Бригадир. Часть вторая, глава тринадцатая

                Глава тринадцатая

   Через двое суток, после нападения на железнодорожную станцию, двигаясь вдоль железной дороги отряд Ашукова вышел к краю леса. Впереди простирались луга, среди которых протекала какая то река. Михаил поднёс к глазам бинокль и осмотрел горизонт. Но спасительного леса не просматривалось, одни луга да колхозные поля, на которых колосилась пшеница. Далеко справа виднелся железнодорожный мост и за ним высокая, вероятно фабричная труба. Наверняка там находился крупный населённый пункт. А невдалеке слева у опушки леса, паслось довольно крупное стадо коров. "Раз пасётся стадо, значит там есть и пастух", подумал Михаил. Вместе со своими бойцами он прошёл вдоль кромки леса. Отряд остановился как раз напротив стада коров и приставив к глазам бинокль, Михаил начал искать пастуха. Вскоре он его увидел. Под одинокой старой берёзой, прислонившись к ней спиной, дремал пожилой человек в старой соломенной шляпе. Через плечо у него висел длинный кнут, а рядом, положив голову на лапы, лежала лохматая дворняга.

   Минут десять Михаил осматривал местность и оценивал обстановку. Подозвав к себе Белова и посовещавшись они решили, что надо узнать у пастуха в какой местности они находятся и есть ли здесь немцы. Вместе с Соломоном Михаил пошёл к дремавшему пастуху. Лежавшая дворняга, увидев идущих людей, резво вскочила и отбежав в сторону метров на десять принялась громко тявкать, но даже лай собаки не разбудил пастуха. Он видимо недавно пообедал. Рядом лежала недопитая литровая бутыль молока, шмат сала, кусок ржаного хлеба, луковица и наполовину опорожнённая поллитровая бутылка самогона.

   - Отец! - затряс Михаил пастуха за плечо, но тот что то промычал, дыхнув сильным сивушным перегаром.

   Наконец после нескольких попыток привести его в чувство, старик открыл глаза. Увидев людей в красноармейской форме, он радостно воскликнул:

   - О-о-о, наши вернулись! Наконец-то!

   Минут двадцать пришлось полупьяному пастуху объяснять, что да как. Видимо хмель начал немного проходить и он всё понял.

   - И эх, растудыт твою так! А я то подумал, что наши вернулись! - горестно воскликнул дед Опанас, так он себя назвал.

   Дед Опанас рассказал, что протекающая впереди река - это Неман. За рекой находится районный центр Столбцы, который немцы захватили ещё 25 июня. До Минска отсюда по железной дороге будет 120 километров, а живёт дед в селе, которое находится в двух километрах отсюда на берегу Немана и немцев в селе нет. Все взрослые мужики перед приходом немцев ушли в лес, ушёл бы и дед Опанас, да вот года уже ни те. Как никак уже 72 годка стукнуло. Взглянув на небо Опанас сказал, что через час погонит стадо на дневную дойку, а сюда пришлёт своего внука Ваську. Он и проводит служивых к мужикам в лес.

   Четырнадцатилетний Васька, пока вёл красноармейцев по лесу более доходчиво, в отличие от своего полупьяного деда рассказал о сложившейся ситуации. Два дня назад немцы взяли Минск, в Столбцах находится небольшой немецкий гарнизон и что вчера к ним в село приезжал новый глава района, уроженец ихнего села Митька Горбач. Он всё допытывался, куда подевались все мужики и предупредил, в случае неповиновения новым властям все будут строго наказываться, вплоть до расстрела, согласно военного времени. В общем сволочью Митька оказался, совсем по-взрослому заключил Васька.

   Через час блужданий по лесу вышли на небольшую лесную поляну. Посредине поляны находилась древняя избушка сложенная из брёвен, которые позеленели и поросли мхом от старости. Небольшие окна избушки были затянуты плёнкой из бычьих пузырей. Вокруг самой избушки было поставлено несколько шалашей. Васька, попросив бойцов подождать его в близрастущих густых кустах, вышел на середину поляны. К нему сразу подошли несколько мужиков. Минуты две мальчишка им что то объяснял, а потом повернувшись в сторону кустов махнул рукой, мол, выходите сюда. Но даже в этом случае, соблюдая осторожность на поляну вышли Михаил с Беловым и двумя бойцами, остальные во главе со старшиной Дроздом остались стоять настороже в кустах.

   От группы мужиков отделился один с чёрными как смоль волосами мужчина сорока, сорока двух лет и представился:

   - Илларионов Владимир Петрович, агроном местного колхоза. Сейчас здесь в лесу за старшего.

   Михаил сказал, что он со своими бойцами идёт на воссоединение с нашими войсками и попросил рассказать, как безопаснее пройти дальше на восток. Окружившие его с Беловым десятка два мужиков наперебой рассказали, что ближайший лес на востоке начинается километров через десять. Через Неман их переправят на самодельном пароме, который находится на околице села. Основные колхозные угодья находятся на противоположном берегу и для переправы колхозники сделали паром в виде огромного плота, на котором можно было перевозить и людей, и технику, и собраный осенью урожай. Перетягивался паром с помощью натянутого между двумя берегами троса. Затем Илларионов вдруг спохватившись сказал, что вчера вечером к ним прибились ещё пара бедолаг, выходящих из окружения.

   - Кстати где они? - спросил он у одного из мужиков.

   - Да кажись вон в том крайнем шалаше отсыпаются. А что Петрович, позвать их?

   - Конечно позови.

   Через несколько минут к группе мужиков и красноармейцев, которые уже вышли из лесу подошли двое - один в форме старшины Красной Армии, а другой в форме рядового бойца. Старшина внимательно посмотрел на Михаила и вдруг воскликнул:

   - Вот это да, Ашуков! Вот так встреча!

   Михаил внимательно вглядевшись в худого и небритого старшину в свою очередь удивился, перед ним стоял начальник штаба полка подполковник Шевцов, а молоденький красноармеец оказался писарем штаба, призвавшимся в армию всего за два месяца до начала войны.

   - Я не понимаю, почему Вы в форме старшины? - спросил Ашуков.

   Стоявшие рядом красноармейцы из взвода Ашукова также признали в старшине начальника штаба полка и с недоумением загомонили. Видя такую реакцию, Шевцов сказал Михаилу, что потом попозже всё ему объяснит один на один.

   - Ну зачем один на один? Но раз Вы так настаиваете, хорошо. Владимир Петрович, где у вас можно пообщаться с этим старшиной? - спросил Михаил у старшего партизанского лагеря.

   - Да вот, заходите в это зимовьё и общайтесь. В нём кроме кроме охотников и заблудившихся грибников в последние годы никто не был.

   Ашуков пригласил с собой Белова и они втроём вошли в избушку-зимовьё. Внутри посредине избы стоял крепкий почерневший от времени дубовый стол. Вокруг стола стояли четыре таких же крепких дубовых лавки, а вдоль стен были сколочены нары. Ближе ко входу рядом с дверью стояла чугунная печка печка-буржуйка, принесённая кем то из прежних посетителей. Труба буржуйки выходила на улицу через одно из маленьких окошек.

   - Прямо как в сказке "Машенька и три медведя", - пробубнил Белов, садясь на одну из лавок.

  Разместившись на лавках Ашуков сказал, обращаясь к Шевцову:

   - Ну теперь рассказывайте.

   - Слушай, младший лейтенант, что за комедию ты разыгрываешь. Зачем пригласил этого старшего лейтенанта пограничника, которого я не знаю. Как никак я подполковник, начальник штаба полка, а значит и твой прямой начальник, согласно Устава Красной Армии.

   Здесь уже не выдержал Белов:

   - Пока мы видим перед собой старшину и согласно Устава Красной Армии, обращайтесь к старшему по званию на "вы" и также обязаны чётко отвечать на заданные Вам вопросы. Кстати, если Вы утверждаете, что являетесь подполковником Красной Армии, то предъявите Ваши документы.

   - Что-о!? - вскричал Шевцов, вскакивая со скамейки.

   - Да, предъявите Ваши документы старшина, - теперь уже Ашуков протянул руку.

   Шевцов сразу как то обмяк, вяло опустился на скамейку и достав из нагрудного кармана удостоверение передал его Ашукову. Михаил развернул удостоверение и медленно прочитал:

   - Старшина Загоруйко Иван Ефимович, - протягивая удостоверение Белову, добавил, - я знал старшину Загоруйко. Виделся с ним каждый день. Он у нас был начальником полковой столовой. А теперь рассказывайте, как эта форма и удостоверение оказались у Вас? - обращаясь к Шевцову спросил Ашуков.

   Шевцов начал рассказывать. С момента ухода полка из окопов и до момента, когда полк попал в засаду всё шло гладко. Да Михаил всё это и сам знал. А дальше началась путаница. Шевцов рассказал, что с началом стрельбы люди начали метаться. Многие полегли там на месте, но нескольким десяткам человек всё таки удалось уйти в лес, в их числе был и подполковник Шевцов. За ним увязался писарь штаба красноармеец Ефимов. На другой день в лесу они обнаружили раненого старшину Загоруйко, который умер у них на глазах. Ну а так как в лесу Шевцов сильно порвал свою гимнастёрку, почти оторван был правый рукав, то и пришлось временно надеть гимнастёрку старшины, так как тому она была уже не нужна. Документы погибшего Шевцов взял с собой, чтобы потом при выходе из окружения передать их нашим.

   - Ну хорошо, тогда как же сильно раненый человек, мог уйти так далеко от места расстрела полка? К тому же на гимнастёрке надетой на Вас, я не вижу следов от пуль, - спросил Михаил.

   Шевцов начал путанно рассказывать, что они с Ефимовым до утра просидели в кустах недалеко от места гибели полка, а Загоруйко был ранен в ногу и умер от большой потери крови. На вопрос, куда он девал свои документы, Шевцов выкрутился и здесь. Он сказал, что шальная пуля перебила ремешок его планшетки, а его документы как раз там и находились.

   - Юра, пригласи полуйста Дрозда, - попросил Белова Михаил.

   Когда вошёл Дрозд, Ашуков обращаясь к нему сказал:

   - Вася, этого старшину передаю тебе, под твою ответственность. И пусть сюда зайдёт этот штабной писаришка, - и уже обращаясь к Шевцову добавил: - Удостоверение Загоруйко побудет у меня, до выхода к нашим. Там Вы компетентным органам ещё раз всё и расскажите, сдайте свой пистолет.

   Даже сквозь небритые щёки стало заметно, как побледнел Шевцов. Дрозд развернул Шевцова к двери и подтолкнул в спину. Вскоре в избу вошёл писарь Ефимов и глядя на офицеров перепуганными глазами, доложил о своём прибытии.

   - Садись Ефимов, - мельком проглядев его документы сказал Ашуков. - Давай рассказывай, с того момента как полк попал под обстрел.

   Путаясь и запинаясь писарь начал говорить. Но, вдруг захлюпал носом и, размазывая слёзы по щекам начал повторять:

   - Он меня убьёт, он меня убьёт.

   - Ефимов, перестань сейчас же! Ты же красноармеец, мужик в конце концов, а не барышня в юбке! Говори всю правду и не бойся! - стукнув кулаком по столу, жёстским тоном приказал ему Ашуков.

   То, о чём рассказал писарь, сильно отличалось от рассказанного Шевцовым. Действительно, после начала стрельбы, Ефимов увязался за своим начальником штаба. Углубившись в лес километра на два, они оба, обессиленные ночным переходом и полученным стрессом от засады, устроенной немцами, отсыпались в лесных зарослях до утра следующих суток. Утром двинулись дальше. К обеду они вышли к лесной пасеке. На краю небольшой поляны стоял аккуратный домик пасечника. На самой поляне поросшей белыми ромашками вперемежку с клевером, стояли несколько десятков ульев. Здесь же паслись две козы и один бородатый козёл. Завидев людей, козёл поднял голову и недовольно заблеял, а от домика с громким лаем навстречу бросились две собаки, помесь лайки с дворнягой. На лай собак открылась дверь домика и на пороге появился хозяин, мужчина с длинными седыми волосами на голове и такой же седой аккуратно подстриженой бородкой. Увидев людей, он отогнал собак и пригласил их в дом. Каково же было удивление вшедших в дом, когда они увидели там начальника своей полковой столовой старшину Загоруйко. Он был ранен в левую ногу, но ранение было не опасным. Пуля навылет пробила икру левой ноги.

   Загоруйко рассказал, что группа красноармейцев из тридцати человек, которую возглавлял командир батальона капитан Соколов, вышла к пасеке вечером. Заночевав, сегодня рано утром группа отправилась дальше к укрепрайону, до которого по прямой оставалось километров тридцать. Старшине капитан Соколов в приказном порядке порекомендовал на сутки, двое остаться на прасеке для отдыха. Иначе из-за ранения старшины группа теряла темп движения. Так Загоруйко и остался с пасечником, который жил здесь отшельником уже пятнадцать лет. Теперь Загоруйко рад, что придётся идти не одному, а втроём.

   Пасечник оказался человеком радушным. Он накормил служивых вяленым кабаньим мясом, сырогм из козьего молока, а также выставил на стол трёхлитровую бутыль с мутной медовухой, а на десерт пчелиный мёд в сотах.

   Заночевав в доме пасечника, утром уже втроём двинулись вслед за группой капитана Соколова. Старшина Загоруйко шёл опираясь на палку, поэтому движение было медленным. Когда Солнце поднялось в зенит, они прошли всего не больше пяти
километров и остановились на привал. Привал длился недолго. Минут через пятнадцать Шевцов приказал Ефимову идти в густой ельник и ждать там, пока он сделает старшине перевязку. Так как Ефимов вырос в степной Астраханской области, то он немного боялся леса и уходить далеко не стал, а залёг невдалеке и стал наблюдать.

   То, что увидел Ефимов, его ошеломило. Шевцов рукоятью своего пистолета сильно ударил старшину в висок, а затем снял с безжизненного тела гимнастёрку и надел на себя, а свою на старшину. После переодевания Шевцов для верности полоснул Загоруйко ножом по горлу и не торопясь направился в сторону Ефимова. Бедный писарь от страха задом попятился в густой кустарник. Зайдя в ельник Шевцов начал звать Ефимова, но у того от страха пропал дар речи. Наконец после грубого мата со стороны начальника штаба, писарь, трясясь как осиновый лист, вышел из кустов. Шевцов спросил, что видел Ефимов, но тот просто замотал головой, что ничего не видел.

   - Ну вот и хорошо, что ничего не видел. Наш старшина умер от потери крови, теперь старшиной буду я, - сказал Шевцов.

   Они резко изменили маршрут движения. Шевцов сказал, что они будут выходить к Минску, который наверняка заняли немцы. Большевики всё просрали и придётся сотрудничать с новыми властями, так сказал уже бывший подполковник Красной Армии. Шевцов проинструктировал Ефимова что и как надо говорить, если выйдут к немцам, или не дай Бог нарвутся на красноармейские части. Но все предположения превзошла неожиданная встреча не просто с красноармейской частью, а со своими бывшими однополчанами.

   Ефимов горестно вздохнув, закончил свой рассказ словами:

   - Что теперь вы с нами будете делать?

   - С тобой? С тобой ничего. Что с тобой размазнёй таким будешь делать. А вот с твоим спутником будем разбираться. Сейчас выйдешь и скажешь Шевцову, что нам рассказал так, как он тебя инструктировал. Понял? И дальше, будешь находиться всегда рядом с ним и если он что либо задумает, немедленно доложишь мне. А теперь иди, - сказал Ашуков.

   Когда Ефимов ушёл Михаил спросил Белова:

   - Ну и что мы теперь Юра будем делать?

   - Да здесь и так всё понятно. Расстрелять эту сволочь и дело с концом.

   - Я с тобой согласен, но не при местных же жителях всё это делать. Я считаю, когда перейдём через Неман и войдём в лес, то там и устроим ему военный трибунал. Ефимов будет свидетелем. Всё сделаем по закону.

   На том и порешили. Выйдя из избушки наружу, Ашуков подошёл к Шевцову и сказал:

   - Ну что же, Ефимов подтвердил ваш рассказ.

   - Тогда может быть оружие мне вернёшь? - с облегчением спросил Шевцов.

   - Ну нет. Пистолет это табельное оружие строевого офицера, а не работника кухни, каковым Вы являетесь согласно Вашего удостоверения на сегодняшний день.

   С Илларионовым Ашуков обсудил план переправы на правый берег Немана и переход в лес. Договорилис, что эту ночь красноармейцы проведут здесь в лагере, а завтра с наступлением сумерек их переправят на другой берег реки. Илларионов пообещал выделить двух провожатых, которые проведут их к лесу кратчайшим путём, минуя населённые пункты по пути следования.

   На ночь мужики расположились в своих шалашах, а красноармейцы, немного отойдя в глубь леса, разожгли несколько костров, вокруг набросали еловых веток и выставив как обычно двух часовых расположились спать. Во второй половине ночи, за час до восхода Солнца в густых зарослях кустарника неожиданно хлопнул пистолетный выстрел. Все спавшие у костров красноармейцы мгновенно вскочили, хватаясь за свои винтовки. Из зарослей вышел старший лейтенант Белов. Правой рукой сжимавшей пистолет он прикрывал левое плечо, из которого тоненькой струйкой сочилась кровь.

   - Юра, в чём дело? - подскочил к нему Ашуков.

   - Да вот, сволочь прихлопнул, - сказал Белов. - А плечо пустяки, царапина. Только гимнастёрку мне испортил. За неделю до войны получил, совсем новая была, - сказал Белов, как будто всё дело было в гимнастёрке.

   Дальше он рассказал всё как было. В эту ночь Белову спалось плохо. Во сне он увидел свою жену с двумя маленькими сыновьями пяти и трёх лет. Они жили в Смоленске у его родителей и должны были приехать на заставу в начале июля в гости. На постоянное жительство, как хотела жена, белов ответил категорическим отказом, из-за неспокойной обстановки на границе. Окончательно проснувшись, он лежал на спине и смотрел в звёздное небо, проглядывавшее между верхушками деревьев, вспоминая свою семью. Вдруг сбоку отсебя он услышал какие то крадущиеся шаги. Осторожно повернув голову, в свете догорающего костра он увидел Шевцова, направляющегося в густые заросли. Почуяв недоброеЮ Белов расстегнул кобуру с пистолетом и осторожно, как может только следопыт-пограничник двинулся вслед за Шевцовым, держа в првой руке взведённый ТТ. В зарослях, подойдя почти вплотную к Шевцову, Белв спросил:

   - И куда это мы собрались?

   Шевцов резко обернулся и махнул правой рукой. Реакция Белова не подвела, он ушёл в сторону и нож метивший в горло царапнул по левому плечу. Одновременно Белов нажал на курок пистолета. Пуля попала прямо в лоб Шевцову.

   - Вот ивсё. - закончил Белов.

   Ашуков набросился на часовых, куда они смотрели. Да он же сказал, что идёт до "ветру", оправдывались те.

   - Перестань командир, они же ничего о Шевцове не знали, - заступился за часовых Белов.

   Подошедшим мужикам из партизанского лагеря сказали, что всё нормально, прихлопнули предателя.

   - Так, где этот чёртов писарь? - спросил Ашуков.

   - Да он всё дрыхнет у костра, никак не проснётся, - ответили ему.

   Писарь лежал на спине с перерезанным горлом. Его полуотрезанная голова лежала в луже крови.

   - Прости Ефимов, что я о тебе плохо подумал, - сказал Ашуков, доставая красноармейскую книжку из нагрудного кармана Ефимова. - И как я эту сволочь Шевцова не догадался сразу обыскать.

   Утром тело Шевцова зарыли в лесу и сверху закидали старыми листями и мхом. Тело Ефимова похоронили на краю поляны и поставили столбик с вырезанной пятиконечной звездой и прибили дощечку, где химическим карандашом было написано: "Здесь покоится красноармеец Ефимов Иван Прокопьевич, погибший от руки предателя. Родился 5 апреля 1922 года, погиб 1 июля 1941 года."

   Местные мужики пообещали, что будут за этой могилкой следить. Вечером взвод Ашукова был переправлен на правый берег Немана и к утру уже находился в следующем лесу. Началась вторая неделя скитаний взвода по лесам Белоруссии.