Не случившееся

Россия готовилась к вступлению в XXI век. По всей стране отслужили молебен о здравствовании императорской семьи и процветании Государства Российского. Москва заливалась малиновым колокольным звоном сорока сороков церквей, снимая с насиженных мест стаи воронья и разжиревших ленивых голубей.

Праздники несколько омрачила взбунтовавшаяся бановина Хорватия в дружественном Югославском королевстве. Неугомонная Британия опять попробовала было посеять смуту среди южных славян.

России пришлось помочь сербам навести в стране порядок, отправив на Балканы экспедиционный егерский корпус под командованием графа Растопчина, и казачий моторизованный полк атамана Стахова. Также в Адриатическое море были направлены авианосец Черноморского Императорского флота  «Князь Потёмкин», корабли сопровождения и десантный транспорт с двумя батальонами морской пехоты на борту.

Устроивших форменную истерику англичанам, уличённым русской контрразведкой в попытке дестабилизировать регион, вежливо намекнули на возможность пересмотра нейтралитета в споре Британской империи с Аргентиной о принадлежности Фолклендских островов, допуская отправку в район конфликта 1-й Арктической эскадры.

На возмущённую ноту протеста Турции о притеснении хорватов мусульман, Российский МИД, якобы от имени российских подрядчиков поинтересовался у Анкары о желании продолжать строительство третьей очереди АЭС в провинции Мерсин. Турки признали, что погорячились, отложив претензии в долгий ящик.
   
2-я и 3-я эскадры Арктического Императорского флота сдерживали аппетиты микадо на востоке. Тихоокеанская эскадра выполняла миротворческие функции в Аравийском море, поддерживая хрупкое перемирие между Индией и Пакистаном.

 Сводные эскадры Северного и Балтийского флотов, меняя друг друга со своих баз на северном побережье Венесуэлы, постоянно находились в Мексиканском заливе в качестве наблюдателей.
 
Мексика, окрепнув за последние семьдесят лет, не без помощи Российской империи, успешно восстанавливала историческую справедливость, возвращая аннексированный Соединёнными Американскими штатами в 1845 году Техас, и в качестве компенсации за моральный ущерб уже прибрала к рукам Калифорнию, обещав вернуть России, за негласную поддержку, Форт Росс.
 
В следующем году Российская империя на законных основаниях возвращала под свою руку Аляску. Заартачившихся, было, американцев разочаровали, объяснив, что их согласие на передачу территории под юрисдикцию России, в общем-то, не обязательно. Канада, не желая портить отношения с будущим соседом, благоразумно помалкивала.

В России, после революции 1905 года и позорно проигранной войны с Японией, был принят Манифест. Он даровал гражданские свободы на началах неприкосновенности  личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
 
Также был учрежден Парламент, состоящий из Государственного Совета и  Государственной Думы. Экстренно был решён аграрный вопрос.

Наряду с этим, по просьбе Д.Ф. Трепова, командира корпуса жандармов, товарища министра внутренних дел, заведовавшего всеми политическими делами империи, министр внутренних дел Булыгин А.Г. испросил для него высочайшей аудиенции.

Трепову удалось убедить Николая II запретить все социалистические партии, призывающие к свержению монархии, ужесточить к ним меры наказания. Прижать либералов так, чтобы без разрешения свыше, те пикнуть не смели, не то что микадо поздравительные телеграммы слать. С остальными провести разъяснительную работу.

К началу Мировой войны в стране остались партии в большинстве своём лояльные режиму. Борцы же с самодержавием либо скрывались в иммиграции, либо трудились «во глубине сибирских руд», в краткие моменты отдыха воздыхая о «рэволюции».

Антанта (военно-политический блок России, Англии и Франции), после победы в Мировой войне 1914 – 1918 гг., навсегда отбила у пруссаков даже латентные мечты о Великой Германии.

 Европа пребывала в мирной спячке, жирея от дешёвого русского хлеба, газа, переработанных нефтепродуктов и нескончаемого потока русских же туристов.

В поствоенное время Российская империя, модернизировав армию, прочно встала на позиции, которые занимала при Екатерине Великой, без разрешения которой, как говорили современники, «ни одна пушка не смела выстрелить в Европе».

К двадцатипятилетнему юбилею окончания Мировой войны Петрограду вернули его прежнее название, Санкт-Петербург.
 
На Поклонной горе в Первопрестольной, Великий князь Константин собственноручно заложил первый камень церкви Святого Георгия Победоносца, в честь победы над кайзеровской Германией.
 
За последние полвека Россия стала лидирующей мировой державой с «болонкой Европой» подмышкой, и относительно паритетными отношениями с набирающими силу ближневосточными государствами и странами Юго-Восточной Азии и дальнего Востока.
 
Экономическая и военная мощь Российской империи в обозримом будущем не давала ни шанса кому бы то ни было поменять мировой порядок на свой лад.
 
Вольноопределяющийся Александр Козинцев, участник Балканской компании и «вечный» студент Императорского Московского университета прибыл на  Брянский вокзал на суперскоростном экспрессе «Белград – Москва»  в конце  декабря.

Поймав такси, он попросил водителя немного покатать его по городу.

 Саша смотрел по сторонам в радостном умилении.

Народ готовился к встрече нового тысячелетия, закупал подарки близким и рождественские ёлки на ёлочных базарах.

Приказчики «Елисеевского» на Тверской без устали отпускали скоромные деликатесы не постящейся публике. Блюдущие же Филиппов пост, отоваривались постными продуктами.

Москва сверкала предпраздничной иллюминацией.

Нарядные улицы, наполненные хорошо одетыми, уверенными в себе и завтрашнем дне людьми, украшенные гирляндами, сверкающие окна Благородного собрания в Охотном ряду, огромная ёлка на Манежной площади, подсвеченные прожекторами башни Кремля, увенчанные двуглавыми орлами, дарили ощущение скорого праздника.

 Минут пятнадцать простояли в пробке. Из Кремля проследовал кортеж московского генерал-губернатора.

Как же он по всему этому соскучился!

Там, на Балканах, он видел сожжённые сёла, разрушенные города, толпы беженцев… А здесь совсем другая жизнь. Такая по-домашнему уютная патриархальная Москва. Не то, что столица.
 
Накатавшись, Саша, назвав адрес, поехал домой в Замоскворечье.
 
Семье его прадеда повезло, то есть поначалу так думалось.
 
Строительный бум, охвативший Москву в тридцатых годах, обеспокоил Архитектурный городской Совет.

 На Высочайшее имя было направлено прошение «О сохранении в неизменном виде исторического центра Москвы», за подписью членов Совета, Его Высокопреосвященства Владыки Московского, генерал-губернатора, Председателя московского дворянства и именитых горожан.
 
В Собственной Его Императорского Величества канцелярии рассмотрели прошение, и согласились с обоснованностью опасений Совета, изложенных в прошении.

Указом Его Императорского Величества от 30.11.35г. Было запрещено сносить, а также возводить общественные учреждения и частные дома в окружности трёх верст от Кремля без разрешения специально учреждённой Высокой комиссии при городской Управе «дабы сохранить в исторической неприкосновенности центр города».

Как следствие, цены на дома в «историческом кольце» выросли до небес, соответственно выросли налоги на землю и недвижимость. «Содержание собственных домов и построек в надлежащем виде возлагалось на владельцев оной недвижимости».
Прадед Саши, действительный статский советник в отставке, бремя это не потянул, и вынужден был продать двухэтажный каменный дом заводчику Свистунову, оставив за собой гостевой флигель и малую часть сада.

В этот-то флигель, ставший его «родовым гнездом» и направлялся Александр Козинцев, где его дожидались маменька и сёстры.

У ажурной кованой калитки, в кованой же ограде, ведущей к флигелю, он встретил дворника Буранбая, отца Мурата, Сашиного дружка, с которым они в детстве совершали набеги на окрестные сады.

- Здравия желаю, дядя Буранбай! – поприветствовал  Козинцев татарина, дурашливо вытянувшись во фрунт, и отдавая честь.

Дворник прищурился, узнавая, потом смешно залопотал:

- Сашка! Шайтан. Верунулся. Совсем батыр стал! – он уважительно прикоснулся к унтер-офицерскому погону с трехцветным бело-желто-чёрным кантом.

- Как Мурат?

- В медресе поступил, говорит, не хочу, как ты всю жизнь метлой махать, - Буранбай неодобрительно покачал головой, поцокал языком, - куда мир катитаса? Совисем дети работу отцов уважать перестали.

- Не переживайте, дядя Буранбай, зато Муратка вас по утрам с минарета ором будить  станет, - Саша легонько хлопнув татарина по плечу, вошёл в калитку, - и обернувшись на ходу, - привет ему передавайте, если сам не увижу.

В окнах флигеля тепло горел свет. Из трубы в безветренное небо вился лёгкий дымок. Козинцев, как наяву увидел матушку, в оренбургской шали на плечах, уютно устроившуюся в прадедовском кресле у камина с томиком Ахматовой, или Зинаиды Гиппиус.

 Сёстры, наверное, накрывают в столовой к ужину.

Сердце  не больно защемило в нетерпении встречи с родными.

Обив снег с высоких армейских ботинок, Саша поднялся на крыльцо.

Дверь открыла младшая сестра Маша. Взвизгнув, она с порога повисла у него на шее, подогнув колени. На шум вышла Вера, средняя сестра, по бабьи ойкнула, и тоже бросилась обниматься.

Козинцев поднял взгляд от сестёр, и увидел стоящую в дверях гостинной мать. Она была такой, какой он «видел» её двумя минутами ранее, в шали, накинутой на плечи, с заложенной пальцем книгой в руке.

Саша, мягко высвободившись из объятий сестёр, шагнул ей навстречу…

Потом девушки, болтая безумолку, стали стягивать с него куртку, и замерли, увидев у брата на груди «Георгия».

Новый 2001 год они встречали в семейном кругу, накрыв праздничный стол в гостиной.

Мигала разноцветными огнями нарядная ёлка, весело потрескивали дрова в камине. На огромном, в пол стены экране телевизора калейдоскопом сменялись виды праздничных убранств городов империи. Объявили о ежегодном предновогоднем обращении императора к народу.

Император во фрачной паре, с перекинутой через правое плечо Андреевской лентой, говорил о достижениях страны в уходящем году, планах на год грядущий. По окончании обращения, он поздравил народы Российской империи с Новым годом и новым тысячелетием.

На экране появилось изображение часов на колокольне Петропавловского собора. Пошёл отсчёт последних мгновений двадцатого века.

При начальных словах гимна «Боже царя храни…», все поднялись.

Александр ловко, не пролив ни капли, открыл шампанское, громко выстелив пробкой, разлил напиток по бокалам.

Сёстры начали расспрашивать о Сербии, об «этих ужасных» хорватах, но он на правах главы семьи остудил их любопытство:

- Вера, Маша! Право слово, это не тема для праздничного застолья! А вот сувениры из Сербии я вам привёз.

Саша поднялся в свою комнату, высыпал из армейского баула немудрёный солдатский скарб, взял картонную коробочку, и прихватив продолговатую бутылку, спустился в гостиную.

Девочкам он подарил по «магнитику» в виде золотой монеты с изображением императора Константина, а матушке образок  святой Елены Сербской.

- А вот это настоящая сербская ракия «Сливовица», - Козинцев кивнул на принесённую бутылку.
 
Он принёс из столовой рюмки, и разлил ракию. Маме и сёстрам по половинке, себе полную.
 
Матушка отказалась, попыталась отговорить девочек, но те сочли необходимостью выпить за братьев сербов их национального напитка.

- Выдохните сначала, - проинструктировал Александр.

Сёстры послушно выдохнули, глотнули…  Наперебой закашлялись, роняя слёзы.
Мать с сыном, глядя на них, рассмеялись.

- Надеюсь, ты не отправишься волонтёром в Мексику, и не привезёшь оттуда их ужасную текилу? – не то шутя, не то серьёзно спросила она.

- Нет, мама. Я больше никуда не поеду. Навоевался, - ответил Саша на не заданный напрямую вопрос.

- Вот, и слава Богу! – мать мелко перекрестилась.

Сёстры, захмелели от пятидесятиградусной ракии, и щебетали не переставая.

- Козинцев, разомлев, от тепла и уюта родного дома, слушал их в пол уха.

- Ну и что, что граф. Наш род тоже не последний. Зато наш Сашка герой! А эта Варя… , - мать с Верой не успели вовремя остановить пылающую праведным гневом Машу.

Произнесённое вслух имя, которое он выжигал из памяти войной, зазубренным лезвием полоснуло по сердцу.

Александр вздрогнул, суетливо, до краёв  наполнил бокал из под шампанского ракией, большими глотками выпил его до дна. Маша испуганно прикрыла рот ладошкой.

- Пойду, покурю… - хрипло сказал он, и ни на кого не глядя вышел из-за стола.

Варя. Он думал, что сумел забыть её. Не получилось. Они были знакомы с детства.

Варя Свистунова жила в бывшем прадедовом доме. С ней и Мураткой он играл в прятки в саду, встречал её из гимназии. Она тогда ещё задирала нос перед одноклассницами,- её встречает мальчик из старших классов. Потом университет. Когда он после второго курса взял отпуск, уехал с экспедицией в Арктику, и потом вернулся, Варя училась уже на третьем курсе в этом же университете.

Александр думал, что она отвечает ему взаимностью, но тут появился этот графчонок, и его, Сашина жизнь,как ему тогда казалось, потеряла всякий смысл. Он глупо разругался с Варей, и уехал вольноопределяющимся в Сербию, в которой началась гражданская война, в надежде забыть её. Он не искал смерти, ещё чего! Двадцатый век на дворе. Просто нужно было всё обдумать, привыкнуть обходиться без неё...

Козинцев бросил недокуренную сигарету в снег, и понемногу успокаиваясь, подумал: «Ну, что ж… Не случилось, так не случилось. Надо как-то научиться жить с тем, что есть. А есть не так уж и мало…».