Сердце

Профессор забаррикадировался в своей квартире и выбрил голову. Теперь 33 квадратных метра были отрезаны от остального мира. Профессор стоял над эмалированной кастрюлей и методично жег одну за другой папки с документами. Схемы, чертежи, сотни и сотни страниц текста, годы напряженного труда теперь становились пеплом. Теперь все необходимое было уничтожено, теперь, как и прежде, голова – последний источник информации. Сидя за столом, профессор уверенными движениями вносил итоговые изменения в тонко и скрупулезно настроенный механизм. За годы практики паяльник будто бы стал еще одним органом, он будто бы врос в руку профессора и обрел связь с нервной системой; рука зачастую опережала мысль, невозможно было представить более точного манипулятора. Со стороны могло казаться, что ученый вообще не совершает никаких действий, а лишь сидит, сгорбившись над столом (в действительности, это был не стол, а широкая доска, лежавшая на наполненных различными веществами бочках), но на самом деле работа кипела так, как не кипела никогда за всю историю человечества. Если бы мы были там и стояли за его спиной, то постепенно начали бы замечать, что все, что находится в квартире: профессор и все предметы – перетекают  друг в друга и находятся в непосредственной связи между собой, образуя единый организм, сердце которого размером с пачку сигарет и лежит на столе, подвергаясь заключительным манипуляциям мозга этого, занимающего все 33 квадратных метра живого пространства, тела.

Поймите, абсолютно вся эта квартира была механизмом, каждая пылинка, каждый миллиметр был его частью.

Детали этого механизма были элементарными и доступными всем; каждый мог обнаружить необходимую комбинацию и стать создателем этого тела. Профессор орудовал всем, что мог найти: деталями велосипедов, микросхемами игрушек, нутром холодильников и телевизоров, микроволновок и телефонов… треть деталей вообще была изготовлена из дерева; это мог сделать каждый, но сделал лишь он. Но без сердца все будет бесполезно и обернется ни во что.

Профессор выдохнул, снял большие с толстыми линзами очки, дужки которых были связаны между собой резинкой, и отложил паяльник. Операция была окончена. Он извлек временный протез и вернул сердце на место. Выключил настольную лампу. Теперь, впервые за несколько дней, можно немного поспать. Профессор снял с себя пояс с взрывчаткой, обработал натертые им раны и снова надел. Затем он лег на тонкий матрац, который тоже лежал на канистрах, и закрыл глаза.

Утром оказалось, что воды и электричества больше не будет. Профессор взял доски и заколотил последнее окно. Согнувшись, он точно паук передвигался в своем гнезде.

Для работы организма требовалось большое количество энергии. Теперь ученый не останавливаясь крутил педали своего генератора и смешивал в точнейших пропорциях и комбинациях содержимое множество бочек и канистр. Мощности генератора на освещение не хватало, но профессору оно было не нужно: его руки были точнейшими весами, а обоняние безошибочно определяло вещество. Без отопления становилось холодно, но это было уже не важно, да и подобные внешние воздействия не могли повлиять на тщательно продуманные и выверенные составы веществ, а это было гораздо важнее. Профессор не чувствовал ни множества ожогов, ни удушающего запаха сырья – он был в естественных условиях, он был частью этого организма.

Эта квартира не была раковой клеткой, это было нечто другое, доселе не виданное человеком и потому со страхом отвергаемое им.

Последние дни были потрачены на многократную проверку. И сейчас профессор не нуждался в свете, он все изучал кончиками пальцев; практически ни к чему не прикасаясь, он плавно двигался от одного органа механизма к другому. Он все видел внутренним взором.

На площадке послышалось движение, множество рук застучало в дверь с требованием немедленно ее открыть. Там был плач и скрежет зубов. Вовремя, с точностью до минуты. Профессор подключил толстые провода к огромному аккумулятору. Пробуждение. Десятки ламп озарили привыкшие к внешней темноте глаза. Засвистели лопасти охлаждения. Питания было достаточно.

Профессор выжал педаль и опустил первый рычаг. Где-то прозвучал хлопок – начали выламывать дверь.

Педаль – второй рычаг. Сквозь седую бороду ученого засияла улыбка.

Педаль – третий рычаг. Бесконечный поток света охватил абсолютно все.