Плачка

                Петербург,
                1844, 8 сентября
                Ян Борщевский

Начало:    "Несколько слов от автора" http://www.proza.ru/2014/12/09/1090
         Предыдущая часть " Слепой Франтишек " http://www.proza.ru/2014/12/28/1527
           (Версия на белорусском языке: http://www.proza.ru/2014/12/10/793 )


Женщина та необычно красивая. Одежда ее — белая, как снег, на голове — черный убор, и черный платок наброшен на плечи. Лицо хотя и смуглое от солнца и ветра, но красивое и привлекательное, глаза живые, и всегда блестят на них слезы. Она является чаще в покинутых домах, в пустых костелах и на руинах. Видели ее также под деревьями или посреди поля. После заката солнца она садится на камне, пеняет на судьбу жалостным голосом и умывается слезами. Говорят, те, кто приближался к ней, слышали такие слова: «Некому доверить тайну сердца моего!»

       Когда я ехал из Полоцка, на выпасе рассказывал мне трактирщик, что там близко от дороги, за березовой рощей стоит пустой дом. Рядом с ним был некогда небольшой вишневый садик. Жил там в старину крестьянин, кого со всей родней выслали паны куда-то далеко, забрав у него несколько коров и коней.

       Шел там убогий слепой, которого вел маленький мальчик. Услышав в том доме скорбное пение, они подумали, что там уже кто-то живет. Так идут туда попрошайничать. Заходят в дом, слепой запел песню: «О! Спаситель, наш Господи».

       — Дом без дверей и окон, никто тут не живет, — сказал мальчик слепому. — Напрасно только свернули с дороги.

       Но тут посреди дома явилась женщина в траурной одежде и со смутным лицом.

       — Молитесь! — говорит. — Везде есть Бог, который будет вам помогать.

       Она бросила горсть серебряных монет слепому в шапку и в мгновение ока исчезла.

       Этот убогий, ходя от дома к дому, показывал те деньги, на которых с одной стороны были портреты королей, а с другой — Погоня.

       Неподалёку от дороги, когда едешь на Витебск, стоит пустая часовня. Там, после заката солнца, видели, что она плакала, сидя на пороге, и ее унылый голос далеко разносился.

       Разное думали люди про эту Плачку. Одни боялись, что она предрекает какое-то большое несчастье, войну, мор или голод во всем краю.

       По деревням старые люди говорили между собой про эту женщину, всегда предсказывая нечто плохое. Некоторые же из молодых имели совсем другую мысль. Они доказывали, что там, где является Плачка, наверняка, клад в земле. И всей околице понравилась эта мысль.

       На конце той деревни жил убогий человек, какой в старину обошел весь свет. Возвращаясь к своей семье, жил только милостыней. Он часто повторял всем:

       — Братья! Слезы и нарекания этой женщины обещают вам не золото и серебро. Женщина плачет на пороге забытой вами святыни. Вы думаете только про богатство, а вас ждут бедность и страдания.

       В один прекрасный день, посмеявшись со слов этого старика, решили: когда все будут спать, идти туда и выкопать из земли клад.

       Старая часовня была за четыре версты от деревни. Так несколько молодых крестьян, взяв с собой струмент, проворно направились туда, чтобы начать свои поиски раньше, чем запоет первый петух.

       Пришли на место. Мрачный вид той околицы наводил на них беспокойство и страх. Неподалёку шумел густой еловый лес, там уныло гукала сова, и месяц очень редко показывался из-за черных туч. Часовня, словно могильный памятник, стояла на пригорке в теньке берез.

       Усердствовали всю ночь. Выкопали глубокие ямы в нескольких местах, но нашли только истлевшие доски и черепа. Поняли, что было тут когда-то кладбище, хотя и не уцелело на поверхности знаков, кроме нескольких чуть заметных обомшелых камней.

       Летом ночь короткая. Вот уже на востоке начинает розоветь утро. Искали напрасно. Тогда засыпали ямы и возвращаются домой.

       Всходило солнце. Запел в небе жаворонок, и мгла уже исчезла. Видят перед собой недалеко от дороги у кустов орешника — стоит Плачка, лицам на восток. В ее руках ветерок болтает яркую ленту, та трепещет в воздухе, как молния. Только один из них сказал: «Пошли смело к ней» — привидение мгновенно исчезло.

       На том месте, где стояла Плачка, явилось на ветке огромное осиное гнездо. Насекомые, что залетали и вылетали из этого гнезда, сновали в утренних солнечных лучах, словно золотые искры.

       — Послушайте мой совет, — сказал один из них. — Мы обвяжем осиное гнездо платком. Придем к старику, разбудим и скажем, что у часовни выкопали клад и часть жертвуем ему. А когда встанет с постели, вбросим ему в окно осиное гнездо. Пусть обезумеет старик.

       Все помирились. Разбудили старика, вбросили в дом осиное гнездо, а сами, смеясь, убежали.

       Чудо неслыханное! Старик видит перед собой рассыпанное на земле золото. И когда он удивленно смотрел на это, говорят, явилась перед ним женщина, та самая, что плакала на пороге старой часовни, и сказала:

       — Бери половину этого клада себе, а вторую — раздай убогим. Бог помогает моим страдающим детям.

       Сказав это, она в момент исчезла.



       В Инфлянтах же было такое происшествие. В поместье пана М. возвышались руины какого-то древнего замка. Говорят, что в старозаветные времена был там город, ведь теперь наводнение размывает иногда песок и достает до фундамента древних каменных строений. Там часто находят стеклянные или ржавые железные вещи, что в старину делали ради отделки, обломки оружия, а иногда медные или серебряные деньги, что веками лежали в земли.

       Сюда ежевечерне, после заката солнца, приходила Плачка. Она вешала на руины венцы полевых цветов, садилась на камень и, заламывая руки, умывалась слезами. Не один прохожий, слыша издали ее нарекания, смутный возвращался домой и рассказывал про это другим.

       Были и такие любопытные, что, слыша вопль странной женщины, подошли в вечернем сумраке к ней и со слов, какие услышали, поняли, что какая-то несчастливая мать плачет по своим детям. Но только надумали идти к ней и спросить, кто она и какая настигла ее недоля, уже больше не видели ее и голос не отзывался до следующего вечера.

       Не понял никто, что это такое. Тёмные догадки ходили по окрестности. Везде говорили про нее только как про странную комету, что является на небе в виде огненной метлы. Хотели узнать, где она живет и откуда приходит, но все напрасно. Словно какой-то дух, опускалась она на землю и исчезала в воздухе.

       Говорят, что и сам пан М. не возражал этим странным рассказам, ведь и он также встретил ее один раз, возвращаясь поздней порой домой, и слышал, как плакала она на руинах замка. Не понимал пан этого явления, однако, рассуждая, поверил тем людям, которые думают всю жизнь о выгоде, хотят, чтобы таинственный дух пел им только про золото и серебро и показывал клады, скрытые в земле. Так позвал пан эконома и такой дал ему приказ:

       — Собирай людей, и завтра начинайте копать на замковых руинах. Там в земле должно быть золото, ведь как иначе объяснишь то явление? Наверное, Плачка хочет показать нам какие-то клады, которые наградят нас за эту работу.

       — Я слышал слова той Плачки. Она оплакивала смерть каких-то несчастливых детей, а про клады, скрытые в земле, и не вспоминала. Эта тайна нам недоступная.

       Мне кажется, тут какое-то предупреждение и предостережение.

       — Ты похож на неясыть или на сову, которая пугает людей ужасными прорицаниями. Я ни во что такое не верю и не хочу спорить про эту тайну. Давно было у меня намерение раскопать руины. Может, найдем там памятки древности, ради этого не жаль и работы. А если кто думает, что этот клад будет в облике Плачки, так и это неплохо; что бы то ни было, завтра начнем раскопки.

       — А если этот клад заклят и караулят его злые духи, и невозможно его достать, ведь он будет все глубже и глубже опускаться в землю, — тогда только время потеряем, а если и добудем что, так больше будет беды, как чего хорошего. Ведь я слышал, что где-то достали из земли очарованные клады, и когда кто-то взял из них только пенязь, тому какая-то болезнь скрутила обе руки.

       — Противно слушать. Плетешь чушь, как глупый мужик. Мне никакой пенязь не вредит.

       — А почему же разумные и богатые паны страдают от скуки и болезней?

       — Хватит. Соберешь завтра людей и веди на руины. Я сам приеду и покажу, где начинать

       Эконом был из застенковой шляхты, зажиточный хозяин, но верил в то же самое, что и простой люд; пожал он плечами и пошел исполнять панский приказ.

       Еще только показалось солнце, а группа крестьян уже стояла на руинах и ждала команды. Когда приехал пан М., так приказал копать глубоко на том самом месте, где всегда видели на камне Плачку.

       Могила была не более глубже, чем на полтора локтя. Нашли каменный склеп, так раскопали и вокруг, чтобы открыть со всех сторон засыпанные землей стены. Люди работали не один день. Отдых их был короткий: в полдень, в самую жару. Наконец нашли железные двери. С обеих сторон этого подвала были маленькие оконца, на каких еще крепко держалась железная ржавая решетка.

       Выломали двери и открыли этот подвал, куда несколько столетий не заглядывал солнечный луч, — глухо там, как в могиле. Заходят с огнем. Всех охватил страх: повсюду — посреди и у стен — в разных позах лежать скелеты; кости рук и ног еще в тяжелых оковах. Оцепенели люди, смотря на такой ужас.

       — Снимите оковы с этих скелетов, — сказал пан М., — и привезите мне. Стоит сохранить эти памятки былого.

       Завезли оковы пану. Он, показывая их гостям и своим соседям, гордился, что такие древние вещи добыл из земли, хотя на вид они были совсем похожие на теперешние.

       Кости покойников люди собрали, похоронили в одной могиле на ближайшем кладбище, пригласили священника и с богослужением поставили огромный деревянный крест.

       Говорят, что в тот самый вечер явилась Плачка в своем обычном траурном уборе, украсила могилу цветами и, став на колени перед деревянным крестом, вершила молитвы, умываясь слезами. Люди видели это, но никто не подошел к ней. Поглядывая издали, они проговаривали «Вечный покой» за души умерших.

       Еще сколько вечеров Плачка молилась, посыпала могилу цветами, но теперь уже ее никто не видел.

       На берегу Полоты, за пять верст от города, где эта речка обходит боры и приближается через просторы полей к Двине, явилась та самая Плачка. Видели ее на пригорке, также при закате солнца. Она садилась на камень, который там лежал в теньке развесистых берез. Видели ее крестьяне, идущие домой после дневной работы, и проезжающие, что возвращались из города вечером.

       Разошлось известие про это явление. Люди, так как и везде, имели разные мнения, но большинство держалось той мысли, что там лежат зарытые в земле клады. В Полоцке отдельные говорили, что околицы их города и в старину очень часто были театром войны. Осталась легенда, будто часть какой-то армии, поняв трагичность своего положения и боясь, чтобы их богатство не досталось неприятелю, зарыло золото и серебро, какое имели при себе, на том пригорке в землю, положили наверх дикий камень, чтобы обозначить это место, когда кто из них вернется искать спрятанный там клад. Но прошли столетия, тот камень лежал на том же месте, а под ним — нетронутый клад.

       Слыша такие разговоры, несколько юношей, что жили в Полоцке, договорились пойти ночью на тот пригорок, достать клад и разделить его между собой. Взяли нужный струмент и, когда все спали, вышли за город.

       Ночь была погожая. Небо — усыпано звездами, и полная луна плыла вверху. Шли они тихо и осторожно, чтобы никто не встретил их на дороге. Миновали костел св. Ксаверия, где почивают останки законников и обывателей этого края. Услышав на Спасе голос стражников, что перекликались между собой, они свернули с дороги и долго шли берегом речки вплоть до самого места.

       Пришли на пригорок, нашли дикий камень. Половина его была в земле, а верх покрывал сухой мох. Окопали его вокруг и сообща спихнули с того места. Глубоко в землю вбили рапиру. Острый конец стукнул так, словно тронул какую-то металлическую вещь. Бесспорно тут клад. Начали копать

       Работали долго. Часто пароли землю рапирой. Клад был неглубоко, но песок несколько раз засыпал яму. Стояли какое-то время удивленные: им казалось, что очарованный клад прячется глубже, не хочет даваться им в руки.

       Пока советовались между собой, что делать, с востока наплыли черные тучи, закрыли все небо и спрятали месяц. Сделалось так темно, что они друг друга чуть видели. Заморосил дождик.

       — Лучше будет копать, когда песок станет мокрый, — сказал кто-то из них. — Так давайте не тратить времени.

       И, побуждая друг друга, сообща начали копать. Яму выкопали длинную и широкую, такую, что уже легко не засыплется. Лопаты скребут по железу.

       — Горшок! Горшок с деньгами! — закричали все с большой радостью, но, когда окопали вокруг и хотели поднять чугун из земли, — увидели, что это тяжелый железный панцирь. Он закрывал грудь скелета, рядом с которым лежал меч, а на черепе — железный шлем-шишак. Стоят все задумчивые, видя, как странно обманула их надежда.

       Тут один смелейший говорит:

       — Давайте оставим этот скелет, а оружие заберем себе. Пусть хоть оно будет памяткой про эту ночь.

       Только хотели сделать так — аж вдруг молния осветлила пригорок, видят: стоит Великан в железном панцире, держа ясный меч у них над головами. Страх пронзил сердца. Гром тряхнул землю. И Великан такими словами откликнулся:

       — Никчемные люди! Золоту и серебру продали вы свои души. Думая об одном богатстве, вы унизили прах Героя, который славно закончил тут свою жизнь. Придет время подняться из могил мертвым, и вы будете опозорены перед всем светом!

       Откликнулся в тучах гром, и Великан исчез.

       Страх охватил их души. Долго стояли немо, как ночные призраки. В свете молнии опять видят перед собой засыпанную песком могилу, и кажется, что на этом месте земля не тронута.

       Забыли на пригорке рапиру и свои лопаты; забыли, какая дорога ведет к городу; бежали через луга и поля, и казалось им, что тот Великан с мечом в руках долго гнался за ними.

       Утром вернусь в город. Обессиленные, с бледными лицами — словно измученные тяжелой болезнью, со страхом вспоминали то происшествие. Рассказывали другим, но не все поверили.

       После этого Плачку видели в разных местах вблизи города, на кладбище, где стоит каменный костел св. Ксаверия. Там, заламывая руки, ходила она от одной могилы к другой, иногда, как столб каменный, молча стояла над останками покойников. Не один прохожий, обходя ночной порой эти места, убегал испуганный, словно от вампира, и рассказывал чудеса другим.

       Видели ее и у костела св. Казимира. Сидела она перед дверями этой святыни от заката вплоть до восхода солнца; не раз плакала в поле, сидя на камне или на берегу Двины. Но плач ее и нарекания не много кому трогали сердце. Мало было таких, что, подняв глаза в небо, просили милосердия Божьего. Одни не обращали внимания, другие мечтали о кладах.


       — На мою мысль, — сказал Завальня, — это предупреждение людям, чтобы исправили свои нравы. Но досадно, что люди теперь такие разумные, что все они уже знают, ни в какие чудеса не верят, им надо клады, чтобы, не работая, иметь все, что только вздумает. Они за золото продадут все то, что наши отцы ценили некогда дороже жизни.

       — Однако неплохо и клады искать, — сказал я. — Богатый человек много добра может сделать.

       — Богатый человек может много хорошего сделать. Это правда, — сказал дядя. — Но пусть же он научиться сначала узнавать и любить то, что есть добро. А тогда Бог сделает его достойным владельцем земных кладов, как того старого человека, которому в окно бросили осиное гнездо, и оно превратилось на глазах его в золотые пенязи. Люди гоняются за богатством не ради того, чтобы делать ближним добро, а чтобы ничего не делать или — что еще хуже — чтобы вредить. Но что же дальше?

       Когда некоторые наши богатые и ученые паны путешествуют в шикарных фаэтонах или на ловах рыщут с гончими по лесам, горам и пустошам, эта Плачка часто встречает их, словно сирота, в убогом крестьянском уборе, молча поднимает на них голубые, слезами залитые глаза, будто прося у них милости, но из этих панов никто на нее не обращает внимания.

       Недалеко от озера Рабло, где теперь на островке стоит мой домик, если пан Завальня знает тот край, наверное, видел он Почановскую гору, она там выше всех других. Склоны ее заросли лесом, а вершина ровная и гладкая.

       Про эту гору среди людей разные ходят рассказы. Говорят, что когда-то там был монастырь и костел, и хотя не видно никаких знаков, говорят, будто слышно из-под земли пение и голоса колоколов.

       Другие рассказывают, что на самой вершине этой горы, ночью, в своем траурном уборе, упав на колени, руки и глаза поднимая к звездам, молилась со слезами Плачка. Перед ней открылось небо, самый ясный солнечный свет разлился вверху так, что в лесах и на полях проснулись все птицы и звери и от слез этой женщины образовался источник живой воды.

       С того времени человек, какой первый раз навестит вершину Почановской горы, тот, кто раньше не слышал про это чудо, встретит чистый источник, а недалеко от него стоит скорбная сиротина в крестьянском уборе. Кто напьется из этого источника и узнает сироту, той будет предсказателем, все тайны увидит он с вершины горы.

       Восходили люди на гору. Были и такие, что видели источник и смутную сиротину, однако не обращали внимания на них. Услышав от других про те чудеса, восходили второй раз, но уже не встречали никого и не находили место, где был тот источник.

       — Неужели эта та самая Плачка, какую видели в околицах Полоцка и в других уголках Беларуси, приходит в облике крестьянской сироты?

       — Наверное, та самая, — сказал слепой Франтишек, — но люди ищут одну выгоду, полные спеси, они не узнали ее, хотя она по всему краю является в одном облике. Никто ее не понял.

       — Ты, Янка, — человек ученый. А понимаешь ли, кто была та Плачка?

       — Чудеса можно понимать сердцем, а не наукой.

       Еще какое-то время мы галдели про эту Плачку, и запел петух.

       — За полночь уже, — сказал слепой Франтишек. — Разреши, пан Завальня, проезжающему отдохнуть.

       — Спасибо тебе, — сказал дядя, — чудесный рассказ.

       Он потушил свет, и я пошел в свою комнату. Про Плачку думал, аж пока второй раз не пропел петух.

       СЫН БУРИ


       Всходило, пробиваясь через мглу, солнце. Сильный мороз зарисовал узорами оконные стекла. Березовые дрова горели в печи. Завальня и слепой Франтишек сидели у огня, разговаривая про знакомых соседей, про богатых и бедных, про нищих, что блуждают по свету, про счастливую жизнь, о предсказаниях и дивах непонятных.

       — Зимой, — сказал Завальня, — заезжают ко мне люди, и только в эту пору имею случай, чтобы мне кто-нибудь рассказал, что творится на свете, а весной и летом живу как отшельник. Вижу вокруг воду и темные леса, рог охотника и выстрелы иногда только доносят известие про близких гостей. Из лесов выходят сюда на отдых с группами ловчих паничи этих краёв, но от них не услышишь такого, что могло бы занять мысль. Их разговоры только про собак и коней.

       — Я почти всю свою жизнь был странником, встречал людей с разными мыслями и душами. Будучи слепым, не вижу их лиц и фигур. В моем воображении они встают в виде каких-то страшных и странных духов. Разговоры их, снуя в моей голове, напоминают, как разными путями в жизненном омуте Всемогущество Божье ведет нас к вечности, где мы ждем отдыха, утехи и награды.

       — Разговоры людей, которые страдают, трогают сердце и надолго остаются в памяти. И как грустно слушать анекдоты тех панов, какие, живя всегда среди веселых забав, хотят показать свой ум и других позабавить!

       — Я встречал некогда в странствованиях пилигрима — не знаю, кто он был и откуда, — который называл себя Сыном Бури. От его я узнал, что в жизни отведал он горя на всю полноту. Не изгнание волновало и не давало покоя его мыслям, а другое понимание счастья.

       — Рассказывал ли он про свою жизнь? Странный какой-то человек! Называл себя Сыном Бури.

       — Он говорил со мной несколько часов.

       — Видимо, интересный был разговор?

       — Расскажу, как было. В дороге настигла меня буря, плеснул дождь, подул сильный ветер. Мой поводырь, не видя нигде близко ни трактира, ни деревни, погнал лошадь к густому лесу, чтобы, по крайней мере, спрятаться от ливня под деревьями. Шумели вокруг лес и дождь с градом. Выстрелы перунов наводили тревогу. Я, накрыв голову плащом, под сенью густой елки произносил молитвы.

       — Кто-то стоит недалеко от нас, — сказал мой спутник. — Странствует он пешком, в бурке, на плечах вздетый на трость узелок, посматривает в небо. Кажется, раскаты грома и молнии не пугают его, а развлекают. Лицо опалено солнцем и бледное, как будто измучено длинным путешествием.

       — Может, какой чужеземец странствует через Беларусь дальше на север.

       — С бурки льется вода. Он, кажется, на это не обращает внимания. По дороге идет тихим шагом к нам.

       — Наверное, это у него не первая буря, — сказал я. — Привык к невзгодам.

       — Не первая для меня эта буря, — говорит пилигрим, услышав мои слова. — Привык к невзгодам. И еще больше скажу: люблю слушать шум ветра, люблю смотреть на волны черных туч и на пожары перунов.

       Подошел ко мне и говорит:

       — Я видел справа от этих лесов, на горе, каменный дворец. Не знаешь ли, чей он?

       — Я не здешний житель, а к тому же — слепой. Все скрыто от меня.

       — Слепой! Живешь на свете, не видя его. Скорбная такая жизнь!

       — Что же делать! Бог послал это несчастье. Надо терпеливо держаться.

       — А умеешь ли терпеливо держаться? О! Тогда ты счастливый. Я таким быть не могу, хотя странствую по всему свету один, без вожака.

       — И что же погнало тебя в далекое путешествие?

       — Так мне суждено. О! Если бы ты имел глаза, следы страданий на моем лице много сказали бы тебе про мою жизнь.

       — Из каких ты идешь краёв, и как зовут тебя?

       — Из далеких краёв. А имя мое — Сын Бури.

       — Странное имя.

       — Нет тут ничего странного. В богатом дворце, окруженным множеством лакеев и льстецов, живет Сын Счастья. Он ясный и холодный, как кусок золота, с презрением посматривает на своих подданных, какие должны, как пчелы, ради его выгоды и утехи собирать по лугам мед. В доме, под соломенной крышей, живет Сын Терпения. Этот всем сердцем привязался к тому уголку земли, какой кормит его и одевает. Я — Сын отцов, гонимых Бурей и Беспокойством. Мой отец не разорвал железных кандалов, какие сколько год впивались в его руки и ноги. Бесконечные слезы и нарекания матери моей, когда был еще в ее лоне, повлияли на всю мою натуру. Я родился с меткой несчастья во челе.

       — Ты похож на ту Плачку, — сказал я, — про которую слышал, что недавно являлась в разных местах, заламывая руки и умываясь слезами.

       — Слышал ты, но не видел ее, ведь не имеешь глаз.

       — И те, кто ее видели, не поняли и теперь не знают, кто она и откуда.

       — Не поняли, — сказал он, — ведь никто про нее не думал. Ах! Как быстро прошло то время, когда я знал только поля и рощи, какие окружали убогий домик родителей моих. Любил одиноко блуждать по горам и лесам, каждое деревце и цветочек живили мои мечты. О чудесная богиня! Ты встретила меня в то время в платье радужных красок и с цветами на голове, с высоких гор показала ты мне далекий мир, над каким под облаками реяли орлы. С того времени это чудо заняло все мои мысли и желания. Решил я высоко, далеко лететь и повидать, что творится на свете. Но ты исчезла, и я блуждаю по воле бури!

       — И кто же была та богиня, про какую ты припомнил теперь?

       — Та самая, какую ты называешь Плачкой.

       — Так ты ее знаешь?

       — Я навестил далекие страны, среди чужого народа ее тоскливый голос всегда звучал в моих ушах. Переплывал моря, — шумные волны не могли заглушить ее скорбного пения. Везде она была моей единственною мечтой. Вот уже ветер разогнал облака. Прощайте! К закату солнца я буду далеко.

       Он пошел. Но его странное имя и грустный рассказ да запали в мои мысли, что несколько ночей, представляя странный характер этого человека, не мог я уснуть.

       — И никогда его больше не встречал?

       — И не слышал даже, чтобы кто-нибудь вспоминал про него.

       — Несчастливое создание! Будет льнут по всему миру и везде страдать. Почему же он не придет к Богу: покровительство Божеской воскрешает надежды. Господь успокоил бы его печаль.


Продолжение «Буря» http://www.proza.ru/2014/12/29/1288