Пушкин и Стурдза

( фрагмент из книги автора  «Паломничество в Одессу»)

Александр Пушкин и Александр Стурдза…

   Двадцатые годы XIX века, но в центре общественной жизни – знакомые противоречия. Сближает людей и приводит в разные лагеря то же, что и сегодня: отношение к церкви, к власти, нравственный выбор. Вера и безверие (или религиозное равнодушие), консерватизм и либерализм, целомудренная сдержанность и ветреная распущенность – вот крайние полюса размежевания. Впрочем, реальная жизнь гораздо сложнее любой схемы, и к тому же люди меняются со временем…

Несомненно, ссыльному Пушкину, разделявшему заблуждения декабристов, были тогда чужды верноподданнические чувства Стурдзы. Вспомним его характеристику И.П. Липранди*: “Он мне добрый приятель и (верная порука за честь и ум) не любим нашим правительством и в свою очередь не любит его”. Душу поэта часто омрачали раздражение и уныние,  находя выход в бретерстве,  рисовании карикатур, желчных эпиграммах. Эпиграмма на Стурдзу со словами “холоп венчанного солдата ” особенно была в почете у советского литературоведения, наряду с другой  “классической”:
“Ура! В Россию скачет
   Кочующий деспот…”.

Пушкин, конечно, не был революционным поэтом, каким его нам изображали, хотя занесённая из Франции масонская идея “либертэ” оказалась близкой и созвучной этой пылкой душе. Юные эскапады Пушкина в кипучие годы его жизни походили скорее на дерзкие шалости, опрометчивые мальчишеские выходки. (Даже безгранично преданная своему кумиру М. Цветаева вынуждена отметить: “Пушкин, беру это на себя, за редкими исключениями, в юношестве отталкивает”). Постепенно, не без участия промысла Божия, характер поэта мужает, взгляды становятся шире и глубже.

Из письма П.А. Вяземского А.А. Бесстужеву 20.01.1824 г.: “Смотрите на Пушкина! И его грызёт червь, но всё-таки жизнь выбрасывает из него отпрыски цветущие”.

Возможно, и одесские встречи Пушкина со Стурдзой также дали толчок новым побегам в душе поэта. Стурдза… Высокий лоб, прямой нос, глубоко сидящие глаза, покатые плечи… Аскетический облик брата графини Эдлинг отмечен сходством с философом Иммануилом Кантом. Худое вытянутое лицо с повреждённым глазом излучает удивительный внутренний свет. Александр Стурдза был не только богословом и философом, но благодетелем сирых, больных и несчастных - “малых мира сего”. Бессменный попечитель женского монастыря, строитель храмов, основатель одной из первых общин милосердия – Стурдзовской богадельни сердобольных сестёр…

О чём же беседовали между собой два Александра? Подробностей мы никогда не узнаем, но наверно – о политике и литературе, и, несомненно – о Евангелии. Особенное значение имеет такое свидетельство Стурдзы. Он говорил: “Знаете ли Вы, что в Евангелии… мы обретаем определение истинной свободы? Господь сказал:”… Познаете истину, и истина сделает Вас свободными» /Ин. 8, 32/. Заключите же из сего Божественного изречения, что где нет внутренней  свободы, там нет и внешней. Собеседник мой при этих словах изъявил простодушное удивление и сердечное участие. Кто знает,  не начал ли он с тех пор заглядывать почаще в св. Евангелие?*.

“Простодушное удивление и сердечное участие”. Нет, безнадёжно испорченная натура так не откликнется… Открытость души, чуткое восприятие, готовность черпать Слово из апостольского учения- вот, что станет залогом постепенного очищения этой души. Души, которую милосердный Господь приведёт сквозь все бури и последнюю предсмертную трагедию к христианской кончине.