Глава 39. Всё тайное...

      Рассказ Сабира Усманова № 4 — продолжение 3)

Камалов медленно, с усилием открыл глаза, сосредотачиваясь на моем лице.
-Проходи, садись, -  сказал он без особого энтузиазма, но и без ненависти и злобы. Сказал, как чужому, постороннему человеку, к которому нет особых претензий, с которым нечего делить. Его тон, его почти равнодушный взгляд обрадовали меня больше, чем, если бы он выказал мне какую-то радость или, напротив, неудовольствие.
-Салом алейкум, Рашид Камалович.
-Салом, сынок.

На слове сынок, Камалов запнулся, словно это слово стало ему поперек горла. И у меня возникло желание сказать: - «Зачем же утруждать себя, не лучше ли обращаться, как раньше, по имени?» Но тесть начал говорить первым:
-Кампыр (старушка), накрой нам достархан здесь. Надеюсь, извинишь меня, сынок, что принимаю тебя в таком виде?
На этот раз трудное слово «сынок» уже не зацепилось за его голосовые связки и вылетело благополучно наружу.

-«К концу разговора он, видимо, научится произносить его хорошо, без запинки!» -решил
мысленно, наблюдая за выражением лица тестя. И было за чем наблюдать привычное, чуть  брезгливое, чуть высокомерное выражение сменилось на  беспокойное, неуверенное.
Когда Малика-апа расстелила достархан рядом с лежбищем мужа и постелила пару курпачей для меня, пригласив располагаться, я отложил в сторону свою палочку и осторожно, щадя больную ногу, присел на край. Мое телодвижение вызвало нескрываемое любопытство тещи, а затем и злорадство:
-Это Аллах тебя наказал за нашу доченьку!

Я ничего  не успел ей ответить, потому что меня поразила реакция Камалова: тот засверкал, как в недалеком прошлом, глазами, обретя прежнюю силу ненависти и презрения, так ему свойственную:
-Прекрати, женщина!  Аллах его за это должен был не наказать, а наградить!
Такое поведение тестя, его слова, были выше моего понимания, и поэтому ввели меня в такое заблуждение, что я уже ничего не мог понять. На тещу эти слова подействовали, как удар хлыста: она  быстро поставила все, что нужно на стол и быстро удалилась прочь, плотно закрыв за собой дверь.

Камалов тяжело молчал, лишь жестами  приглашая меня отведать то или другое блюдо. Нужно отдать должное хозяйке: готовить она умеет и любит, не в пример своей, уже, к сожалению ушедшей из жизни, дочери.
Разговор, как я и предполагал, получается тяжелым, трудным, возможно из-за того, что всю инициативу я предоставил хозяину.
-Что будем делать с детьми? – первым делом поинтересовался тот. И, заметив мой непреклонный взгляд, вдруг почти умоляюще произнес:
-Я слышал, что ты приехал за детьми?! Зачем они тебе, Сабир?! Ты молодой, здоровый, у тебя такая красивая девушка... У вас еще будут дети – сколько захотите... А я немощный старик, и у меня не может быть больше ни детей, ни внуков... Зачем они тебе?
-Как зачем? –  я сделал, что удивляюсь. – Зачем людям нужны дети?!
-Они же не твои, Сабир! – начинает убеждать меня Камалов. – Ты просто хочешь наказать меня за то, что я был несправедлив к тебе?! Что ты хочешь за то, чтобы дети остались со мной?

И, видя мой удивленный взгляд, добавляет:
-Сколько ты хочешь за это?
-Я на это никогда не пойду, - отвечаю Камалову, вкладывая в эти слова как можно больше экспрессии.
Камалов смотрит на меня просительно, можно даже сказать умоляюще. Это новое его лицо,  лицо, сломленного жизнью, человека, почему то не вызывает во мне никаких иных чувств, кроме жалости. Столкнувшись с моим взглядом, Камалов вдруг резко меняется:
-Ведь ты взял от меня то, что я  предложил, когда ты женился на Рахиле?!
-Я Вам все это вернул сполна, Рашид Камалович, не так ли?! Попользовался и вернул.

 В этот момент я осуждал не его, а себя: он только предлагал, не заставлял, а я согласился, продался сам.
-Да не осуждаю  я тебя! – вдруг выдает тесть. – В свое время сам попался на этом. Только узнал об этом уже после смерти Рахили... Я, как и ты, прикрыл, стыд Малики, и так же, как и ты, не подозревал об этом... У меня самого, оказывается, детей быть не могло... Не правда ли, игра природы? Обман был шит белыми нитками, а я так и не догадался. Всю жизнь меня Малика водила за нос, и только в приступе горя все рассказала.
-И, несмотря на это, Вы хотите оставить внуков у себя? – удивляюсь я. – Ведь они будут постоянно напоминать Вам об обмане…
-И все-таки это лучше, чем остаться на старости лет одному. Если ты заберешь детей – уйдет и Малика.
-Куда она уйдет? – улыбаюсь я. – Малика-апа  не на столько глупа, чтобы лишиться всего этого!

Я обвожу рукой вокруг себя, показывая на окружающую нас обстановку: дорогие ковры, расписанные позолотой потолки, ниши в стенах, заполненные многочисленными курпачами и одеялами из атласа, бархата и шелка, на сервизы из дорогого фарфора, хрустальные вазы.
-Ты же смог отказаться и от машины, и от квартиры, от должности, и от дочери самого Камалова?!
-Я еще достаточно молод, чтобы создать новую жизнь, и я – мужчина. Малика-апа уже не молода, и у нее нет никого, кто бы мог  поддержать ее, помочь…
-Ошибаешься, Сабир, у Малики до сих пор есть любовник!
-Не может быть! – выдыхаю я, борясь с желанием, узнать кто это такой. Здравый смысл побеждает. Я ни словом, ни взглядом не выдаю своего желания.
-«Зачем это тебе, Сабир? – решаю я, - Это не твои проблемы, и не твой праздник!»

Моя сдержанность нравиться Камалову и он интересуется, понизив голос:
-Хочешь, скажу кто это?
-Зачем? – не понимаю я. – Это совсем ни к чему, ни Вам, ни мне.
-Так то оно так, - начинает тесть, видимо, до конца не понимая причину моего отказа, поэтому я продолжаю:
-Потом будете казнить себя, что выдали безродному свою тайну.
-А ты злопамятный!
-Нет, я просто памятливый. Злопамятство  предполагает месть, я же, Рашид Камалович, мстить никому не собираюсь. И в доказательство своих слов возвращаю Вам те бумаги, которыми «шантажировал» Вас полгода назад, когда Вы приезжали в Ташкент разбираться со мной.

-Теперь все это не имеет никакого значения: обычному пенсионеру не страшен никакой компромат, потому что ему больше нечего терять.
-И все-таки я возвращаю Вам эти бумаги.
-Мне хотелось бы получить от тебя совсем другую бумагу.
-Какую?
-Бумагу, подтверждающую, что ты не имеешь никаких претензий на детей.
Я делаю небольшую паузу, специально накаляя обстановку, чтобы Камалов хоть теперь почувствовал, как это находиться в зависимости от другого человека, которого он никогда и за человека-то не считал. Но не нахожу в этом никакого удовольствия, и поэтому спешу согласиться:
-Хорошо, я подпишу ее. Но и от Вас, Рашид Камалович,  кое-что потребуется.
-Все-таки денежная компенсация?! – радостно загораются глаза Камалова.

-Нет, конечно же, нет! – протестую я. – Мне нужно свидетельство о смерти Рахили.
-Это не проблема…
-И, если возможно, Ваше содействие в продаже квартиры одной знакомой.
-Той, что я встретил тогда у  вас дома? – полюбопытствовал Камалов.
-Да, той, - ответил я честно, понимая, что это не может испортить  дела.
-Я сам возьму эту квартиру. Позвонишь вот по этому телефону и обо всем договоришься…

Пока я записываю номер телефона, тихо открывается  дверь и крадущейся, какой-то кошачьей  походкой,  в комнату заходит Малика-апа, которая в моих глазах всегда была лишь вечно недовольной, всегда ворчащей тещей. Только сейчас я увидел в ней  обычную женщину, даже очень интересную женщину: гордая посадка головы, степенная походка,  которую обычно  называют царственной, и главное большие, черные, как ночь, глаза-очи.
-«Очи черные, очи жгучие, очи страстные и прекрасные» - вертятся в голове слова  всем известного романса. Но свою мысль довести до логического завершения я не успеваю, потому что, перехватываю взгляд хозяйки. Чувствуется, что Малика-апа ощущает себя очень виноватой: отсюда и настороженный, беглый взгляд, и кошачья походка.

Камалов пользуется этим ее состоянием и капризничает, командует, даже унижает, а Малика-апа терпит его выходки, исполняет капризы, подчиняясь полностью и во всем, хотя всегда в этом доме командовала именно она.
Я покидаю дом Камаловых весьма удовлетворенным, оставляя и хозяина в таком же,  благодушном настроении – это именно тот случай, когда каждый получает то, что хотел. Но у меня, в отличие от бывшего тестя, на душе легко и радостно, а у Камалова, я уверен, сомнения, муки ревности, и бессилие хоть что-нибудь изменить. Я получаю полную свободу и надежду на новую счастливую жизнь, а Камалов – полную зависимость от своей предательницы жены, окружение неродными внуками, которые всегда будут для него напоминанием неверности той, от которой он теперь целиком зависит.

-Каждый получает в результате то, что заслуживает! – решаю  с самоуверенностью, присущей только молодости.
Когда я подхожу к двери, Камалов вдруг интересуется:
-Эта красивая женщина, что приехала вместе с тобой, и есть твоя первая любовь?
Я оборачиваюсь назад, пристально смотрю в глаза поверженного льва, который все еще не хочет смиряться с полной потерей своего могущества, и думаю почти восхищенно:
-«Да, силен зверь, силен!»

 А вслух отвечаю, сводя свое восхищение силой волей этого человека на нет:
-Да, Рашид Камалович, это она.
-По описанию она очень хороша собой...
-Это так, - кратко отвечаю я, не желая продолжать эту тему. – До свидания.
-Прощай, углым, счастья тебе, удачи. Спасибо за бесценный подарок. Я это ценю. Уж поверь.
-Прощайте, Рашид Камалович, - ответил я без злости, прощая  бывшему тестю всё. Вот только отцом его я так и не могу назвать.

Такое странное ощущение, словно сознание не-то раздвоилось, не-то пришло в несогласие с самим собой. С одной стороны удивление этому странному изменению человека, которого я, как мне казалось, изучил очень хорошо. С другой стороны убеждение в том, что рано или поздно правда выходит наружу, даже такая страшная тайна.
Почему Камалов доверил мне её? Потому, что знает, что во мне эта тайна умрёт? Или потому, что хотел показать, что он лучше мнения о нём, что не всё человеческое в нём погибло. Не знаю. Он меня, если, честно, очень сильно удивил. Вот, что делает горе с человеком.

Камалов прекрасно осознавал, что мы больше с ним не увидимся. Все необходимые документы я подписал у нотариуса. У него же мы оформили куплю-продажу квартиры, от него  получил деньги уже в российской валюте. Нотариус вручил мне прощальную записку от Камалова, ключи от моей машины и документы на ее владение. В записке было сказано: - «Не отвергай, углым, подарок, сделанный от души. Я очень хочу, чтобы ты простил меня за все подлости, за все скандалы, которые я устраивал. Ты этого не заслуживал –  только теперь я понял это. Еще раз прощай, и будь счастлив с Катей хон».

Не скрою: записка Камалова меня растрогала: такого поворота событий я никак не ожидал. Когда я рассказал Катюше все, что произошло в доме бывшего тестя, она тоже не могла поверить в это, и решила, что это очередной подвох со стороны Рашида Камаловича.
-Уж не решил ли он подстроить тебе  еще одну аварию? – предположила она, вселяя сомнение и в меня.

Чтобы рассеять его, мне приходиться отправиться на станцию техобслуживания, чтобы знакомый мастер проверил автомобиль, начиная от капота и заканчивая колесами. Машина оказалась в отличном состоянии, и это сняло все сомнения  в добром желании Камалова, сделать приятное человеку, которого он всегда считал своим врагом.
-Лицом к лицу – лица не увидать: большое видится на расстоянии, - сказала тогда Катя в раздумье.
-Сергей Есенин, - машинально определил я.
-Откуда знаешь?!
-Ты забыла, что моя мать преподаватель русского языка и литературы.
Дело шло к вечеру, и мы с Катюшей решили отложить возвращение домой на следующее утро, а вечер провести в обществе тетушки Айше: она  заслуживала прощального вечера.


               *    *    *   
       
Я купил бутылочку хорошего вина, фруктов, кое-какую закуску, и вечером мы появились у соседки. Она очень обрадовалась нашему приходу, не знала куда посадить, что поставить на стол, чтобы угодить. И сразу же начала отчитываться перед Катей за проданные вещи.
-Деньги, правда, местные, - оправдывалась она, - но ведь Наташа, наверное, не сразу уедет, вот они ей и пригодятся. В крайнем случае, у вас в Ташкенте можно поменять их на российские рубли.

После выпитой рюмочки, тетушка Айше разговорилась пуще прежнего. Она начала вспоминать о том, какой уважительной, какой хорошенькой была Наташа в детстве.
-Она была на два года моложе моего Анвара, но они дружили, вместе играли возле дома…
Катя пытается что-то сказать, или спросить, но тетушка опережает ее:
-Вы, наверное, думаете: немолодая женщина, а ребенок не совсем взрослый? Так уж получилось: Анварчик поздний ребенок…. Аллах подарил мне его – а изверги забрали…

Чтобы не бередить рану женщины еще больше, мы молчим, не подогревая эту тему своим интересом, и тетушка Айше возвращается к семье Наташи.
-Семья Аристовых вызывала у всех соседей только зависть и восхищение.
-Какие противоречивые чувства! – отреагировала Катя.
-Лично мне их семья нравилась. Интеллигентная семья: отец инженер, мать учительница, дочь – отличница. Я Наташу всегда сыну в пример ставила: учиться он не любил…

Элеонора Никитична была очень красивой женщиной. Да и Дмитрий Иванович – мужчина видный…. Очень жалко, что все так получилось…. Дмитрий Иванович погиб, а за Элеонорой Никитичной мы не уследили. До сих пор виню себя: если бы я не пошла в тот день на базар, возможно, мама Наташи была  жива…. Элеонора сказала соседке, что поднимется к себе, чтобы переодеться, и та не пошла за ней следом. А Элеонора поднялась на крышу, и оттуда спрыгнула вниз….

Она в последнее время была какая-то странная. Уверяла  всех, что Дмитрий Иванович жив, что он  каждый вечер возвращается с работы домой. Ждала его. Готовила ужин, накрывала на стол, зажигала свечи и ждала его. Долго ждала, упорно, пока свечи не сгорали все полностью…
Тетя Айше немного помолчала, а потом продолжила:
-Мне показалось, что у Элеоноры что-то произошло с головой. Знаете, что она сказала мне за день до своей гибели?
-Нет, не знаем!! – в два голоса откликнулись мы с Катей.

Тетушка Айше помолчала три-четыре секунды и потом сообщила заговорщически, словно под большим секретом:
-Она  сказала тогда: - «Не ценила я Диму при жизни. Только когда его не стало, я поняла, какого человека  потеряла. Поздно поняла».
Эти слова подействовали на нас, как откровение, как признание. Мы переглянулись с Катюшей, отлично поняв, что  имела в виду Элеонора Никитична, произнося эти слова.

Ночевали мы в квартире Наташи. Долго не могли уснуть: все говорили и говорили, и никак не могли наговориться, как во время нашей первой встречи в больнице. Вспоминали учебу, хлопкоуборочные сезоны, нашу глупую ссору. Говорили и о странностях жизни, о том, что молоденька девчонка Наташка, поняла то, до чего мы, два вполне взрослых человека, доходили более десяти лет: нельзя в этой жизни разбрасываться такими чувствами, как любовь, дружба, доверие, взаимопонимание.

-А ты знаешь, Сабир, - вдруг призналась Катя, - когда я в Джизакской областной больнице, увидела перед собой рыжеволосое, ни на кого не похожее создание с печальными, зелеными глазами, глядящими прямо в душу, и услышала, что это создание - твоя знакомая, я решила, что это твоя теперешняя любовь. В моем мозгу возникла ужасно неприятная мысль: - «Молода, невероятно хороша собой, смела – куда мне до нее?!» Само собой возникло ощущение неполноценности и обиды.
-Это правда? – обрадовался я.
-Опять ты радуешься без повода? – удивилась Катя.
-Я радуюсь тому, что не безразличен тебе! Что до сих пор  тебе не безразличен! Знать бы это раньше! Я бы не совершил столько ошибок, не наломал столько дров!

Назад в Ташкент мы возвращались на машине, подаренной  бывшим тестем. За рулем сидела Катя, а я, своими зоркими глазами, высматривал ГАИшников,  которые в обычном  порядке зарабатывают на наших дорогах свой кусок хлеба с маслом. Как только вдалеке возникали их алчные фигуры, я просил Катю остановиться, и мы менялись с ней местами. Так и добирались: то ехали, то останавливались, то менялись местами, то заезжали в дорожную чайхану, что бы немного отдохнуть и подкрепиться.

За семь лет моего проживания в Фергане все эти маленькие придорожные чайханы, стали известны мне, как никому другому, потому что почти  каждую неделю, в крайнем случае, два- три раза в месяц, я мотался по этим дорогам из Ферганы в Ташкент и обратно. Во многих таких заведениях меня знают по имени, в других – узнают в лицо.
Мы  никуда не торопились, и поэтому добрались домой только к вечеру. Мама была удивлена нашим эффектным появлением и, открывая ворота, впуская нас во двор, провела рукой  по щека, показывая наглядно это удивление.
-Откуда машина? – придирчиво поинтересовалась она. – Вы что, истратили деньги  Наташи?!
-Мама, Вы, что не узнаете мой автомобиль? – засмеялся я в ответ.
-Ты же знаешь, углым, я не разбираюсь в машинах: они все для меня на одно «лицо».

За достарханом  мы рассказали родителям  о том, что с нами произошло в Фергане, очень удивив их  этим.
-Если бы я услышал это от кого-нибудь другого, - признался отец, - то  никогда бы не поверил.
-А я не верю до сих пор! – отреагировала на наш рассказ мама. – Признайся, сынок, ты не пошутил?

И тогда я предъявил родителям записку Камалова, которая мне была вручена вместе с ключами от машины и документами на нее.
-Углым, - удивился отец, - он назвал тебя сыном?!
-Причем неоднократно!
-Да, видимо,  здорово его жизнь шибанула!
-Отец, - возмутилась мама, - откуда Вы набрались таких выражений?! Уж, не у новых ли  друзей, с которыми Вы встречаетесь каждую субботу, чтобы, как Вы говорите, перекинуться в картишки?


             *   *   *


На следующее утро мы решили, что к Наташе Катя отправиться одна.
-Нам будет легче найти общий язык, - пояснила она.
-Ты только не пугай ее, пожалуйста, теми страшными рассказами, что нас потчевала тетушка Айше!
-Что я, варвар какой-то?! – нарочито обиделась Катя. - Я не люблю  рассказывать детям страшные истории.
-Наташа уже давно не ребенок, - ответил я очень серьезно. – Если она прошла с честью через такие испытания, и не сломалась, то это значит, что она вполне взрослый, сформировавшийся человек.
-Надеюсь, что это так, - сказала Катя.

Мы разошлись с ней в разные стороны, и встретились только после обеда. Когда я вернулся домой, то увидел, что любимая опередила меня. На мой немой вопрос она ответила:
-Не встретилась я сегодня с Наташей. Она ушла по делам, и я ее не дождалась. Вячеслав тоже должен был куда-то уходить, и мне пришлось возвращаться ни с чем.
-Наташа сейчас у Грека? – удивился я. – Я был уверен, что она живет где-то на квартире.
-Зачем же ты дал мне его адрес?
-Потому что не знаю, где она живет, а Грек – знает.
-Как я поняла со слов Вячеслава, ту квартиру, где она жила, уже продали, и  хозяин уехал в Россию. 

-Скоро в Узбекистане вообще европейцев не останется, - ответил я. – Здесь будет мусульманское царство.
-Сомневаюсь я, однако! -  запротестовала  Катюша.
-Что будет царство, или что европейцев не останется? – уточнил я.
-Скорее второе: не у всех есть возможность и средства уехать, не у всех хватит смелости на такой  шаг. Резко менять свою жизнь, когда она вполне налажена, вполне состоялась, способен не каждый. Разве я не права?
Катюша с улыбкой повторяет мое любимое изречение: «разве я не права», призывая к откровенному разговору. И я отвечаю ей фразой, заимствованной из ее лексикона:
-Права, права, дорогая! Я ничего не имею против того, что ты только что сказала, потому что целиком и полностью разделяю твое мнение. 
 
В конце недели мы провожали Наташу в Россию. Стояла жаркая  погода. В купе, где  Наташе предстояло ехать более трех суток, душно, не смотря на то, что и окно и дверь  открыты.
Ужасно не люблю прощаний. Чувствую себя в такие минуты совершеннейшим дураком: не знаю, что делать, о чем говорить. Видимо, поэтому наше прощание не затягивается. Мы объясняем Наташе, где живет моя старшая сестра, и как ее найти, поясняя, что и сами рассчитываем  остановиться  на некоторое время у нее. Наташа  делает вид, что слушает  внимательно, но  видно, что  ее что-то очень тревожит, отвлекает.

Увидев, какими печальными глазами смотрит на девушку Грек, пришедший, как и мы, провожать Наташу, мы решаем оставить их  наедине и, быстро попрощавшись, уходим из вагона, чтобы не мешать  объяснению молодых  людей.
Мы с Катей стоим у окна купе и видим, что девушка припала головой к плечу молодого мужчины, которого я при встрече назвал попиком, и видели, что плечи ее сотрясаются от плача. Грек что-то говорит ей быстро-быстро и гладит по голове, потом целует   в лоб и выбегает из вагона.

Поезд медленно набирает ход, а мы идем рядом и машем девушке на прощание. Наташа смотрит  на нас мокрыми глазами, и по щекам ее текут слезы.  Поезд набирает скорость и мы отстаем. Вот промелькнул последний вагон, а вот уже и стук колес затих вдали. Мы стоим на перроне, обнявшись, и глаза у Кати - влажные.
-Ну что ты, дорогая? – успокаиваю я ее. – Не расстраивайся. Мы еще встретимся, ведь Наташа поехала в Москву к моей сестре, а через месяц с небольшим и мы будем там.
-Как она будет там одна, в совершенно незнакомом ей городе?! – волнуется Катя.
-Мир не без добрых людей, - в ответ улыбаюсь я. – И потом ты забыла, что она едет не на деревню к дедушке, а по конкретному адресу.
-А ты забыл, дорогой, что Москва слезам не верит?
-Это можно отнести к любому другому городу, – не соглашаюсь я. – Разве тебе легче было, когда ты попала в Джизак после распределения?
-Но я хотя бы знала, что  меня ждет работа и какое никакое жилье…
-Наташе тоже есть, где остановиться первое время. Не волнуйся, дорогая, моя сестра и зять не оставят ее  на произвол судьбы.

Увлеченно  дискутируя, мы не замечаем, что Грек ушел, даже не попрощавшись, и спохватываемся только тогда, когда перрон опустел совсем.
-А где же Вячеслав? – удивляется Катя. Она почему-то все время называет его по имени, а мне ближе была фамилия – Грек.
-Наверное, постеснялся показаться нам  в таком виде, - предполагаю я.
Катя с задумчивым видом интересуется:
-Как ты думаешь, Сабир, этот юноша не влюблен в Наташу?
-Возможно.
-А Наташа как к нему относиться?
-Она сказала как-то, что всегда мечтала о таком брате, как Грек…
-Очень жаль, - с сожалением отвечает мне Катюша. – Вячеслав  хороший человек. У него такие добрые, все понимающие глаза. С ним любая будет счастлива.
-Ты думаешь?
-Я в этом уверена.

Не хочется на этом ставить точку, но, пожалуй, пора. Скажу только одно: с Наташей мы встретились лишь через год, потому что до  Москвы она так и не доехала, а сошла на промежуточной станции в Саратове. Жизнь продолжается, и она вносит порой в наши планы свои коррективы, меняя эти планы так, как ей заблагорассудиться. Вот и не верь после этого в судьбу?

Продолжение: http://proza.ru/2014/12/29/768