Где начинается реальность?

«Ключ к безумию человека сокрыт в его страхах». (с)

Звонкая трель дверного звонка разрывает идеальную тишину, которой я ещё минуту назад влюблённо наслаждался. Неохотно поднявшись с дивана, волочусь заплетающимися ногами в маленький коридор, что служит неким распутьем, ведущим в совмещённый санузел, кухню, гостиную и непосредственно сам подъездный коридор. Распахнув дверь, даже не позаботившись произнесением заурядной фразы «кто там?» и предварительно не посмотрев в глазок, вижу своих старых знакомых, точнее, знакомых моих родителей, что сейчас празднуют в соседнем подъезде день рождения племянницы. 

— Присмотри, пожалуйста, за нашим ребёнком. — Женщина протягивает мне свёрток с полугодовалым малышом. Я немного растерялся, не зная, как отказать, ведь для меня это слишком большая ответственность. Но в итоге, не найдя подходящего оправдания, несколько робко беру кроху в свои руки. — Ты же всё равно из дома носа не показываешь. Нет чтобы пойти, как и все, посидеть за столом, пообщаться с родственниками. — Посчитав своё обращение ко мне законченным, статная блондинка, по совместительству «невероятно-заботливая» мамочка, поворачивается ко мне спиной и направляется вниз по лестнице под ручку со своим спутником, продолжая возмущаться моим поведением, на этот раз обращаясь к нему. — Это ж надо было такого дебила воспитать. У него нет ни друзей, ни подружки, и вообще он какой-то ненормальный. Даже не поздоровался...

 Я закрыл дверь, не желая и дальше слушать её глупые речи, рождённые ограниченными взглядами. Такими людьми кишит этот мир, обращать на каждого внимание – нервов не хватит. Как только положил ребёнка на диван, я был «обрадован» ещё одним звонком в дверь. Пришли очередные родственники, что сочли нужным оставить на меня своего отпрыска. А за ними и ещё одни. В конечно счёте я был окружён пятью маленькими детьми, что сладко спали, несмотря на перемещение. Разморённый  этой картиной, я и сам решил лечь прикорнуть на краешке дивана.

Сквозь сон услышал тихий детский голос, что пытался меня разбудить, не перебудив при этом других детей. Я сонно поднял голову, приоткрыв глаза. Всё тело затекло от неудобной позы. Сколько проспал? Час-два? Однако на улице совсем стемнело, и в комнате теперь стоит кромешная тьма, в которой невозможно разглядеть даже силуэтов мебели, так как окна смотрят на лесопарковую зону, что не освещается даже уличными фонарями, а лишь скрывает своими массивными и высокими деревьями свет, льющийся от луны.

Махая перед собой руками,  медленно двинулся  в направлении стола, на котором должна стоять лампа. Внутри всё сжалось от страха. Ощущение, что за мной кто-то наблюдает со стороны, не хотело покидать головы, и чем больше находился в темноте, тем сильнее меня охватывала паника. Я больно ударился бедром об угол журнального столика, из-за чего, схватившись за ушибленное место, опустился на колени, заскулив  от боли. Сбоку послышался сдавленный смешок, от которого по всему хребту будто ток пробежал. В гостиной однозначно кто-то есть. Почему он не выдаёт себя, он задумал что-то? Он хочет убить  меня? Или это всего лишь слуховые галлюцинации, родившиеся на почве обострившейся фантазии? Пока я пытался убедить себя, что мне лишь послышалось, и нет поводов для беспокойства – время шло, а страх перед темнотой никуда не делся, поэтому я поднялся на ноги и сделал ещё пару маленьких шажков в неизвестном для меня направлении.

По руке скользнуло что-то мягкое и лёгкое, отчего я резко её отдёрнул с ухнувшим куда-то в низ живота сердцем. На миг показалось, что разучился дышать. Даже маленького вздоха не мог сделать. Паника, что так резко охватила моё сознание, постепенно начинала разжимать свою железную хватку. Я трясущимися руками, наконец, нащупал компьютерный стол. Словно ошалевший, я стал по нему нервно шарить, скидывая все мелкие вещи на пол в поисках заветного включателя лампы.

Спасительный желтоватый свет разлился по всей комнате. Я всё ещё боялся обернуться и убедиться, что в комнате нет никого, кроме меня и детей. А вдруг? Вдруг там и правда стоит какой-нибудь маньяк с огромным тесаком наперевес или того хуже – монстр с огромной пастью, из которой стекают слюни из-за желания полакомиться человечинкой.

Медленно поворачиваюсь и вижу привычную за двадцать лет комнату. Всё как всегда, за исключением маленького ребёнка, с точёным, словно у куклы, личиком, в глазах которого застыл неподдельный интерес. Его странная люлька-переноска почему-то стоит вертикально, опёршись на стену, хотя я точно помню, что всех детей оставлял в горизонтальном положении. Кстати о детях. Он или она – единственный ребёнок, что остался в комнате. Наверное, пока я спал, приходили родители и забрали остальных детей. Странно. Всегда считал, что у меня чуткий сон.

— Я хочу в туалет,  — повторил просьбу ребёнок. Голосом, да и личиком малыш походил на ученика начальной школы, однако маленькое тельце, что помещается в переноске, убеждало в обратном. 

Окончательно успокоившись, я подошёл к дивану, стараясь не обращать внимания на этот внимательный взгляд цепких тёмно-голубых глаз. Малец не по годам развит, и это несколько пугало, шурша во мне напоминаниями, о том, насколько я жалок. Труслив до омерзения.

Аккуратно пододвинув к себе его прямоугольную переноску с довольно жёсткими и резкими углами, я робко коснулся металлического язычка, после чего последовал привычный звук раскрывающейся застёжки-молнии. Одним движением откинув верхнюю часть, я обомлел от увиденного.

У ребёнка не было ни рук, ни ног, и даже большая часть туловища отсутствовала. Ровно сразу после нижних рёбер кончалось плоть, и только позвоночник, словно хвост, продолжал спускаться вниз, скрываясь в тени чехла. Мне стало так жутко, как не было никогда. Я то и дело скользил взглядом по разрисованному шрамами тельцу. Ребёнка положили на светло-коричневую фанерную доску и привязали к ней тремя ремнями: двумя поперёк груди и одним вокруг шеи.

— Туалет, — снова произнёс заветное слово с совершенно невозмутимым выражением лица светловолосый малец, что ликом своим походил на ангелочка, но если всмотреться в эту таинственную синеву его очей, можно заметить нечто зловещее. Может, мне это лишь показалось, но он испытывал истинное наслаждение видом моих гримас, что одна сменялась за другой: от ужаса до презрения.

Его голос вернул меня в реальность. Хотя это мало чем помогло. Я всё ещё не мог заставить себя даже руку поднять, чтобы его отстегнуть, что уж говорить о попытке отнести в туалет. Мяться я мог бы бесконечно, вот только этого мне не позволил внезапно появившийся мужчина. Его приближающиеся шаги были совсем беззвучны, словно он и не ходил вовсе. Бородатый незнакомец крайне странно смотрел на меня, что-то в его взгляде было неадекватное. Может, неестественно маленькие зрачки в тёмной комнате. Или еле заметная улыбка, что почти скрылась за густыми усами. Изрядно расшатанная за последние минуты психика просто кувыркалась в истерическом припадке. 

— Так ты поможешь ребёнку? — заговорил мужчина низким голосом, от басистого звучания которого я вздрогнул. Меня всё ещё переполняло чувство неуверенности за свои действия, но всё же я пересилил себя и заставил коснуться кожаных застёжек, что на удивление легко поддались мне, освобождая от оков ребёнка. Но теперь передо мной встала дилемма: как его стоит лучше взять? Он же весь из себя такой хрупкий, израненный каким-то больным ублюдком.

Подушечки пальцев коснулись прохладной кожи боков грудной клетки. Слегка надавив, чтобы поднять ребёнка, я тут же одёрнул руки, так как дитё, сморщив своё красивое личико, болезненно зашипело, а незваный гость, что прежде стоял в дверной раме, раздражённо цокнул языком уже где-то из-за моей спины.

«Когда он успел там появиться?» — только и промелькнула в голове мысль.   

Он достал из кармана какой-то продолговатый металлический крючок. На остриё закрученного конца хищно перекатывались блики от лампы. Хотелось что-то сказать, попытаться его остановить, но все слова застряли в глотке. Мужчина приподнял голову ребёнка и чуть ниже шеи, где-то в районе между лопаток воткнул кончик острия и мучительно медленно ввёл четверть крюка.  Незнакомец поднял подвешенного ребёнка, по позвоночнику которого стекала аккуратная струйка крови, и вышел вместе с ним из комнаты. 

Я болезненно поморщился, будто это меня сейчас нанизали на холодную сталь, а под ложечкой тягуче заныло, булькая остатками непереваренного перекуса. Безумно. Даже воздух в комнате пропитался запахом сумасшествия.

— Как отец может поступать так со своим сыном? — тихо шепчу я. В следующее мгновение вместе с осознанием собственных слов слышу звон разбивающегося стекла. Испуганно схватившись за голову, нервно озираюсь по странам, но ничего не вижу. Лишь кромешная тьма вокруг, словно мне глаза прикрыли плотной лентой.

Минутное помутнение рассудка прошло, как только мужчина вернулся обратно в комнату. Я сразу же прозрел, снова имея возможность разглядывать силуэты мебели в сиротливом свете настольной лампы. Теперь мне казалось, это странное мгновение плодом моего воображения, которому я целиком и полностью поддался.

Опустив ребёнка на его прежнее место, незнакомец тяжелыми шагами двинулся в сторону выхода из комнаты, напоследок даже не кинув на меня взгляд. Как только гость переступил порог комнаты, всё вокруг погрузилось в идеальную тишину, которая по-своему нервировала. 

Я перевожу взгляд на мальчика. Его губы шевелятся, будто он мне что-то говорит. Повернув голову в профиль, подношу её ближе, но все равно ничего не слышу, лишь неспокойное дыхание. Мне не особо хочется, но приходится поднести голову ещё ближе, почти косясь ухом его маленького носика.

— Они скоро придут, — еле слышно прошептал ребёнок.

Не успев ничего спросить, слышу требовательный стук в дверь, как когда школьник, что нахватал двоек, прячется в ванной комнате, а нашедшая дневник мать требует, чтоб он немедленно открыл дверь, тем самым давая ей возможность его наказать. Однако ни один провинившийся ребёнок добровольно не явится на «казнь», также и я.

Медленно поднимаюсь на ноги, а стук лишь усиливается. Настойчиво, не жалея сил, кто-то барабанит в дверь. Не будь она металлической, наверняка бы уже была выбита. На выходе из комнаты я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на мальчишку. Он улыбается. От этой улыбки меня бросает в дрожь. Не хочу открывать дверь и не хочу оставаться один на один с этим мальчишкой. В который раз убеждаюсь, насколько внешность обманчива. Несмотря на его ангельское личико, ощущение, что он дитя из самой преисподней. Чертята, что  сейчас скачут в его затейливо прищуренных глазах, тому лишь подтверждение.

Неожиданно стук стих, точно так же, как и появился. Квартира снова погрузилась в гробовую тишину, нарушаемую лишь размеренным тиканьем напольных часов, что стоят в гостиной.

Я тихо крадусь к двери, мягко ступая по ламинату на цыпочках, делая свои шаги практически неслышными. Осторожно касаюсь пальцами мягкой дерматиновой обивки на внутренней части двери и боязливо, словно они способны меня увидеть с той стороны, приближаюсь к глазку. 

Пустота. Хотя нет. Внизу стоит ребёнок, совсем маленький, лет шести. Приглядываюсь и узнаю в нём мальчишку, что сейчас должен был сидеть в своей переноске. Лицо детсадовца искажает безобразная улыбка, и он резко поднимает голову, устремив взгляд своих дьявольских глаз прямиком в глазок.

— Смотришь? — со смешинкой выдаёт звонкий голос, и в следующее мгновение мальчик вытаскивает из-за спины странный молоток, один конец которого напоминает шило. Я не успеваю никак отреагировать, как он внезапно им ударяет прямиком в глазок, вонзая тонкое острие мне в зрачок, идеально ровно, не затронув при этом и миллиметра радужки.

Резкая боль пронзает мою голову, а за ней тошнотворная пустота.



***

«Есть реальность, а есть реальность, и какие-то вещи оказываются реальнее других». (с)

В воздухе витал аппетитный аромат домашней выпечки, которой меня обычно радует матушка в выходные дни. Где-то с кухни доносилось бормотание диктора радиостанции. Отец всегда по утрам, попивая горячий кофе и читая свежую газету, слушал последние новости в сфере бизнеса.

Лениво перекатываюсь с правого бока на спину, постепенно открывая тяжёлые веки, что словно налиты свинцом. Первое, что вижу – белый потолок. Привычный, слегка посеревший из-за налета въевшийся пыли за многие года отсутствия ремонта. Странный сон всё ещё не хочет покидать головы, настойчиво листая перед глазами картинки сцен, что только что дорисовало моё сознание, пытаясь сложить обрывочные отрывки в целостную, а главное — логически обоснованную цепочку. Единственную мораль, что смог вынести из своего кошмара: дети — зло.

Пора вставать, сегодня непривычно много дел запланировано, а уже наверняка стрелка часов перевалила за полдень, так как я любитель поспать. Поворачиваю голову, чтобы взглянуть на будильник, который стоит всегда на прикроватной тумбочке, но вместо него вижу сидящего у изголовья кровати ребёнка, который был главным антагонистом моего сна.  На его лице застыла безумная улыбка, от которой я вспомнил весь ужас и страх, что охватывал меня во сне, теперь же его ощущаю более ярко наяву. Однако в порыве я щипаю себя за руку, пытаясь разуверить себя в реальности происходящего.


Довольно резко распахиваю глаза и сразу же поворачиваю голову к тумбе, на которой стоит одинокий будильник, показывающий половину одиннадцатого утра. Всё ещё сонными глазами, с немного расфокусированным зрением ищу причину своего бешеного сердцебиения, но вижу только мать, что складывает в комод постиранные джинсы. Заметив, что я проснулся, она мягко улыбается и обращается ко мне:

— С добрым утром, солнышко.

Я улыбаюсь ей в ответ. Наконец, чувствуя, что этот дурной сон позади.

Поднимаюсь с кровати и черепашьим ходом плетусь на кухню, чтобы набрать воды и смочить пересохшее горло. Открыв дверь, расслабленно зеваю, прикрыв на мгновение глаза, на автомате  продолжаю двигаться вперед, идеально помня расположение каждого элемента мебели и не боясь на что-то налететь. Вот только босая нога опустилась на что-то мокрое, или же, вернее, встала в лужу. Я удивлённо раскрываю глаза, тут же устремляя взгляд на свои ноги. Кровь. Огромная лужа крови расплылась по всей кухне. Медленно поднимаю взгляд и вижу лежащего отца, лицом в пол, судя по всему, с распоротым животом, так как вокруг него валяются его же органы. Немного левее, где он обычно сидит, на запачканной алыми красками белой табуретке восседает тот ребёнок из сна с кухонным ножиком в руке.

— Когда уже закончится этот грёбаный сон?! — в порыве злости кричу и уже через секунду в ужасе начинаю пятиться назад, так как сверкнувший ножик в маленьких руках меня не на шутку пугает. Всё же моя трусливая сущность постоянно напоминает о своем существовании.

Довольно резко разворачиваюсь на пятке и бегу в коридор. Перед глазами мелькают стены и ступеньки, через которые я проскакиваю, пропуская по две-три за раз.  Входная дверь открыта, и я вижу спасительный свет залитой солнечными лучами улицы, что после тёмного подъезда меня слепит своей яркостью.   


Снова открываю глаза, только что пробудившись ото сна. Опять я в постели и смотрю на этот белый потолок. Мама, напевая какой-то незамысловатый мотивчик, поливает цветы на подоконнике из маленькой лейки с длинным носом. Заметив, что я проснулся, в который раз приветствует и интересуется, что мне приснилось, но для меня её слова сейчас совсем незначительны, я лишь хочу вырваться из этого странного плена, поэтому резко вскочив с кровати, бегу на кухню.

Дверь раскрылась со звонким стуком ударившийся ручки об стену. За небольшим столом сидит отец. Он как обычно пьёт свой свежесваренный кофе и читает утреннюю газету. Оторвав взгляд от макулатуры, немного удивлённо на меня смотрит. Его взгляд несколько настороженный, будто он чего-то ожидает от меня, в нехорошем смысле этого слова. 

Всё. Теперь точно всё. Я уверен.

Возвращаюсь в комнату и тихо прошу прощения за моё немного ненормальное поведение у мамы. Она мне добро улыбается и ничего не отвечает, но я чувствую, что она на меня не держит обиды, поэтому облегчённо вздыхаю и принимаюсь одеваться.

Ближе к трём часам дня собираюсь сходить на встречу, где мне необходимо забрать кое-какие документы. До назначенного места, что находится в центре города, необходимо добираться с окраины минимум два часа, которые можно успешно продремать в электричке.

Я иду по многолюдной улице, одной из центральных в Киото. Она всегда кишит куда-то спешащими людьми: деловыми клерками, которые только и поглядывают на наручные часы; резвящимися школьниками начальной школы, которые возвращаются домой; уткнувшимися в телефон подростками и людьми постарше, которые сутками напролёт сидят в социальных сетях.

Мимо меня прошла девушка, принадлежащая какой-то современной субкультуре, так как одета в ярко-кислотные цвета, а лямка от сумки, что надета через голову, увешана  огромным количеством разнообразных побрякушек. Она улыбнулась мне. Я не понял, к чему была эта улыбка. Улыбка, подаренная совершенно незнакомому человеку, или, быть может, мне только показалось. Вероятнее всего, она говорила с кем-то через гарнитуру, и её рассмешили, а улыбка, что показалась на первый взгляд адресованной именно мне, есть не что иное, как случайное стечение обстоятельств.

Погрузившись в свои размышления, краем глаза улавливаю загоревшийся зеленый свет светофора. Люди, стоявшие по бокам от меня, словно стадо муравьев, двинулись переходить широкий переход, и я, поддавшись стадному чувству, зашагал вперед.   

Меня кто-то окликнул на той стороне улицы, куда я иду. Поднимаю взгляд и вижу его. Ребёнок стоит на тротуаре, как раз напротив меня. Он мне машет своей маленькой ручкой и улыбается. Сейчас на его лице нет того дикого оскала, от которого мурашки табуном по телу бегают. Тем не менее, эта наигранно добрая и милая улыбка мне внушает куда больший страх.

Пока я оторопевши смотрел на мальчишку, загорелся красный свет, и недовольный моим стопором водитель решил меня разбудить громогласным гудком своего автомобиля. Вздрогнув от внезапного звука, я круто развернулся и побежал в обратную сторону. Однако уже в следующее мгновение почувствовал сбоку сильный толчок по ногам, что опрокинул меня на капот и затем откинул на несколько метров вперед, заставив кувыркаться в полете по асфальту, расцарапывая до мяса кожу на руках, лице и частично на ногах, где успели порваться джинсы.   


В который раз открываю глаза. Белый потолок и белые стены. Мне уже не страшно увидеть ребенка. Надоело. Вот только окинув взглядом комнату, вижу лишь мать и отца. Мама выглядит уставшей, будто дня три не спала. Прикладывая нешуточные усилия – улыбается мне, а сведённые к переносице брови говорят, что она вот-вот расплачется. Отец стоит левее её, в таком же помятом виде. Приобняв одной рукой жену за плечи, он буравит меня откровенно тяжёлым и обеспокоенным взглядом.

— Это опять сон? — тихо шепчу я.

Мне ничего не отвечают. Хотя их опечаленные взгляды – по-своему говорящие.