Аэропорт. Глава третья

      Это был удар, всем ударам удар! Он мгновенно насторожился. Домой он ещё как собирался! Впрочем, как именно, не знал, но собирался совершенно определённо!
  – Вот то-то и оно, – кивнула девушка, не оборачиваясь и он, наконец, разглядел в стекле отражение её глаз. Уж его-то, освещённого падающим из окна светом, она в тёмном зале видела вовсе превосходно.
  – Домой хотелось бы попасть, – дипломатично ответил он, глядя в отражённые глаза. Девушка улыбнулась и кивнула.
  – Я пошла, подожди меня тут, не уходи!

      Она умчалась, оставив его в одиночестве. Почувствовав в ногах  усталость, он присел на краешек дивана. Однако посидеть ему не удалось. Примчавшаяся обратно девушка потащила его за собой, нещадно поторапливая.
  – Что за спешка? – поинтересовался он, послушно перебирая ногами.
  – Давай, давай быстрее! – она буквально выпихивала его из аэропорта. –  Народ сейчас пройдёт, здание закроют, а мне ещё прятаться надо! Ты что, хочешь, чтобы я на ночь снаружи осталась?
  – Не хочу! – он перестал сопротивляться и послушно топал, куда тащат. На ходу она просвещала его в суть дела.
  – Там  Сашок за баранкой! На сегодня это последний рейс, народу больше не будет, квота на сегодня выбрана. Сиди тихо, на выезде проверять будут, делай, что Сашок скажет, понял?
  – Понял, – пробормотал он, – удачи тебе!
  – Спасибо! – она подскочила к кабине автобуса и перекинулась с водителем парой фраз, затем махнула рукой в сторону передней двери в салон. Водитель, бросив на него взгляд, потянул из-за сиденья ватник.
  – Положи на пол сзади, затихарись, пока не выедем. Я скажу, когда можно встать, понял?

      Кивнув, он подхватил фуфайку, и побежал в хвост автобуса. Лёжа на пахнущем гаражом ватнике, размышлял о неисповедимых путях высшего образования. Автобус притормозил, медленно проехал десяток метров и, набирая скорость, помчался по дороге. Когда машина сделала пару поворотов, водитель что-то крикнул. Приподнявшись под сиденьем, он превратился в слух.
  – Вылезай, партизан! – повторил водитель, глядя на него в зеркало заднего вида. – Фуфайку не забудь!

      Вернув водителю одёжку, он уселся в первый ряд и покосился на парня. Тот, почувствовав взгляд, поинтересовался:
  – Тебя где высадить-то? Нам в Город не положено заезжать, вообще-то говоря. Рейс последний, я а парк еду.
  – Тогда у поворота на магниевый высади, – вздохнул он, – я там «девятку» подожду.
  – Девятку? – удивился водитель, глянув на встроенные в приборную панель часы. – Долго же тебе ждать придётся!  Теперь только утренний придёт.

      Настроение упало совсем в никуда. Угрюмо прикинув варианты, пожал плечами:
  – Тогда высади, где хочешь, дальше пешком пойду.
  – Пешком, это хорошо! – задумчиво откликнулся водитель. – Давай тогда сделаем так.

      Он чертыхнулся, делая резкий зигзаг, выровнял автобус и, остановившись, выскочил из машины. Через минуту вернулся, злой и растрёпанный, завёл мотор и тронулся с места.
  – Придурки чёртовы, – буркнул он через некоторое время, – набросали всякой острой дряни на дорогу! Руки бы поотрывал!

      Проехав ещё несколько минут, спохватился и вернулся к прерванному разговору.
  – Извини, отвлёкся! Давай так сделаем. Я доеду до улицы Аксакова, оттуда ты уж ты как-нибудь двести метров пешочком до Дома учителя пройдёшь, а там сядешь на любой транспорт. А я развернусь, и по улице Швейников уеду в парк. Идёт?
  – Идёт, – согласился он, – я на такое даже и не рассчитывал.
  – А на что ты рассчитывал? – усмехнулся водитель. – Неужели всерьёз думал, что я тебя в лесу высажу?
  – Ну, – замялся он, – честно говоря, так и думал. Уж больно денёк выдался дурацкий.
  – Да уж, – вздохнул водитель, – совсем вы там у себя, в Городе, с ума посходили.
  – Не говори, – буркнул он, – скоро себя в зеркале узнавать перестанем.

      Водитель рассмеялся и дальше они ехали молча до самой площади перед Троллейбусным парком. Здесь водитель заложил крутой вираж, высадил его на обочине и скрылся в тёмном проулке в сторону притаившейся в старом парке Швейной фабрики. Ну и денёк, вздохнул он, провожая исчезающие вдали красные огоньки, а ведь ещё топать и топать!

      Утром он долго лежал в постели, глядя в белое нечто над головой. Перед внутренним взором кружились в хороводе смутно тревожные картины, перемежаясь с какими-то жуткими воспоминаниями, при намёке на которые сознание испуганно съёживалось и клубящееся тоскливо–ужасное нечто снова расплывалось в глубинах памяти. Одно он помнил точно и очень отчётливо. Во сне он видел Проводника. И видел именно в разрывах сумбурно–ужасающих обрывков воспоминаний. Да что она ко мне привязалась-то, недоумённо размышлял он, потихоньку сознавая, что глядит в белый потолок, по которому изредка проблёскивают узкие лучи солнечных зайчиков. Ну, провели в аэропорту день рядом, ну и что, перекинулись, дай Бог парой десятков реплик, ну, полусотней реплик, и что? Девчонка, как девчонка! Ну, симпатичная, кто спорит! Умная, шустрая, но и только! Чего она в моих снах делает? Он вспомнил её озабоченный взгляд, брошенный на оказавшийся последим автобус, её искренне заботливые слова: «Ты домой собираешься?»

      Он-то домой собрался и отлично добрался, а вот девушка там осталась. Он проводил взглядом очередного узкого и яркого солнечного зайца, проскочившего по потолку и мигом слетел с кровати. Что–что, а эти солнечные часы на потолке он прекрасно изучил за многие годы! Угол наклона зайчика, отразившегося от проехавшей под окном машины,  говорил о том, что он нагло и подло проспал! Попытался сосредоточиться, понял, что бесполезно, махнул рукой – семь бед, один ответ! – и пошёл звонить на работу. Сославшись на нездоровье, выслушал сердитые реплики, получил-таки подтверждение на отгул по состоянию здоровья и бросил трубку на рычаг старинного чёрного телефонного аппарата, пережившего не только Сталина, но и всех последующих правителей. Надо что-то делать, проснулся внутренний голос. Надо, согласился он, только что? Сначала до аэропорта надо добраться, рассудил голос, а там видно будет, что там и как. Может, изменилось чего. Может и изменилось, вздохнул он и побежал в ванную.

      Вчерашнее искреннее удивление девушки по поводу его реплики насчёт случайной ошибки автобусом он понял только тогда, когда не смог пробиться в третий подряд автобус. Народ, целеустремлённый и сосредоточенный, мрачно и молча оттирал его от двери автобуса и все попытки попасть вовнутрь заканчивались одинаково. Словно почуяв окончание посадки настоящих туристов, автобус бесцеремонно закрывал перед его носом двери и преспокойно уезжал, не обращая внимания на его крики и махание руками. Только теперь он заметил в руках пассажиров бело–голубые полоски бумаги, прекрасно видимые водителю через зеркало заднего вида. Где-то у них есть гнездо, мрачно подытожил внутренний голос, они там собираются, обучаются, получают эти полосатые бамашки и топают сюда на посадку. И что теперь делать, поинтересовался он, искать гнездо? Боюсь, там очередь страждущих будет от меня и до обеда. Следующего обеда, уточнил внутренний голос, это запросто. Давай-ка ещё раз попробуем пробиться.

      Попытка увенчалась ожидаемым неуспехом. Проводив глазами воняющий дешёвым бензином автобус, он отошёл в сторонку и без затей присел на край новенькой урны, ещё не загаженной проходящими мимо горожанами. Облом, подытожил внутренний голос, а ты заметил, народ-то не весь уезжает.  Это было верно. Когда выдалась более или менее свободная минутка, он смог безошибочно разделить толпу на две чётко различающиеся части. Первая часть уезжала, вторая часть провожала. Отъезжающие отличались невиданным доселе единением между собой и отрешённостью от окружающего мира. Мысленно они уже были «там». Оживлялись они, лишь заметив попытку пролезть без очереди, и действовали, опять же, слаженно и решительно.

      Как ему удалось давеча преспокойно попасть в автобус, гадал он. Чистой воды везение, и ничего более.  Ошибаешься, напомнил внутренний голос, было ещё кое-что! Ты не собирался ехать в аэропорт! Ты просто подошёл и сел. Может быть, вздохнул он, может быть! Сегодня вот не получается никак. Сегодня ты хочешь туда попасть, вот они и реагируют соответственно. Ладно, решил он, попробую ещё раз. Он огляделся и, воровато перескочив через низенькие, квадратно подстриженные кустики, быстро нарвал с газона недавно высаженных там цветов. Выскочив на тротуар, припрятал добычу в опущенной реке и стал ждать очередной рейс. Впереди медленно и как-то отрешённо расходились по сторонам провожавшие туристов люди. Они и в общей толпе выглядели по-разному, и теперь так же резко контрастировали и друг с другом, и с окружающими. Примечательными были их лица, чего там! Одни провожали с затаённой надеждой на счастье, как провожают студентов на сессию, другие расставались со своими, как у дверей больницы или вовсе у входа на  кладбище, где отъезжающие непременно должны были и остаться навсегда. Как бы то ни было, после отхода автобуса их неуловимо объединяло отрешённое одиночество. Они чувствовали, что никогда не увидят тех, кто даже не оглянулся, войдя в автобус. Вряд ли они все осознавали это, но чувствовали – безусловно, все!  Это и выделяло их среди толпы обтекающих со всех сторон праздных прохожих. Площадь с остановочным павильоном недолго была пустой.

      Как же называется конечная остановка на языке самих транспортников? Ведь знал же, знал! Он напряг память и вскоре вспомнил. Отстойник! Когда-то, услышав сей термин впервые, он сильно развеселился, но теперь как-то прочувствовал некий глубинный смысл в названии. Вот уж действительно, отстойник! Отстаиваются два несмешивающихся потока, те, кто остаётся и те, кто не остаётся. Отстойник постепенно наполнялся новыми персонажами. Пока они все бурлили и перемешивались совершенно хаотично, однако, по мере приближения рейса, о времени которого они, надо полагать, были осведомлены заранее, толпа начинала расслаиваться. Странное это было зрелище! Часть толпы, на глазах теряя интерес к окружающему, стремилась отстраниться от провожающих и потихоньку приближалась к краю тротуара. Часть толпы, числом несколько меньше, всё ещё цеплялась за иллюзию единства и общности с отъезжающими, и всё время норовила вновь сблизиться, что-то сказать, поцеловать в щёчку, погладить по руке, хлопнуть по плечу. Вся эта, на ходу расслаивающаяся масса странным людским водоворотом приближалась к знаку остановки автобуса, постепенно оставляя остающихся на дальнем от дороги крае. Вот появился вывернувшийся с улицы Пятилетки автобус, и толпа как-то мгновенно разделилась. Пока провожающие, замерев на мгновение, ещё что-то пытались придумать, сделать, сказать, забывшие обо всех и обо всём уезжающие разом, слитно и сплочённо накатились на распахнувшиеся двери автобуса. Какое там проскочить, растерянно подумал он, впервые наблюдая этот процесс со стороны, неужели я вчера преспокойно влился в этот монолит? Ноги, впрочем, ещё пытались предпринять последнюю попытку, вынесли его в обход толпы и он вклинился между спинами и нагретым боком автобуса. В конке-то концов, он не в Европу собрался, а всего лишь в аэропорт! Через несколько мгновений толпа единым движением выдавила его обратно, даже не обернувшись на попытку вторжения. Всё, подвёл итог внутренний голос, бери шинель, пошли домой! Бесполезно что-либо пытаться сделать! Бес–по–лез–но!

      Он вздохнул, не скрывая своего огорчения и, сориентировавшись, пошёл вокруг автобуса в сторону парка, сворачивая на привычную дорогу к дому. Обходя пышущий жаром плоский капот автобуса, откуда с урчанием вырывались волны горячего воздуха, он услышал хлопок двери кабины водителя и притормозил, заметив, что здоровенный парень, аккуратно захлопнув дверцу, остановился прямо напротив него, суёт в рот сигарету и хлопает себя по карманам  полосатой рубашки. Ну, извини, помочь не могу, некурящий я, подумал он и сделал шаг в сторону, обходя водителя. Через мгновение он узнал сначала эту рубашку, затем и этого парня: Сашок! Тот самый, что давеча привёз его из аэропорта! Вот уж действительно, на ловца и зверь бежит! Попробую уговорить его подвезти, решил он и затормозил снова. Сашок, поглядывая по сторонам как-то странно, нашёл, наконец, новенькую одноразовую зажигалку и  неумело прикурил, стараясь не вдыхать дым в лёгкие. Да он же не умеет курить! Чего, спрашивается, мучается? Парень, держа сигарету в поднятой руке, глянул на него исподлобья со странной смесью неуловимо отражающихся на лице эмоций. Так–так–так, кажется, меня ждёт семейная сцена, догадался он, будут бить, может быть, даже ногами? Ну, это мы ещё поглядим, он незаметно сменил опорную ногу и глянул в лицо неумелому курильщику.
  – Привет, – начал он первым, – ты же, вроде, не куришь?
  – Не курю, – хмуро подтвердил парень, покосившись на равномерно дымящуюся сигарету, – но выходить из кабины можно лишь на перекур, вот и приходится изображать.

      Он плюнул себе под ноги и снова глянул в упор.
  – Ты к Паше собрался? – спросил он утвердительно.
  – К какому ещё Паше? – растерялся он, заподозрив, что водитель голубой. – С чего ты взял?
  – А больше не к кому ехать! – пожал мощными плечами Сашок и уставился на него с лёгким удивлением. – Ты что, даже имени её не узнал?
  – У кого? – тупо спросил он, уже начиная догадываться.
 – У Паши, у кого же ещё, – парень скосил глаза вниз и поинтересовался, – ты это ей приготовил?
  – Странное имя, – пробормотал он, неловко пряча за спину предательски сверкающий яркими красками букетик, – а если к ней, то что?
  – Ничего! – тяжело выдохнул парень, – Только нечего тебе там делать. Нету Паши, понял? Умерла она! Понял?

      Каждое слово давалось ему с трудом, он еле сдерживался, но продолжал стоять совершенно неподвижно с каменным лицом. Ну да, ну да, нечего нам там делать, знакомая песня.
  – Понял, – вежливейшим тоном ответил он, – не хочешь, чтобы я ездил в аэропорт, так и скажи, я её тут дождусь, а придумывать небылицы нечего, такими вещами лучше не шутить. Как понял, перехожу на приём?

      Водитель долго–долго смотрел на него немигающим взглядом, который удалось выдержать ценой значительного напряжения душевных сил, молча развернулся и направился к кабине. Что-то было не так в классическом сценарии давным–давно известном всем, попавшим на разные углы классического треугольника. Да он же еле держится, ещё чуть-чуть и он просто–напросто сломается! Но, чёрт побери, не может же быть!...

      Он в два прыжка догнал уже открывающего дверцу водителя и тронул его за локоть, готовый, тем не менее, в любой миг отскочить с линии удара этим самым локтем назад с разворота. Водитель замер, не делая ни малейших попыток обернуться или что-либо предпринять.
  – Погоди, – пробормотал он, глядя ему в затылок, – что там, можешь толком сказать?
  – Ты что, глухой? – с усилием спросил водитель, не оборачиваясь, – Нету больше Паши, нету! Убили её, понял? Убили!
  – Погоди! – выдавил он, с величайшим трудом удерживаясь на грани срыва на нелепый крик, нелепую истерику. – Как убили, кто?
  – Не знаю, – после долгой паузы ответил парень и, наконец, чуть повернулся в его сторону, – ничего не знаю, но убил точно кто-то из этих!

      Он  судорожно дёрнул подбородком в сторону салона, заполняющегося предвкушающими встречу с вожделенной Европой пассажирами. Невольно глянув в ту же сторону, он потряс головой.
  – Где она, что-то уже выяснили? – он лихорадочно пытался найти лазейку в страшных словах водителя. – Может, ещё успеем в реанимацию, в больницу? Да не молчи ты!

      Водитель развернулся, и некоторое время молча вглядывался в его растерянное лицо. На долю секунды здоровенный, сильный парень дрогнул, лицо его поплыло, но тут же вновь закаменело, и он отвёл глаза в сторону. Через минуту, словно проговорив заранее все слова, начал рассказывать.
  – Я с утра вторым рейсом пришёл. Нет её. Через два рейса опять моя очередь подошла. Нет её нигде. Спрашиваю у таможни, говорят, она утром прошла. Через рейс встречаю девчонок с одного лайнера, которые ей сок и продукты приносили. Трясутся, ревут, руками машут. Нашли её, говорят. В зелёном коридоре нашли. С вывернутыми карманами. Кто, что, как – ничего не знают, но никаких шансов, убили её. Убили!
  – Но почему они? – он глянул в салон.
  – Зелёный коридор! – раздельно, по слогам произнёс парень, глядя на него с тоскливой безнадёжностью. – Это их коридор! Она кого-то провела туда, как обычно, а её...

      Голос парня пресёкся, он с трудом прокашлялся и продолжил:
  – В общем, убили её и ограбили.
  – Да что с неё брать? – с отчаянием спросил он, словно это могло что-то изменить и что-то вернуть. – Посадочный талон на обратный рейс?
  – Не знаю, – тяжело вымолвил парень, глядя куда-то вдаль, – может, думали, она все деньги с собой таскает в сумочке.
  – Паспорт у неё там, – автоматически откликнулся он.
  – Паспорт, – эхом откликнулся водитель, – деньги она через банкомат сразу на счёт переводила.
  – И что теперь? – с огромным трудом примиряясь со страшным известием, спросил он. – Похороны когда будут? И где?
  – Какие похороны? – сквозь стиснутые зубы проговорил водитель. – Это же Европа! Ни документов, ни денег, ни–че–го! Неопознанное… тело. Никаких зацепок и никаких претензий!
  – Но вернуть тело-то можно? – тупо спросил он, пытаясь поймать взгляд водителя.
  – Её уже кремировали! – парень, наконец-то перевёл на его полный затаённой боли взгляд. – Я ещё голову ломал, что с ней случилось, где она, а её уже кремировали! И даже пепел выдадут лишь тому, кто докажет, что имеет на это право! А как теперь докажешь, как?

      Он дёрнулся и с отвращением отбросил догоревший до пальцев окурок сигареты. Сказал, не глядя:
  – Пора мне, бывай! – он взялся за ручку двери.
  – Погоди, – снова остановил он водителя и протянул букетик жёлто–коричневых цветов, – положи их там... Ну, ты знаешь, где...

      Водитель недоумённо глянул на него, не спеша брать цветы. Криво усмехнувшись, он пожал плечами:
  – Кто, кроме тебя, мог передвинуть бочку с фикусом на край скамейки, чтобы Паша могла хотя бы присесть? Туда положи, ладно?

      Водитель перевёл взгляд на букетик, механически принял его, подпрыгнул, ловко приземлился на сиденье и аккуратно положил цветы за лобовое стекло. Сказал, глядя вперёд:
  – Сделаю, будь спок! – он резким движением захлопнул дверцу и буркнул, не глядя:
  – Бывай!

      Обогнув автобус, и вновь пройдя через раскалённый поток воздуха от перегретого мотора, он двинулся вперёд. Не замечая напиравшей в автобус толпы, он прошёл сквозь неё, как нож сквозь масло и люди, только что спаянные мечтой о Европе, на мгновение рассыпались в разрозненных растерянных горожан, поспешно отступающих, кто вправо, кто влево и вновь смыкаясь за его спиной, превращаясь в беспощадную к себе и другим стаю. Что-то больно ударило по щиколотке. Невидяще глянув вниз, он потратил несколько долгих секунд, чтобы понять – это рекламный щит, выставленный на тротуар. Яркими красками на щите выделялась стрелка и одно–единственное слово: «Европа». Он оглянулся по стрелке. От остановки неторопливо, старательно пропуская перед собой весь попутный транспорт, отчаливал автобус. У края тротуара стояла, начиная расползаться во все стороны, невеликая кучка провожающих. Европа, подумал он, Европа! С коротким, но сильным замахом его нога врезалась в щит, и тот полетел кувырком, бренча по асфальту растопыренными пластиковыми ножками. Проводив щит невидящим взглядом, он шагнул вперёд, не осознавая, куда и зачем идёт.
  – Откуда это мы такие идём? – раздался над ухом жизнерадостный голос, и чья-то сильная рука ловко поймала его за локоть. Перед ним, обступив с двух сторон, стояли двое патрульных. Через минуту, переводя взгляд с одного на другого, он это осознал и уставился на державшего его за локоть сержанта.
  – Очнулся! – удовлетворённо констатировал тот. – И откуда мы идём такие грозные?

      Его напарник, окинувший ничего не выражающим взором валяющийся посреди тротуара щит, цепко осмотрелся и тронул товарища за плечо:
  – Оставь его! – негромко произнёс он, указывая взглядом куда-то в сторону.

      Сержант бросил мимолётный взгляд в ту сторону и на мгновение задумался. Полюбопытствовав, он тоже повернул голову, но  не увидел ничего интересного. С остановки расходились потерянные провожающие, избегая смотреть друг на друга. Почувствовав резко ослабевшую хватку на локте, он попытался продолжить путь в никуда.
  – Документы предъявляем, – нейтральным тоном сообщил сержант.

      Зачем, отстранённо подумал он, механически вытягивая из кармана джинсов плотную бордовую книжечку. Бегло, но цепко просмотрев несколько страниц, сержант тем же нейтральным тоном поинтересовался:
  – Проживаем по месту прописки?
  – Да, – равнодушно сообщил он, терпеливо ожидая окончания совершенно ненужной и бесполезной процедуры.

      Патрульные переглянулись, напарник сделал пару шагов в сторону и наклонил голову к висевшему на плече брусочку рации. Через минуту он вернулся, молча кивнув сержанту.
  – Так, – подытожил тот, хлопнув себя по ладони паспортом, – сейчас машина подойдёт, Вас отвезут.
  – Куда? – равнодушно спросил он.
  – Как это куда? – впервые проявил какие-то эмоции сержант. – Домой!
  – Зачем? – он попытался сориентироваться, и ему это удалось. – Я сам дойду, тут рядом, через парк.
  – Через парк Вы пойдёте в другой раз, – официальным тоном сообщил сержант, и подтолкнул его к краю тротуара, где через мгновение мягко затормозила невзрачная пыльная легковушка с небрежно затонированными стёклами. Задняя дверь бесшумно открылась, и в полумраке показались лица двух экипированных по последней моде киборгов, заполнивших салон малолитражки практически без пустот. Встретившись взглядом с сержантом, киборги произвели ряд каких-то сложных движений, и возле раскрытой дверцы образовалось небольшое свободное пространство.
  – Голову берегите, – буркнул сержант, привычно нагибая его затылок вниз и одним толчком отправляя внутрь машины. Через мгновение патрульный аккуратно закрыл дверцу, и машина тут же тронулась с места, сразу влившись в поток транспорта. Притормозив у пешеходного перехода, машина, забитая до отказа молчаливыми киборгами, свернула направо и, после второго светофора, налево. Он равнодушно смотрел на проносящиеся мимо стволы деревьев и мелькающие чёрные полосы решётчатого забора Городского парка. Что-то мешало пальцам, и он глянул вниз. Прижатые к коленям руки сжимали книжечку паспорта. Автоматически спрятав паспорт, он поднял глаза, пытаясь посмотреть вперёд. В глаза непрошеным радостным пятном лезла спина яркого жёлтого жилета, наброшенного на спинку переднего сиденья. Было это настолько неуместным, что он  не выдержал и зажмурился, слушая непрерывно проносящийся в голове рефрен: «не успел, не успел, не успел!»

      Машину подбросило на некстати подвернувшемся ухабе и из-под сжатых век выскочили долго копившиеся в глазах слёзы. Дыхание пресеклось, и он судорожно вдохнул спёртый воздух крошечного переполненного  салона автомобиля. Снова тряхнуло. Он дёрнул головой, смахивая слёзы, и почувствовал неслабый тычок в плечо.
  – Ну, чего расселся? – голос был сварливый и злобный. От неожиданности он не сразу сообразил, что голос, во-первых, женский, во-вторых, доносится откуда-то сверху. Глюки начались, меланхолично подумал он, приплыли! Откуда в милицейской машине женский голос сверху, с крыши, что-ли? Снова ощутив неслабый толчок, он открыл глаза и глянул вверх, ожидая увидеть прямо над головой обитый тёмным материалом потолок кабины.

      Над ним возвышалась исходящая нешуточной злостью молодая, почти красивая женщина, одной рукой прижимая к груди небольшую дамскую сумочку,  а другой замахиваясь для нового удара. Потолок безо всякой материи обнаружился в полуметре над её головой.  Сбоку стояли плотной толпой люди, молча на него глазеющие. Он быстро огляделся. Никакой милицейской машины вокруг не обнаружилось, он сидел на боковом сиденье автобуса, как раз не слишком изящно вписавшегося в правый поворот на площадь Ленина.

      Спокойно, спокойно, подумал он, это всего лишь сон. Сейчас я проснусь, и  всё будет нормально! Я сижу в патрульной машине, справа жестяная дверь, слева бронированный сосед. Он закрыл глаза и приготовился ждать пробуждения. Оно наступило даже быстрее, чем он ожидал. Прилетевший сбоку удар был уже отнюдь нешуточным! Он осторожно открыл глаза и огляделся. Вокруг стояли люди, он сидел в автобусе, автобус набирал ход по проспекту Ленина, направляясь... А куда автобус, собственно, направляется? Глянув на руки пассажиров, он сразу углядел знакомые бело–голубые бумажки. Ага, мы едем в аэропорт! Как я сюда попал, потом разберёмся, главное – я еду в аэропорт! А зачем? Зачем мне туда ехать – сейчас?

      Сейчас! Он вздохнул и обратил-таки внимание на разъярённую фурию, уже заносившую кулак для нового удара. Глянул так, что она отшатнулась бы, но некуда. Вот такие, как ты, с холодной яростью подумал он, такие, как ты! Громадным усилием воли прервал мысль и заставил себя успокоиться. Ничего ты этим не изменишь! Спокойно, спокойно!
  – Чего уставился? – наконец справилась со страхом женщина и ринулась в атаку. – Расселся тут! Уступи место женщине!

      Он присмотрелся к её лицу, было в нём что-то неуловимо знакомое, хотя чур меня, чур от таких знакомых! Он оглядел её с ног до головы и зацепился взглядом за усеянные блестящими заклёпками сапожки, совершенно неуместные в такую погоду. Стоп–стоп–стоп! Он поднял глаза и тут же обнаружил рядом с дамой почти молодого человека, взирающего на него со стоическим спокойствием подкаблучника. Именно у этого парня он вчера спрашивал, куда едет автобус и именно рядом с ним запомнил эти дурацкие сапожки. Интересно, они что – вернулись??? И снова отправляются в Европу? Простите, а нафига такие сложности? Автобус набрал ход и припустил вдоль парка.
  – Я с кем разговариваю? – начала заводить себя женщина, и оглянулась, словно призывая в свидетели окружающих.

      Он тоже глянул по сторонам и сразу наткнулся на ещё одно знакомое лицо. Именно этот парень со злорадной усмешкой выпихивал его вчера из очереди. А вот тот непарный, прошёл в Европу с Проводником Пашей. Они что – все по второму разу в Европу едут? А что же вчера не срослось? Вчера? Вчера... Боясь поверить внезапно возникшему в мозгу простому и ясному ответу, он поднял руку с часами и нажал кнопочку. С лёгким писком часы мигнули дисплеем и сообщили, что сегодня как раз и есть вчерашний день! Ладно, послушно согласился он со столь простым объяснением, это вчерашний день, да? Ладно, пусть вчерашний, а как он очутился в автобусе из патрульной машины? А кто сказал, что из машины, откликнулся внутренний голос, ты просто задремал в автобусе и всё ещё едешь в аэропорт. Хороший был сон, да? А какие яркие краски, какой сюжет! Что хорошего-то, мысленно огрызнулся он, вон, забыл, чем кончилось! Ладно, ладно, успокоил его голос, не хандри! Это всего лишь дурацкий сон! Приедешь – сразу назад! Не будет же водитель тебя силком выпихивать – отвезёт, как  миленький, обратно! Вдруг сон в руку, и проторчишь потом весь день в пустом аэропорту, где никакого проводника, разумеется, не будет! Давай пока отлуп этой наглой рыжей морде! Рыжей, удивился он, она же блондинка, конченая блондинка! Анекдот забыл, да, ехидно поинтересовался голос, действуй, давай, не тормози!

      Он улыбнулся, и поднял глаза на разбушевавшуюся даму, рвущуюся в Европу.
  – Вы же в Европу собираетесь? – елейным голосом поинтересовался он. – А там толерантность и равноправие! Мужчинам запрещается уступать женщинам место и пропускать их вперёд, это оскорбление и унижение для любой европейской женщины! Так что привыкайте, привыкайте стоять на ногах, если мужчина сидит. Вы же этого хотели – европейских ценностей? Вот и получайте авансом!

      Он широко улыбнулся совершенно обалдевшей женщине и отвернулся к окну.
  – Да сделай же ты что-нибудь! – прошипели сзади.
  – Дорогая, – послышался осторожный мужской голос, – в Европе действительно равноправие...

      Слушать дальше было незачем, и он снова погрузился в воспоминания о столь потрясающе детальном сне. Кто бы мог подумать, что он способен снить самому себе такие восхитительно цветные сны! Вот только сюжет... Мда... Подкачал сюжет, ага! Продолжая переживать недавний нежданный сон, он пропустил поворот на аэропорт и спохватился лишь, когда автобус замедлил ход, проезжая контрольный пост в воротах. Ты смотри, вон и камеры стоят именно там, где я их во сне видел. Или кто-то подсматривал мой сон? Ха-ха, шутка юмора. Автобус плавно затормозил и с треском распахнул двери. Он глянул в сторону аэропорта, и ему тут же стало не до шуток. Через громадное оконное стекло на него испытующе смотрела Проводник Паша.




30.12.2014 г.
v2. 3.02.15
г. Березники