Приключения муляжа - глава из военного романа

Половой орган, а точнее – муляж мужского детородного члена, был пошит из брезента и набит опилками. В брезентовой мошонке при надлежащей встряске мерно постукивали друг о друга два камешка.

Муляж был выполнен в натуральную величину, правда, подобный натуральный размер встречается лишь у очень немногих человеческих особей. Применительно к простым смертным масштаб исполнения выражался соотношением 2:1. Не будем гадать о подсознательных компенсаторных механизмах, владевших неизвестным солдатиком срочной службы при изготовлении этого нехитрого муляжа. А скорее всего, приказал ему старшина или фельдшер: «Только смотри, чтоб болт был до колен, как у старшего лейтенанта Распотрясова!»

Так или иначе, но муляж был исполнен и накрепко пришит к брезентовой же кукле, на которой младший и средний персонал отрабатывал элементы первой помощи раненому, военно-полевую десмургию и прочую лекарскую премудрость. Разумеется, ни в одном наставлении или инструкции не предписывалось оснащать учебный манекен первичным половым признаком. Поэтому с полным основанием можно считать, что последний был выполнен, как говорится, для души.

Но вот однажды член был безжалостно ампутирован и в ночь перед отъездом медиков (а прочим университетским естественникам и гуманитариям оставался еще месяц сборов по ВУС 001) торжественно преподнесен роте физиков. На брезентовой обечайке члена шариковой ручкой было выведено несмываемое теплое стихотворное приветствие, которое в переводе с нецензурного звучало примерно так:

Дарим физикам-мудилам
Ратный орган Автандила.
Вам до дембеля сосать
И Автошу вспоминать!

Упомянутый Автандил являлся признанным предводителем многочисленной тогда грузинской общины медфака и пользовался огромной популярностью как устроитель юморин, капустников и конкурсов политической песни. Насколько нам известно, конкурсов неполитической песни в то время практически не случалось. Сейчас Автандил уже кандидат наук и не последняя величина в отечественной кардиологии на заслуженном отдыхе.

Акт торжественной сдачи-приемки сувенира прошел в непринужденной обстановке с соответствующими моменту шутками-прибаутками и сексуальными ужимками. Медики уехали. Прочие остались, извините за каламбур, с брезентовым членом.
День-два с членом носились, буквально как с писаной торбой для противогаза. Брезентовый фаллос по очереди подсовывался во все табельные средства химической защиты.

Затем он был пришит чуть пониже хлястика шинели курсанта Баренбойма в то время, когда сам курсант был облачен в упомянутую шинель и полуподремывал перед утренним разводом в составе второго взвода, построенного в колонну по три.

Кто знает, как долго проходил бы малорослый курсант Баренбойм с сюрреалистично болтающимся на шинели брезентовым знаком мужского супердостоинства вместо саперной лопатки. Но как всегда, дело испортили преждевременные смешки и язвительные комментарии, благодаря которым жертва полупроснулась и обнаружила на себе неуставной член. Раздраженный Баренбойм, а он несмотря на скромный рост, слыл лучшим метателем гранат во взводе, отодрал фаллос от шинели и забросил его куда-то далеко в сторону хозяйственного двора.

– Баренбойм! Вы чем там бросаетесь? – строго спросил подполковник Невтонов, оторвавшись от сверки какого-то списка.
– Тренируюсь к метанию гранат, товарищ подполковник! – доложил Баренбойм.
– Они тренируются, – с горечью сказал Невтонов. – Я тут, лямбдь, с ног сбился, чтоб вам наступательные гранаты достать, чтоб вам, лямбдям, "лимонки" не кидать. Чтоб вы, лямбди, домой живые вернулись и с яйцами. А Каштанов, лямбдь, опять на «губу» попал, чтоб у него на лбу...

Здесь мы прервем подполковника Невтонова, оперировавшего в дальнейшем своем монологе преимущественно абстрактными детородными мужскими органами из трех букв. У нас речь идет о реальном брезентовом с двумя камешками в брезентовой же мошонке и с теплым стихотворным приветствием, выведенным шариковой ручкой.

Пролежав пару дней в бурьяне при хоздворе, член был найден и чьей-то недрогнувшей рукой двумя 120-миллиметровыми гвоздями прибит к доске объявлений перед входом в казарму. Пожалуй, на этом деревянном бордовом фоне орган и обрел свой законченный художественный вид. Безусловно, данное произведение, уцелей оно, смотрелось бы и на нынешних ретроспективных экспозициях авангарда.

Так и просилась бы сюда табличка следующего, например, содержания:

У.Х. де Йонг
Жатапе № 301/УХЛ4
Брезент, опилки, гвозди, шариковая ручка, полевой шпат.

Несомненным было и наличие определенного экзистенциального подтекста в данном брезентовом фаллосе на фоне грубо окрашенной доски. Не будем, однако, философствовать. Вспомним текст великого японца в переводе Веры Марковой:

Как благороден тот,
Кто не скажет при вспышке молнии:
– Вот она, наша жизнь.

... Подполковник Невтонов подошел к доске и прочел дарственную надпись на брезенте. На мгновение обветренное лицо подполковника осветилось улыбкой. Затем, обозначив брезгливые складки в углах рта, он приказал в сторону куривших неподалеку курсантов:

– Баренбойм! Уберите эту гадость. И чтоб я его больше не видел в расположении!

Баренбойм отодрал муляж от доски и мощным броском прирожденного гранатометчика (если бывают прирожденные гранатометчики) запустил изделие под углом сорок пять градусов к горизонту. Стукнули друг о друга последний раз камешки в брезентовой мошонке, и член оказался за забором – вне расположения полка и нашего повествования.

– Хорошо метаете, Баренбойм, – похвалил подполковник и ворчливо добавил:
– А на строевой подготовке – по-прежнему, как мешок с говном.