Книга третья - глава пятая

                Глава пятая

       Нищие и богачи, люди известные и безвестные (жители бывшего СССР конца двадцатого века, – голосят наперебой): ...В нас стреляют бандиты... режут нас ночью и даже среди бела дня!.. Пока ты Вечной Юностью хочешь омолодить мир... а мир как раньше шёл, так и продолжает идти своим путём... у нас, в бывшем СССР, от страстей-напастей «лихих 90-х» спасу нет!..
       Голос жителя бывшего СССР (доносящийся уже из века двадцать первого): ...И ещё – замечу! – будущих «лихих» 2000-х, и ещё – «лихих» 2000-таких-то!..

                Россия, СВЯЩЕННАЯ наша держава, –

это когда... благополучно минуя стихи про дядю Стёпу, остроумную басню «Ералаш», другие неплохие сочинения Сергея Михалкова – детского поэта, тот же Михалков – гимнописец – пройдётся железным сапогом по родному языку, как следующий после Ельцина президент – по родной стране!..               
                __________

       Это было в промежутке между средой, когда я видел фильм «Мери Поппинс, до свидания!», и субботой, когда меня навестил Джон Осипович, – а именно, в четверг. В этот день у Александра Геннадиевича и других сотрудников «Агентства социально-психологической помощи молодёжи» должны были брать интервью на местном радио. Молодой доктор приглашал и меня к ним ко всем присоединиться: так как я хотел донести «своё» до других, почему бы не воспользоваться такой уникальной возможностью? Но я хоть и согласился с ним пойти на радиозапись, да не сразу. Смутно, смутно было на душе. Я думал: кто-то, потом – когда записанное будут транслировать по радио – меня услышит, быть может, даже подивится… и – забудет через минуту… Да и что я скажу берущим интервью? Прочту стихи – мои стихи на «мою» тему. Об этом расскажу, это – пропою... А дальше? Мол, как кто-то умеет читать между строк, так и вы, дорогие радиослушатели: услышьте со звуками мелодий не только то, что, собственно, звучит, но и этот Зов, из глубины души порывающийся, чтобы на него откликнуться – и уж больше от него не уйти никуда, никогда?..
       В конце концов, Александр Геннадиевич мне позвонил, и я, после недолгих колебаний, наконец решился: пойду! Через полчаса доктор пришёл за мной. 
       Запись на радио должна была состояться в старом одноэтажном здании на Троицкой – бывшем Дворце пионеров (ныне он звался центром детско-юношеского творчества «Самоцвет»; поменялось только название, а не само назначение этого заведения). Там когда-то – очень мало – я ещё ребёнком посещал уроки живописи в изостудии, а рядом находилась школа №52, где я учился – тоже пока её не бросил. 
       Все, кто пришли на радиозапись (все, кроме меня и Алёши – который, несмотря на церебральный паралич, уже не хандрил, не падал духом, а даже стал одним из членов какого-то клуба), были волонтёрами «Агентства социально-психологической помощи молодёжи», возглавляемого моим доктором. Мы собрались в небольшой комнате. Наконец, сюда вошла молоденькая девушка – худощавая, темноволосая, в маленьких круглых очках. Поприветствовала нас, а мы её; села на стул поближе к свету, у окна, мы же сидя расположились вокруг неё, затем вынула из сумочки уже заранее приготовленный диктофон.
       Итак, радиозапись началась. Мы представились, затем стали говорить по очереди.
       Первым заговорил Александр Геннадиевич: об «Агентстве», о том, какую помощь оно оказывает молодым людям, подросткам, в разных жизненных перипетиях. «Причём, – добавил доктор, это особенно подчеркнув своим доверительно-спокойным голосом, – «Агентство» делает это абсолютно конфиденциально». 
       – У кого-то, – говорил он, – непростые отношения с родными. Например, с пьющими отцом или матерью, или даже в семье, внешне вроде бы вполне благополучной, обеспеченной (хотя таких семей в бывшем Союзе не так уж много). Кому-то из родителей попросту нет дела до детей. Кто-то, наоборот, своими заботами их слишком допекает, во всём контролирует. Знает об их жизни почти всё – кроме того, что у них на душе. Дети, подростки – они тогда или замыкаются в себе, или начинают бунтовать; от родителей отдаляются... не ночуют дома…
       У каждого из них, – печально продолжал доктор, – своя судьба… У кого-то нет ни кола ни двора; чаще всего – это значит, что никто из родных, таких же нищих, как они сами, дома их не ждёт... Ребята кочуют по подвалам и чердакам. Проводят ночи на вокзалах, в других местах, отнюдь не безлюдных, но где – увы! – не всякий на тебя, беспризорного, обратит внимание как человек на человека: на того, кто нуждается в помощи, в тёплом слове; хотя бы в детский дом тебя отвели, если сами приютить не могут… Так, можешь оказаться лицом к лицу с агрессивными подростками из подворотни, готовыми пойти даже на грабёж и убийство, а то и сам станешь одним из них…
       В общем, тема разговора была невесёлая... Да! ветер перемен – не тех, из песни, а тех, политглобальных, требующих жертв, – озлобляет чьи-то сердца... У молодёжи возникает желание во что-то «уйти» – удариться с головой – или, выражаясь её языком, «оторваться». Особенно этой бурной разрядке способствует определённо для неё созданная музыка. – Такая – с демонстративным вызовом, криком вместо пения, с громоподобными металлическими раскатами – убивает живую клетку... («Молодость выплёскивает не то, – думал я, пока другие говорили, – что так юно и свежо может и вливаться в тебя, и проливаться – из тебя!..») Хоть трясись неистово земля под тобой да вместе с тобой!.. – «Гады!» чуть не сорвалось с языка Александра Геннадиевича, – то же, беспросветное, в этот миг появилось и в глазах остальных...
       Волонтёры «Агентства» говорили и о том, как в бывшем Союзе дети и подростки в нынешние времена стали сами работать и зарабатывать. Бедность, нищета – подтолкнули их к тому. Даже для меня не было секретом, как они за деньги предлагают припарковавшимся водителям протереть стёкла автомобилей или, если нужно, машины полностью помыть, почистить, чтоб сверкали, как новенькие. Раньше дети проводили лето в пионерских лагерях – купались и загорали, в кружках художественной самодеятельности участвовали, зорьку трубили. А если старшеклассники летом, бывало, трудились в колхозах и совхозах, так потому, что их туда посылали: при советских порядках инициатива диктовалась сверху. Теперь же, вместо пионерских лагерей – вообще КАНИКУЛ – для иных ребят школьные будни сменились буднями рабочими в прямом смысле слова. Теперь – каждый держись за себя!
       Словом – всё, с чем приходят в «Агентство» они, молодое поколение. Те, кому посчастливилось узнать, что есть такие неравнодушные люди – психотерапевты. К ним можно обратиться за советом, за душевной поддержкой. Они, люди опытные в своём деле, может, чем-нибудь помогут: посоветуют, как отвести беду, если беда назревает; а если беда пришла – попытаются с тобой найти ответ на мучительный вопрос, как жить дальше. 
       – «Агентство социально-психологической помощи молодёжи», – сказал Александр Геннадиевич, – не коммерческое учреждение. Ввиду того, что далеко не все, кто к нам обращается, платёжеспособны.
       Последнее – не секрет для наших людей, знающих нашу жизнь.
       На вопрос корреспондентки:
       – На что же вы живёте? – Александр Геннадиевич подробно перечислил имена людей, которые их спонсируют и этим поощряют их полезное бескорыстное дело. (Впрочем, нетрудно было догадаться: в бывшем Союзе и в этом случае одним волонтёрством не проживёшь; каждый из них трудился на двух – трёх работах, худо-бедно их кормивших.)
       Также Александр Геннадиевич, – прежде чем дошла очередь и до меня, – упомянул обо мне как об одном из подростков, которого тоже они, психологи, не обошли стороной. Например, незадолго до нашего интервью, у меня – не без помощи людей из «Агентства» – появился маленький сборничек (к этому мы ещё вернёмся) со стихами и прозой. О чём стихи и проза – в интервью уже скажу я сам.    
       Настал и мой черёд.
       ...Когда я заговорил о СВОЁМ, – прежнего волнения как не бывало! (Не по поводу моего первого в жизни выступления на радио: я ещё мысленно не отошёл от фильма про Мери Поппинс...) Кроме уже известного читателю было ли что мне добавить сейчас, в эту минуту?
       Было!
       Я прочёл четверостишие, сочинённое ещё вчера вечером, и тоже не без «участия» того фильма: 

                Ах, тайна Вечной Юности!
                Ты – в ней, ты – в ней самой!
                Да будет Юность Сказкою –
                И доброй, и живой.

       Говорил я недолго. Но мои слова, а также прочитанные стихи – для девушки-корреспондентки – наверное, стали неожиданностью; ещё бОльшим сюрпризом сделалось последовавшее за этим: я, в продолжение своей Вечной Темы… её напел!.. – Эта милая мелодия – из тех нескольких, что красиво слиты в одну, – по телевизору игралась в заставке к диснеевским мультикам, и которая, словно достигая вершины романтического восхождения, заканчивалась мотивом диснеевской «Русалочки», с её (в отличие от сказки Андерсена) счастливым концом...
                __________

       Голос моего Неизвестного Друга: Увы и ах: не все незапланированные сюрпризы подходят к заранее готовым темам, расписаниям и схемам, чтобы не оказаться за бортом корабля, строго следующего намеченному маршруту – по пути ли кораблю с Русалочкой или нет. Неделю спустя, слушая с родными эту радиозапись, ты мог только пожалеть, что – хотя конец интервью и был за тобой – именно того, музыкального, заключительного аккорда так и не услышал...