4. Der Geist

Графство далёких и мрачных земель
Некогда здесь находилось.И веяло жаждой
К жизни от Графа фон Гайста.

Что же случилось с тем графством теперь,
Что же случилось?Повеяло жаждой
К смерти от Графа фон Гайста.

Произошло это осенью жадной,
Что началась с сентября,но спешить
Некуда было ей, жадной.
Некого некуда ей торопить
В графстве Графа фон Гайста.

Графство холмами тогда помыкало,
Впредь только воды графством,
Но опрометчиво будет в начале
Слушать про смерть фон Гайста…

Графство Графа фон Гайста стояло на трёх холмах. Просторы вокруг этих холмов были заняты бесконечными, как и эта история, лесами. Никто из графства не знал, есть ли что-нибудь за этими лесами или они замыкаются сами на себе. Возможно, жители графства просто не хотели этого знать благодаря графу, но забегать вперёд в этой сказке не нужно. Замок фон Гайста стоял на втором холме, именующимся в честь покорившего его графа. Но это обстоятельство отнюдь не предоставляет нам право думать, что фон Гайст был самолюбив и эгоистичен. Этот милый мужчина в возрасте всего лишь хотел быть уверенным, что если опасность и настигнет графство, то ей уж точно не справиться с величественным холмом, названным в честь покорившего его графа, и не добраться до самого же Графа фон Гайста. Таким образом, замок фон Гайста был равноудалён от  всех границ графства. Но это обстоятельство отнюдь не предоставляет нам право думать, что фон Гайст был параноиком и трусом. Этот милый мужчина в возрасте всего лишь был уверен, что опасность обязательно придёт. В его ли век или к его потомкам, но она незамедлительно придёт в положенный час и не минутой ранее и не минутой позднее. Фон Гайсту оставалось только ждать этой беды.
Одержимость графа не была только его ношей, она, подобно яду, отравляла всё население графства.Началось это отравление с череды указов, которые были наполнены до краёв страхом и зарождающимся безумием.
Некоторые из указов гласили, что «…начиная с сегодняшнего года, летоисчисление больше не будет идти ни вперёд, ни назад. Отныне и до конца своей жизни, Я, Граф фон Гайст, указываю увековечить сегодняшний год как последний действующий год…»
Некоторые из указов гласили, что «…начиная с сегодняшнего года, юноши, достигшие возраста 18 лет, должны отправляться в лес за границей графства и жить там 3 месяца, предупреждая графство о любой малейшей опасности…»
Некоторые из указов гласили, что «…начиная с сегодняшнего года, всем гостям, которые не являются уроженцами графства, отныне дорога в него закрыта раз и навсегда…»
После череды указов, последовала череда действий: дороги, ведущие от и к графству, засеивали деревьями, всю информацию о внешнем мире безжалостно стирали из книг и умов жителей, терпеливо и бессмысленно укрепляли стены вокруг графства. Настолько сильной была одержимость фон Гайста, что ей стало мало одного лишь разума Графа. Эта одержимость просочилась в кровь каждого, живущего отныне и впредь, казалось, на отдельной планете, размером с графство. А стены вокруг него, насчитывающие уже не один десяток миль, удерживали, скорее, страх людей в графстве, чем беду за пределами его от проникновения на территорию.
Стоит ли винить графа в столь самонадеянном взятии под контроль судеб, не принадлежавших ему? Стоит ли винить графа в столь самоотверженном следовании за своей обсессией? Стоит ли винить графа за его стремление к жизни более долгой, чем предначертано его смертью? Хороший вопрос.
Но беда всё-таки проникла. Случилась. Случилась она ненастным сентябрьским утром.
Граф, проснувшись, заметил переполох на одной из главных улиц и тут же примчался на зов столпившихся вокруг некоего объекта жителей. Этим объектом оказалась девушка. Вся сырая, казалось, даже кости её были промокшие, она еле дышала и если вдыхать у неё ещё как-то получалось, то выдыхала она исключительно кашель и стоны. На ней было синее, цвета вечернего моря платье, больше походившее на что-то вроде ночной пижамы. Ноги её не защищало ничего, истерзанные многочисленными порезами и занозами, они свидетельствовали о том, что прибыла таинственная гостья прямиком из лесов, окружающих графство, и, скорее всего, попала под оглушающей силы дождь. Люди переглядывались, но ни на секунду не покидали девушку. Люди переглядывались и пытались понять сами и спросить друг у друга, знает ли кто-нибудь её, пришелец ли она из вне или принадлежность графства…Ответа не последовало ни от одной души. Девушка же, к сожалению, не могла выдавить из себя ничего, кроме кашля и стонов. Местные лекари хотели было взять её к себе на попечительство на пару дней, дабы привести её в порядок для выяснения судьбы, предшествующей её прибытию в графство, но графу это было абсолютно не на руку и, чтобы люди не думали лишнего о происхождении девушки, он забрал её к себе в замок, заперев в одной из башен, самой высокой, откуда он каждый день наблюдал за графством и тешил себя надеждой на полную безопасность.
Так, по истечении всего лишь недели, люди позабыли о неведомой страннице, но не без участия фон Гайста, распустившего слух о непоправимой немощности девушки и о скорой, после её прибытия, кончине.
Должно быть, вы уже догадались, что девушка по-прежнему была жива и по-прежнему была заперта в самой высокой башне замка фон Гайста. По началу у Графа очень неплохо получалось обманывать себя: Он, благородный Граф, запер девушку подальше от людских глаз, потому что знал о её происхождении. Она была не из этого графства. Этого пункта в её происхождении было достаточно, ведь в противном случае жители узнали бы, что за пределами графства есть жизнь, что Граф лгал им. Он нещадно лгал им десятки лет, для того, чтобы в один прекрасный день какая-то девица очнулась от болезни и открыла им глаза? Нет, этого граф не потерпел бы.
Десятки лет потребовалось, чтобы помутнить людям разум, чтобы жители графства забыли об остальном мире, а весь остальной мир – о существовании далёкого и мрачного графства, но теперь от этой девушки, не смотря на её истерзанный ненастьями вид, веяло ясностью, чужеродным светом, о котором позабыли все люди того далёкого и мрачного графства. И если Граф фон Гайст был закатом для него, то эта иноземная девушка – так и не случившимся рассветом.
Но, обманывая народ, фон Гайсту пришлось научиться обманывать и себя. Этим он активно и занимался с тех пор, как появилась чужеземка. Все люди в графстве прекрасно знали – появись в этих землях кто-либо родом не оттуда, ожидало его мгновенное изгнание или, в случае неповиновения, незамедлительная казнь. Без малейшего объяснения. И это люди приняли со временем как данность. Казалось, со временем и лес, окружающий графство, встал на его сторону и старательно сбивал со следа всех путников, картографов и топографов. Однако на данную чужеземку снизошло милосердие графа. Казнь и изгнание обошли её стороной. Только граф всё никак не мог обойти её стороной. Человеку, склонному к одержимостям, должно быть мало всего лишь одной. Одержимость девушкой фон Гайста медленно, но верно затмевала одержимость грядущей бедой, пока в голове Графа не зародилось смутное, проедающее насквозь, сомнение, как это всегда и бывает с одержимыми. Не является ли эта девушка той самой бедой, той самой опасностью из вне, от которой так усердно всю жизнь защищал себя фон Гайст? Если да, то её незамедлительно нужно убить, стереть с лица графства. Но если нет? Если она послана графу за многолетние мучения, за его заботу о своём народе, за беспрекословное следование своей идее? А ведь девушка была так прекрасна. От неё веяло, разве что, только безудержным ветром перемен, свежим и прохладным, но уж никак не бедой.
Прошёл месяц, с тех пор как гостья, якобы, умерла. Лица людей снова запылали неведением, глупыми ухмылками, наивными разговорами, затуманенными глазами. Разбавлял их прежнюю жизнь, разве что, не прекращавшийся уже 3 недели дождь. Дождём его называли только потому, что такому сильному ливню ещё не придумали название. Армия туч сопровождала под строгим конвоем бесчисленные армии дождей. Три недели люди смогли отгонять сомнения, до последнего надеясь, что дождь кончится завтрашним днём, пока не затопило ту часть графства, которая была под холмами. Постепенно остались лишь 3 островка, 3 вершины холма, на одной из которых, самой высокой, стоял непоколебимо замок Графа фон Гайста.
Весь этот месяц Граф не выходил из замка ни на секунду, ссылаясь на болезни. Каждый вечер он самолично относил девушке еду. Затем сидел и ждал, когда она заговорит с ним. Ждал, когда же её голос проткнёт его тряпичное сердце иглой света, зашив этим самым светом все дыры, сквозь которые сочилось безумие графа. Впервые за полвека своей жизни он видел себя со стороны, в нём зародилось зерно рассудка. Возможно, если бы небесные силы дали ему шанс, отогнали ненавистный дождь за пределы его графства…Возможно тогда фон Гайст стал бы поить противоядием весь его народ, восстановил бы все связи с внешним миром. Но существовал ли до сих пор внешний мир? Фон Гайст уже не был в этом уверен. Он не был уверен уже ни в чём, кроме своей любви к чужеземке. Она заговорила с ним спустя неделю после своего заточения, ровно в ту ночь, когда начался вечный дождь. Она сказала ему в ту ночь всего 3 фразы. Первая гласила: «Вам всем нужно бежать отсюда, либо унести меня скорее подальше от этих земель». Граф не понял о чём идет речь, тогда незнакомка пояснила: «Я не могла говорить и была слаба для каких-либо действий всю неделю. Вы приютили меня, кормили, заботились…Вы смотрели на меня каждый вечер, и ваш взгляд напомнил мне о жизни, которую я так давно утратила, ваш взгляд, кажется, возвращает в меня душу, и теперь та, кто опекает меня, узрит в этом измену и будет мстить, мстить так, что спасения не будет ни для кого…».Граф прошептал лишь: «Так значит, беда не Вы, а та, кто опекает Вас? Кем бы она не была, я не боюсь отныне ненастий! Я, Граф фон Гайст, с сегодняшней ночи обещаю защищать Вас с таким же негаснущим усердием, с каким я защищаю тысячи людей в моём графстве! Только скажите мне, кто же - она - такая?». Последние в ту ночь слова незнакомки не заставили себя ждать: «Она?Она...смерть!».
Стоило ей сказать это – грянул гром.Грянули молнии, заполняющие собой всё небесное пространство, из ниоткуда нахлынувшие тучи, казалось, распростёртые здесь уже сотни лет. И начался последний в истории графства дождь.
Затем, как уже было сказано, через три недели от графства остались только три вершины холмов, и если на двух из них оставались всё ещё поселенцы, насчитывающие уже не тысячи, но хотя бы сотни голов, то на третьей вершине, вершине Графа фон Гайста, остались лишь двое. В самой высокой башне замка, там, где недавно была темница только чужеземки, теперь был заперт и Граф. Вся прислуга фон Гайста по приказу покинула пределы замка. Вся жизнь его теперь заключалась в одной единственной башне, самой высокой в этом замке. Но это обстоятельство отнюдь не предоставляет нам право думать, что фон Гайст сдался, покорился стихии, проиграл. Это был уже не тот одержимый опасностью фон Гайст, которого все, включая его самого, знали. Это был уже другой фон Гайст. Такой же одержимый, но теперь уже объект его обсессии находился на расстоянии вытянутой руки. Это была Она, та самая удивительная чужеземка, которая чуть не прояснила умы всего графства, но по вине самого Графа, прояснила только его ум, который теперь сиял так, что если бы он был Солнцем, Луной, да хотя бы даже самой небольшой звездой на небе, он в мгновение ока светом своим затмил все эти каменные тучи над головой. Но оставалось лишь ждать конца дождя или конца их жизней. И вот что удивительно, каждый житель графства хоть раз за эти недели, но пробовал сбежать, пробовал противостоять стихии, но только не влюблённые незнакомка и Граф. Да, они отдалили свою смерть, запершись в самой высокой башне замка, но не противились ей. Они её желали. Так долго боялся фон Гайст предначертанной беды, что когда она, наконец, пришла, Графу оставалось только с мужеством и толикой безумия, оставшейся от той прежней громады безумия его, принять эту смерть, держа на руках её причину. Любовь, принесшая жизнь в заснувшую душу графа, принесла ей и смерть.
К последнему дню осени от графства остался только полуразрушенный водами замок фон Гайста. Волны беспристрастно пытались добраться до башни с двумя влюблёнными, до последнего оплота жизни в этом графстве. И в последнюю ночь осени волнам всё-таки удалось это сделать. Понимая, что конец близок теперь, как никогда, незнакомка, до этого старательно скрывавшая историю свою и своего появления в этом графстве, взглянула в глаза графу в последний раз и призналась во всём: «Знаешь, как я оказалась тогда на главной улице твоего графства, вся сырая и израненная? Дело в том, что я проживаю эту осень уже десятый раз, но впервые я прожила её уроженкой твоего графства. Мы полюбили друг друга, встретившись на том самом месте главной улицы, но я всего лишь шла по своим повседневным делам уже и не вспомнить куда и зачем. Так вот, мы прожили тогда замечательную жизнь, длинною в пять лет, вдвоём, а в эту башню поднимались лишь затем, чтобы посмотреть на величайшие рассветы и закаты в нашей жизни. Ты тогда ещё не был одержим боязнью неминуемой беды. Но я умерла спустя пять лет, была убита в лесу, окружающем это графство. Ты так и не нашёл тогда моего тела, а я, между тем, стала призраком и нескончаемо молила Смерть о том, чтобы она дала мне ещё один шанс, ещё одну встречу с тобой, но мои мотивы были слишком мелки, незначительны, недостойны шанса на ещё одну попытку…Тогда я совершила сделку со смертью. Я отдала ей твою душу, твой рассудок, ведь ты не мог тогда жить без меня, ты сам бы это сделал, ты кричал об этом каждую ночь, пойми меня. Смерть же, вместе с душой, забрала у тебя память обо мне, вселила в тебя одержимость некоей грядущей бедой, чтобы ты побоялся вновь влюбиться в меня, а меня закляла избегать всякого контакта с тобой, отослав меня далеко за пределы графства. Но тогда, в первый раз, я, снова живущая, нашла всё-таки твоё графство, но нашла его уже к тому времени, когда ты совсем сошёл с ума от своей одержимости. Смерть, следившая всё это время за мной и за тобой, узнав про нарушение договора, наслала на твоё графство бесконечный ливень, как сейчас. В тот раз мы умирали с тобой так же, в этой башне, но тогда смерть не хотела больше забирать меня к себе, ей нужно было проучить, наказать меня. Волей своей, после смерти она отправила меня на то место, где мы впервые познакомились, но оставила твою одержимость и мой послесмертный вид, наделив меня, к тому же, беспамятством. Отныне и впредь, каждый раз, после своей смерти, я оказываюсь на том месте, вся мокрая от дождя и вся покалеченная им же, без малейшего кусочка воспоминаний. Но каждый раз ты заботился обо мне, смотрел на меня так, как смотришь сейчас, и хватало всего недели на возвращение памяти. После того, как вся мозаика случившегося складывалась в моей голове воедино, Смерть тут же давала о себе знать, дёргала за небесные нитки и начинался этот бесконечный дождь…Смерти и этого оказалось мало. Она оставила мне одно условие, при котором я смогу выйти из этого круговорота жизни и смерти. Чтобы покинуть эту виселицу времени нужно, чтобы ты убил меня собственноручно. Именно ты. Это моя десятая осень с тобой. Только теперь я понимаю, что не вытерплю ещё одну. Ты должен убить. Сейчас. Собственноручно. Задуши меня, и мы останемся у Смерти вдвоём. Мы уже призраки моего проклятия, пойми. Убей меня быстрее, пока последняя приближающаяся волна не сделала это за тебя…»
Граф фон Гайст поверил каждому её слову.
Граф фон Гайст задушил девушку.
Затем последняя волна разбила на части теперь уже не самую высокую, но единственную башню в замке, вместе с телом Графа фон Гайста.
На этот раз графство Графа фон Гайста пропало навсегда.