Июльский день навсегда

                For 4erep-i-kosti, с любовью
    Кулик поджимал покрасневшие ножонки и подпрыгивал на месте, но православные полки Ягайлы неожиданно взбунтовались и наотрез отказались спешить к цветущему полю в излучине Дона, а разбили бивуак, моментально соорудили блиндажи в три наката и изрядно угостились портвейном. На этом бунт и закончился. И слава Богу. Жалея кулика, я по азимуту убыл в его распоряжение, но по пути утерял все ориентиры в виде триангуляционной водонапорной башни на склоне Копет-Дага и сбитого " Хейнкеля-222", выслал себя в передовой дозор на предмостное укрепление, но тут некстати вспомнил, что сегодня я - заяц, причем заяц доверчивый и добрый, частично плюшевый, но с цельноурановым стержнем внутри. Это меняло всё. В корне и на корню. " Может, записаться в фанаты " KORN ?" - прошебуршала потаенная мыслишка, взбаламутив близлежащие села, мысль эта ушла в молоко через зеленые яблоки сатанинского Древа познания лжи. " Недолет", - вздохнули дикие гуси и продолжили свой неспешный полет в преисподнюю. А я запрыгал дальше.
   В какой-то момент я заподозрил самого себя в предательстве интересов отряда кроличьих всего мира, приостановил бег по пересеченной местности и занялся самоанализом. Анализы были неутешительны : кал вонял, моча желтела глазом Сталина, а кровь так и не дождалась своего Нострадамуса, скисла в даноновский йогурт фадеевского " Разлива". Аккумуляторы были заряжены на полную, а это наиважнейшее условие выживания всех зайцев и волков и оборотней, вылезших из золотоносных дудок Мамина-Сибяряка, прорытых с вопиющими нарушениями уставов горных егерей Третьего Рейха. Недоумевая и поражаясь сомнениями в самоидентификации, я заглянул в пруд и с облегчением увидел задорную мордочку зайца, а вовсе не енота или койота." Неплохо, братан", - шепнул я себе и поскакал дальше, через Бежин луг, проплешинами пионерских костров раскинувшийся в истоме июльского вечера.
   Тут, на краю мира, я уткнулся в чьи-то сапоги. Задрал голову. Глянул, прищурясь. Урядник. Не найдя синего моря, чей шум положено было унять, он, видимо, огорчился до невозможности, перекрасил лампасы серебрянкой и вот теперь бродил по лугам и полям, ища повод тащить и не пущать. Я плюнул на его сапоги и отвернулся. Загремев медной кирасой, от натуги попердывая и кряхтя, урядник бросился за мелькнувшей в ковылях теткой, независимой и гордой, как и все они, обладатели именных чековых книжек " Бэнк оф Ньюарк", чьи ухватистые щупальца охватили мир в смертельных объятьях боа-конкистадора. Смешным было то, что атаманы урядника отоваривались там же, в тех же оффисах и небоскребах, что и независимые тетки. Я хихикнул несмело, а потом, как водится, не выдержал, чуть не обоссался со смеху. Но сдержался, умерил порывы к неконтролируемому мочеиспусканию и полез в нору за нырнувшей туда девчонкой, любопытной Алисой Лидделл.