Чара

А нам говорят, Афины
Войною пошли на Спарту,
А я говорю, - покинуть
Хочу поскорее парту!
Песенка Сыроежкина из к/ф «Приключения Электроника».

О, незабываемое время школьных каникул! Кажется, сколько ни воспевали его поэты и писатели, а всё равно до конца не выразить того ощущения безграничной свободы в эту благодатную пору! Когда ещё не пришла пора гоняться за золотым тельцом, расписывая каждый день по минутам. И уже не нужно самозабвенно вгрызаться в гранит науки ради того, чтобы усвоить лишь мелкие его крохи. И когда, наконец, можно вырваться из каменного плена Города Священной Инквизиции с его современным оглушающим молотобойным ритмом.

В одно такое лето мне посчастливилось отправиться с отцом на отдых на Васильевские Острова. Это государственный заказник Приволжско-Уральского военного округа, занимающий множество живописных уголков суши, омываемых извилистыми рукавами великой Волги. Поехали мы туда по приглашению родного папиного брата Виктора Васильевича, служившего главным начальником 2-го обхода – егерем.
Владение егеря представляет собой Лазурный Берег в миниатюре. Пологий песчаный пляж на берегу волжского залива, летние мини-коттеджи, зимняя гостиница, летняя и зимняя кухни, две коптильни, коровник, курятник, баня, гараж, электростанция, летнее кафе под раскидистой липой и, наконец, в центре этого великолепия большие «царские хоромы» для егеря и его семьи. Не правда ли, напоминает остров Буян из сказки Пушкина? В то лето мы с папой остановились именно в гостеприимных «царских хоромах».

Однажды ночью я наблюдал удивительную картину, которую в городе не увидишь вовсе, и лишь в таких заповедных местах, как Острова, в ясную погоду она открывается во всей красе. Было полнолуние. Я вышел на берег залива и застыл как вкопанный! Передо мной расстилалось необъятное иссиня-чёрное бархатное полотно неба. А на нём, почти прямо перед собой, даже не слишком задирая голову, я увидел огромный золотистый диск Луны, окружённый изумрудными и перламутровыми блёстками звёзд! У себя под ногами, немного поодаль я увидел ту же картину в зеркальном отражении и почти на том же фоне, только с зеленоватым отливом. В эти минуты я чувствовал, что нахожусь ближе к Луне, чем Нейл Армстронг, в своё время горделиво попрыгавший по её поверхности.

Минут двадцать я завороженно любовался этой красотой, боясь моргнуть, затем автоматически сбросил с себя лёгкую одежду и стал осторожно, стараясь не разбить зеркальной глади, входить в воду. Широко раскинув руки в стороны, я зашёл в воду по грудь, и с удовольствием лёг на самую мягкую в мире постель, сотворённую природой. Я поплыл, медленно и грациозно, как, наверное, плавают киты или акулы во время сна. Я плыл навстречу Луне, время от времени переворачиваясь на спину и ничуть не комкая моего мягкого, упругого и прохладного ложа. Я потерял счёт времени, но в какой-то момент почувствовал, что до краёв насытился лунным светом, и повернул обратно к берегу. А на берегу меня ждал троюродный брат Денис, чтобы пригласить к костру за большим овином, для которого он уже натаскал хворост.
- Ну вот и ты лунатиком стал, - многозначительно сказал брат, без слов поняв причину моего полуночного бодрствования.

В понятие «отдых» на Островах для меня неизменно входило понятие «труд». Не наёмный труд за «галочки» в листке трудовой практики, деньги или пищу, а труд добровольный, посильный и необходимый для моей и общей пользы и удовольствия. Так, кроме рыбалки, купания, сбора плодов, ягод, целебных трав или грибов, отец мой много времени уделял ремонту и модернизации электростанции, починке старого трактора, а я косил ближний луг, кормил кур, собирал в курятнике яйца, каждый раз «шемшуря», то есть выпивая на месте одно или два. По своему желанию я «выучился» на дояра ручной дойки, за мной «закрепили» одну из трёх бурёнок, и надоенное мной молоко шло на продажу отдыхавшим на острове военным чиновникам с семьями. Нашу семью (то есть егеря) обеспечивала парным молоком от своей Зорьки мой «инструктор» доения, сноха дяди Виктора Ольга. Молодая красавица с длинными каштановыми волосами, большими серыми глазами и тонкими изящными губами, она наверняка замечала, как мы с Денисом, школьники-подростки, смотрели на неё с тайным только пробуждающимся в нас желанием, хотя и до конца не отдавали себе в этом отчёта.

Нравилось мне ещё и такое занятие – отводить коров на выпас на дальний луг и приводить их обратно. Дорога на луг проходила сквозь лесную чащу, и мне одному было бы не справиться с разбредающимися в стороны бурёнками, но у меня была помощница. Очаровательная немецкая овчарка по имени Чара поджарой молнией мелькала меж колючих кустов и пригибавшихся к земле веток, заставляя моё миниатюрное стадо чуть не строем маршировать по едва различимой лесной тропе в нужном направлении. Она то забегала вперёд, визуально обозначая тропу, то стремительно возвращалась, облетая нас с флангов и отдавая короткие «команды» зычным голосом. Кроме того, что дело своё она знала отменно, она с полуслова понимала меня. Стоило мне позвать её пасти коров, не зная, где она находилась, как Чара тут же оказывалась рядом, весело заглядывала в глаза, уносилась вперёд, одним махом перепрыгивала забор и ждала нас на тропе, ведущей в лес, улыбаясь и виляя хвостом.

Я невольно начал любоваться этой необыкновенно умной собакой. Выглядела она как обычная крупная немецкая овчарка, и только большие чёрные роскосые глаза да загнутый кверху пушистый хвост выдавали в ней примесь какой-то восточно-сибирской лайки. Мы стали проводить больше времени вдвоём. По вечерам ходили кататься на тарзанке, укреплённой на толстой прочной ветке какого-то дерева над водой немного в стороне от пляжа. Я усаживался на перекладину тарзанки, а Чара раскачивала меня, упираясь лапами или поджарым боком мне в спину. Затем вдруг останавливала качели всем своим телом, и когда я спрыгивал на землю, начинала ловить меня за ноги. Вдоволь наигравшись, я садился на бревно возле воды, Чара устраивалась у моих ног, и мы беседовали. Когда Чара соглашалась со мной, она вставляла своё веское басовитое «а-афф!», кивала и, улыбаясь, пристально смотрела мне в глаза.
Как-то вечером мы с отцом договорились, что утром на рассвете он разбудит меня и мы пойдём на рыбалку. А ночью я спал так безмятежно и глубоко, как можно спать только в детстве. Поэтому неудивительно, что когда я утром почувствовал толчок в бок, я сквозь сон забормотал.

- Пап, ещё пять минут и я встану!.. Ф-с-с!.. Ответа на последовало, но толчок повторился. Тут я сделал над собой усилие, открыл глаза, повернул голову и… Передо мной стояла красавица Чара, держа в зубах приличных размеров поджаренный куриный окорочок! Секунду я оторопело смотрел на неё. В доме больше никого не было.

- Чара, ты принесла мне завтрак в постель? – наконец догадался я. Собака кивнула, положив окорочок на одеяло рядом с моей рукой. Несколько секунд смотрела на меня, улыбаясь, довольная моей догадкой.

Внезапно у меня внутри будто прорвало плотину! Не в силах совладать с нахлынувшими чувствами благодарности, страсти и любви я кинулся собаке на шею! Отвечая мне, Чара радостно подпрыгнула и тотчас оказалась рядом со мной на кровати. Я зарывался носом в бархатную Чарину шею, обнимал и гладил мою «кормилицу». А Чара нежно кусала и облизывала мою шею, плечи, руки и грудь.
Через несколько минут этого древнейшего танца со времён сотворения человека мы с Чарой, ошеломлённые, немного испуганные, но безмерно счастливые, вскочили с кровати. Я наскоро убрал постель, оделся и разломил принесённый моей ЧАРОвницей дар пополам. Не знаю, как Чара, но я ничего вкуснее в то лето не ел!

Олег Кро.
12.02.12 г.