Выстрел

"Смерть всех выравнивает – короля и мусорщика, смерть делает в одно мгновение нелепым и жалким стремление к карьере, женщине, курению, алкоголю, кофе – тысяче других проявлений человеческих страстей" Виль Липатов (Лев на лужайке)

8.15.
Телефонный будильник «свистел» уже в пятый раз. Пары воздуха проникали в протрезвевший мозг и не давали Олегу взбодриться и встать с дивана. Одно только слово билось в голове, как разъяренная канарейка в грязной и вонючей клетке. «Перебрал, перебрал, перебрал». Глаза разлипались с трудом и большим нежеланием, чтобы снова увидеть привычную и оттого ненавистную обстановку уже почти холостяцкого жилища. Почему «почти»? Да потому что Олег уже как месяц жил один, накануне крепко поругавшись с женой (заметим – это была его вторая жена, которая три месяца назад подарила ему чудесного сына).
Веки открылись как ворота коттеджного гаража медленно и с неохотой. Первое что кинулось взору Олега, была почти полная бутылка  - хорошего или плохого (на тот момент ему это было совсем не важно!) – коньяка, стоявшего в углу, напротив дивана. Олег знал себя, свой организм настолько, чтобы ни на секунду не усомниться в непреодолимом желании поправить свое здоровье хотя бы пятидесятиграммовой рюмашкой. Большая минутная стрелка настенных часов, похожая на учительскую указку, неумолимо ползла к цифре «30», заставляя Олега только нервничать и мысленно браниться по поводу наступающего рабочего дня, к привычности которого он привык настолько, насколько привыкают заключенные к своему режиму за девять лет неволи.  Девять лет, с понедельника по пятницу, он просыпался в одно и то же время, выполняя один и тот же ритуал умывания, представляя себя нужным и важным человеком, исполняющим полезную функцию. В пользе своей работы Олег нисколько не сомневался : за девять лет ни разу его мозг не посетила крамольная мысль что-то поменять, от чего-то отказаться – напротив он с осуждением смотрел на всякого, кто был недоволен  своим служебным положением, кто поносил начальство и был, что называется в оппозиции. Единственно одно: разные девять лет олеговой служебной деятельности не смогли закрепить в коллегах убеждение, что Олег – верный и преданный работник,  готовый вцепиться каждому в горло, кто назовет его деятельность бессмыслицей и пустой тратой времени. Причина была одна: частенько Олег приходил на работу (особенно в понедельник или после командировочных  дней) разбитый, помятый и что называется «с запашком». Коллеги косились и ничего не говорили, терпя его «аромат» до обеда, после которого «аромат» приобретал еще более наисвежайший вид - и как-то само собой – ну как бы это сказать? – привыкался что ли в носах молчаливых однослужащих, становился нормой  и так далее. Образ Олега приобретал в глазах окружающих установленный образ этакого безбашенного балагура, верно служившего своему делу.
 «Вы меня отсюда только ногами вперед», - говорил трезвый Олег своим друзьям-коллегам по кабинету. «Да мне вообще начхать, что обо мне думают всякие там Рубкины-Пупкины», - говорил пьяный Олег тем же друзьям коллегам по отделу.
И на все вопросы и замечания окружающих Олег имел припасенные ответы и возражения, которые ни на йоту не менялись, а приобретали форму нечто вроде установленной раз и навсегда истины. О Боге, любви и женщинах Олег говорил так же просто и неизменно, как иезуит вещал бы о первостепенном значении святых канонов, нарушать которые было бы грешно и опасно.
 Бог для Олега был первосущ и важен, так же как и сын его – Иисус Христос, о жизни которого он, признаться, знал лучше всех остальных. Верующий, - иногда даже до некоей монашеской экзальтации, Олег часто посещал храмы, целовал лики икон и посещал паломничества к привезенным откуда-то оттуда частицам святых мощей. На критику Библии и возможность существования запрещенных евангелий – будь то Евангелие от Фомы- Олег неистово разгорался и приводил целые пассажи из канонических Евангелий от Марка и Луки. На разгоревшийся спор по поводу новой книги Брауна «Код да Винчи» - плевался и, доказывая, что Мария Магдалина вовсе не жена Христа, приводил опять- таки убедительные доказательства из общепринятого всеми истинно верующими Нового Завета. В этом, что говорить, Олег был непримирим как средневековый монах-рыцарь из какого-нибудь ордена тамплиеров, к слову сказать, которых  он чтил и знал настолько, чтобы похвастаться редкими фактами из их жизни и быта.
О любви Олег говорил со скрытым восторгом, ставя на первое место любовь сыновью к матери, нежели чем любовь между мужчиной и женщиной. Мама для него была всем самым первостепенным, что вообще его окружало. К маме Олег всякий раз приезжал, делился, откровенничал, часто звонил и справлялся о ее самочувствии. А вот к женщинам, близким его возрасту, был предельно требователен и даже жесток: часто называя их «бл.ди», он кичился своими любовными подвигами и говорил коллегам-друзьям – с кем и как он был сегодня ночью, что она делала и как делала. Об измене судил просто: изменять можно телом, но в душе должно быть чисто и верно, то бишь, думай о жене про себя, а вслух говори  любовнице – какая ты лучшая! Что-то вроде этого.
8.45
Олег позвонил своему шефу и солгал, что заболел ребенок  - и он его сейчас везет в какой-то перинатальный центр. Налив уже третью стопку, он смотрел на желтые плескающиеся волны коньяка в стограммовом стеклянном бассейне и пытался разглядеть  на дне всплывающие крошки непонятно откуда взявшегося хлеба. Крошки выкладывали форму сердечка и снова поднимались вверх.
Лгать Олегу приходилось настолько часто, что зачастую он переставал сам себе верить и думал, что ложь бывает только по необходимости и только такая ложь может спасти его от неприятностей. Неприятность всплывала серьезная и опасная, от которой он мог потерять свою любимую работу. Может где-то в глубине души он и ненавидел свое служебное существование, вечно продолжающееся похожим друг на друга днем, где в 8.35 он выпивал чашку крепкого кофе, в 9.15 шел курить, в 12.00 – обедать, а в 17.30 – брести обратно домой, чтобы пропустить пару бутылочек желанного пива. Но работу он потерять боялся, зная, что со своим дипломом учителя он никому и нигде не нужен. А что он умел делать кроме? Только хорошо налаживать связи с нужными ему людьми, извлекать из этих связей известную только ему выгоду и за счет самой выгоды держаться на плаву. Только за счет работы он мог взять выгодный кредит и хоть как-то связать концы его извечно убывающего бюджета. Кредитов было много – он это знал и ничуть не страшился, надеясь на твердую опору в виде стабильной государственной службы. Никто не знал – сколько у него было «кредиток»? Может быть 8, а может быть и 15. Иногда он сам путался и часто забывал платить по счетам, пока какая-нибудь девица из мало-мальски известного банка не напоминала ему просроченное время выплаты минимального платежа. Тогда стремглав он бежал до ближайшего банкомата и снимал с одной «кредитки» нужную сумму, чтобы заплатить по счетам другой. 9 лет он шел по этому заколдованному кругу вечной нехватки денег и подспудного страха навлечь на себя гнев какого-нибудь коллектора. 9 лет он жил в долг, задолжав, по крайней мере плеяде мелких и средних банков кругленькую сумму, превышающую стоимость его комнаты в общежитии, где он жил уже 4 года, успокоившись тем, что это жилье его и оформлено в собственность.

9.40.
«Черт – те что! Буду пить. Буду бухать. Буду куражиться и наплевать на все», - думал Олег, допивая бутылку. Сигареты заканчивались - и он стал собираться в магазин. «Куплю еще «пузырь», - решил для себя Олег и, нисколько не беспокоившись о последствиях переступил порог своего жилища.

10.15.
В мутной стопке снова плавали крошки и Олег, всматриваясь в них, видел коричневое дно, над которым стали вычерчиваться непонятные ему узоры. Они были замысловаты и причудливы . Постепенно он разглядывал в них известные только ему сюжеты.
Калейдоскоп узоров являл ему лицо первой жены, с которой он разошелся 6 лет назад. Узоры улыбались, и знакомый лик смотрел на него с укоризной. Олег выругался и, недовольный явленному лицу – залпом выпил стопку, и судорожно схватив пачку «Элэма» стал прикуривать. Руки тряслись и непослушно сжимали сигарету. Беспокойство, непонятно откуда взявшееся, захватывало Олега изнутри, медленным червем выползая откуда-то из живота, и захватывала все его нутро, вызывая тошноту.
Склонившись над унитазом, Олег врывал из себя струи коричнево-красной блевотины, выхаркиваясь и матерясь.

11.11.
«Если я такой беспечный и несчастный, то почему мне все некогда удавалось. Почему после Ленки, разочаровавшись в жизни и любви, я смог влюбиться заново и создать семью с Юлей? Если бы я был неудачником, то наверняка бы жил один все это время, не имел бы друзей, не нравился бы женщинам…»
Олег смотрел на свое опухшее и мятое лицо с улыбкой, видя в отражении зеркало счастливого и самоуверенного человека.
«У меня есть 2 сына, и я почти состоявшийся человек… Пусть жена ушла, но ведь не навсегда.  Вернется…Куда она без меня? Вернется. Я сильный и смелый – и меня любят женщины»
Олег вспомнил почему-то ту гадалку, к которой он наведывался год назад. Она раскладывала карты и говорила, что алкоголь – единственное средство, спасшее его от ударов судьбы.
«Я первый раз вижу человека, для которого алкоголь стал спасением», - сказала гадалка и смотрела на Олега с неким нескрываемым любопытством, от взгляда которой Олег смутился и поспешил уйти.
А потом на упреки друзей, - мол, много пьешь, давай уже завязывай, - приводил те самые слова гадалки и не без гордости заявлял, что так будет лучше для него самого.

11.30
Взгляд Олега плавно уплыл от зеркала и, наполнив до краев очередную порцию «зелья», - он зажмурился и опрокинул содержимое в кипящую яму чуть охрипшего горла. Включил музыку и выбрал своего любимого «Горшка». «Прыгну со скалы…Это про меня…»
«…А она, да что она? Вечно мне лгала.
И меня никогда понять бы не смогла…»
«Горшок» неистовствовал, заглушая шум унитазного бочка, и заставлял Олега в такт музыки кивать головой и повторять
«Разбежавшись, прыгну со скалы.
Вот я был, и вот меня не стало.
И когда об этом вдруг узнаешь ты,
Тогда поймёшь, кого ты потеряла».
«Доверие…не хватает доверия. Если его нет, тогда все к чертям…Доверия…Никто не доверял мне до конца, а я не верил никому, чтобы отдать всего себя без остатка. Бывшая не доверяла, нынешняя перестала доверять. Черт возьми…». Взгляд Олега плавал по стене и остановился на полке, где стояли его иконы и книги. Шатаясь он взял зеленый «кирпич» и, открыв на наугад стал шептать первую попавшуюся в глаза строфу: «Блажен человек, который на Господа возлагает надежду свою и не обращается к гордым и к уклоняющимся ко лжи». Не поняв смысла с первого прочтения, Олег произнес эту фразу вслух и швырнул книгу в угол.
«Твари…твари…они меня не видят…никто не видит и не слышит». Олег судорожно налил стопку и резким движением опрокинул её внутрь. Музыка долбила по стенам, и Олегу казалось, что пол стал мягким, а вокруг все стало меняться в цветах, приобретая багровый оттенок.
«Если я никому не нужен – тогда я сам себе не нужен. Зачем быть ненужным. Зачем? Быть обузой самому себе противно, а уж обузой для всех мной любимых и дорогих я являюсь давно».
Позавчера Олег заезжал к маме. Они долго и хорошо разговаривали. Олег снова говорил маме о своих бесчисленных проблемах в семейной жизни, о том, что его молодая жена перестала ему верить и чаще стала уезжать к своей старшей сестре, боясь его хмельного, бешеного характера. Мама в который раз успокаивала сына, произнося одну и ту же фразу: «Олежик, ты во всем прав и помни, что у тебя есть я». Олег плакал в тот раз перед мамой впервые. Он сам не знал, что с ним и почему он позволил себе эти жалкие слезы. Стесняясь этого, Олег выбежал на лестничную площадку и просидел там целый час, выкуривая сигарету одну за другой. А потом зашел, и как ни в чем не бывало, обнял и поцеловал свою добрую, заметно постаревшую маму.
«Я может быть нужен маме…Но как я могу быть другим, если знаю, что я сам себе не нужен…».

13.45
«Нужно выключить телефон», - решил для себя Олег. Он знал, что скоро будут звонить с работы и спрашивать: где он и почему задерживается? Знал, что будет звонить жена, будет звонить мама – и все будут спрашивать: как он? На данный момент он чувствовал себя ужасно, и ему было противно ощущать себя таким жалким и трусливым.
Олег ненавидел трусов и был всегда решительным и храбрым. Каждый вторник и пятницу он ходил в спортзал и неистово бил «грушу», избавляя себя от накопившейся злости. Физические упражнения спасали его и успокаивали. Теперь он бил кулаками в стену и рычал. Становилось легче.
«Горшок» кричал громче и заглушал крик Олега.
Кулаки казались резиновыми и бесчувственными, отчего напор Олега усиливался на стену с каждым ударом. Что он видел в этой стене? О чем думал? Может быть, стеной были все его накопленные обиды на окружавших людей или может быть стеной был он сам?
Резко развернувшись и сняв с себя черную майку с изображением шута в колпаке с бубенцами, Олег стал открывать сейф, стоявший на полу в углу комнаты. В сейфе хранились гладкоствольное ружье МР-133 и два травматических пистолета «Макарыч». Любовь Олега к оружию была слепой и давней, но приобрести весь этот арсенал он смог только недавно, бездумно потратив на все это солидную сумму от взятого в банке  кредита. Охотником он не был, и никому не была понятна его неудержимая и опасная страсть. Имея официальное разрешение, Олег часто носил на поясе черную кобуру. В этом он видел демонстрацию собственной силы и уверенности, заодно полагая, что только настоящий мужик может иметь такую «игрушку».
Сейф поддался не сразу, что разозлило Олега еще сильнее: сгибая ключ наполовину, он выругался.
«Вот они родные мои», - думал Олег, заботливо поглаживая свой арсенал.- «Теперь –то уж никто меня не остановит».
Олег достал один из пистолетов и стал нежно гладить холодный ствол. «Никто не остановит…никто не увидит…ну и хорошо…хорошо, твою мать»
Олег подошел к зеркалу и стал всматриваться в свое мутное отражение. При случае он мог бы показать язык, сгримасничать, но теперь он смотрел туда не для этого. Он рассматривал свои брови, нос, опухшие губы, красные уши. Молчал и рассматривал. Никто не знает – что он там увидел: может быть себя, а может быть и другого. Но минуту спустя он отскочил от зеркала как от раскаленной печи и стал искать свой телефон. Отключенный он нашелся не сразу, но все-таки нашелся именно в тот момент, когда Олег сев на диван, стал распечатывать очередную бутылку коньяка. Бросив коньяк, Олег включил телефон и стал писать сообщение.
«Прости за все и береги сына» - сообщение первой жене.
«Я люблю тебя и прости» - сообщение второй жене.
Бросив писать, Олег снова отключил телефон и налил коньяк.
«Господи, если ты есть, то останови меня. Сделай так, чтобы я не думал о том, о чем думаю сейчас. Я же всегда тебе доверял, думал только о тебе. Верил. А что ты со мной сделал, Господи?! Ты превратил меня в бездушную скотину, на которую мне самому смотреть тошно и противно. Того, кого ты оберегал стал тем, кто сидит сейчас перед тобой…И это справедливо?! Справедливо…наверное да, если это случилось так как случилось…»
Вспоминал ли Олег хорошее, что было в его жизни? Вспоминал ли свою первую и вторую свадьбу, того и другого сына, маму, жен, сестер, друзей…Думаю, да.

16.28
Выстрел…