Государство предоставляет монополиям возможность закрепиться на все вре-мена, и возможность эта, без сомнения, будет использована. Когда власти, которые должны контролировать эффективность деятельности монополий, заинтересованы в их защите, ибо критика монополий является одновременно критикой правительства, вряд ли можно надеяться, что монополии будут по-настоящему служить интересам общества.Государство,занятое всесторонним планированием деятельности монополизированных отраслей, будет обладать сокрушительной властью по отношению к индивиду и вместе с тем окажется крайне слабым и несвободным в том, что касается выработки собственного политического курса. Механизмы монополий станут тождественны механизмам самого государства,кото-рое все больше и больше будет служить интересам аппарата, но не интересам общества в целом.
Пожалуй, если монополии в каких-то сферах неизбежны, то лучшим является решение, которое до недавнего времени предпочитали американцы, - контроль сильного правительства над частными монополиями. Последовательное проведение в жизнь этой концепции обещает гораздо более позитивные результаты, чем непосредственное государственное управление.По крайней мере государство может контролировать цены, закрывая возможность получения сверхприбылей, в которых могут участвовать не только монополисты. И если даже в результате таких мер эффективность деятельности в монополизированных отраслях будет снижаться (как это происходило в некоторых случаях в США в сфере коммунальных услуг),это можно будет рассматривать как относительно небольшую плату за сдерживание власти монополий. Лично я, например, предпочел бы мириться с неэффективностью, чем испытывать бесконтрольную власть монополий над различными областями моей жизни. Такая политика, которая сделала бы роль монополиста незавидной на фоне других предпринимательских позиций, позволила бы ограничить распространение монополий только теми сферами, где они действительно неизбежны,и стимулировать развитие иных конкурентных форм деятельности, которые смогли бы их замещать. Поставьте монополиста в положение "мальчика для битья" (в экономическом смысле), и вы увидите, как быстро способные предприниматели вновь обретут вкус к конкуренции.
Проблема монополий была бы гораздо менее трудной, если бы нашим противником были одни только капиталисты-монополисты. Но,как уже было сказано, тенденция к образованию монополий является реальной угрозой не из-за усилий, предпринимаемых кучкой заинтересованных капиталистов, а из-за той поддержки, которую они получают от людей, участвующих в прибылях, а также от тех, кто искренне убежден,что,выступая за монополии, они способствуют созданию более справедливого и упорядоченного общества. В истории связанных с этим событий поворотным стал момент, когда мощное профсоюзное движение,которое могло решать свои задачи только путем борьбы со всякими привилегиями, подпало под влияние антиконкурентных доктрин и само оказалось втянутым в борьбу за привилегии. Происходящий в последнее время рост монополий является в огромной степени следствием сознательного сотрудничества объединений капиталистов с профсоюзами, результатом которого стало образование в рабочей среде привилегированных групп, участвующих в прибылях и тем самым в грабеже всего общества,в особенности его беднейших слоев - рабочих других, менее организованных отраслей и безработных.
Печально наблюдать, как великое демократическое движение поддерживает в наше время политику, ведущую к разрушению демократии, политику, которая в конечном счете принесет выгоду очень немногим из тех, кто защищает ее сегодня. Тем не менее именно поддержка левых сил делает тенденцию к монополизации столь сильной, а наши перспективы - столь мрачными. Пока рабочие будут продолжать способствовать демонтажу единственной системы, которая дает им хоть какую-то степень независимости и свободы, ситуация останется практически безнадежной. Профсоюзные лидеры, заявляющие сегодня, что "с конкурентной системой покончено раз и навсегда" , возвещают конец свободы личности. Надо понять, что мы подчиняемся либо безличным законам рынка, либо диктатуре какой-то группы лиц; третьей возможности нет. И те, кто способствует отказу от первого пути, сознательно или неосознанно толкают нас на второй. Даже если в случае победы второй системы некоторые рабочие станут лучше питаться и получат, без сомнения, красивую униформу,я все же сомневаюсь,что большинство трудя-щихся Англии останутся в конце концов благодарны интеллектуалам из числа их лидеров, навязавшим им социалистическую доктрину, чреватую личной несвободой.
На всякого, кто знаком с историей европейских стран последних двадцати пяти лет, произведет удручающее впечатление недавно принятая программа английской лейбористской партии, где поставлена задача построения "планового общества". Всяким "попыткам реставрации традиционной Британии" противопоставлена здесь схема, которая не только целиком, но и в деталях, и даже по своей терминологии, неотличима от социалистических мечтаний, охвативших двадцать пять лет назад Германию. И резолюция, принятая по предложению профессора Ласки,в которой содержится требование сохранить в мирное время "меры правительственного контроля, необходимые для мобилизации национальных ресурсов во время войны", и все характерные словечки и лозунги вроде "сбалансированной экономики" (которой не хватает Великобритании, по мнению того же Ласки) или "общественного потребления",долженству-ющего быть целью централизованного управления промышленным производством, взяты из немецкого идеологического словаря.
Четверть века назад существовало еще, возможно, какое-то извинение для наивной веры,что "плановое общество может быть гораздо более свободным,чем либеральное конкурентное общество,на смену которому оно приходит" . Но повторять это, имея за плечами двадцатипятилетний опыт проверки и перепроверки этих убеждений, повторять в тот момент, когда мы с оружием в руках боремся против системы,порожденной этой идеологией,-поистине трагическое заблуждение. И то, что великая партия, занявшая как в парламенте, так и в общественном мнении место прогрессивных партий прошлого, ставит перед собой задачу, которую в свете всех недавних событий можно расценивать только как реакционную, - это огромная пере-мена, происходящая на наших глазах и несущая смертельную угрозу всем либеральным ценностям. То, что прогрессивному развитию в прошлом противостояли консервативные правые силы, - явление закономерное и не вызывающее особой тревоги. Но если место оппозиции и в парламенте,и в общественных дискуссиях займет вторая реакционная партия, - тогда уж действительно не останется никакой надежды.
 
XIV. Материальные обстоятельства и идеальные цели
Разве справедливо,чтобы большинство, возражающее против свободы, порабощало меньшинство, готовое эту свободу отстаивать? Несомненно, правильнее, если уж речь идет о принуждении, чтобы меньшее число людей заставило остальных сохранить свободу, которая ни для кого не является злом, нежели большему числу, из потакания собственной подлости, превратить оставшихся в таких же, как они, рабов. Те, кто не стремится ни к чему иному, кроме собственной законной свободы, всегда вправе отстаивать ее по мере сил, сколько бы голосов ни было против.
Джон Мильтон
Наше поколение тешит себя мыслью, что оно придает экономическим соображениям меньшее значение,чем это делали отцы и деды. "Конец экономического человека" обещает стать одним из главных мифов нашей эпохи. Но прежде чем соглашаться с этой формулой или усматривать в ней положительный смысл, давайте посмотрим, насколько она соответствует истине. Когда мы сталкиваемся с призывами к перестройке общества,которые раздаются сегодня повсе-местно,мы обнаруживаем,что все они носят экономический характер. Как мы уже видели, новое истолкование политических идеалов прошлого - свободы,равенства,защищенности - "в экономических терминах" является одним из главных требований, выдвигае-мых теми же людьми, которые провозглашают конец "экономического человека". При этом нельзя не отметить, что люди сегодня больше,чем когда-либо, руководствуются в своих устремлениях теми или иными экономическими соображениями: упорно распространяемым взглядом, что существующее экономическое устройство нерационально,иллюзорными надеждами на "потенциальное благосостояние", псевдотеориями о неизбежности монополий и разного рода досужими разговорами о кончающихся запасах естественного сырья или об искусственном замораживании изобретений, в котором якобы повинна конкуренция (хотя как раз это ни
 
когда не может случиться в условиях конкуренции, а является обычно следствием деятельности монополий, причем поддерживаемых государством) ..
Однако, с другой стороны, наше поколение, безусловно, меньше, чем предыдущее, прислушивается к экономическим доводам. Люди сегодня решительно отказываются жертвовать своими устремлениями, когда этого требуют экономические обстоятельства. Они не хотят учитывать факторы, ограничивающие их запросы, или следовать в чем-то экономической необходимости. Не презрение к материальным благам и не отсутствие стремления к ним, но, напротив, нежелание признавать, что на пути осущес-твления потребностей есть и препятствия, и конфликты различных интересов, - вот характерная черта нашего поколения. Речь следовало бы вести скорее об "экономофобии", чем о "конце экономического человека",- формуле дважды неверной,ибо она намекает на продвижение от состояния, которого не было, к состоянию, которое нас вовсе не ждет. Человек, подчинявшийся прежде безличным силам, хотя они и мешали порой осуществлению его индивидуальных замыслов, теперь возненавидел эти силы и восстал против них.
Бунт этот является свидетельством гораздо более общей тенденции, свойственной современному человеку: нежелания подчиняться необходимости, не имеющей рационального обоснования. Данная тенденция проявляется в различных сферах жизни, в частности в области морали, и приносит порой положительные результаты. Но есть сферы, где такое стремление к рационализации полностью удовлетворить нельзя, и вместе с тем отказ подчи-няться установлениям, которые для нас непонятны, грозит разрушением основ нашей цивилизации. И хотя по мере усложнения нашего мира мы, естественно, все больше сопротивляемся силам, которые, не будучи до конца понятыми, заставляют нас все время корректировать наши надежды и планы, именно в такой ситуации непостижимость их неумолимо возрастает. Сложная цивилизация предполагает, что индивид должен приспосабливаться к переме-нам, причины и природа которых ему неизвестны. Человеку не ясно, почему его доходы возрастают или падают, почему он должен менять занятие,почему какие-то вещи получить становится труднее, чем другие, и т.д. Те, кого это затрагивает, склонны искать непосредственную,видимую причину, винить очевидные обстоятельства, в то время как реальная причина тех или иных изменений коренится обычно в системе сложных взаимозависимостей и скрыта от сознания индивида. Даже правитель общества, живущего по единому плану,чтобы объяснить какому-нибудь функционеру, почему ему изменяют зарплату или переводят на другую работу, должен был бы изложить и обосновать весь свой план целиком. А это означает, что причины могут узнавать лишь очень немногие.
Только подчинение безличным законам рынка обеспечивало в прошлом развитие цивилизации, которое в противном случае было бы невозможным. Лишь благодаря этому подчинению мы ежедневно вносим свой вклад в создание того,чего не в силах вместить сознание каждого из нас в отдельности. И неважно, если мотивы такого подчинения были в свое время обусловлены представлениями, которые теперь считаются предрассудками, - религиозным духом терпимости или почтением к незамысловатым теориям первых экономистов.Существенно,что найти рациональное объяснение силам, механизм действия которых в основном от нас скрыт, труднее, чем просто следовать принятым религиозным догматам или научным доктринам. Может оказаться, что если никто в нашем обществе не станет делать того,чего он до конца не понимает, то только для поддержания нашей цивилизации на современном уровне сложности каждому человеку понадобится невероятно мощный интеллект, которым в действительности никто не располагает. Отказываясь покоряться силам, которых мы не понимаем и в которых не усматриваем чьих-то сознательных действий или намерений,мы впадаем в ошибку, свойственную непоследовательному рационализму. Он непоследователен, ибо упускает из виду, что в сложном по своей структуре обществе для координации многообразных индивидуальных устремлений необходимо принимать в расчет факты, недоступные никакому отдельному человеку. И если речь не идет о разрушении такого общества, то единственной альтернативой подчинению безличным и на первый взгляд иррациональным законам рынка является подчинение столь же неконтролируемой воле каких-то людей, т.е. их произволу. Стремясь избавиться от оков, которые они ныне ощущают, люди не отдают себе отчета, что оковы авторитаризма, которые они наденут на себя сознательно и по собственной воле, окажутся гораздо более мучительными.
Некоторые утверждают, что,научившись управлять силами природы, мы все еще очень плохо умеем использовать возможности общественного сотрудничества. Это правда. Однако обычно из этого утверждения делают ложный вывод, Что мы должны теперь овладевать социальными силами точно так же,как овладели силами природы. Это не только прямая дорога к тотали-таризму, но и путь, ведущий к разрушению всей нашей цивилизации. Ступив на него, мы должны будем отказаться от надежд на ее дальнейшее развитие. Те, кто к этому призывает, демонстрируют полное непонимание того, что сохранить наши завоевания можно, лишь координируя усилия множества индивидов с помощью безличных сил.
Теперь мы должны ненадолго вернуться к той важнейшей мысли, что свобода личности несовместима с главенством одной какой-нибудь цели, подчиняющей себе всю жизнь общества. Единственным исключением из этого правила является в свободном обществе война или другие локализованные во времени катастрофы. Мобилизация всех общественных сил для устранения такой ситуации становится той ценой, которую мы сознательно платим за сохранение свободы в будущем. Из этого ясно, почему бессмысленны модные ныне фразы,что в мирное время мы должны будем делать то-то и то-то так, как делаем во время войны. Можно временно пожертвовать свободой во имя более прочной свободы в будущем. Но нельзя делать этот процесс перманентным.
Принцип, что никакая цель не должна стоять в мирное время выше других целей, применим и к такой задаче, имеющей сегодня, по общему признанию, первостепенную важность, как борьба с безработицей. Нет сомнений, что мы должны приложить к ее решению максимум усилий. Тем не менее это не означает, что данная задача должна доминировать над всеми другими или, если воспользоваться крылатым выражением, что ее надо решать "любой ценой". Категорические требования зашоренных идеалистов или расплывчатые, но хлесткие призывы вроде "обеспечения всеобщей
 



занятости" ведут обычно к близоруким мерам и в конечном счете не приносят ничего, кроме вреда.
Мне представляется крайне важным, чтобы после войны, когда мы вплотную столкнемся с этой задачей, наш подход к ее решению был абсолютно трезвым и мы бы полностью понимали, на что здесь можно рассчитывать. Одна из основных особенностей послевоенной ситуации будет определяться тем обстоятельством, что сотни тысяч людей - мужчин и женщин, будучи заняты в специализированных военных областях, неплохо зарабатывали в военное время. В мирное время возможности такого трудоустройства резко сократятся. Возникнет нужда в перемещении работников в другие области, где заработки многих из них станут значительно меньше. Даже целенаправленная переквалификация, которую, безусловно, придется проводить в широких масштабах, целиком не решит проблемы. Все равно останется много людей, которые, получая за свой труд вознаграждение, соответствующее его общест-венной пользе, будут вынуждены смириться с относительным снижением своего материального благосостояния.
Если при этом профсоюзы будут успешно сопротивляться всякому снижению заработков тех или иных групп людей, то развитие ситуации пойдет по одному из двух путей: либо будет применяться принуждение и в результате отбора кого-то станут переводить на относительно низко оплачиваемые должности, либо людям, получавшим во время войны высокую зарплату, будет позволено оставаться безработными,пока они не согласятся работать за относительно более низкую плату. В социалистическом обществе эта проблема возникает точно так же, как и во всяком другом: подавляющее большинство работников будут здесь против сохранения высоких заработков тем, кто получал их только ввиду военной необходимости. И социалистическое общество в такой ситуации, безусловно, прибегнет к принуждению. Но для нас важно, что, если мы не захотим прибегать к принуждению и будем в то же время стремиться не допустить безработицы "любой ценой", мы станем принимать отчаянные и бессмысленные меры, которые будут приносить лишь временное облегчение, но в конечном счете приведут к серьезному снижению продуктивности использования трудовых ресурсов. Следует отметить, что денежная политика не сможет стать средством преодоления этих затруднений, ибо она не приведет ни к чему,кроме общей и значительной инфляции, необходимой, чтобы поднять все заработки и цены до уровня тех, которые невозможно снизить. Но и это принесет желаемые результаты только путем снижения реальной заработной платы, которое произойдет при этом не открыто, а "под сурдинку". А кроме того, поднять все доходы и заработки до уровня рассматриваемой группы означает создать такую чудовищную инф-ляцию, что вызванные ею рассогласования и несправедливости будут значительно выше тех, с которыми мы собираемся таким образом бороться.
Эта проблема,которая с особой остротой встанет после войны, возникает в принципе всякий раз, когда экономическая система вынуждена приспосабливаться к переменам. И всегда существует возможность занять на ближайшее время всех работников в тех отраслях, где они уже работают, путем увеличения денежной массы. Но это будет приводить только к росту инфляции и к сдерживанию процесса перетекания рабочей силы из одних отраслей в другие, необходимого в изменившейся ситуации, - процесса, который в ес-тественных условиях всегда происходит с задержкой и,следовательно, порождает определенный уровень безработицы. Однако главным недостатком этой политики является все же то, что в конечном счете она приведет к результатам, прямо противоположным тем, на которые она нацелена: к снижению производительности труда и соответственно к возрастанию относительного числа работников, заработки которых придется искусственно поддерживать на определенном уровне.
Не подлежит сомнению, что в первые годы после войны мудрость в экономической политике будет необходима как никогда и что от того, как мы станем решать экономические проблемы, будет зависеть сама судьба нашей цивилизации. Во всяком случае сначала мы будем очень бедны, и восстановление прежнего жизненного уровня станет для Великобритании более сложной задачей,чем для многих других стран. Но,действуя разумно, мы, безусловно, сможем самоотверженным трудом и специальными усилиями, направленными на обновление промышленности и системы ее организации, восстановить прежний уровень жизни и даже его превзойти. Однако для этого нам придется довольствоваться потреблением в пределах, позволяющих решать задачи восстановления, не испытывая никаких чрезмерных ожиданий,способных этому воспрепятствовать, и используя наши трудовые ресурсы оптимальным образом и для насущных целей, а не так, чтобы просто как-нибудь занять всехи каждого . Вероятно, не менее важно не пытаться быстро излечить бедность, перераспределяя национальный доход вместо того, чтобы его наращивать, ибо мы рискуем при этом превратить большие социальные группы в противников существующего политического строя. Не следует забывать, что одним из решающих факторов победы тоталитаризма в странах континентальной Европы было наличие большого малоимущего среднего класса. В Англии и США ситуация пока что иная.
Мы сможем избежать угрожающей нам печальной участи только при условии быстрого экономического роста, способного вывести нас к новым успехам, какими бы низкими ни были наши стартовые позиции. При этом главным условием развития является готовность приспособиться к происходящим в мире переменам, невзирая ни на какие привычные жизненные стандарты отдельных социальных групп, склонных противиться изменениям, и принимая в расчет только необходимость использовать трудовые ресурсы там, где они нужнее всего для роста национального богатства. Действия,необходимые для возрождения экономики страны и достижения более высокого уровня жизни, потребуют от всех небывалого напряжения сил. Залогом успешного преодоления этого непростого периода может быть только полная готовность каждого подчиняться этим мерам и встретить трудности,как подобает свободным людям, самостоятельно прокладывающим свой жизнен-ный путь. Пусть каждому будет гарантирован необходимый прожиточный минимум, но пусть при этом будут ликвидированы все привилегии. И пусть не будет извинения ни для каких попыток создать замкнутые групповые структуры, препятствующие во имя сохранения определенного уровня материального благосостояния группы вхождению новых членов извне.
"К черту экономику, давайте строить честный мир" - такое заявление звучит благородно, но в действительности является совершенно безответственным. Сегодня в нашем мире каждый убежден, что надо улучшать материальные условия жизни в той или иной конкретной сфере, для той или иной группы людей. Сделать такой мир лучше можно,только подняв в нем общий уровень благосостояния. Единственное,чего не выдержит демократия, от чего она может дать трещину, - это необходимость существенного снижения уровня жизни в мирное время или достаточно длительный период, в течение которого будут отсутствовать видимые улучшения.
Даже те, кто допускает, что современные политические тенденции представляют существенную опасность для нашего экономического развития и опосредованно, через экономику, угрожают более высоким ценностям, продолжают все же тешить себя иллюзией, полагая, что мы идем на материальные жертвы во имя нравственных идеалов. Есть, однако, серьезные сомнения, что пятьдесят лет развития коллективизма подняли наши моральные стандарты, а не привели, наоборот, к их снижению. Хотя мы любим с гор-достью утверждать,что стали чувствительнее к социальной несправедливости, но наше поведение как индивидов отнюдь этого не подтверждает. В негативном плане - в смысле возмущения несовершенством и несправедливостью теперешнего строя - наше поколение действительно не знает себе равных. Но как это отражается в наших позитивных установках, в сфере морали, индивидуального поведения и в попытках применять моральные принципы, сталкиваясь с различными и не всегда однозначными проявлениями функционирования социальной машины?
В этой области дела так запутанны, что придется начинать анализ с самых основ. Наше поколение рискует забыть не только то обстоятельство, что моральные принципы неразрывно связаны с индивидуальным поведением, но также и то, что они могут действовать, только если индивид свободен, способен принимать самостоятельные решения и ради соблюдения этих принципов доб-ровольно приносить в жертву личную выгоду. Вне сферы личной ответственности нет ни добра, ни зла, ни добродетели, ни жертвы. Только там, где мы несем ответственность за свои действия, где наша жертва свободна и добровольна, решения, принимаемые нами, могут считаться моральными. Как невозможен альтруизм за чужой счет, так же невозможен он и в отсутствие свободы выбора. Как сказал Мильтон, "если бы всякий поступок зрелого человека, - добрый или дурной, - был ему предписан, или вынужден, или навяз ан, что была бы добродетель, как не пустой звук, какой похвалызаслуживало бы нравственное поведение, какой благодарности - умеренность и справедливость?"
Свобода совершать поступки, когда материальные обстоятельства навязывают нам тот или иной образ действий, и ответственность, которую мы принимаем, выстраивая нашу жизнь по совести, - вот условия, необходимые для существования нравственного чувства и моральных ценностей, для их ежедневного воссоздания в свободных решениях, принимаемых человеком. Чтобы мораль была не "пустым звуком", нужны ответственность - не перед вышестоящим, но перед собственной совестью, сознание долга, не имеющего ничего общего с принуждением, необходимость решать, какие ценности предпочесть, и способность принимать последствия этих решений.
Совершенно очевидно, что в области индивидуального поведения влияние коллективизма оказалось разрушительным. И это было неизбежно. Движение,провозгласившее одной из своих целей освобождение от личной ответственности , не могло не стать аморальным, какими бы ни были породившие его идеалы. Можно ли сомневаться, что такой призыв отнюдь не укрепил в людях способность принимать самостоятельные моральные решения или чувство долга, заставляющее их бороться за справедливость? Ведь одно дело - требовать от властей улучшения положения и даже быть готовым подчиниться каким-то мерам, когда им подчиняются все, и совсем другое - действовать, руководствуясь собственным нравственным чувством и, быть может, вразрез с общественным мнением. Многое сегодня свидетельствует о том, что мы стали более терпимы к конкретным злоупотреблениям, равнодушны к частным проявлениям несправедливости и в то же время сосредоточились на некой идеальной системе, в которой государство организует все наилучшим образом. Быть может, страсть к коллективным действиям - это способ успокоить совесть и оправдать эгоизм, который мы научились немного смирять в личной сфере.
Есть добродетели, которые сегодня не в цене: независимость, самостоятельность, стремление к добровольному сотрудничеству с окружающими, готовность к риску и к отстаиванию своего мнения перед лицом большинства. Это как раз те добродетели, благодаря которым существует индивидуалистическое общество. Коллективизм ничем не может их заменить. А в той мере, в какой он уже их разрушил, он создал зияющую пустоту, заполняемую лишь требованиями, чтобы индивид подчинялся принудительным решениям большинства. Периодическое избрание представителей,к которому все больше и больше сводится сфера морального выбора индивида, - это не та ситуация, где проверяются его моральные ценности или где он должен, постоянно принося одни ценности в жертву другим, испытывать на прочность искренность своих убеждений и утверждаться в определенной иерархии ценностей.
Поскольку источником,из которого коллективистская политическая деятельность черпает свои нравственные нормы, являются правила поведения, выработанные индивидами, было бы странно, если бы снижение стандартов индивидуального поведения сопровождалось повышением стандартов общественной деятельности. Серьезные изменения в этой области налицо.Конечно,каждое поколение ставит одни ценности выше, другие - ниже. Но давайте спросим себя: какие ценности и цели сегодня не в чести, какими из них мы будем готовы пожертвовать в первую очередь, если возникнет такая нужда? Какие из них занимают подчиненное место в картине будущего, которую рисуют наши популярные писатели и ораторы? И какое место занимали они в представлениях наших отцов?
Очевидно, что материальный комфорт, рост уровня жизни и завоевание определенного места в обществе находятся сегодня отнюдь не на последнем месте на нашей шкале ценностей. Найдется ли ныне популярный общественный деятель, который решился бы предложить массам ради высоких идеалов пожертвовать ростом материального благополучия? И кроме того, разве не убеждают нас со всех сторон, что такие моральные ценности, как свобода и независимость, правда и интеллектуальная честность, а также уважение человека как человека, а не как члена организованной группы, явля-ются "иллюзиями XIX столетия"?
 



Каковы же сегодня те незыблемые ценности, те святыни, в которых не рискует усомниться ни один реформатор, намечающий план будущего развития общества? Это более не свобода личности. Право свободно передвигаться, свободно мыслить и выражать свои мнения не рассматривается уже как необходимость. Но огромное значение получают при этом "права" тех или иных групп, которые могут поддерживать гарантированный уровень благосостояния, исключая из своего состава каких-то людей и наделяя привилегиями оставшихся. Дискриминация тех, кто не входит в определенную группу, не говоря уж о представителях других национальностей, сегодня нечто само собой разумеющееся. Несправедливости по отношению к индивидам, вызванные правительственной поддержкой групповых интересов, воспринимаются с равнодушием, граничащим с жестокостью. А очевидные нарушения элементарных прав человека, например, в случаях массовых принудительных переселений, получают поддержку даже у людей, называющих себя либералами.
Все это свидетельствует о притуплении морального чувства, а вовсе не о его обострении. И когда нам все чаще напоминают, что нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, то в роли яиц выступают обычно те ценности, которые поколение или два назад считались основами цивилизованной жизни. Каких только преступлений властей не прощали в последнее время, солидаризуясь с ними, наши так называемые "либералы"!
В сдвигах моральных ценностей,вызванных наступлением коллективизма, есть один аспект, который сегодня дает особую пищу для размышлений. Дело в том, что добродетели, ценимые нами все меньше и становящиеся поэтому все более редкими, прежде составляли гордость англосаксов и отличали их, по общему признанию, от других народов. Этими качествами (присущими в такой же степени, пожалуй, еще только нескольким малочисленным нациям, таким, как голландцы или швейцарцы) были независимость и самостоятельность, инициативность и ответственность, умение многое делать добровольно и не лезть в дела соседа, терпимость к людям странным, непохожим на других, уважение к традициям и здоровая подозрительность по отношению к властям. Но наступление коллективизма с присущими ему нейтралистскими тенденциями последовательно разрушает именно те традиции и установления, в которых нашел свое наиболее яркое воплощение демократический гений и которые, в свою очередь, существенно повлияли на формирование национального характера и всего морального климата Англии и США.
Иностранцу бывает порой легче разглядеть,чем обусловлен нравственный облик нации. И если мне, который, что бы ни гласил закон, навсегда останется здесь иностранцем, будет позволено высказать свое мнение, я вынужден буду констатировать, что являюсь свидетелем одного из самых печальных событий нашего времени, наблюдая, как англичане начинают относиться со все большим презрением к тому, что было поистине драгоценным вкладом Англии в мировое сообщество. Жители Англии вряд ли отдают себе отчет, насколько они отличаются от других народов тем, что независимо от партийной принадлежности все они воспитаны на идеях, известных под именем "либерализм". Еще двадцать лет назад англичане, если их сравнивать с представителями любой другой нации, даже не будучи членами либеральной партии, все были, однако, либералами. И даже теперь английский консерватор или социалист, оказавшись за рубежом, не менее, чем либерал, обнаруживает, что у него мало общего с людьми, разделяющими идеи Карлейля или Дизраэли, Уэббов или Г. Уэллса, - т.е. с нацистами и тоталитаристами, но если он попадает на интеллектуальный островок, где живы традиции Маколея или Гладстона, Дж. Ст. Милля или Джона Морли, он находит там родственные души и может легко говорить с ними на одном языке,пусть даже его собственные идеалы и отличаются от тех, которые отстаивают эти люди.
Утрата веры в традиционные ценности британской цивилизации ни в чем не проявилась так ярко, как в потрясающей неэффективности британской пропаганды, оказавшей ни с чем не сравнимое парализующее воздействие на достижение стоящей сейчас перед нами великой цели. Чтобы пропаганда, направленная на другую страну, была успешной, надо прежде всего с гордостью признавать за собой те черты и ценности, которые известны как характерные особенности нашей страны, выделяющие ее среди других. Британская пропаганда потому оказалась неэффективной, что люди, за нее ответственные, сами утратили веру в специфические английские ценности или не имеют ни малейшего представления, чем эти ценности существенно отличаются от ценностей других народов. В самом деле, наша левая интеллигенция так долго поклонялась чужим богам, что разучилась видеть положительные черты в английских институтах и традициях.Эти люди,являющиеся в боль-
 



шинстве социалистами, не могут допустить и мысли,что моральные ценности, составляющие предмет их гордости,возникли в огромной степени благодаря тем институтам, которые они призывают разрушить. К сожалению, такой точки зрения придерживаются не только социалисты. Хочется думать,что менее речистые, но более многочисленные англичане считают иначе. Однако если судить по идеям, пронизывающим современные политические дискуссии и пропаганду, англичан, которые не только "говорят языком Шекспира", но и верят в то, во что верил Мильтон,уже практически не осталось .
Верить, что пропаганда, основанная на таком подходе, окажет какое-либо воздействие на врага, в особенности на немцев, означает фатально заблуждаться. Немцы, возможно, и не знают как следует Англию и США, но они все же знают достаточно, чтобы иметь представление о традиционных ценностях английской демократии и о тех расхождениях между нашими странами, которые последовательно углублялись на памяти двух-трех поколений. И если мы хотим их убедить не только в искренности наших заяв-лений, но и в том, что мы предлагаем реальную альтернативу тому пути, по которому они ныне следуют, то это невозможно сделать, принимая их образ мыслей. Мы не сможем обмануть их, подсовывая вторичные толкования идей, заимствованных в свое время у их отцов, - будь то идеи "реальной политики", "научного планирования" или корпоративизма. И мы не сможем их ни в чем убедить, пока идем за ними след в след по дороге,ведущей к тоталитаризму. Если демократические страны откажутся от высших идеалов свободы и счастья индивида, фактически признавая таким образом несостоятельность своей цивилизации и свою готовность следовать за Германией, то им в самом деле нечего будет предложить другим народам. Для немцев это выглядит как запоздалое признание коренной неправоты либерализма и права Германии прокладывать дорогу к новому миру, каким бы ужасным ни был переходный период. При этом немцы вполне отдают себе отчет, что английские и американские традиции находятся в непримиримом противоречии с их идеалами и образом
 



жизни. Их можно было бы убедить,что они избрали неверный путь, но они никогда не поверят, что англичане или американцы будут лучшими проводниками на дороге, проложенной Германией.
И в последнюю очередь пропаганда такого рода найдет отклик у тех людей, на чью помощь в деле восстановления Европы мы в конечном счете можем рассчитывать, поскольку их ценности близки к нашим. Но их опыт прибавил им мудрости и избавил от иллюзий: они поняли, что ни благие намерения, ни эффективная организация не сохранят человечности в системе, где отсутствуют свобода и ответственность личности. Немцы и итальянцы,усвоив-шие этот урок, хотят превыше всего иметь надежную защиту от чудовищного государства. Им нужны не грандиозные планы переустройства всего общества, но покой, свобода и возможность выстроить еще раз свою собственную жизнь. Мы можем рассчитывать на помощь некоторых жителей стран, с которыми мы воюем, не потому,что они предпочтут английское владычество прусскому, а потому,что они верят, что в мире,где когда-то победили демократические идеалы,их избавят от произвола, оставят в покое и позволят заниматься своими идеалами.
Чтобы победить в идеологической войне и привлечь на свою сторону дружественные элементы во вражеском стане, мы должны прежде всего вновь обрести веру в традиционные ценности, которые мы готовы были отстаивать прежде, и смело встать на защиту идеалов, являющихся главной мишенью врага. Мы завоюем доверие и обретем поддержку не стыдливыми извинениями за свои взгляды, не обещаниями их немедленно изменить и не заверениями, что мы найдем компромисс между традиционными либеральными ценностями и идеями тоталитаризма. Реальное значение имеют не последние усовершенствования наших общественных институтов, которые ничтожны по сравнению с пропастью, разделяющей два пути развития, но наша приверженность тем традици-ям,которые сделали Англию и США странами,где живут независимые и свободные, терпимые и благородные люди.
 
XV. Каким будет мир после войны?



Из всех форм контроля демократии наиболее адекватной и действенной оказалась федерация...Федеративная система ограничивает и сдерживает верховную власть, наделяя правительство четко очерченными правами. Это единственный метод держать в узде не только большинство, но и народовластие в целом. Лорд Актон
Ни в какой другой области мир не заплатил еще такой цены за отступление от принципов либерализма XIX века,как в сфере международных отношений, где это отступление впервые и началось. И все же мы выучили еще далеко не весь урок, преподанный нам этим опытом. Быть может, наши представления о целях и возможностях в этой области все еще таковы, что грозят привести к результатам, прямо противоположным тем,которые они обещают.
Один из уроков недавнего времени, который постепенно доходит до нашего сознания, заключается в том,что различные системы экономического планирования, реализуемые независимо друг от друга в отдельных странах, не только губительно сказываются на состоянии экономики как таковой, но также приводят к серьезному обострению международных отношений. Сегодня уже не надо объяснять,что, пока каждая страна может осуществлять в своих интересах любые меры, которые сочтет необходимыми, нельзя надеяться на сохранение прочного мира. А поскольку многие виды планирования возможны только в том случае, если властям удается исключить все внешние влияния, то результатом такого планирования становятся ограничения передвижения людей и товаров.
Менее очевидной, но не менее реальной является угроза миру, коренящаяся в искусственно культивируемом экономическом единстве всех жителей страны, ступившей на путь планирования, и в возникновении блоков со взаимоисключающими интересами. В принципе нет никакой необходимости, чтобы границы между странами являлись одновременно водоразделами между различными жизненными стандартами и чтобы принадлежность к какой-то нации га
 
рантировала блага, недоступные представителям других наций. Больше того, это нежелательно. Если национальные ресурсы рассматриваются как исключительная собственность соответствующих наций, если международные экономические связи вместо того, чтобы быть связями индивидов, превращаются в отношения между нациями как едиными и единственными субъектами производства и торговли, зависть и разногласия между народами становятся неизбежными. В наши дни получила распространение поистине фа-тальная иллюзия, что, проводя переговоры между государствами или организованными группами по поводу рынков сбыта и источников сырья, можно добиться снижения международной напряженности. Этот путь ведет к тому, что силовые аргументы окончательно вытеснят то, что лишь метафорически называется "конкурентной борьбой". В результате вопросы,которые между индивидами никогда не решались с позиций силы, будут решаться в противоборстве сильных и хорошо вооруженных государств, не контролируемых никаким высшим законом. Экономическое взаимодействие между государствами, каждое из которых само является высшим судьей своих действий и руководствуется только своими актуальными интересами, неизбежно приведет к жестоким межго сударств енным столкнов ениям1.
Если мы используем дарованную нам победу для того,чтобы проводить в послевоенном мире эту политику, результаты которой были очевидны еще в 1939 году, мы очень скоро обнаружим,что победили национал-социализм лишь с целью создать мир, целиком состоящий из таких "национал-социализмов", отличающихся друг от друга в деталях, но одинаково тоталитарных, националистических и находящихся в постоянном противоборстве. Тогда немцы окажутся агрессорами (многие уже и теперь так считают ) только в том смысле, что они первыми ступили на этот путь.
Те, кто хотя бы отчасти сознает эту опасность, приходят обычно к выводу, что экономическое планирование должно быть "международным" и осуществляться некими наднациональными властями. Очевидно, что это вызовет все те же затруднения,
1 По этому и другим вопросам, которых я могу коснуться в этой главе лишь очень кратко, см. книгу профессора Лайонела Роббинса: Robbins L. Economic Planning and International Order. [London,] 1937, passim.
 



которые встречаются при попытках планирования на национальном уровне. Но есть здесь и гораздо большие опасности, в которых сторонники этой концепции вряд ли отдают себе отчет. Прежде всего проблемы, возникающие в результате сознательного управления экономикой отдельной страны, при переходе к международным масштабам усугубляются многократно. Конфликт между планированием и свободой не может не стать более глубоким, когда возрастет разнообразие жизненных стандартов и ценностей, которые должны быть охвачены единым планом. Нетрудно планировать экономическую жизнь семьи, если она относительно невелика и живет в небольшом поселении. Но по мере увеличения размеров группы согласие между ее членами по поводу иерархии целей будет все меньше, и соответственно будет расти необходимость использовать принуждение. В небольшом сообществе существует согласие по многим вопросам, обусловленное общностью взглядов на относительную важность тех или иных задач, общими оценками и ценностями. Но чем шире мы будем раскидывать сети, тем больше найдется у нас причин использовать силу.
Людей, проживающих в одной стране, можно относительно легко убедить пойти на жертвы, чтобы помочь развитию "их" металлургии, или "их" сельского хозяйства или обеспечить всем определенный уровень благосостояния. Пока речь идет о том,чтобы помогать людям,чьи жизненные устои и образ мыслей нам знакомы, о перераспределении доходов или реорганизации условий труда людей, которых мы по крайней мере можем себе представить и взгляды которых на необходимый уровень материальной обеспеченности близки к нашим, мы обычно готовы идти ради них на какие-то жертвы. Но чтобы понять, что в более широких масштабах моральные критерии, необходимые для такого рода взаимопомощи, совершенно исчезают, достаточно вообразить проблемы, которые встанут в ходе экономического планирования хотя бы такой области, как Западная Европа. Неужели кто-то может помыслить такие общезначимые идеалы справедливого распределения, которые заставят норвежского рыбака отказаться от перспектив улучшения сво-его экономического положения, чтобы помочь своему коллеге в Португалии,или голландского рабочего - покупать велосипед по более высокой цене, чтобы поддержать механика из Ковентри, или французского крестьянина - платить более высокие налоги ради индустриализации в Италии?
Если те, кто предлагает все это осуществить, отказываются замечать эти проблемы, то только потому, что, сознательно или бессознательно, они полагают, что станут сами решать эти вопросы за других, и считают себя способными делать это справедливо и беспристрастно. Чтобы англичане поняли,что в действительности означают такие идеи, они должны представить себе, что в глазах планирующей инстанции они окажутся малой нацией, и все основные цели развития экономики Великобритании будут определяться большинством небританского происхождения. Много ли найдется в Англии людей, готовых подчиняться решениям международного правительства, какими бы демократическими ни были принципы его создания, имеющего власть объявить развитие испанской металлургии приоритетным направлением по сравнению с развитием той же отрасли в Южном Уэльсе, или сконцентрировать всю оптическую промышленность в Германии, ликвидировав ее в Великобритании, или постановить,что в Великобританию будет ввозиться только готовый бензин, а вся нефтеперерабатывающая промышленность будет сосредоточена в нефтедобывающих странах?
Воображать, что экономическая жизнь обширной области, включающей множество различных наций, будет спланирована с помощью демократической процедуры, - можно, лишь будучи слепым к такого рода проблемам. Международное планирование в гораздо большей степени, чем планирование в масштабах одной страны, будет неприкрытой диктатурой, разгулом насилия и произвола, осуществляемого небольшой группой, навязывающей всем остальным свои представления о том, кто к чему пригоден и кто чего достоин. Это будет воплощением немецкой идеи Grossraumwirtschaft - крупномасштабного централизованного хозяйства, которое может управляться только расой господ - Herrenvolk.
Неверно считать жестокость и пренебрежение к стремлениям малых народов, проявленные немцами, выражением их врожденной порочности; это было неизбежным следствием той задачи, которую они перед собой поставили. Чтобы осуществлять управление экономической жизнью людей, обладающих крайне разнообразными идеалами и ценностями, надо принять на себя ответственность применения силы. Людей, которые поставили себя в такое положение, даже самые благие намерения не могут уберечь от необходимости действовать так, что те,на кого направлены эти действия, будут считать их в высшей степени аморальными3.
Это верно даже в том случае, если высшие власти будут отличаться крайней степенью идеализма и альтруизма. Но как ничтожно мала вероятность альтруистической власти,как велики оказываются здесь искушения! Я убежден, что в Англии уровень порядочности и честности,особенно в международных делах,выше,чем где бы то ни было. И все же здесь теперь раздаются во множестве голоса, призывающие использовать победу для создания условий, в которых британская промышленность сможет максимально применять специальное оборудование, изготовленное во время войны, и направить процесс восстановления Европы по такому руслу, которое обеспечило бы исключительные возможности для развития индустрии нашей страны и гарантировало бы каждому ее жителю работу, которую он считает для себя подходящей. В этих предложениях поражает даже не то,что они вообще возникают,а то,что они звучат как абсолютно невинные, само собой разумеющиеся, а их авторами являются вполне порядочные люди,которые просто не отдают себе отчета, к каким чудовищным моральным последствиям приведет насилие, неизбежное в случае их осуществления .
Пожалуй, самым популярным доводом, укрепляющим веру в возможность централизованного демократического управления экономической жизнью множества различных наций, является роковое
3 Опыт колониальной политики Великобритании, как, впрочем, и любой другой державы, ясно показал, что даже "мягкие" формы планирования, известные как промышленное развитие и освоение ресурсов колоний, неизбежно предполагают навязывание определенных ценностей и идеалов тем народам, которым мы пытаемся оказать помощь. Именно этот опыт заставляет даже самых глобально мыслящих специалистов сомневаться в возможности "международного" управления колониями.
 



заблуждение, что если решения по всем основным вопросам будет принимать "народ",то в силу общности интересов трудящихся всего мира удастся легко преодолеть различия, существующие между правящими классами разных стран. Есть, однако,все основания предполагать, что если планирование будет осуществляться во всемирном масштабе, то конфликты экономических интересов, возникающие ныне в рамках отдельных стран, уступят место гораздо более серьезным конфликтам между целыми народами, разрешить которые мож-но будет только с применением силы. У трудящихся разных стран будут возникать взаимоисключающие мнения по вопросам, которые придется решать международному правительству, а общезначимые критерии, необходимые для мирного разрешения таких конфликтов, найти будет гораздо сложнее, чем в ситуации классовых противоречий в одной стране. Для рабочих из бедной страны требование их более обеспеченных коллег, стремящихся обезопасить себя от конкуренции, законодательно ввести минимум заработной платы, будет не защитой их интересов, а лишением их единственной возможности улучшить свое материальное положение. Жители бедной страны исходно поставлены в невыгодные условия, так как вынуждены работать за более низкую плату и обменивать продукт своего десятичасового труда на продукт пятичасового труда жителей развитых стран, имеющих более производительное оборудование. И такая "эксплуатация" для них ничем не лучше капиталистической.
Совершенно очевидно,что в планируемом международном сообществе богатые и, следовательно, более сильные нации станут объектом гораздо большей зависти и ненависти, чем в мире, построенном на принципах свободной экономики. А бедные нации будут убеждены (неважно, с основанием или без основания), что их положение можно легко поправить, если позволить им действовать по собственному усмотрению. И если обязанностью международного правительства станет распределение богатств между народами, то, как следует из социалистического учения, классовая борьба превратится в борьбу между трудящимися разных стран.
В последнее время приходится часто слышать не слишком внятные рассуждения о "планировании во имя выравнивания различных жизненных уровней". Чтобы понять, к чему они сводятся, рассмотрим конкретный пример. Областью, к которой сегодня приковано внимание наших сторонников планирования, является бассейн Дуная и прилегающие к нему страны Юго-Восточной Европы. Нет сомнения, что как из гуманистических и экономических соображений, так и для упрочения в будущем мира в Европе необходимо улучшить экономическое положение этого региона и пересмотреть существовавшее там до войны политическое устройство. Но это не равнозначно подчинению единому плану всей происходящей там экономической жизни, чтобы развитие различных отраслей шло по заранее продуманной схеме, а всякая местная инициатива требовала бы одобрения центральных властей. Нельзя, например, создать для бассейна Дуная нечто вроде "Управления долины реки Теннесси", не определив заранее и на много лет вперед относительные темпы экономического развития разных народов, живущих в этом регионе, и не подчинив все их устремления этой единой цели.
Такого рода планирование должно начинаться с установления приоритетных интересов. Для сознательного выравнивания по единому плану различных уровней жизни необходимо взвесить разные потребности и выделить из них наиболее важные,требующие первоочередного удовлетворения. При этом группы, интересы которых не попали в число приоритетных, могут быть убеждены не только в несправедливости такой дискриминации, но и в том, что они смогут легко удовлетворить свои запросы, если будут действовать независимо. Нет такой шкалы ценностей, которая позволила бы нам решить, являются ли нужды бедного румынского крестьянина более (или менее) насущными, чем нужды еще более бедного албанца. Но если мы собираемся поднимать их уровень жизни по единому плану, мы должны как-то все это взвесить и увязать одно с другим. И когда такой план будет принят к исполнению,все ресурсы данного региона окажутся подчиненными содержащимся в нем указаниям, и никто уже не сможет действовать по своему усмотрению, даже если видит не предусмотренные планом пути улучшения своего материального положения. Если запросы какой-то группы не получают приоритетного статуса, то члены этой группы вынуждены трудиться для удовлетворения запросов тех, кому было отдано предпочтение.
При таком положении буквально у каждого будет возникать ощущение,что он несправедливо обижен,что другой план мог бы дать ему больше и что решением властей он оказался приговоренным занимать в обществе место, которое он считает для себя недостойным. Предпринимать такие действия в регионе, густо населенном малыми народами, каждый из которых считает себя выше остальных, значит заранее обречь себя на применение насилия. На практике это означает,что большие нации будут своей волей решать, какими темпами наращивать уровень жизни болгарским, а какими - македонским крестьянам и кто быстрее будет приближаться к западным стандартам благосостояния - чешский или венгерский шахтер. Не надо быть экспертом в области психологии народов Центральной Европы (и даже просто в области психологии), чтобы понять, что, как бы ни были установлены приоритеты, недовольных будет много, скорее всего большинство. И очень скоро ненависть людей, считающих себя несправедливо обиженными, обратится против властей, которые, хотя и не преследуют корыстных целей, все же решают судьбы людей.
Тем не менее есть много людей, искренне убежденных, что если им будет доверена такая задача, то они окажутся в состоянии решить все проблемы беспристрастно и справедливо. Они будут страшно удивлены, обнаружив, что являются объектом ненависти и подозрений. И именно такие люди первыми пойдут на применение силы, когда те, кому они намеревались помочь, ответят на это непониманием и неблагодарностью. Это опасные идеалисты, и они будут безжалостно насаждать все,что,по их мнению,соответствует интересам других. Они просто не подозревают,что,когда они берутся силой навязывать другим людям нравственные представления, которых те не разделяют, они рискуют попасть в положение, в котором им придется действовать безнравственно. Ставить такую задачу перед народами-победителями - значит толкать их на путь морального разложения.
Мы можем употребить все силы, чтобы помочь бедным, которые сами стремятся поднять уровень своего материального благосостояния. И международные организации будут в высшей степени справедливыми и внесут огромный вклад в дело экономического развития, если они будут способствовать созданию условий, в которых народы смогут сами устраивать свою жизнь. Но невозможно осуществлять справедливость и помогать людям, если центральные власти распределяют ресурсы и рынки сбыта и если каждая инициатива должна получать одобрение сверху.
По сле всех аргументов,прозвучавших на страницах этой книги, вряд ли надо специально доказывать, что мы не решим проблемы, обязав международное правительство решать "только" экономические вопросы. Убеждение,что это может стать практическим выходом, основано на иллюзорном представлении, что планирование - чисто техническая задача, которую можно решать объективно усилиями группы специалистов, оставляя все действительно жиз-ненные вопросы на усмотрение политиков. Но любой международный экономический орган, не подчиненный никакой политической власти, даже если его деятельность будет строго ограничена решением определенного круга вопросов, сможет легко превратиться в орган безответственной тирании, обладающий неограниченной властью. Полный контроль предложения даже в какой-нибудь одной области (например, в воздушном транспорте) дает по сути дела неограниченные возможности. И поскольку практически все что угодно можно представить как "техническую необходимость", недоступную пониманию неспециалиста, или обосновать гуманистическими соображениями, ссылаясь на ущемленные интересы какой-нибудь социальной группы (что, может быть, даже недалеко от истины), то контролировать эту власть оказывается невозможно. Проекты объединения мировых ресурсов под эгидой специального органа, вызывающие ныне одобрение в самых неожиданных кругах, т.е. создания системы всемирных монополий, признаваемых правительствами всех стран, но ни одному из них не подчиненных, грозят привести к появлению зловещей мафии, занимающейся крупномасштабным рэкетом, даже если люди, непосредственно ее возглавляющие, будут честно блюсти вверенные им общественные интересы.
Если серьезно задуматься над последствиями невинных на первый взгляд предложений, которые многие считают основой будущего экономического уклада, таких, как сознательный контроль за распределением сырья, можно увидеть, какие нас подстерегают сегодня политические и нравственные опасности. Тот, кто контролирует поставки основных видов сырья - бензина, леса, каучука, олова и т.д., будет фактически распоряжаться судьбой целых отраслей промышленности и целых стран. Регулируя размеры сырьевых поставок и цены, он будет решать, сможет ли та или иная страна отк-рыть какое-нибудь производство. "Защищая" интересы определенной группы, которую он считает вверенной его попечению, поддерживая на определенном уровне ее благосостояние, он будет в то же время лишать многих людей, находящихся в гораздо худшем положении, единственного, может быть, шанса его поправить. И если таким образом будут поставлены под контроль все основные виды сырья, не будет ни одного производства, которое смогут открыть жители любой страны,не заручившись согласием контролера. Никакой план промышленного переустройства не будет гарантирован от неожиданного "вето". То же самое относится и к международным соглашениям о рынках сбыта и в еще большей степени - к контролю капиталовложений и разработке природных ресурсов.
Удивительно наблюдать, как люди, изображающие из себя закоренелых прагматиков,не упускающие ни одной возможности посмеяться над "утопизмом" тех, кто верит в перспективы политического упорядочения международных отношений, в то же самое время усматривают практический смысл в гораздо более тесных и безответственных отношениях между нациями,на которых основана идея международного планирования. И они убеждены, что если наделить международное правительство невиданной доселе властью, не сдерживаемой, как мы видели, даже принципами правозаконности, то власть эта будет использоваться таким альтруистическим и справедливым образом,что все ей с готовностью подчинятся. Между тем очевидно,что страны,может быть, и соблюдали бы формальные правила в отношениях друг с другом, если бы сумели об этих правилах договориться, но они никогда не станут подчиняться решениям международной планирующей инстанции. Иначе говоря, они готовы играть по правилам, но ни за что не согласятся на такую систему, при которой значимость их потребностей будет определяться большинством, голосов. Если даже под гипнозом этих иллюзорных идей народы вначале и согласятся наделить такой властью международное правительство, то очень скоро они обнаружат, что делегировали этому органу вовсе не разработку технических вопросов,а власть решать свою судьбу.
Впрочем, наши "реалисты" не так уж непрактичны и поддерживают эти идеи не без задней мысли: великие державы, несогласные подчиняться никакой высшей власти, могут тем не менее использовать ее,чтобы навязывать свою волю малым нациям в какой-нибудь области, где они надеются завоевать гегемонию. И в этом уже чувствуется настоящий реализм, ибо за всем камуфляжем "международного" планирования скрывается на самом деле ситуация, которая вообще является единственно возможной: все "международное" планирование будет осуществлять одна держава. Этот обман, одна-ко,не меняет того факта,что зависимость небольших стран от внешнего давления будет неизмеримо большей, чем если бы они сохраняли в какой-то форме свой политический суверенитет.
Примечательно, что самые горячие сторонники централизованного экономического "нового порядка" в Европе демонстрируют, как и их предшественники - немцы, а в Англии - фабианцы, полное пренебрежение к правам личности и к правам малых
 



народов. Взгляды профессора Карра, который в этой области является даже более последовательным тоталитаристом,чем во внешнеполитических вопросах, вынудили одного из его коллег обратиться к нему с вопросом: "Если нацистский подход к малым суверенным государствам действительно станет общепринятым, за что же тогда мы воюем?"5. Те, кто отметил, какую тревогу проявили наши союзники, не принадлежащие к числу сверхдержав,в связи с недавними высказываниями по этому поводу, опубликованными в таких раз-личных газетах, как Times и New Statesman , знают, что уже сейчас такой подход вызывает возмущение у наших ближайших друзей. Как же легко будет растерять запас доброй воли, накопленной во время войны, если мы будем ему следовать!
Те, кто с такой легкостью готов пренебрегать правами малых стран, правы, быть может, только в одном: мы не можем рассчитывать на длительный мир после окончания этой войны, если государства, - неважно, большие или маленькие, - вновь обретут полный экономический суверенитет. Это не означает, что должно быть создано новое сверхгосударство,наделенное правами, которые мы не научились как следует использовать на национальном уровне, или что каким-то международным властям надо предоставить возможность указывать отдельным нациям,как им использовать свои ресурсы. Речь идет о том, что в послевоенном мире нужна сила, которая предотвращала бы действия отдельных государств,наносящие прямой ущерб их соседям, - какая-то система правил, определяющих,что может делать государство, и орган, контролирующий исполнение этих правил. Власть, которой будет обладать этот орган, станет главным образом запретительной. Прежде всего он должен будет говорить "нет" любым проявлениям рестрикционной политики.
Неверно полагать,как это теперь делают многие,что нам нужна международная экономическая власть при сохранении политического суверенитета отдельных государств. Дело обстоит как раз противоположным образом. Что нам действительно нужно и чего мы



5 См. рецензию профессора Мэннинга на книгу профессора Карра "Условия мира" (International Affairs Review Supplement. 1942. June).
можем надеяться достичь, - это не экономическая власть в руках какого-то безответственного международного органа, а, наоборот, высшая политическая власть, способная контролировать экономические интересы, а в случае конфликта между ними - выступать в роли третейского судьи, ибо сама она в экономической игре никак не будет участвовать. Нам нужен международный политический орган, который,не имея возможности указывать народам,что им делать, мог бы ограничивать те их действия, которые наносят вред другим.
Власть этого международного органа будет совсем не такой, какую взяли на себя в последнее время некоторые государства. Это будет минимум власти, необходимый, чтобы сохранять мирные вза-имоотношения,характерный для ультралиберального государства типа laissez-faire И даже в большей степени, чем на национальном уровне, должны здесь действовать принципы правозаконности. Нужда в таком международном органе становится тем более ощутимой, чем больше отдельные государства углубляются в наше время в экономическое администрирование и становятся скорее действующими лицами на экономической сцене,чем наблюдателями, что значительно повышает вероятность межгосударственных конфликтов на экономической почве.
Формой власти, предполагающей передачу международному правительству строго определенных полномочий, в то время как во всех остальных отношениях отдельные государства продолжают нести ответственность за свои внутренние дела, является, разумеется, федерация. В разгар пропаганды "Федеративного союза" можно было услышать много неверных,а часто просто нелепых заявлений по поводу создания всемирной конфедерации. Но все это не должно заслонять того факта,что федеративный принцип является единственной формой объединения различных народов, спо-собной упорядочить взаимоотношения между странами, никак не ограничивая их законного стремления к независимости . Федерализм - это, конечно, не что иное, как приложение к международным отношениям принципов демократии - единственного способа осуществлять мирным путем перемены, изобретенного пока
 



человечеством. Но федерация - это демократия с очень ограниченной властью. Если не принимать в расчет гораздо менее практичную форму слияния нескольких стран в единое централизованное государство (необходимость в котором вовсе не очевидна), то федерация представляет единственную возможность для осуществления идеи международного права. Не будем себя обманывать, утверждая, что международное право существовало в прошлом, ибо, употребляя этот термин по отношению к правилам поведения на международной арене, мы выдавали желаемое за действительное. Дело в том,что если мы хотим воспрепятствовать убийствам, недостаточно просто объявить их нежелательными, надо еще дать властям возможность предотвращать убийства. Точно так же не может быть никакого международного права без реальной власти, способной претворять его в жизнь. Препятствием к созданию такой власти служило до недавнего времени представление, что она должна включать все разнообразные аспекты власти, присутствующие в современном государстве. Но если власть разделяется по федеративному принципу, это становится необязательным.
Такое разделение полномочий будет неизбежно ограничивать власть и целого, и входящих в него отдельных государств. В результате многие виды планирования, ныне весьма популярные, окажутся просто невозможными . Но это не будет служить препятствием для всякого планирования вообще. Одним из главных преимуществ федерации является как раз то, что она закрывает дорогу опасным видам планирования и открывает - полезным. Например, она предотвращает - или может быть устроена так, чтобы предотвращать, - рестрикционные меры. И она ограничивает международное планирование областью, в которой может быть достигнуто полное согласие, и не только между непосредственно заинтересованными сторо-нами,но между всеми,кого это может затрагивать.Полезные формы планирования применяются в условиях федерации локально,осуще-ствляются теми, кто имеет соответствующую компетенцию, и не сопровождаются рестрикционными мерами. Можно даже надеяться, что внутри федерации, - где уже не будет причин, заставлявших в прошлом максимально укреплять отдельные государства, - начнется процесс, обратный централизации, и правительства станут передавать часть своих полномочий местным властям.
Стоит напомнить, что идея воцарения мира во всем мире в результате соединения отдельных государств в большие федеративные группы, а в конечном счете, возможно, и в единую федерацию, совсем не нова. Это был идеал, привлекавший практически всех либеральных мыслителей XIX столетия. Начиная с Теннисона, у которого видение "воздушной битвы" сменяется видением единения народов,возникающего после их последнего сражения,и вплоть до конца века достижение федерации оставалось неугасимой мечтой, надеждой на то, что это будет следующий великий шаг в развитии нашей цивилизации. Либералы XIX века, может быть, и не знали в точности, насколько существенным дополнением к их принципам была идея конфедерации государств9. Но мало кто из них не отметил это как конечную цель . И только с приходом XX века, ознаменовавшего торжество "реальной политики", идею федерации стали считать утопической и неосуществимой.
Восстанавливая нашу цивилизацию, мы должны избежать гигантомании. Не случайно в жизни малых народов больше и достоинства, и красоты, а среди больших наций, очевидно, более счастливыми являются те, которым незнакома мертвящая атмосфера централизации. И мы не сможем сохранять и развивать демократию, если власть принимать важнейшие решения будет сосредоточена в организации, слишком масштабной,чтобы ее мог охватить своим разумом обычный человек. Никогда демократия не действовала успешно, если не было достаточно развито звено местного самоуправления, которое является школой политической деятельности как для народа, так и для его будущих лидеров. Только на этом уровне можно усвоить,что такое ответственность^ научиться принимать ответственные решения в вопросах, понятных каждому. Только здесь,где человек руководствуется в своих действиях не теоретическими знаниями о нуждах людей, а умением понимать реальные нужды своего соседа, он может по-настоящему войти в общественную жизнь. Когда же масштабы политической деятельности становятся



9 См. об этом книгу профессора Роббинса, на которую я уже ссылался.
настолько широкими,что знаниями, необходимыми для ее осуществления, располагает только бюрократия, творческий импульс отдельного человека неизбежно ослабевает. И в этом смысле, я думаю, может оказаться бесценным опыт малых стран, таких, как Голландия или Швейцария. Даже такой счастливой стране, как Великобритания, есть, пожалуй, что из него почерпнуть. И конечно, мы бы все выиграли, если бы нам удалось создать мир, в котором себя хорошо чувствовали малые страны.
Однако небольшие государства смогут сохранить независимость - внутреннюю и внешнюю - только при условии,что будет по-настоящему действовать система международного права,гаран-тирующая, во-первых, что соответствующие законы будут соблюдаться, а во-вторых, что органы, следящие за их соблюдением, не будут использовать свою власть в других целях. Поэтому с точки зрения эффективности претворения в жизнь норм международного права органы эти должны обладать сильной властью, но в то же время они должны быть так устроены, чтобы была исключена всякая возможность возникновения их тирании как на международном, так и на национальном уровне. Мы никогда не сможем предотвратить злоупотребление властью, если не будем готовы ограничить эту власть, пусть даже затрудняя этим решение стоящих перед ней задач. Величайшая возможность, которая представится нам в конце этой войны, заключается в том, что победившие державы, первыми подчинившись системе правил, которую они сами же установят, будут вместе с тем иметь моральное право обязать другие страны также подчиняться этим правилам.
Одной из лучших гарантий мира станет такой международный орган, который будет ограничивать власть государства над личностью. Международные принципы правозаконности должны стать средством как против тирании государства над индивидом, так и против тирании нового супергосударства над национальными сообществами. Нашей целью является не могущественное супергосударство и не формальная ассоциация "свободных наций", но сообщество наций, состоящих из свободных людей. Мы долго со-крушались, что стало невозможно осмысленно действовать на международной арене,потому что другие все время нарушают правила игры. Приближающаяся развязка войны даст нам возможность продемонстрировать, что мы были искренни и что теперь мы готовы принять те же ограничения нашей свободы действий, которые считаем обязательными для всех.
 



Разумно используя федеративный принцип, мы сможем решить многие сложнейшие проблемы, стоящие в современном мире. Но мы никогда не добьемся успеха, если будем стремиться получить то, чего этот принцип не может дать. Возможно, возникнет тенденция распространять деятельность любой международной организации на весь мир. И наверное, возникнет нужда в какой-то всеобъемлющей организации, которая смогла бы заменить Лигу Наций. Величайшая опасность, на мой взгляд, состоит в том, что, возлагая на эту организацию все задачи, которые необходимо решать в области международных отношений, мы сделаем ее неэффективной. Я всегда полагал,что именно в этом была причина слабости Лиги Наций: безуспешные попытки сделать ее всемирной и всеобъемлющей сделали ее недееспособной, а будь она меньше и в то же время сильнее, она смогла бы стать надежным инструментом сохранения мира. Мне кажется,что эти соображения до сих пор остаются в силе. И уровень сотрудничества, которого можно достичь, скажем, между Британской Империей, странами Западной Европы и, вероятно, Со-единенными Штатами, недостижим в масштабах всего мира. Сравнительно узкая ассоциация, построенная на принципах федерации, сможет на первых порах охватить лишь часть Западной Европы, с тем чтобы потом постепенно расширяться.
С другой стороны, конечно, создание такой региональной федерации не снижает вероятности столкновений между различными блоками, и с этой точки зрения, формируя более широкую, но и более формальную ассоциацию, мы уменьшим риск возникновения войны. Я думаю, что нужда в такой организации не является препятствием для возникновения более тесных союзов, включающих страны, близкие по своей культуре, мировоззрению и жизненным стандартам. Стремясь всеми силами предотвратить будущие войны, мы не должны испытывать иллюзии, что можно однажды, раз и навсегда создать организацию, которая сделает невозможной войну в любой части света. Мы не только не добьемся при этом успеха, но и упустим шанс в решении более скромных задач. Как и во всякой борьбе со злом, меры, принимаемые против войны, могут оказаться хуже самой войны. Максимум, на что мы можем разумно рассчитывать, - это снизить риск возможных конфликтов,ведущих к войне.
 
XVI. Заключение
Целью этой книги не было изложение детальной программы будущего развития. И если, рассматривая международные проблемы, мы несколько отклонились от поставленной первоначально чисто критической задачи, то только потому, что в этой области мы вскоре столкнемся с необходимостью создания принципиально новых структур, в рамках которых будет происходить дальнейшее разви-тие,возможно очень длительное. И здесь многое зависит от того,как мы используем предоставленную нам возможность. Но, что бы мы ни сделали,это будет только начало трудного процесса, в ходе которого, как все мы надеемся, постепенно выкристаллизуется новый мир, совсем не похожий на тот,в котором мы жили последние двадцать пять лет.
Я сомневаюсь,что на данном этапе может пригодиться подробный проект внутреннего устройства нашего общества и что вообще кто-нибудь способен сегодня такой проект предложить. Сейчас важно договориться о некоторых принципах и освободиться от заблуждений, направлявших наши действия в недавнем прошлом. И как бы это ни было тяжело, мы должны признать, что накануне этой войны мы вновь оказались в положении, когда лучше расчистить путь от препятствий, которые нагромоздила людская глупость, и высвободить творческую энергию индивидов,чем продолжать со-вершенствовать машину, которая ими "руководит" и "управляет". Иначе говоря, надо создавать благоприятные условия для прогресса, вместо того чтобы "планировать прогресс". Но прежде всего нам надо освободиться от иллюзий, заставляющих нас верить, что все совершенное нами в недавнем прошлом было либо разумным,либо неизбежным. Мы не поумнеем до тех пор,пока не признаем, что наделали много глупостей.
Если нам предстоит строить новый мир, мы должны найти в себе смелость начать все сначала. Чтобы дальше прыгнуть, надо отойти назад для разбега. У тех, кто верит в неизбежные тенденции и пропов едует "новый порядок" и идеалы последних сорока лет, кто не находит ничего лучшего, чем пытаться повторить то, что сделал
 
Гитлер,у тех не может быть этой смелости. Кто громче всех призывает к "новому порядку",находится целиком под влиянием людей, породивших и эту войну, и страдания нашего времени. Правы юноши, отвергающие сегодня идеи старших. Но они заблуждаются, если верят, что это все те же либеральные идеи XIX века, которых молодое поколение просто совсем не знает. И хотя мы не стремимся и не можем вернуться к реальности XIX столетия, у нас есть возможность осуществить его высокие идеалы. Мы не имеем права чувствовать превосходство над нашими дедами,потому что это мы, в XX столетии, а не они - в XIX, перепутали все на свете. Но если они еще не знали, как создать мир, к которому были устремлены их мысли, то мы благодаря нашему опыту уже лучше подготовлены к этой задаче. Потерпев неудачу при первой попытке создать мир свободных людей, мы должны попробовать еще раз. Ибо принцип сегодня тот же, что и в XIX веке, и единственная прогрессивная политика - это попрежнему политика, направленная на достижение свободы личности.
 
"Дорога к рабству" и дорога к свободе
Один из крупнейших мыслителей XX в ека, выдающийся экономист и социальный философ,лауреат Нобелевской премии Фридрих Август фон Хайек (1899-1992) - признанный классик современного обществознания. Его жизненный путь, внешне, казалось бы, ровный и бессобытийный, исполнен внутреннего драматизма: времена, когда идеи Хайека приковывали внимание научного мира, сменялись долгими годами забвения,когда о нем если и вспоминали, то лишь как об "одном из тех динозавров,что явно вопреки естественному отбору иногда случайно выползают на свет" .
Дело в том, что Хайек всегда был непримиримым противником интеллектуальной моды, в какие бы одежды она ни рядилась, а это не могло не сказываться на его репутации среди левой интеллигенции. Его по праву можно назвать "великим противостоятелем". Хайеку суждено было стать на "дороге" трех, быть может, наиболее влиятельных политических тенденций XX века, суливших радикальное улучшение условий человеческого существования, - социализма, кейнсианства и доктрины "государства благосостояния".
Делом чести для него стала защита "классического либерализма" - неглубокого, как считалось, прекраснодушного и давно отжившего свой век течения мысли. В утверждении философской, этической и научной значимости фундаментальных принципов либерализма, в восстановлении его авторитета после многих десятилетий господства социалистических теорий,в том,наконец,что его идеалы вновь стали силой, оказывающей все возрастающее воздействие на реальную политику самых различных стран мира, - во всем этом нельзя не видеть заслуг Ф. Хайека.
1
Ф. Хайек родился 8 мая 1899 года в Вене. В 1917-м, еще не закончив гимназию, был призван в армию и направлен на итальянский
 
фронт, где провел около года и откуда вернулся больным малярией. После демобилизации он поступает в Венский университет, где в 1921 году ему присуждается ученая степень доктора права, а в 1923-м - доктора политических наук. Недолгое время он состоит на государственной службе, а в 1927 году становится основателем (совместно с Л. фон Мизесом) и первым директором Австрийского института экономических исследований, который под его руководством превращается в ведущий европейский центр по изучению экономических циклов. В одной из своих статей в 1929 году Хайек первым предсказывает наступление в экономике США кризиса, получившего позднее название "Великой Депрессии 30-х годов".
В 1931 году он принимает приглашение Лондонского университета и начинает преподавать в Лондонской школе экономики. В 1930-е годы одна за другой выходят главные работы Хайека по экономической теории, которые приносят ему широкую известность в научном мире. Он завоевывает признание как один из лидеров (наряду с Л.Мизесом) так называемого "неоавстрийского" направления в экономической науке. В центре исследовательских интересов Ф. Хайека тех лет - проблемы экономического цикла, теории капитала и теории денег. Тогда же он оказывается главным оппонентом Дж. М. Кейнса. Выдающийся английский экономист Дж. Хикс много лет спустя отмечал: "Когда будет написана окончательная история развития экономического анализа в 1930-х годах,то главным действующим лицом этой драмы (а это была подлинная драма) окажется профессор Хайек...Было время,когда основное соперничество шло между новыми теориями Хайека и новыми теориями Кейнса. Кто был прав - Кейнс или Хайек?" . В тот период победа, по общему убеждению, осталась за Кейнсом, и его идеи о необходимости государственного регулирования экономики надолго становятся программой практических действий для всех правительств западного мира.
Полемика с кейнсианством на какое-то время затихает, и Хайек обращается к спору с самым опасным,как он полагал,противником - социализмом. Он публикует "Дорогу к рабству" (1944), книгу, сыгравшую в известной мере поворотную роль в его дальнейшей судьбе. К удивлению самого Хайека, книга стала бестселлером (впоследствии она выдержала множество переизданий и была переведена почти на двадцать языков мира). Она привлекла внимание многих серьезных ученых и мыслителей, вызвав сочувственныеотзывы Дж. Кейнса и Й. Шумпетера, К. Ясперса и Дж. Оруэлла (влияние "Дороги к рабству" на "1984" несомненно). Но нетрудно вообразить реакцию прогрессистской интеллигенции,подвергшей Хайека самому настоящему остракизму: "...Так называемые интеллектуалы присудили его к научной смерти. В академических кругах к нему начали относиться почти как к неприкасаемому, если не как к подходящему мальчику для битья, которого ученые мужи могли разносить в пух и прах всякий раз при обнаружении, как им представлялось, "дефектов" рынка или свободного общества"3.
Разноречивый прием, оказанный книге, побуждает Хайека организовать в 1947 году "Общество Мон-Пелерин", объединившее "не утративших надежду" либералов из числа близких ему по духу экономистов, философов, историков, правоведов, политологов и публицистов (среди учредителей общества были, например, К. Поппер и М. Поланьи, с которыми Хайека связывали узы многолетней дружбы).
"Дорогу к рабству" можно считать водоразделом между "ранним" и "поздним" Хайеком. С середины 1940-х годов направление его научной деятельности меняется, изыскания в области экономической теории постепенно уступают место более общим исследованиям социально-философского плана. Чтобы противостоять тоталитаризму, как ясно осознает после "Дороги к рабству" Хайек, недостаточно ограничиться предупреждением о таящихся в нем опасностях - необходимо отстоять жизнеспособность позитивной программы классического либерализма,показать правовую и политическую возможность осуществления идеалов свободного общества на практике. В последующие годы он реализует намеченную научную программу, предпринимая разносторонние междисциплинарные исследования, охватывающие методологию науки и теоретическую психологию,историю и право, антропологию и экономику, политологию и историю идей.
Экономическая несостоятельность как системы централизованного планирования, так и различных моделей "рыночного социализма" выявляется в "Индивидуализме и экономическом порядке" (1948)4. В "Контрреволюции науки" (1952) , посвященной



3 The essence of Hayek. Stanford, 1984. P. LV.
4 Хайек Ф.А. Индивидуализм и экономический порядок. М.: Изограф, 2000.
методологической критике холизма, сциентизма и историцизма, Хайек прослеживает интеллектуальные истоки социализма, которые возводятся им к идеям А. Сен-Симона и сложившейся вокруг него группы студентов и выпускников парижской Политехнической школы. Именно отсюда берет начало "инженерный" взгляд на общество, согласно которому человечество способно сознательно, по заранее составленному рациональному плану контролировать и направлять свою будущую эволюцию. Эта претензия разума, обозначенная позднее Хайеком как "конструктивистский рационализм", имела фатальные последствия для судеб индивидуальной свободы. (Почва для тоталитаризма XX века была подготовлена, по его мнению, прежде всего идеями Гегеля, Конта, Фейербаха и Маркса.)
Трактат по теоретической психологии "Сенсорный порядок" (1952) раскрывает оригинальную эпистемологию Хайека (среди мыслителей, повлиявших на его подход, обычно называют Д. Юма, И. Канта, К. Менгера, Л. Витгенштейна, К. Поппера и М.По-ланьи). Тема составленного им сборника "Капитализм и историки" (1954) - демифологизация истории промышленной революции в Англии. "Основной закон свободы" (1960) - труд, который многие поклонники Хайека оценивают как его opus magnum, - представляет собой систематическое изложение принципов классического либерализма, или "философии свободы", по его собственному определению. Трилогию "Право, законодательство и свобода" (1973-1979) можно рассматривать как попытку дальнейшего развития и углубления философии либерализма (первый том - "Правила и порядок", второй - "Мираж социальной справедливости", третий - "Политический строй свободного народа").
"География" научной и преподавательской деятельности Ф.Хайека разнообразна: в 1950 году он становится профессором социальных наук и этики Чикагского университета (США),в 1962-м - профессором экономической политики Фрейбургского университета (ФРГ), в 1969-м - профессором-консультантом Зальцбургского университета (Австрия), а в 1977-м вновь возвращается во Фрей-бург. 1950-1960-е годы - самая трудная полоса в жизни Хайека. Его связи с экономическим сообществом слабеют;для остального научного мира он продолжает оставаться фигурой достаточно одиозной.
Но в 1974 году Ф. Хайеку присуждается Нобелевская премия по экономике (ему к тому времени исполнилось уже 75 лет),что для него самого явилось полной неожиданностью. Однако не только с этим связано пробуждение интереса к хайековским идеям. Кризис кейнсианской политики макроэкономического регулирования, пришедшийся на 1970-е годы, подтвердил правоту давних предостережений Хайека: следование кейнсианским рецептам привело к беспрецедентной для мирного времени глобальной инфляции в сочетании с падающими темпами роста и масштабной безработицей (феномен стагфляции). Хайек переходит в контрнаступление на кейнсианство, предпринимает усилия по возрождению неоавстрийской экономической теории. С не меньшей энергией атакует он систему неограниченной демократии и "государства благосостояния", от которой, по его убеждению, исходят новые угрозы принципам свободного общества. Широкий резонанс получают его проекты парламентской реформы и денационализации денег. Общий поворот в экономической политике стран Запада в минувшие десятилетия в немалой степени был вдохновлен идеями Ф. Хайека.
Когда Хайеку было уже глубоко за восемьдесят, вышла в свет его последняя и, можно сказать,итоговая книга - "Пагубная самонадеянность: заблуждения социализма" (1988), задуманная как своего рода манифест современного либерализма6. В ней он, в частности,по-дробно останавливается на одном из характерных приемов,облюбо-ванных его оппонентами-социалистами, - переиначивании и извращении смысла общеупотребительных понятий (этому посвящена специальная глава, которая так и называется - "Наш отравленный язык"). Подобной участи не избежал и термин, избранный Хайеком для обозначения своей политической философии, - либерализм: в США его "узурпировали" сторонники усиления государственного вмешательства в жизнь общества, по западноевропейским меркам вполне заслуживающие наименования "социалистов". Поэтому во избежание терминологических недоразумений следует помнить, что в важнейших отношениях "классический", "старомодный", "европейский" либерализм Ф.Хайека являет собой прямую противоположность прогрессистскому (и, так сказать, "незаконнорожденному") американскому либерализму Ф. Рузвельта или Дж. К. Гэлбрейта.
Представление о своеобразном стиле мышления Ф. Хайека можно составить по его автобиографическому эссе "Два склада ума", где он выделяет мыслителей двух типов - "мастера-знатока своего предмета" (master of subject) и "головоломщика" (puzzler) .



6 Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. М.: Новости, 1992.
 



"Мастер" плодовит и способен удерживать в памяти великое множество фактов, он прекрасный систематизатор и интерпретатор чужих идей, красноречивый оратор, превосходный популяризатор, удачливый педагог. "Головоломщик" более сосредоточен и не столь блестящ,разработки других ученых не обогащают запас его знаний, а скорее перестраивают систему его видения, его мышление носит по преимуществу невербальный характер и подчас ему с трудом дается выражение собственных теорий, нередко он к своему удивлению обнаруживает, что отдельные выдвинутые им идеи вытекают по существу из некоего общего взгляда на мир . Образ "головолом-щика", как должно быть понятно, представляет собой своеобраз-ный автопортрет Ф. Хайека.
В 1970-е годы Хайеку довелось стать свидетелем крушения кейнсианской модели государственного регулирования^ 1980-е - распада системы централизованного планирования, но ни то, ни другое не было для него неожиданностью. На его глазах произошли коренные изменения в интеллектуальном климате, когда ценности классического либерализма - личная независимость и добровольное сотрудничество,индивидуальная собственность и рынок,пра-вовое государство и ограниченное правительство - обрели как бы второе дыхание.
Скончался Ф. Хайек в 1992 году, успев стать свидетелем падения Берлинской стены и краха "реального социализма".
2
"Тяжба" Хайека с социалистами имеет давнюю историю, и началась она не с "Дороги к рабству". Еще в 1930-е годы он обратился к анализу экономических основ социализма, приняв участие в знаменитой теоретической дискуссии о возможностях системы централизованного планирования. Впоследствии он много раз возвращался к сравнительному анализу рыночных структур и структур, сознательно организованных и централизованно управляемых, уточняя и углубляя свой подход.
Непосредственная тема "Дороги к рабству" - политические, нравственные и духовные последствия тоталитаризма. Собственно экономические его аспекты занимают Хайека в этой книгенесколько меньше, и потому на них, пожалуй, следует остановиться особо.
В какой-то мере взяться за "Дорогу к рабству" Хайека побудили соображения практического порядка. Известно,что в периоды войн, когда государство вынуждено брать на себя многие хозяйственные функции, популярность идей планирования неизменно возрастает. В самом деле: если государство способно справляться с военными задачами, то отчего бы не наделить его еще большими полномочиями для решения проблем мирного времени? Подобный поворот событий Хайек наблюдал еще в Веймарской Германии и именно его он стремился предотвратить, публикуя "Дорогу к раб-ству". И его книга, по-видимому, действительно сыграла определенную роль в том,что послевоенная волна национализации,прокатив-шаяся по странам Запада, оказалась все же не слишком масштабной.
Какое-то время многие западные интеллектуалы левого толка были убеждены в существовании антагонизма между свободой и материальным благосостоянием. Как предполагалось, ограничение свободы в рамках системы централизованного планирования - это та жертва, которую приносит социализм ради достижения несравненно более важной цели - обеспечения достойной жизни основной массы народа. Хайек показал несостоятельность подобных представлений: свобода и благосостояние общества не противоречат, а, напротив, необходимо предполагают друг друга. Конечный его вывод однозначен: вопреки обещаниям безграничного материального изобилия централизованная система несостоятельна прежде всего экономически. Другими словами, тоталитаризм чреват не только моральной деградацией общества, но и неминуемым провалом в сфере экономики, означающим катастрофическое падение уровня жизни людей: "Спор о рыночном порядке и социализме есть спор о выживании - ни больше, ни меньше. Следование социалистической морали привело бы к уничтожению большей части современного человечества и обнищанию основной массы оставшегося" .
Своеобразие хайековского подхода состоит в том, что он сравнивает альтернативные социально-экономические системы с точки зрения их эпистемологических, "знаньевых" возможностей. Хайек выделяет два основных типа систем, или "порядков", если придерживаться его собственной терминологии. "Сознательные
 



порядки" рождены разумом человека и функционируют по заранее выработанным планам, они направлены на достижение ясно различимых целей и строятся на основе конкретных команд-приказов. "Спонтанные порядки" складываются в ходе органического эволюционного процесса, они не воплощают чьего-то замысла и не контролируются из единого центра, координация в них достигается не за счет подчинения некоей общей цели, а за счет соблюдения универсальных правил поведения. Так, к сознательно управляемым системам относятся армии, правительственные учреждения, про-мышленные корпорации, к самоорганизующимся и саморегулирующимся структурам - язык, право, мораль, рынок. Последние, по известному выражению А. Фергюсона, можно назвать продуктом человеческого действия, но не человеческого разума.
Сложное переплетение многих спонтанных порядков представляет собой в этом смысле современная цивилизация. В поисках адекватного термина, выражающего ее уникальный характер, Хай-ек обращался к понятиям "великого общества" (А. Смит) и "открытого общества" (К. Поппер), а в своей последней книге ввел для ее обозначения новый термин - "расширенный порядок человеческого сотрудничества". Его ядро составляют социальные институты, моральные традиции и практики - суверенитет и автономия индивида,частная собственность и частное предпринимательство, политическая и интеллектуальная свобода, демократия и правление права, - спонтанно выработанные человечеством в ходе культурной эволюции, без какого бы то ни было предварительного плана. Моральные правила и традиции, лежащие в основе расширенного порядка, нельзя отнести ни к сознательным, ни к инстинктивным формам поведения человека. С одной стороны, они не служат достижению каких-либо конкретных, ясно осознаваемых целей, а с другой стороны, не обусловлены генетически. Они, по словам Хайека,лежат между инстинктом и разумом .
Ключевая для расширенного порядка проблема - это проблема координации знаний, рассредоточенных в обществе с развитым разделением труда среди бесчисленного множества индивидов. Разработка концепции рассеянного знания явилась крупнейшим научным достижением Ф. Хайека. В экономических процессах определяющая роль принадлежит личностным,неявным знаниям, специфической информации о местных условиях и особых обстоятельствах. Такие знания воплощаются в разнообразных конкретных умениях, навыках и привычках, которыми их носитель пользуется, порой даже не сознавая этого. (Их первостепенное значе-ние затемняет сциентистский предрассудок, сводящий любое знание исключительно к научному, т.е. теоретическому, артикулируемому знанию.)
Рынок в понимании Хайека представляет собой особое информационное устройство, механизм выявления, передачи и вза-имосогласования знаний,рассеянных в обществе. Рынок обеспечива-ет,во-первых,лучшую их координацию и,во-вторых,более полное их использование. В этом - решающие эпистемологические преимущества децентрализованной рыночной системы по сравнению с централизованным плановым руководством. Как же они достигаются?
В условиях расширенного порядка индивид располагает защищаемой законом сферой частной жизни, в пределах которой он вправе самостоятельно принимать любые решения на свой собственный страх и риск, причем как положительные, так и отрицательные последствия его действий будут сказываться непосредственно на нем самом. Он поэтому заинтересован в учете всей доступной ему информации и может использовать свои конкретные личностные знания и способности в максимально полной мере.
Взаимосогласование разрозненных индивидуальных решений обеспечивается с помощью ценового механизма. Цены выступают как носители абстрактной информации об общем состоянии системы. Они подсказывают рыночным агентам,какие из доступных им технологий и ресурсов (включая их "человеческий капитал") имеют наибольшую относительную ценность, а значит, куда им следует направить усилия,чтобы добиться лучших результатов. Подобный синтез высокоабстрактной ценовой информации с предельно конкретной личностной информацией позволяет каждому человеку вписываться в общий порядок,координируя свои знания со знаниями людей, о существовании которых он чаще всего даже не подозревает. Рыночная конкуренция оказывается,таким образом,процедурой по выявлению, координированию и применению неявного личностного знания, рассеянного среди миллионов индивидуальных агентов.
Рынок способен интегрировать и перерабатывать объем информации, непосильный для системы централизованного планирования. И дело тут не просто в отсутствии технических возможностей (недостаточной мощности компьютеров и т.п.). Централизованное планирование сталкивается с непреодолимыми эпистемологическими барьерами. Идея социализации экономики исходит из представления, что все имеющиеся в обществе знания можно собрать воедино, так что компетентным органам останется только выработать на этой основе оптимальные решения и спустить указания на места. Это, однако, иллюзия.
Первое,с чем им придется столкнуться, - фактор времени. Пока агент передаст информацию в центр, там произведут расчет и сообщат о принятых решениях, условия могут полностью измениться и информация обесценится. Часто не сознается, что постоянное приспособление к непрерывно меняющимся условиям необходимо не только для повышения, но и для поддержания уже достигнутого жизненного уровня. Централизованное планирование, органически не способное поспевать за непрерывно происходящими изменениями, обрекает общество на замедление экономического роста, а нередко и на абсолютное сокращение его благосостояния. Кроме того, в условиях централизованной системы агент обычно не заинтересован в том, чтобы посылать наверх полные и достоверные данные. Причем такая система не дает достаточных стимулов ни для выявления уже имеющейся,ни для генери-рования новой информации (отсюда - фатальные провалы в области научно-технического прогресса).Не менее важно,что основную долю экономически значимой информации составляют неявные, личностные знания,в принципе не поддающиеся вербализации. Их не выразишь на языке формул и цифр, а значит, и не передашь в центр. Больше того: определенную часть своих знаний и способностей человек вообще не осознает и удостоверяется в их существовании, лишь попадая в незнакомую среду и реально приспосабливаясь к новым, непривычным для него условиям.
В рамках централизованного планирования огромная масса информации оказывается невостребованной, а координация поступающей - чрезвычайно неэффективной. Модель централизованной экономики, как предсказывали теоретики неоавстрийского направления, обречена на провал. В этом смогли убедиться десятки стран, где она была испробована и где она рано или поздно приводила к экономическому краху.
3
"Дорога к рабству" занимает особое место в истории изучения тоталитаризма, и не только потому, что она была одной из первых работ на эту тему. Правда, по условиям военного времени Хайек был вынужден строить анализ преимущественно на германском материале, лишь изредка касаясь опыта СССР, союзника западных держав по антигитлеровской коалиции11.Но для размышлений Хайека это и не столь существенно, потому что "Дорога к рабству" не относится к жанру "разоблачительной литературы": она не раскрывает никаких жгучих тайн, не рассматривает подробно механизмов заво-евания власти, не прослеживает перипетий партийной борьбы и т.д. Исторические примеры призваны иллюстрировать и подтверждать общие положения хайековского анализа.
Хотя книга была рассчитана не на профессионального читателя, Хайек, как всегда, точен в выборе и использовании терминов. Ключевым понятиям - коллективизм и тоталитаризм - придается четкий однозначный смысл: под рубрику коллективизма подводятся любые теоретические системы, стремящиеся (в противоположность либерализму) организовать все общество во имя достижения некоей единой всеподавляющей цели и отказывающиеся признать защищенную законом сферу автономии индивида; под тоталитаризмом понимаются неизбежные практические результаты осуществления коллективистских проектов, чаще всего неожиданные и для самих их творцов.
Вообще "Дорога к рабству" выделяется из других исследований тоталитаризма, идеологически нагруженных и эмоционально насыщенных, своей аналитической тональностью. Й. Шумпетер очень точно выразил своеобразие хайековского подхода: "Это мужественная книга: ее отличительной особенностью от начала до конца остается искренность, презирающая камуфляж и обиняки. Кроме всего прочего, это вежливая книга, в которой противникам никогда не вменяется ничего, кроме интеллектуальных заблуждений" .
Действительно, спор с интеллектуалами-социалистами Хайек ведет на их же территории. Он не подозревает их в злых умыслах и недоброжелательности, не ставит под сомнение их искренность и благородство, признает возвышенность и величие проповедуемых ими идеалов. Но тем самым он лишает их возможности произвести свой излюбленный обходной маневр: объявить дискуссию



11 Ф. Хайек был хорошо знаком с советской практикой строительства социа-
лизма. Так, он был редактором книги "Экономическое планирование в Советской
России" (1935) известного экономиста Бориса Бруцкуса, высланного из СССР на
печально знаменитом "философском пароходе".
заведомо бессмысленной из-за несоотносимости ценностных установок ее участников. Как настойчиво подчеркивает Хайек, его спор с социалистами - это спор не о ценностях, а о фактах, не об идеалах, а о последствиях, вытекающих из попыток воплотить эти идеалы в жизнь. И именно рациональная дискуссия призвана решать, насколько избранные социалистами средства отвечают намеченным ими целям и насколько совместимы между собой ценности, составляющие их символ веры. Беспристрастный анализ, считает Хайек, приводит к заключению,что цели социализма недостижимы и программы его невыполнимы: социализм несостоятелен фактически и даже логически .
Здесь,по-видимому,уместно напомнить о нетождественности оппозиций тоталитаризм/либерализм и авторитаризм/демократия. В первом случае речь идет о пределах государственной власти, во втором - о ее источнике. Для либерала свобода - цель и высшая ценность (в этом суть политической философии либерализма), демократия же - одно из средств для ее достижения и сохранения. История знает примеры, когда власть, приобретаемая не в результате волеизъявления всего народа (например,при наличии избирательных прав у меньшинства населения), подчинялась тем не менее верховенству права и ограничивалась жесткими конституционными рамками. И, наоборот, неограниченная демократия вполне может принимать тоталитарные формы (хрестоматийный пример - приход Гитлера к власти демократическим путем). Поэтому, говоря в своей книге о "новом рабстве", Хайек, разумеется, понимает под ним не авторитарную систему правления, а тоталитарное устройство общества (хотя по большей части они оказываются тесно взаимосвязаны, точно так же, как демократический строй, характеризующийся свободной конкуренцией политических сил, обычно служит естественным спутником и необходимым элементом либерального порядка, основанного на свободе конкуренции в экономической сфере и в сфере идей).
"Дорога к рабству" задумывалась как предостережение левой интеллигенции и была обращена прежде всего к сторонникам социалистической идеи, как это ясно из посвящения - "социалистам всех партий". Первых читателей книги больше всего шокировало обнаружение фамильного сходства большевизма и социализма с фашизмом и национал-социализмом, хотя очень скоро такого рода сближения стали общим местом в западной литературе. Однако не это было для Хайека главным.
Замысел книги раскрывает эпиграф из Юма: "Свобода, в чем бы она ни заключалась, теряется, как правило, постепенно". Образ дороги, присутствующий в заглавии, не случаен: Хайек показывает, куда, по его мнению, ведет дорога, вымощенная благими намерениями социалистов. Вступив на нее, почти невозможно остановиться на полпути: логика событий заставляет проделать его весь до конца, пока и общество, и отдельная личность не будут поглощены государством и не восторжествует тоталитарное рабство14. Поэтому для Хайека концепции конвергенции, "третьего пути" - абсурд и самообман,но не в том смысле,что невозможно никакое временное или случайное сочетание либеральных институтов с ростками тоталитаризма. Главное с его точки зрения - куда обращен общий вектор движения,и здесь вопрос стоит "или-или": либо к свободному обществу, либо к тоталитарному строю.
Тоталитаризм, по Хайеку, подступает постепенно и незаметно; он оказывается непреднамеренным результатом самых возвышенных устремлений самых достойных людей. Погоня за дорогими нашему сердцу идеалами приводит к последствиям, в корне отличающимся от ожидавшихся, - таков лейтмотив "Дороги к рабству". Чтобы это произошло, нужно совсем немного: поставить себе целью организовать жизнь общества по единому плану и после-довательно стремиться к реализации этой цели на практике. Стоит только встать на эту дорогу - остальное довершит неотвратимая логика событий. Вслед за заменой спонтанного рыночного порядка сознательным плановым руководством неминуемо начинают рушиться одна за другой все ценностные скрепы и опоры свободного общества - демократия,правозаконность,нравственность,личная независимость, свободомыслие, что равносильно гибели всей современной культуры и цивилизации .
Процесс разворачивается с неумолимой последовательностью: поскольку руководство по единому всеобъемлющему плану подразумевает, что государство вовлекается в решение необозри-



14 Буквальный перевод названия книги - "Дорога к крепостничеству" (serf-
dom). Оно было навеяно словами А. де Токвиля о "новой крепостной зависимости".
мого множества частных технических проблем, то очень скоро демократические процедуры оказываются неработоспособными. Реальная власть неизбежно начинает сосредоточиваться в руках узкой группы "экспертов". План устанавливает иерархию четко определенных целей, и концентрация власти выступает необходимым условием их достижения. Система централизованного управления, когда решения принимаются исходя из соображений выгодности в каждом отдельном случае, без оглядки на какие-либо общеобязательные стабильные принципы права, являет собой царство голой целесообразности. Твердые юридические правила и нормы сменяются конкретными предписаниями и инструкциями,верховенство права - верховенством политической власти, ограниченная форма правления - неограниченной. Точно так же несовместимо царство целесообразности с существованием каких бы то ни было абсолютных этических правил и норм: нравственным признается все, что служит достижению поставленных целей, независимо от того, к каким средствам и методам приходится для этого прибегать. Но так как органы власти физически не в состоянии издавать приказы по каждому ничтожному поводу, образующиеся пустоты заполняются квазипринципами квазиморали. "Квази" - потому что она предназначается для нижестоящих и ее когда угодно могут перекроить в соответствии с изменившимися условиями момента. План неявно содержит в себе всеобъемлющую систему предпочтений и приоритетов: он определяет, что лучше, а что хуже, что нужно, а что не нужно, кто полезен, а кто бесполезен. Устанавливая неравноценность различных людей и их потребностей, план, по сути, вводит дискриминацию, перечеркивающую формальное равенство всех перед законом: то,что по плану разрешено одним, оказывается запрещено другим. При отсутствии системы нравственных ограни-чений вступает в действие механизм "обратного отбора": выживают и оказываются наверху "худшие", те, кто полностью свободен от ненужного бремени нравственных привычек и не колеблясь решается на самые грязные дела. Иллюзией оказывается надежда интеллектуалов, что контроль государства можно ограничить экономикой, сохранив в неприкосновенности сферу личных свобод. В условиях централизованного контроля за производством человек попадает в зависимость от государства при выборе средств для достижения своих личных целей: ведь именно оно в соответствии со своими приоритетами определяет, что и сколько производить, кому какие блага предоставлять. Сужается не только свобода потребительского выбора, но и свобода выбора профессии,работы,места жительства. Это означает размывание и исчезновение защищенной законом сферы частной жизни, где человек был полновластным хозяином принимаемых решений. Единодушие, единомыслие и единообразие поведения облегчают достижение запланированных целей. Отсюда стремление государства установить контроль не только над вещами, но и над умами и душами людей. Общество насквозь политизируется: его членами признаются лишь те, кто разделяют установленные цели; любой человек и любое событие оцениваются по их нужности для общего дела. Несогласие с общепринятым мнением становится несогласием с государством, т.е. - политической акцией. Наука и искусство также ставятся на службу "социальному заказу". Все, что бесполезно - чистое искусство, абстрактная наука - отвергается; общественные дисциплины превращаются в фабрики "социальных мифов". Наступает смерть свободного слова, свободной мысли. Формируется новый человек - "человек единой всеобъемлющей организации", которому причастность к коллективу заменяет совесть. Происходят необратимые психологические изменения: достоинства, на которых держалось прежнее обще-ство - независимость, самостоятельность, готовность идти на риск, способность отстаивать свои убеждения - отмирают, потому что человек привыкает обращаться за решением всех своих проблем к государству.
Процесс "пожирания" государственным Левиафаном общества и личности идет безостановочно, до своего естественного завершения - образования тоталитарного строя. В условиях либерально-рыночного порядка государству отводится роль арбитра, следящего за соблюдением "правил игры". Усилиями социалистов оно становится одним из непосредственных участников "игры". Но кончается все тем,что государство остается вообще единственным "игроком": "В моральном плане социализм не может не подрывать основу всех этических норм, личной свободы и ответственности. В политическом плане он раньше или позже ведет к тоталитарному правлению. В экономическом плане он будет серьезно препятствовать росту благосостояния или даже вызывать обнищание" .
В хайековском описании стоит выделить два принципиальных момента. Первое: фундаментом всех прав и свобод личности оказывается свобода экономическая; с ее уничтожением рушится все здание цивилизации. Второе: утверждение тоталитаризма - неизбежный результат переноса на современное общество принципов, по которым живут автономные организации типа фабрики или армии, а кровавые приметы тоталитарных режимов прямо вытекают из возвышенного и, на первый взгляд, безобидного стремления переустроить жизнь общества в соответствии с некоей единой, рациональной, наперед заданной целью.
Итак: установление тоталитарного строя, подчеркивает Хайек, не входит в сознательные замыслы проектировщиков светлого будущего; это - непредумышленное, никем не предполагавшееся следствие их попыток сознательно управлять обществом по единому плану. В свое время А. Смит показал, как благодаря "невидимой руке" рынка индивиды, движимые частным интересом, могут способствовать достижению общего блага, что является непреднамеренным и непредусмотренным итогом их деятельности. На пути к тоталитаризму действует механизм, как бы выворачивающий наизнанку принцип "невидимой руки": здесь стремление к общему благу приводит к ситуации, которую также никто не предви-дел,но которая противоположна интересам отдельного человека.
4
Сам Хайек относил "Дорогу к рабству" к жанру политического памфлета и рассматривал работу над ней как короткий эпизод, как временное отступление от деятельности, которую считал для себя основной, - исследований в области чистой экономической теории. Он не мог предположить, что ее публикация так сильно повлияет на его жизнь и дальнейшую профессиональную карьеру. Однако в интеллектуальной атмосфере той эпохи, когда слово "планирование" воспринималось буквально как панацея от любых социальных бед, выход в свет "Дороги к рабству" произвел эффект разорвавшейся бомбы.
Хайековские издатели не рассчитывали на коммерческий успех книги и в лучшем случае надеялись продать не более 1-2 тысяч экземпляров. Вопреки их ожиданиям она сразу же превратилась в бестселлер и была полностью раскуплена всего за месяц; спрос оказался настолько велик,что и в Великобритании,и в США в течение первого же года пришлось допечатать несколько дополнительных тиражей, которые также мгновенно разошлись. Но и это не все. Макс Истмен, известнейший публицист, бывший в свое время пра-воверным коммунистом, подготовил для журнала Reader's Digestпопулярную версию "Дороги к рабству",изданную почти миллионным тиражом, а журнал Look решил даже выпустить по ее мотивам комикс! На волне этого успеха Хайека пригласили с лекционным турне в США, где ему нередко приходилось выступать перед тысячными аудиториями .
Почувствовав серьезную опасность сторонники левых взглядов - лейбористы в Великобритании, прогрессисты в США - развернули против Хайека настоящую кампанию травли. В ход пошел стандартный набор ярлыков: его клеймили как реакционера, ненавистника демократии, ставленника финансового капитала, противника социального прогресса и т.д. С позиций сегодняшнего дня враждебность, с которой "Дорога к рабству" была воспринята подавляющим большинством ведущих интеллектуалов Запада, кажется почти неправдоподобной. Высказанные Хайеком предостережения натолкнулись на глухую стену непонимания, по скольку явно шли вразрез с духом эпохи. О глубине их неприятия свидетельствуют даже не столько публичные оценки, которыми было встречено появление книги, сколько личные признания многих его современников,не предназначавшиеся для сторонних глаз.
В 1945 года И. Берлин в письме из Вашингтона, где он находился на дипломатической службе, сообщал, что "еще читает этого ужасающего доктора Хайека". Известный экономист Г. Минз приз-навался,что смог одолеть только первые пятьдесят страниц "Дороги к рабству" и что больше он переварить не в силах. А философ Р. Карнап в письме к другу Хайека К. Попперу недоумевал: "Я несколько озадачен вашим выражением признательности фон Хайе-ку. Сам я его книги не читал, хотя здесь в США ее много читают и обсуждают; но хвалят ее по большей части поклонники свободного предпринимательства и неограниченного рынка, тогда как все левые считают его реакционером".
Не приходится удивляться, что последствия неожиданно об-рушившейся на Хайека славы оказались неоднозначными. С одной стороны, сам того не желая он превратился из типичного кабинетного исследователя в публичную фигуру - к нему начали прислушиваться политики и проявлять интерес пресса. С другой стороны, в академических кругах его стали воспринимать скорее как публициста,чем как "чистого" ученого. По словам самого Хайека, "Дорога к рабству" полностью дискредитировала его в профессиональном отношении и стала причиной последующей многолетней изоляции в научном мире.
Выразительным примером того, как резко аргументация Хайека диссонировала с коллективистской ортодоксией той эпохи и с каким трудом она доходила до сознания его современников, может служить реакция Дж. М. Кейнса. Этот случай представляет особый интерес не только потому, что в течение многих лет Кейнс выступал главным антагонистом Хайека (хотя личные отношения между ними всегда оставались вполне дружескими), но и потому, что он, по общему признанию, был человеком с чрезвычайно неза-висимым и нестандартным мышлением, никогда не боявшимся идти против течения и даже находившим удовольствие в том, чтобы шокировать окружающих своими неожиданными и парадоксальными суждениями.
Кейнс прочитал "Дорогу к рабству" во время поездки на Бреттон-Вудскую конференцию и сразу же направил Хайеку подробное четырехстраничное письмо . Начиналось оно так: "По моему мнению, это великолепная книга. Мы все должны быть благодарны вам, так хорошо сказавшему то, что так необходимо было сказать... В моральном и философском отношении я практически полностью согласен со всем, что в ней говорится; и не просто согласен, но и глубоко тронут ею".
Когда позднее содержание этого письма стало достоянием гласности, многочисленные поклонники Кейнса были неприятно удивлены. Однако Кейнс с первых же строк четко обозначает границы своей солидарности и ясно дает понять, что его высокая оценка относится только к моральным и философским аспектам "Дороги к рабству". Кейнс и Хайек остаются единомышленниками лишь до известного предела: хотя оба выражают готовность защищать одни и те же ценности, способы их защиты видятся им совершенно по-разному. Ответы, которые они дают на критический вопрос, что же должно составлять экономическую и институциональную основу свободного общества, оказываются далеко неодинаковыми. Так, Кейнс остался глух к хайековским доводам о врожденной неэффективности командной экономики - в своем письме он высказывает предположение, что с чисто экономической точки зрения плановая система скорее всего окажется эффективнее рыночной. Правда, он соглашается, что для этого, вероятно, пришлось бы пожертвовать свободой, и признается,что лично ему подобная жертва кажется неприемлемой.
Хорошо известно, что Кейнс не был социалистом: сам он предпочитал , чтобы в нем видели "реалиста", продолжающего и развивающего традиции классического либерализма. Хотя он и выступал за резкое расширение экономических функций государства, для него это было всего лишь практическим способом, как можно спасти индивидуализм и избежать полного разрушения рыночной системы. Следуя этим путем,полагал Кейнс, совсем необязательно жертвовать свободой: "Я должен сказать, - обращается он к Хайеку, - что нам нужно не полное отсутствие планирования и даже не меньше планирования; на самом деле нам почти наверняка нужно больше планирования. Но это планирование должно проводиться в обществе, где возможно большее число людей - как лидеров, так и тех, кто за ними следует - полностью разделяли бы ваши моральные убеждения".
В этом пассаже с предельной отчетливостью проступает разница в исходных социально-философских установках Кейнса и Хайека. Если для Кейнса главное, чтобы обществом руководили "хорошие люди", то для Хайека - чтобы оно регулировалось "хорошими институтами". Выбирая между "дискрецией" и "правилами", Кейнс делает ставку на первое, тогда как Хайек - на второе . Кейнс был вполне искренне убежден, что пока власть находится в руках достойных людей, обладающих высокими моральными качествами, никакая проводимая ими политика (включая всеобъемлющее экономическое планирование) не сможет подорвать основ свободного общества - даже если в руках людей, лишенных морали, такая политика была бы чревата самыми катастрофическими последствиями . Убежденность Кейнса заставляет усомниться, так ли уж внимательно он прочитал главу X "Дороги к рабству" ("Почему к власти приходят худшие"), где Хайек подробно разъясняет,



19 Впервые дилемма "дискреция или правила" была сформулирована
известным американским экономистом Г. Саймонсом применительно к принципам
денежной политики.
почему в условиях системы централизованного планирования люди, отличающиеся высокими моральными качествами, неизбежно будут проигрывать и уступать место людям,полностью свободным от каких-либо нравственных ограничений. И правда: трудно поверить, что при "плохих" институтах власть может удержаться в руках "хороших" людей.
Но свой главный упрек Кейнс высказывает в конце письма: "Я подхожу, наконец, к тому, что считаю единственным серьезным критическим замечанием по поводу вашей книги. То здесь, то там вы признаете, что суть проблемы заключается в знании границы [между допустимым и недопустимым вмешательством государства]. Вы соглашаетесь с тем, что такая граница должна где-то проходить. Но вы не даете нам никакого руководства, где же все-таки ее следует проводить. Если вы признаете, что никакие крайние варианты невозможны и что такая граница должна существовать,™ исходя из вашей же собственной логики вам бы следовало ее указать".
Отчасти это упрек справедлив, но лишь отчасти. Книга Хай-ека с самого начала задумывалась как полемическая,как своеобразная попытка деконструкции социалистического проекта и позитивная программа либеральной политики набросана в ней лишь эскизно. И все же нельзя сказать,что в "Дороге к рабству" контуры такой программы полностью отсутствуют.
Отправным пунктом в ее разработке можно считать хай-ековскую критику принципа laissez-faire, который традиционно считался ключевым пунктом либерального кредо. К сожалению, сводя все к вопросу о масштабах государственного вмешательства, этот принцип, по оценке Хайека, нередко приносил больше вреда, чем пользы: "Наверное, ничто так не повредило либерализму, как настойчивость некоторых его приверженцев, твердолобо защищавших какие-нибудь эмпирические правила, прежде всего laissez-fai-re" . Выдвигая его на первый план, сторонники либерализма как бы изначально отдавали инициативу в руки своих противников, оставляя самим себе только возможность обороняться. Еще более суще-ственно,что этот принцип говорил почти исключительно о том, почему государство не должно вмешиваться, но он мало что говорил о том,когда и как оно должно действовать: "Вопрос,должно ли государство "действовать" или "вмешиваться", представляется бессмы-
 



сленным, а термин "laissez-faire", как мне кажется, вводит в заблуждение, создавая неверное представление о принципах либеральной политики... Когда государство контролирует соблюдение стандартов мер и весов (или предотвращает мошенничество каким-то другим путем), оно, несомненно, действует. Когда же оно допускает насилие,например,со стороны забастовочных пикетов,оно бездействует. В первом случае оно соблюдает либеральные принципы, во втором - нет"22 .
По Хайеку, действительно фундаментальным следует считать вопрос не о пределах, а о характере деятельности государства. Вот почему вместо лозунга laissez-faire он предлагал строить либеральную программу вокруг другого,гораздо более широкого и общезначимого принципа - принципа "правления права" (the rule of law)23. Правление права - не свод законов, а мета-правовая концепция, по позднейшему определению Хайека. Высшей инстанцией в ней провозглашается право как таковое, а его требования признаются обязательными для всех членов общества и социальных институтов, включая и органы политической власти. Этот принцип предполагает, что в обществе должны действовать универсальные долговременные "правила игры", исключающие любые формы дискриминации (как негативной, так и позитивной) и сводящие к минимуму зону произвольных действий государства: он ".. .ограничивает возможности правительства, не дает ему произвольно вмешиваться в действия индивидов, сводя на нет их усилия. Зная правила игры, индивид свободен в осуществлении своих личных целей и может быть уверен, что власти не будут ему в этом мешать" . По существу принцип правления права очерчивает границы сферы частной жизни (domain of privacy) от вторжений как государства, так и других индивидов. В ее пределах каждый человек может принимать решения полностью по своему усмотрению и свободно экспериментировать с различными жизненными стилями.
Конечно,вопросы о характере и о масштабах деятельности государства тесно взаимосвязаны. Нетрудно убедиться, что кон-



22 С. 98 наст. изд.
23 В настоящем издании в качестве русского эквивалента этого английского
словосочетания используется термин "правозаконность". Другие возможные и ча-
сто встречающиеся варианты - "верховенство права" и "правовое государство".
цепция правления права накладывает весьма жесткие ограничения на возможности государственного активизма и таким образом дает достаточно четкий ответ на вопрос Кейнса о допустимых и недопустимых (с последовательно либеральной точки зрения) формах "планирования". Она требует, чтобы государство всегда и во всех случаях действовало "беспристрастно", т.е. не предоставляло никаких привилегий каким-либо группам, отраслям или регионам за счет других групп, отраслей или регионов. Отсюда - ее врожденная несовместимость с идеей централизованного плани-рования. Ведь для выполнения "плановых заданий" необходимо, чтобы государство изымало ресурсы у одних и наделяло ими других; чтобы оно предписывало одним делать то, что запрещено делать другим; чтобы одни получали от него поощрения за то же, за что подвергались бы санкциям другие. Разница принципиальна: если плановая система ориентирована на достижение конкретных, заранее определенных целей, то система правления права - на со-блюдение абстрактных "правил игры", в рамках которых сами индивиды имеют возможность выбирать и цели, и средства для их достижения.
Впрочем, как показывает Хайек, идеал правления права не сочетается не только с собственно тоталитарными проектами переустройства общества. Он исключает также любые формы так называемой "промышленной" политики, смысл которой сводится к селективной поддержке государством тех или иных "избранных" отраслей, регионов или видов бизнеса. Не находится в нем места и для огромного множества частных интервенционистских мер, будь то субсидирование фермеров или установление квот во внешней торговле,учреждение государственных монополий или дифференцированные ставки налогообложения, к которым так охотно прибегают правительства едва ли не всех стран мира.
Дальнейшей разработке позитивной программы свободного общества (возможно, не без влияния замечаний, высказанных Кейнсом) посвящены главные труды Хайека позднего периода - "Основной закон свободы" и "Право,законодательство и свобода". И все же значение первой попытки, предпринятой им в "Дороге к рабству", трудно переоценить. Переориентация - от принципа laissez-faire к принципу правления права - позволила освободить либеральную доктрину от налета узкого экономизма, вписать ее в гораздо более широкий исторический, социальный и культурный контекст и придать ей остро современное звучание.
 



Хайек был последовательным противником историцизма - представления о том, что история человечества жестко запрограммирована на прохождение через строго определенную последовательность эпох, или стадий развития . В "Дороге к рабству" он не раз возвращается к мысли, что никакой "железной поступи истории" не существует и что сама идея исторической необходимости несостоятельна, в какие бы теоретические одежды она ни рядилась.
Каково же было удивление Хайека, когда многие критики начали приписывать ему как раз то, против чего он выступал, - веру в существование неотвратимых законов истории, которым подчинено развитие человеческого общества. Из "Дороги к рабству" был вычитан тезис, получивший позднее даже специальное обозначение: the inevitability thesis - "тезис о неизбежности". Из хайековских рассуждений будто бы следовало, что при малейшем отклонении от системы свободного предпринимательства ситуация должна становиться абсолютно безвыходной: общество начнет неудержимо катиться по наклонной плоскости, пока в конце концов не придет к запрограммированному тоталитарному финалу. Естественно, опровергнуть этот тезис не составляло большого труда - для этого было достаточно сослаться на пример тех стран, где растущее вмешательство государства в экономику не сопровождалось возникновением тоталитарных режимов, наподобие гитлеровского или сталинского. Отсюда делался вывод, что аргументация Хайека в принципе несостоятельна и все, что он говорил в "Дороге к рабству", можно не принимать всерьез.
Протесты Хайека - что его книга не пророчество, а предостережение, что дорога к тоталитарному обществу становится неотвратимой только в том случае, если мы сами мыслим тоталитарно, что смысл "Дороги к рабству" вовсе не в том, что вступив однажды на путь, ведущий к тоталитаризму, уже невозможно с него сойти, а в том, что чем дальше мы по нему заходим, тем труднее вернутся назад, - оставались не услышанными. Мнение, что хайековские доводы о связи экономической и политической свободы противоречат очевидным фактам и потому могут рассматриваться только как курьез, сделалось общим местом, которое на протяжении десятилетий некритически воспроизводилось в сотнях монографий, статей и даже учебников.
Попытки Хайека помешать распространению этой ложной интерпретации не имели особого успеха. Почему так происходило, становится понятно на примере его переписки с П. Самуэльсоном, виднейшим представителем неокейнсианства, одним из первых лауреатов Нобелевской премии по экономике и автором самого популярного в мире учебника по экономической теории. В своей "Экономике" Самуэльсон несколько раз возвращался к обсуждению "тезиса о неизбежности",чтобы в самом конце продемонстрировать его очевидную несостоятельность . Убеждать в этом призван был график с индексом "политической свободы" по одной оси и индексом "экономической свободы" по другой, точки на котором представляли различные страны в разные периоды их истории. Нечего и говорить, что Хайек счел бы абсурдной саму идею количественного измерения свободы. Но странностей в конструкции Самуэльсона хватало и без этого: никаких пояснений,как конкретно производились замеры политической и экономической свобод, в "Экономике" не предлагалось; из представленных в ней оценок следовало,что в гитлеровской Германии экономической свободы было примерно столько же, сколько в США образца 1953 года или Великобритании образца 1980 года,и гораздо больше,чем в Великобритании образца 1948 года или Швеции образца 1980 года; но что самое поразительное - страны с плановой экономикой вообще игнорировались, как если бы их и не существовало! При взгляде на построенный таким образом график у читателя неизбежно возникало впечатление, что если между политической и экономической свободой и существует какая-то связь, то скорее отрицательная, чем положительная: чем больше одной, тем меньше другой, и наоборот. А, значит, хайековскую аргументацию можно было смело считать "фактически" опровергнутой.
В начале 1980-х годов,полагая,что именно "Экономика" Са-муэльсона послужила главным источником искаженных представлений о "Дороге к рабству" (что, конечно же, было преувеличением), Хайек направил ему раздраженное письмо. Он писал:
Дорогой профессор Самуэльсон,
боюсь,что проглядывая 11-е издание вашей "Экономики" я, как мне кажется, обнаружил источник голословного утверждения о моей книге "Дорога к рабству", с которым я
постоянно сталкиваюсь, которое вызывает у меня возмущение и которое я могу рассматривать только как злонамеренное искажение, с помощью и удалось которого во многом дискредитировать мою аргументацию. На стр. 813 и затем 827 вы заявляете, будто я утверждаю,что "любой шаг от рыночной системы в сторону социальных реформ в рамках государства благосостояния неизбежно [sic] толкает нас на путь, который должен закончиться созданием тоталитарного государства" и что "всякая государственная модификации рынка laissez-faire неизбежно должна вести к политическому рабству". Для меня непостижимо, как добросовестный читатель моей книги может заявлять это, когда с первого же ее издания, буквально в самом начале, я говорю: "Не настаиваю я и на неизбежности того или иного пути. (Если бы дело обстояло так фатально,не было бы смысла все это писать.) Я утверждаю,что можно обуздать определенные тенденции, если вовремя дать людям понять, на что реально направлены их усилия", а двумя страницами раньше поясняю: "Но хотя нам предстоит еще долгий путь, надо отдавать себе отчет, что с каждым шагом будет все труднее возвращаться назад". Полагаю, заглянув в мою книгу еще раз, вы должны будете признать,что ваше заявление абсолютно безосновательно и что оно, вероятно, стало главной причиной того предубеждения, которое по-мешало многим принимать мои доводы всерьез. Боюсь, я не в состоянии относиться к этому спокойно. Создав этот миф, вы нанесли такой большой ущерб развитию общественной мысли, что я вынужден настаивать на вашем публичном отказе от своих слов и публичном извинении в такой форме,при которой оно оказалось бы соразмерно масштабам распространения вашей книги. Искренне ваш, Ф. А. Хайек.
В ответ Самуэльсон направил чрезвычайно любезное письмо, где выражал готовность внести необходимые поправки и заверял Хайека в своем неизменном и глубоком уважении: "Я сожалею, что в своем кратком обсуждении в "Экономике" мне не удалось должным образом передать ваши взгляды, изложенные в "Дороге к рабству". Я с восхищением отношусь к вам как экономисту, социальному философу, ученому с широкой эрудицией и просто какк личности. Когда вскоре я приступлю к подготовке 12-го издания своего учебника, я обязательно перечитаю "Дорогу к рабству" с вашим письмом в руках. И я постараюсь сделать все,что в моих силах, и так переработать все относящиеся к ней комментарии,чтобы они правильно отражали смысл того, что вы собирались сказать. Предыдущая фраза представляет то,что можно считать моим стандартным ответом любому автору, жалующемуся, что я неточно отразил его мысли. Но поскольку вдобавок за долгие годы я столь многое почерпнул из ваших работ, я приложу особые усилия к тому, чтобы наилучшим образом изложить ваш тезис".
Заканчивалось письмо Самуэльсона следующим признанием: "Мне приятно сознавать,что хайековский мессидж получает все более широкое признание в профессиональном сообществе экономистов. И хотя Моисею не было дано вступить в землю обетованную, я надеюсь, что в наступившие 1980-е годы Фридрих Хайек может не без некоторого удовлетворения признать,что ему удалось избежать участи,постигшей Кассандру, - ясно видеть и понимать, что мир не услышал обращенных к нему предостережений".
Поучителен финал этой истории. При следующем переиздании "Экономики" Самуэльсон убрал из основного текста прямые ссылки на "тезис о неизбежности",хотя и оставил упоминание о нем в пояснениях к своему графику . Сам график также претерпел изменения - на нем появились точки, представляющие ГДР и СССР. Правда, странностей от этого стало не намного меньше - по Саму-эльсону получалось, что с точки зрения экономической свободы ФРГ середины 1980-х годов была ближе к гитлеровской Германии, чем к современным США; что в дореволюционной России экономика была гораздо менее свободной, чем при нацистском режиме в Германии или при коммунистических режимах в ГДР и СССР в 1985 году; и т.д. И все же теперь график наводил на несколько иную мысль - что никакой связи между политической и экономической свободой просто не существует. Отсутствие такой связи,по мнению Самуэльсона, должно вселять оптимизм:".. .наше прочтение истории, - заключал он, - является более осторожным, но и более оптимистичным, чем хайековское. Нет сомнений, что тоталитарные режимы способны подавлять как экономическую, так и политическую свободу. Но современная демократия, действующая с осмотрительностью и разумно применяющая накопленный опыт, может взять лучшее из обоих миров. Ей под силу исправить худшие недостатки рыночной экономики. И в то же время она может сохранить все то лучшее, что никогда не измерить никаким ВВП: свободу слова, свободу меняться и свободу строить жизнь по своему соб-ств енному выбору" .
Остается добавить, что из всех последующих переизданий "Экономики" упоминания о хайековской "Дороге к рабству" вообще исчезли.
6
По признанию Ф. Хайека, он долго ждал, но так и не дождался от социалистов рационального ответа на свои аргументы. На Западе гипноз идеи централизованного планирования рассеялся уже к концу 1940-х годов,хотя для ее окончательного ниспровержения понадобилось несколько десятилетий опыта "реального социализма". Отсюда, однако,не следует, что предостережения Хайека утратили силу.
Дело в том, что когда он писал "Дорогу к рабству", идея социализма связывалась с вполне определенной программой действий - обобществлением средств производства и централизованным управлением ими. В послевоенный период этот "горячий", по терминологии Хайека, социализм начал постепенно вытесняться "холодным" социализмом - "мешаниной из взаимопротиворечи-вых и во многом непоследовательных идеалов... под маркой "государства всеобщего благосостояния"" . Здесь уже речь идет не о социализации экономики,а об установлении "справедливого" распределения доходов с помощью налоговых рычагов и разного рода социальных программ, организуемых и финансируемых государством. Иными словами, под некую идеальную схему подводится не процесс производства (как в первоначальном социалистическом проекте), а структура распределения. Распространена точка зрения (собственно ее и выражал в своем учебнике П. Самуэльсон),что со-циализм шведского образца с развитыми институтами "государства благосостояния" опроверг тезис Хайека о государственном интервенционизме как пути соскальзывания к тоталитарному строю. Однако,как был убежден Хайек,отказ от планомерной всеобъемлющей ломки всего общественного устройства в пользу постепенного
28 Ibid. P. 779.
 



и бессистемного разрастания государственного регулирования хоть и делает движение к тоталитаризму более медленным и окольным, но не отменяет его.
В своих позднейших работах Хайек уделяет много места полемике с идеологией "государства благосостояния". С его точки зрения, намеченная цель - достижение справедливой структуры распределения благ - сама по себе иллюзорна. В рамках рыночного порядка понятие социальной, или распределительной, справедливости в принципе лишено смысла. Оно наполняется реальным содержанием только в условиях централизованной экономики, где некий орган определяет долю совокупных благ, причитающуюся каждому члену общества, так что погоня за миражом "социальной справедливости" как раз и может привести к постепенному формированию подобной системы. Сочетание "государства благосостояния" с господством неограниченной демократии, предупреждал Хайек, резко повышает опасность постепенного "вползания" в тоталитарное общество.
В случае "холодного" социализма государство указывает производителям не столько на то, что им следует делать (как при централизованном планировании), сколько на то, чего им делать нельзя. Но эти указания могут воплощаться в такую плотную сеть административных регламентаций и монопольных структур, что созидательные силы рыночного порядка окажутся парализованы.
Но главное даже не в этом: чтобы добиться желательной структуры распределения,государство должно прибегать к контролю за ценами и доходами, устанавливать налоговые послабления и финансировать программы социальной помощи, направленные на поддержание или повышение уровня благосостояния определенных групп. Но вслед за этим оно начинает испытывать давление,ис-ходящее от других групп, стремящихся к получению аналогичных преимуществ; стоит только освободить от налогов предпринимателей одной отрасли, того же потребуют для себя предприниматели смежных отраслей; стоит только выделить помощь одному региону, на то же станут претендовать соседние регионы и т.д.
Инерция безостановочного разрастания "государства благосостояния" настолько велика, что с определенного момента рыночный порядок может перерождаться в промежуточную структуру, именуемую Хайеком "корпоративной", или "синдикалистской", системой. Раздираемая изнутри бесконечными распределительными конфликтами, она предстает в отличие от рыночной экономикине как игра с положительной, а как игра с нулевой суммой. Государство здесь уже достаточно властно, чтобы подавлять свободу отдельного человека, но недостаточно могущественно, чтобы противостоять давлению сплоченных групп, объединенных отраслевыми, профессиональными или политическими интересами. Это как бы непрекращающаяся гражданская война, пусть и ведущаяся (пока) мирными средствами. По достижении такого состояния, как показано в "Дороге к рабству", движение в сторону тоталитарного общества становится практически неудержимым. И рыночный порядок, и тоталитарный строй представляют собой относительно устойчивые образования; в отличие от них корпоративная система - образование крайне нестабильное и неупорядоченное. Она не способна просуществовать сколько-нибудь долго, и переход от нее к тоталитарному строю в первое время ощущается большинством населения как явное благо.Интересно отметить,что,по мнению некоторых новейших историков, в Веймарской республике был осуществлен один из самых ранних опытов по созданию "государства благосостояния" (задолго до того,как появился сам термин) и именно это сделало ее практически неуправляемой30. Система неограниченной демократии имеет тенденцию превращаться в арену торга привилегиями и перераспределительными программами между организованными группами со специальными интересами и политиками, борющимися за привлечение голосов избирателей.
Доходы многих групп начинают отныне определяться не рынком, а ходом политического процесса. Каждая группа настаивает, чтобы ее вознаграждение соответствовало тому, чего она, по ее собственному мнению, "заслуживает", - т.е. чтобы оно не расходилось с ее представлением о "справедливом" доходе: "Всемогущая демократия фактически неизбежно ведет к своего рода социа-лизму,но к социализму,которого никто не хочет... не оценка заслуг отдельных лиц или групп большинством [потребителей на рынке], но мощь этих лиц или групп, направленная на выбивание из прави-тельства особых преимуществ, - вот что определяет теперь распределение доходов" . Неспособность правительства в условиях не-
30 К этому стоит добавить, что многие трудности, с которыми пришлось стол-
кнуться бывшим социалистическим странам при переходе к рынку, были напрямую
связаны с тем, что к моменту крушения плановой системы в них, по удачному выра-
жению Я. Корнаи, было сформировано "преждевременное зрелое государство бла-
госостояния" (premature welfare state).
 



ограниченной демократии противостоять требованиям организованных групп в конечном счете делает общество неуправляемым: "...никакое жизнеспособное общество не в состоянии вознаграждать каждого в соответствии с его собственной самооценкой. Об-щество,в котором все выступают как члены организованных групп с целью понуждать правительство оказывать им поддержку в получении того, что им хочется, саморазрушительно"32.
В то же время Хайек специально подчеркивал, что его предо-стережения не следует понимать как призыв к отказу от любых возможных новаций и экспериментов в социальной сфере. Легко убедиться, что практические предложения, выдвинутые им в "Дороге к рабству", перекликаются со некоторыми программами, которые принято объединять под рубрикой "государства благосостояния". И хотя позднее сам Хайек расценивал часть своих предложений как неоправданную уступку господствующим представлениям и приз-навался,что в тот период еще не полностью избавился от многих интервенционистских предрассудков, он тем не менее никогда не отри-цал,что отдельные реформы в рамках "государства благосостояния" имеют достойные цели и могут быть успешно осуществлены на практике . И в этом не было непоследовательности или измены принципам: в конце концов Хайек всегда настаивал на том, что рыночная система способна успешно функционировать только при наличии адекватной институциональной рамки.
Вместе с тем он в отличие от многих ясно видел, что за лозунгами "государства благосостояния" скрывается множество элементов прежнего социалистического наследия, несовместимых с сохранением свободного общества (таких, например, как требование добиться строго определенной структуры распределения доходов в соответствии с некими мифическим критериями "социальной справедливости"). Поэтому, предупреждал Хайек, мы должны быть крайне осторожны при выборе как целей,так и средств,чтобы не соблазниться коллективистскими рецептами, сулящими быстрый и легкий успех, и не загнать себя в ситуацию, из которой потом будет почти невозможно выбраться.
Особое внимание Хайек обращал на неизбежные сдвиги в психологии людей, когда они приучаются пользоваться патерналистскими благодеяниями, которыми оделяет их государство. Он
32 Ibid
 



опасался, что новые поколения, воспитанные на идеалах "государства благосостояния", утратят понимание смысла и значения рыночных институтов и начнут рассматривать их как помеху, которую необходимо устранить. И тогда привычка к зависимости от государства, утрата предпринимательского духа, ослабление личной инициативы и ответственности в какой-то момент могут подтолкнуть к настолько кардинальным изменениям политической системы,что "холодный" социализм станет мало отличим от "горячего".
В отличие от оценки системы централизованного планирования, предостережения Хайека по поводу роста "государства благосостояния" долгое время не принимались всерьез. Развитие социальной инфраструктуры рассматривалось как очевидное и безусловное благо. Лишь в 1980-е годы последствия ее непомерного разрастания были наконец осознаны. Судя по множащимся проектам приватизации "государства благосостояния", он, похоже, и в данном случае оказался дальновиднее своих прогрессистских критиков.
Как уже говорилось,основной тезис "Дороги к рабству" нередко понимался в том смысле, что достаточно любого незначительного вмешательства государства в жизнь общества, чтобы перспектива установления тоталитарного режима стала неизбежной. Но Хайек хотел сказать своей книгой вовсе не это.Английская пословица, которую он любил приводить, гласит: "Кто не совершенствует своих принципов, тот попадает в лапы к дьяволу". Движение к тоталитаризму оказывается неотвратимым, когда условия существования либерально-рыночного порядка слепо принимаются как данность и игнорируются лежащие в его основе исходные принципы, постоянно нуждающиеся в осмыслении,защите и дальнейшем развитии. По Хайеку, нельзя противостоять тоталитаризму, пребывая на одном и том же месте: для этого необходимо двигаться вперед - ксвободе.

Ростислав Капелюшников
 

Указатель
 
Австрия, 9, 33, 145;
социализм в Австрии,
48, 124 автострады, 73-74 Актон,лорд, 13, 40, 88, 141,
180, 210 альтруизм, 78, 203, 214 антикапитализм, 138, 145,
168, 169 антисемитизм в Германии,
148, 181-182.
См. также евреи
Балилла, 124
Батлер,Р.Д.,The Roots of National Socialism ("Корни национал-социализма"), 167, 173 примеч.
Бебель,Август, 168 примеч.
безработица, 95, 111 примеч., 118, 131,
136-137, 194, 199-201
Бекер,Карл Л., 160 примеч.
Беллок,Хилер, 41 примеч.
Бенда, Жюльен, 187-188
Бернэм,Джеймс, 115 примеч.
билль о правах, 100
Бисмарк, Отто фон, 168 примеч., 173, 176, 180
благосостояние
(индивидуальное и "общественное"),
45, 51, 61, 71, 76, 95-96, 101, 110, 118, 121, 130, 200, 202, 206, 212,
217-218. См. также
потенциальное
изобилие Брайт, Джон, 41 Брэди, Р. А., 187 примеч. Брюнинг, Генрих, 86
буржуазия, 42 примеч., 163,
168, 173-174
Буркхардт, Якоб, 149 Вильсон (Уилсон),Вудро,
184
власть,18, 20, 223-24, 50-51 примеч., 80, 84-89, 90-92, 95-100, 103-110, 115-116, 118, 119-120, 139, 141-155, 156-166, 187 примеч., 188, 191, 206, 210, 212, 214, 216-219-225
вмешательство
государственное,
59-60, 86, 97
Возрождение
см. Ренессанс война, военное время, 9, 11,
14, 20, 24, 32-36, 39, 42, 139, 148, 153, 168-174, 177-178, 182, 184-186, 190, 195, 199, 200, 214, 220, 224-225, 227
Войт,Ф.А., 52 Вольтер, 98
Временный национальный комитет по вопросам экономики, Concentration of Economic Power ("Концентрация экономической мощи"), 66
всемирный парламент, 214 примеч.
ганзейские города, 153 Гегель, Георг Вильгельм
Фридрих, 47, 183, 185,
231
Гейдрих, Рейнхард, 141
Геринг, Герман, 173 Германия, 11-12, 14-15,
32-33, 36-37, 47-48, 53-54,67-69, 73-74, 80, 86, 124, 126, 135-136, 138-139, 141, 144, 145, 153, 163, 167-195, 209,
213;
правозаконность
в Германии, 9, 90
примеч., 95, 98-100;
социализм
в Германии, 47-48,
168-175;
антисемитизм в Германии, 148,
181-182
гестапо, 155
Гёте,Иоган Вольфганг, 36 Гиммлер, Генрих, 141 Гитлер, Адольф, 9, 11, 54, 86,
96, 98, 172, 178, 181,
182примеч., 185,
204 примеч., 227 гитлеризм, 54, 168 Гитлерюгенд, 124 Гладстон,Уильям Эварт,
148, 180, 207
Гоббс,Томас,"Левиафан",
186 примеч. государственный
контроль за обменом
валюты, 106-107
примеч. государство всеобщего
благосостояния, 9, 16,
23 примеч. гражданские консультации
(Citizen's Advice
Bureaus), 21 Гумбольдт, Вильгельм фон,
36, 175-176
 
Дайси,А.В., 90 примеч., 180
Дарлинг, судья, 99 Декларация прав человека,
101
демократия: демократия
и планирование,75-88;
демократия
и социализм, 49-50 Дизраэли,Бенджамин, 119
примеч., 207 диктатура, 24, 35, 49-52, 75,
86-89, 99-100, 103,
141-142, 194, 213
дискриминация, 16, 95, 96 примеч., 100, 102, 107, 109, 216
Дономора комитет, 82, 84
примеч. Дополаворо, 124 доходы, 115 примеч., 192
примеч. Друкер,Питер, 53, 160
примеч. Дунайский бассейн, 215 Дьюи,Джон, 51 примеч.
евреи, 145, 182 примеч., 187 примеч.
Журнал национал-социа-листической ассоциации математиков, 177
За марксистско-ленинское естествознание (журнал), 163
законодательство, 59, 61,
81-83, 84-85, 92, 100,
215; делегирование законодательных полномочий, 85, 99 законы, 59-61, 90-102, 151 . См. также правозаконность занятость полная, 199-200 заработная плата, 68, 109,
122, 139, 200-201 .
См. также минимум защищенность
социальная, 18, 56, 97,
129-140, 191, 196
Зомбарт,Вернер, 47, 68; Handler und Helden ("Торгаши и герои"),
169-170
империализм, 148, 173 примеч.
инвестиции правительственные, 131
индивидуализм, 41-43, 48,
49-50, 78-80, 149-151, 166, 174, 181, 205;
индивидуализм и коллективизм, 56-64 инженерного проетиро-вания, методы, 134 инквизиция, 164 интернационализм, 48,
147-148, 168
Истмен, Макс, 52, 115 примеч., 116-117
Италия, 14-15, 36-37, 39, 42, 43, 53-54, 68, 73, 100, 124, 126, 144, 208-209, 212
Кант, Иммануил, 98
капитализм, 36, 48, 63, 67-68, 90, 115 примеч., 117, 145; капитализм и демократия, 88
Карлейль,Томас, 36, 167, 207
Карр,Э.Х., 156, 220;
Conditions of Peace ("Условия мира"), 183, 184-186, 220 примеч.; Twenty Years' Crisis ("Двадцатилетний кризис"), 148 примеч.,
183-184
картели, 67 Квислинг, Видкун, 53 Кейнс, лорд, 181 Кельсен,Ганс, 9 Киллингер, Манфред фон,
141
Кларк, Колин, 111 примеч.
классовая борьба:
международная, 163, 215-216; "классовая борьба наизнанку",
126-127
клубы "любителей книги" в Англии, 125 примеч.
Ко бден, Ричард, 41
коллективизм, 56, 147; индивидуализм и коллективизм, 56-64
колониальная политика, 214 примеч.
коммерция, 42;торговые города в Германии, 153
коммунизм, 9; коммунизм и фашизм, 15, 24,
51-53, 76, 153
конкурентный социализм,
62-63
конкуренция, 44 , 59-71,
107, 109-122, 126, 130-131, 134, 136-138, 150, 184-185, 191-197,
211 ; "слепота" конкуренции, 114
консерватизм, 18, 195
Конт,Огюст, 43, 167
контроль за потреблением,
107
концентрационные лагеря,
155, 182 примеч. концентрация
производства, 65-67 корпоративное
государство, 159, 172 корпоративное общество,
190
корпорации:
законодательство о корпорациях, 61
Корш, Карл, 177 примеч.
Крафт дурх Фройде (Kraft durch Freude), 124
Криппс,сэр Стаффорд, 86
Кроутер, Дж., 164, 188
кулаки, 145
Лаваль,Пьер, 53 Ласки, Гарольд Дж., 9,
81-82, 139, 194-195
Лассаль, Фердинанд, 168,
169
Левиафан
см. Гоббс Лей, Роберт, 141 лейбористы, 12, 19, 21,
23-25, 82, 148, 194
Ленард, Филипп,
"Немецкая физика
в 4 томах", 163 Ленин (Ульянов),
Владимир, 52, 119, 128 Ленш,Пауль,"Три года
мировой революции",
173-176 либерализм,8, 17, 18, 32, 37, 40-41, 44-46, 48, 49, 51, 54, 62, 76, 84 примеч., 108, 112, 131, 149, 156,
168, 174, 176-178, 207,
210
Лига Наций, 225 Липпман, Уолтер А., 52 Лист, Фридрих, 47, 185 Локк, Джон, 41, 99 примеч. Льюис, У. Артур, 191 примеч.
Макмиллана отчет, 40 Маколей, Томас Бабингтон,
207
Ман, Хендрик де, 127 примеч. Манхейм, К., 47, 86, 90, 160 Маркс, Карл, 47, 53, 117, 149,
169, 171, 183, 185
марксизм, 52, 54 примеч., 65,
125, 162-163, 169, 168-171, 173, 188, 189
Мейн, сэр Генри, 96 Мёллер ван ден Брук,
Артур, 167, 175, 177
меньшинство, 13, 34, 87,
102, 116, 161, 165, 168
Миллер, Уильям, 13 примеч. Милль,Джон Стюарт, 35,
123, 207 Мильтон, Джон, 41, 196, 203, 208
минимум (прожиточный, заработной платы),
129-130, 132, 202, 215
монополия, 17, 45, 63, 65-71,
107, 119-120, 122, 136, 185, 189-195, 196, 218
Монтень, Мишель де, 41 Морли, лорд Джон, 36 примеч., 180, 207
Мосли, сэр Освальд, 86 Муссолини, Бенито, 53, 65,
68, 159 Мэннинг,К.А.У.,220 примеч.
Наполеон, 175 наука
см. развитие науки Науманн, Фридрих,
Mitteleuropa
("Центральная
Европа"), 173 нацизм
см. национал-
социализм национализм, 145-147, 149,
168-169
национал-социализм (нацизм),7, 9, 12, 24, 32-37, 41, 48, 52-54, 94, 96, 120, 149, 163, 164, 182-184, 187, 211, 220;
нацизм и фашизм ,
32-33, 124, 126-128;
социалистические корни нацизма,
167-178
Национальный совет по планированию (National Planning
Board),14
Нибур, Рейнгольд, Moral Man and Immoral Society ("Нравственный человек и безнравственное обще-ство"), 68 примеч.,
147-148
Нидерланды, 42, 43 Николсон, Гарольд, 179 Ницше, Фридрих, 147 Новалис, 37 примеч. Новый курс (New Deal), 14
Оствальд,Вильгельм, 172
Папен, Франц фон, 86 парламент всемирный
см. всемирный
парламент парламент, 81-86, 143 парламентаризм, 174, 176 парламентское осуждение
(bill ofattainder), 100 партикуляризм, 146-147 Паунд, Эзра, 208 примеч. Перикл, 41
Перси,лорд Юстас, 86 планирование, 14-15, 19-20,
23-24, 47, 49, 56-59, 62-63, 65-75, 91, 93-95, 99-113, 116, 117-124,
128, 131, 134, 136, 142,
148, 158, 160, 163,
165-166, 169, 180, 184,
188, 190, 193, 208;
планирование
и демократия, 76-89;
международное
планирование,
210-222
плановая экономика, 14, 56,
58, 63, 73-74, 85, 88, 111-112, 134, 150
плановое общество, 58, 69,
73-74, 81, 98, 103, 107, 118, 144, 172, 195
Платон, 159, 181
Пленге, Иоганн, 170-172, 173, 175; "Маркс
иГегель",170
послевоенные
экономические проблемы, 210 сл.
потенциальное изобилие,
111, 185, 189, 196
потребление
см. контроль за
потреблением правовое государство
(Rechtsstaat),90
примеч., 96 примеч. правозаконность, 96-102,
219, 221, 224
предсказуемость действий государства, 93-94,
96-98
привилегии, 18, 26, 36, 46,
62, 92, 96, 97, 104, 128,
129, 132, 136, 137, 194,
202, 206
Пристли, Джон Бойнтон,
190
производство см. контроль
над производством пропаганда, 34, 51, 54, 62, 65,
111, 138, 155, 156-157, 160, 161, 165, 184, 187-188, 191, 207-209, 221
протекционизм, 67, 68, 173 профессии выбор, 101 профсоюзы, 126-127, 194, 200
равенство, 50, 117, 120-121,
128, 146, 157, 160, 185,
196, 241 ; равенство перед законом, 96-97 развитие науки, 43, 162-164,
186-187
развитие новых технологий, 65-66, 71-72, 185
разделение труда, 69-71, 112 рантье, 192 примеч. Рассел, Бертран, 149 Ратенау, Вальтер, 173 реализм исторический, 183 реальная политика
(Realpolitik), 208, 223 Ренессанс, 41, 188 рестрикционизм, 94,
136-137, 220, 222 риск, 113, 127, 134-138, 140, 154, 191, 205
Роббинс, Лайонел, 66 примеч., 104 примеч., 211 примеч., 223 примеч.
Родбертус, Иоганн Карл,
168, 169 Россия, 9, 11, 14, 48, 52, 53, 100, 113 примеч., 115, 115 примеч., 145, 161, 163
свобода, 50-51, 62 примеч., 84 примеч., 99 примеч., 106-107 примеч.,
129-140, 160
свобода
предпринимательства,
38, 43, 46, 61, 127, 138,
202 примеч.
свобода торговли, 48, 185 Сен-Симон, Клод Анри
де Рувруа, 49, 50-51
примеч. Сесил, лорд, 184 Сиджвик, Генри, 180, 223
примеч. Смит, Адам, 41, 57-58, 62, 76 собственность частная,56,
61, 62 примеч., 115-117 Соединенные Штаты
Америки (США), 7,
11-16, 32-33, 40, 66-68,
111 примеч., 115 примеч., 141, 178, 181, 193, 202, 207-209, 225
Сорель,Жорж, 159, 167 социализм: 12, 16, 18, 23-25, 34-37, 40, 49-55, 63, 111, 123, 125, 128, 147-149;
значение термина "социализм", 9, 56-57; социализм в Германии, 47-48, 168-175;
социализм в Австрии, 48, 124; социализм и демократия, 49-50; "конкурентный социализм", 62-63 примеч.
См. также национал-социализм социалистические
тенденции в Велико-британии и США,
9-10, 16-17, 19-20, 23, 25
справедливость
социальная, 56-57, 95 средний класс, 125-127, 189,
202
сталинизм, 52-53 стандартизация, 72, 123 стимулирование, 60, 62, 67,
104, 120, 133-134, 193
сырье, 218 Тацит, 41
Теннисон, Альфред, 223 технология
см. развитие новых
технологий
Тойнби, Арнольд Джозеф,
184
Токвиль, Алексис Шарль Анри Морис Клерель
де, 23, 29
Томас, Айвор, 23 тоталитаризм, 14, 100 примеч., 159, 204 примеч.; тоталитаризм и экономический контроль, 103-113; тоталитаристы среди нас, 179-195 Трейчке, Генрих фон, 180 Троцкий, Лев, 115 примеч.
труд
см. разделение труда
УоддингтонД.Х.Дгш Scientific Attitude ("Научный подход"),
188-189
Управление долины реки Теннесси, 216
Уэбб, Беатрис, 81, 148-149, 161, 163, 207
Уэбб, Сидней, 81, 148-149, 161, 163, 207
Уэллс, Герберт, 100-101, 207; Future in America ("Будущее в Америке"), 171
фабианцы, 148, 180, 219 фашизм, 142, 144, 187 примеч.; фашизм и коммунизм, 15, 24, 51-53, 76, 153; фашизм и нацизм, 33, 126-128; фашизм и социализм,
54, 151 федерация, 210, 221-225 Фихте, Иоган Готлиб, 168,
169
Франклин, Бенджамин, 140 Франция,42, 49, 171, 186 Фрейер, Ганс, 175 примеч. Фрид, Фердинанд, Ende des Kapitalismus ("Капитализм"), 178 Фукидид, 41
 



 
Хайнс, 141 Халеви, Эли, 75, 148 Харденберг, К. А. фон, 175 Хейнманн, Эдуард, 54
цели и материальные обстоятельства,
196-208
Центральная Европа, 42,
102, 143, 217 цены, 60-61, 66-67, 70, 107, 110, 121-122, 136, 193, 200-201, 218
цивилизация (европейская, западная), 17, 38-43,
48, 53, 68-72, 77, 142, 159, 175, 182, 188, 197-199, 201, 208, 223
Цицерон, 41
Чейз, Стюарт, 103 Чемберлен,Хьюстон Стюарт, 36, 167 Чемберлин, Уильям Генри,
52
Швейцария, 12, 224 Швеция, 9, 32 Шелер,Макс, 177 примеч. Шлейхер, Курт фон, 86 Шмитт, Карл, 96 примеч.,
175 примеч. Шмоллер, Густав, 47 Шоу, Джордж Бернард, 149 Шпанн, Отмар, 175 примеч. Шпенглер, Освальд,
Prussianism and
Socialism
("Пруссачество
и социализм"),
175-177
Штрейхер (Штрайхер), Юлиус, 141
Экленд, сэр Ричард, Unser
Kampf ("Наша
борьба"), 190, 204
примеч. экономический контроль
и тоталитаризм,
103-113
Энгельс, Фридрих, 149 Эразм, 41
Эштон, Э. Б., 100 примеч.
Юм,Дэвид, 28, 41 Юнгер, Эрнст, 175 примеч.



Blut und Boden ("кровь
ипочва"),159 Bois-Reymond, Emil,Du, 187
примеч. Borkenau,Franz, 147 примеч.
Coyle, D. C., 134 примеч.
Economic Journal, 181
примеч. Economist, The, 24 Edelnazis, 178
Feiler, Arthur, 119 примеч. Freizeitgestaltung, 113 примеч.
Glocke,Die, 172 Grossraumwirtschaft, 185,
213
Hardenberg, Friedrich von,
37 примеч. Herrenvolk (раса господ),
213
Hutt,W.H., 132 примеч.
Jaffe,Edgar, 181 Janet, Paul, 50-51 примеч. Jennings, W. Ivor, 221 примеч. Jewkes, John, 25 примеч.
Knight, Frank H., 155 примеч. Kolnai, Aurel, 175 примеч.
laissez-faire, 40, 44, 59, 97,
185, 221, 247
Lange, Oscar, 150 примеч. Leistungsfahigkeit, 181 Lippincott,B.E.,150 примеч.
Mackenzie, Findlay, 148 примеч.
Michels, Robert, 53 примеч. Modern Law Review, 191
примеч. Muggeridge, M., 119 примеч.
Nature, 188
New Order,219, 226
New Statesman,220
Pribram, K., 177 примеч.
raison d'etat, 151 Roepke, W., 134 примеч.
Schnabel, Franz, 186 примеч. Spectator, 180 примеч. Stewart, Dugald, 58 примеч.
Tat, Die, 178
Taylor,F.M.,150 примеч.
Times, 179, 220
Volksgemeinschaft (национальная общность),169, 177 примеч.
Wieser,G.,124 примеч. Wilcox,C., 67 примеч.
Zivilcourage (гражданское мужество),152