СО МНОЙ В БАНЮ!

        "Баня здоровит, разговор веселит" (русск. пог.)

        Я уже набрала в ванну горячей воды, когда подумала: бог с ней, с экономией! Не сходить в баню 31-ого декабря? Это как-то не по-человечески. Потом я себя не прощу!     Принесла с балкона веник – дубовый, с собственной дачи - а у меня кроме огромного дуба ничего на даче и не растёт, собрала сумку с чистыми вещами, и отправилась.
          На улице ажиотаж – хозяйки таскают полные сумки из магазинов; казашки перетаскивают низкие столики для новогоднего тоя; мужчины всех национальностей, как всегда, ничем не озабочены и не отягощены. Некоторые уже начали праздновать. В автобусе же никого – у нас остановка конечная, мы только что отправились. В салоне только я и водитель.
           - Везите меня в баню! – громко объявила я водителю, по-барски расположившись на любимом заднем сиденье - тут как-то больше ощущается процесс езды, маленького путешествия. У меня отличное настроение!
          - Будет сделано! – поддержал он шутку, и включил зажигание.
          Скоро автобус был полон, а я занялась своими мыслями и наблюдениями. Но вот и моя остановка. Ожидая сдачу, получила напутствие от водителя:
          - Не улетите в Ленинград!
          - Не улечу! – механически ответила я, недоумевая. Потом поняла: «Ирония судьбы»! Но автобус был уже далеко.
           Очереди в баню нет, но моечное отделение оказалось заполнено. Любимое место вблизи парной и рядом с кранами занято, там расположилась знакомая бабка, тоже из нашего микрорайона. С ней я не здороваюсь и никогда не пытаюсь разговориться - видно, насколько человек одинок и погружён в собственный мир. Бабка странная и вызывает недоумение у окружающих. Всегда с ручной тележкой, но обязательно почему-то и с двумя  пустыми, болтающимися сумками в руках,  в страшных опорках на больных ногах,  горбатая, ветхая, грязная, угрюмая, необщительная, живущая в другом измерении.  Настоящая Баба Яга! Она таскает свою тележку по базару, заглядывая иногда в мусорные бачки, и никогда ничего не покупает.
         Но сегодня она ничем не отличается от окружающих – такая же голая, как все, плещется с энтузиазмом в своём тазу. Перепоясана по талии какой-то серой тряпкой, которая из-за горбатой – колесом – спины оказывается то под животом, то поверх груди. Она поправляет пояс, но он немедленно сползает с бывшей талии. А ведь тоже была и молодой, и красивой! Предложить помыть ей спину? Мы набираем рядом воду. Боже, какие у неё чёрные, изъеденные грибком до основания ногти на ногах! Потом замечаю – и на руках тоже! Кругом потоками льётся вода, и страшные дрожжевые грибки – повсюду! А я, как назло, босиком - забыла сланцы! Беру тазик, и отхожу подальше, к другим кранам. Не-е-ет, спину я ей точно мыть не буду! Не хватало заразиться…
         Наблюдаю издали. Вместо мочалки у старухи – красная синтетическая сетка из-под лука, какие-то тряпки, которые она стирает в тазу. Полощет, выжимает, и снова полощет.Может, и мой таз – от такой старухи? Я ещё раз ошпариваю свой тазик, перемываю с мылом. Когда бабка  ушла в предбанник, как казалось, насовсем,  вместе с тазом и со всеми причиндалами, её место заняли. Но она вернулась. Видно, решила ещё помыться - торопиться-то некуда.         Обнаружив, что место её занято, оккупировала один из столиков вместе с кранами, из которых набирают воду. Столик хоть и не предназачен для этой цели, но удобный  - с большой поверхностью, невысокий, надёжный. Вижу, как женщины, красноречиво постояв над ней, уходят. Ожидали, что она поймёт, что мешает -  ведь у других кранов очереди.  Наверное, чёрные ногти увидели!
           А старую женщину ничего не волнует: она снова и снова, бесконечно и  невозмутимо плещется, в который раз полощет свои тряпки, и к кранам никого не подпускает. Кажется, у неё и мыла нет, зато есть природное средство – я вижу, как она натирается собственной мочой. Берёт её между ног, и втирает в плечи, локти, голову – болят, видно.
         Потом потеряла её из вида, и снова встретила в парной. Наскоро попарившись сама, предложила попарить её. Она не отказалась, молча подставила спину. Добросовестно отхлестала старуху, и, отдав ей веник, выскочила – сердце у меня распухло и уже едва билось. Жарко! А бабка выходить не спешила.
         Но вот вышла и она. Что она делает? Подойдя к деревянному бочонку, полному ледяной воды, дёргает за цепочку. Потом к другому, третьему… Молодые женщины, сидящие неподалёку, взвизгивают и шарахаются, а бабка идёт к своему столику. Ничего себе – ветхая, больная... Поживёт ещё!
         Я закончила мытьё, подхожу к бабке и оставляю ей мыло - никаких эмоций. Но мыло берёт и начинает энергично мылить свою сетку.  Вижу, что у неё и в самом деле никаких моющих средств нет. Жаль, что шампунь закончился. И я выхожу.
        Большинство моющихся женщин - казашки. Они у нас, на севере Казахстана, красивые, белые, от русских не отличаются! Как-то я в командировке в Джамбуле, на юге республики, пошла в баню. Вошла и испугалась - до того все чёрные, смуглые, некрасивые, а русских и совсем нет. Только банщик - русский старичок с протезом вместо одной ноги. В советские времена все работу находили!
         Эх, хорошо! Чувствую, как дышит всё тело. Пожалуй, и пива себе  бутылочку позволю!.. Новый Год всё-таки… Выпила... Голова начинает кружиться с непривычки.

          - С лёгким паром! – приветствует меня знакомый водитель с четырнадцатого маршрута. Надо же! Опять встретились!
         - Спасибо! Вы уж проследите, чтобы я попала по назначению! – шучу я.

         И мы отправляемся...