Веселья МиГ

 В странном доме, тихо воняя в углу, лежа на грязном полу, я упорно зажмуривал глаза, дабы не видеть страшный сырой потолок. Получалось не очень. Но иногда грезилось синее небо с белоснежными лошадками с гордо восседающими на них четырьмя всадниками Апокалипсиса в красочном обрамлении термоядерных грибов и пустых бутылок от венгерского вермута. Увиденное вдохновляло на подвиг доблести и славы с именем святым на устах, я нашаривал в кармане заношенных джинсов засморканный носовой платок и путем нехитрых манипуляций создавал этюд в багровых тонах. Подниматься и искать черный карандаш было лень, поэтому пепел Клааса подходил как нельзя лучше. Красиво. Гавайская фуфаечка с короткими рукавами была явно излишней на этом триумфе воли, дневном факельном шествии суматошных мыслей в моей пустой голове, и легким движением фантазии я заменил ее чернорубашечником с пучком фасций в руке и дикой улыбкой на оскаленном лике боговдохновленного хомо сапиенс. Уже лучше.
   Маразм неизбежно перетекал в идиотизм, железобетонный, с гангренозными язвами обшарпанных стен, ржавыми трубами коммунальных квартир и бараками дворцов съездов, сверкающими готическими шпилями возносящих осанну и аллиллуйю живому богу. Миролюбивый закоулок подсознания приютил мой бездействующий разум, там было тихо и покойно. Хотелось повторять до оскомины священные заветы предков, такие, как " аки-паки" и " елы-палы", а что еще оставалось делать при родных сибирских морозах, не водку же пить, это уже неактуально при столь небывалом росте благосостояния и мутного великолепия. Заветы приводили к обетам, это уж как водится, а обеты веселым солнечным колесом уносили к сырым подвалам Брестской крепости и Новой Рейхсканцелярии. Уже не всего-то лучше, уже - шикарно.
   Паромы тонули, самолеты исчезали с экранов радаров, а я блаженно улыбался своему отражению в темном окне. Жаль, не было под рукой Бэрримора или хотя бы Дрю Бэрримор в михалковской шубе с плеча Охлобыстина и яркой свечой в трепетной деснице, каторжников же на болотах хватало и без того, но псы, обожравшись сосисками с кислой капустой, мирно почивали на лаврах прародительницы - Собаки Баскервилей, спаниэли же, пусть и коккер, не  годились ни к черту, прикормленные некогда вольные волки, при нехитрой поддержке птички Тари, потягивались под лучами восходящего Фобоса. Уже не просто шикарно, уже - ох...ельно.
   Ощущалась недостача, родимый мизер, точнее, искупительная ритуальная жертва, но по сценариям современных кумиров режиссуры, она могла быть только фарсовой и больше никакой, смешной и нелепой, чуждой всем и всему, колящей бычий глаз Декарта в вольном переводе Александра Невзорова. Тут мне снова стало смешно, я открыл глаза и увидел любящие глаза Мамы, в красном платке на седой голове, с рукой, поднятой к небу. Все повторялось снова и снова, вагончики катились, перроны оставались, Европа корчилась на штыках десантов финской кампании, и Родина устилала поля телами сыновей, чтобы день продержаться да час простоять немногим избранным у свиных корыт халявного пойла.