Книга третья - глава третья
1
Я только мог лишь мечтать о таком чуде:
Чтобы мою жизнь, моё душевное одиночество посетила ОНА – и вырвала меня из него... И в тот час, лишь только взглянув на меня, и мокрой ладонью дотронувшись до меня, лицо моё освежила живой влагой – и всю тоску, которую оно физически во всех чертах выражало, как фея сняла...
И чтобы так, рука в руке, нам вместе легче и приятней было сотворить то, чего никогда не сделал бы один...
И – подхватываемое от НАС и другими – оно вечно вторило бы нашей любви!..
Живое Солнце Мира (сказывает Свой Сказ): ...И тогда «счастливый клинок» – из известной песни – не укокошит, но Страстью-Стрелою сделается, сердце лучами пронзающей да от сердца загорающейся!..
А «перья на шляпах» – это те, которыми сами птицы нас одарят; шляпа, как снимешь её, кланяясь пред Лебедем-Птицей, – готова сама от восхищения подпрыгнуть – да в голубку («Сим, салабим, ахалай, махалай!») превратиться!..
А «потёртое седло» – мигом обратится в нечто, что уж нынче да не заскрипит: но в чём ты будешь держаться крепко-крепко, устремлённый на всём скаку жизни – к солнцу в зените!..
__________
...Но сейчас я по квартире хожу-брожу, туда-сюда, как раскачивающийся маятник часов, вот-вот готовых взорваться и рассыпать горящими осколками мертвотекущее время, бесконечное время... Однако эти стены молчуны, эти две сообщавшиеся через дверь комнаты, облицованные кафелем ванная и кухня, с закипающим на плите чайником свистуном – они никогда не забудут, как понятно говорило со мною чудодейственное телеокно в мир. В телеокне для меня достаточно было услышать одно только имя, в устах д’Артаньяна: «К О Н С Т А-А-А-Н Ц И-И-И-Я-А-А!!!..» – душа которой, уже отлетевшая, возносилась всё выше...
2
Александр Геннадиевич, возможно, мою Мечту считал слишком заоблачной, чтобы в ней не было и намёка на фанатизм. Раз я прямо его спросил: поддерживает ли он меня в этом? Он ответил – да... Но если бы он ответил «нет», нашим встречам пришёл бы конец. А ещё мои устремления – для доктора единственная зацепка: кроме них, ничем иным я ни с кем не делился; а он надеялся познакомить меня с людьми, с которыми мне было бы чем поделиться; не важно, найду ли в этом поддержку: у меня – своя цель, у доктора – своя. Моё горение в нём не отзывалось настолько, чтобы у меня камень с души упал... Молодое безысходно варилось в собственном соку...
Н (мне): Но если тебе – всему «твоему» – говорит «да» не просто врач, а близкий человек, чем это не повод для надежды?..
Я пойму слишком поздно, как ошибался: доктор – не без моей помощи – но проговорится... Чем похоронит своё единственное «да»...
Голос моего Неизвестного Друга: Бывают навязчивые идеи. Но не бывает навязчивых ПОТРЕБНОСТЕЙ! А ты, в движении к цели, – хочешь быть доступен, как ребёнок!..
Я: Несколько раз Александр Геннадиевич меня приводил туда, где я, увы, Жажды единственной не утолял – сполна, и где не мог – уж если и быть собою, то до конца...
Голос моего Неизвестного Друга: Чтобы такую потребность понять, этим надо «заболеть»: чтобы, интимного не увидев воочию, ПОЧУВСТВОВАТЬ... но почувствовать так, как если бы УВИДЕТЬ – воочию!..
__________
А белые чайки у самого берега, расправив крылья, грациозно, по-лебединому восседали на волнах, и их с рук всё кормили, кормили... И я это видел – в январе, на Большом Фонтане, на шестнадцатой станции, на шестнадцатом году моей жизни...
...Как же? – уже в феврале: то хмуром, снежном, то морозно-ясном, – как же я начал писать всё, чему предстояло, с годами, разрастись и излиться песнью-исповедью (на этой главе ещё далеко не законченной)?
А – так же, как я был тогда под впечатлением от фильма-сказки «Не покидай...». Где, в самом конце, смертельно раненная Марселла услышала от доброго ПатрИка добрую песню:
Она надеждою зовётся,
И верить хочется,
Так верить хочется,
Что эта нить не оборвётся
И жизнь не кончится,
Не кончится [53]! –
услышала – и поняла: она, девушка, ценой своей жизни спасла Голубую Розу, чей аромат больше никому не даст солгать!..
53 Леонид Дербенёв.
Свидетельство о публикации №214123100266