Элиджа Браунинг

 
Я был среди множества людей и детей,
Танцующих у подножия горы.
Ветерок с востока подхватывал их, словно листья,
Увлекая  вверх по склонам... Всё изменялось.

Здесь были летающие фонари, и мистические луны, и мечта-музыка.
Облако обрушились на нас. Когда оно поднялось, всё изменилось.
Теперь я был среди множества людей, которые были парами.
Тогда фигура в мерцающей золотом, и один с трубой,
И один со скипетром стоял передо мной.

Они обманули меня и танцевали rigadoon и исчезли ....
Всё снова изменилось. В беседке маковой
Женщина обнажила грудь и подняла открытый рот к моему.
Я поцеловал её. Вкус её губ был как соль.

Она оставила кровь на моих губах. Я упал, изнурённый.
Я поднялся и двинулся вверх, но туман как от айсберга
Окутал мои шаги. Я замёрз и чувствовал боль.
Потом меня вновь озарило солнце,
И я увидел туманы подо мной, скрывающие всё, что ниже.

Тогда я, согнувшись над посохом, узнал
Свой силуэт на снегу. А надо мной
Был воздух без звуков, пронизанный ледяным конусом,
За которым висела одинокая звезда!
Дрожь восторга, дрожь страха
Пробежала по мне. Но я не мог вернуться к склонам -
Нет, я и не желал возвращаться.
Потому что истраченные волны симфонии свободы
Ласкались к эфирным скалам вокруг.
Поэтому я добрался до вершины.
Я отбросил посох.
Я коснулся звезды
Протянутой рукой.
И полностью исчез.
Ведь гора приводит к Бесконечной Истине
Того, кто коснется звезды!
*
 243. Elijah Browning

I was among multitudes of children
Dancing at the foot of a mountain.
A breeze blew out of the east and swept them as leaves,
Driving some up the slopes.... All was changed.

Here were flying lights, and mystic moons, and dream-music.          
A cloud fell upon us. When it lifted all was changed.
I was now amid multitudes who were wrangling.
Then a figure in shimmering gold, and one with a trumpet,
And one with a sceptre stood before me.

They mocked me and danced a rigadoon and vanished....  
All was changed again. Out of a bower of poppies
A woman bared her breasts and lifted her open mouth to mine.
I kissed her. The taste of her lips was like salt.

She left blood on my lips. I fell exhausted.
I arose and ascended higher, but a mist as from an iceberg  
Clouded my steps. I was cold and in pain.
Then the sun streamed on me again,
And I saw the mists below me hiding all below them.

And I, bent over my staff, knew myself
Silhouetted against the snow. And above me  
Was the soundless air, pierced by a cone of ice,
Over which hung a solitary star!
A shudder of ecstasy, a shudder of fear
Ran through me. But I could not return to the slopes—
Nay, I wished not to return.  
For the spent waves of the symphony of freedom
Lapped the ethereal cliffs about me.
Therefore I climbed to the pinnacle.
I flung away my staff.
I touched that star  
With my outstretched hand.
I vanished utterly.
For the mountain delivers to Infinite Truth
Whosoever touches the star!