Филаретова Псалтирь. О Филарете Московском

Васины гусли.
8 января 1783 г. (н. ст.) в семье коломенского диакона Михаила Дроздова родился первенец. Младенца нарекли Василием – в честь свт. Василия Великого, ведь крестины состоялись 14 января, в день памяти величайшего светильника Церкви. Семью Дроздовых вскоре ожидали и новые радости: Господь щедро одарил их детками, а диакона Михаила возвели в сан священства. Вася проводил много времени у бабушки и дедушки, которые просто обожали своего внука. Благочествиые старички, Доминика Прокопьевна и Никита Афанасьевич, часто приводили его в храм, и причащался он здесь каждое воскресенье. В семье сохранилось предание: однажды мальчик увидел, как под свод храма поднимают большой свещник с дымящимися свечами и скзал: «Скоро служба кончится – молитва к Богу пошла». Ему полюбилось играть в «священника»: смастерив из лучинок крестики и  накинув на плечи платок, он начинал «служить», что-то читать и напевать. А еще у дедушки были замечательные гусли, эдакая псалтирь, по струнам которых очень нравилось перебирать Васе.

Его любовь к музыке поможет в будущем ему отстоять истинный дух церковного пения, остававшийся долго неизменным.  На Руси пение обогатилось греческим, киевским и болгарским напевами, возникли и некоторые региональные особенности. Поэтому стало необходимым гармонизировать церковные пение – свести к единой уставности. Этим занялись не только в Синоде – такую же волю изъявил сам Николай I, а его указ стал рьяно выполнять генерал-майор А. Львов, обладавший связями и большой властью. Львовские гармонизации пения склонялись к петербургскому исполнению, ориентированном на придворных и с определенными упущениями, тогда как в Москве еще сохранилось исконное церковное пение, имевшее многовековую традицию. За гармонизацию взялась и придворная певческая Капелла, директор которой тоже поддерживал Львова. Капеллой даже начали издаваться книги о церковном, уже четырехголосом, пении. Но окончательное решение оставалось за митрополитом, вставшем на сторону традиции и устава. По слову свт. Филарета, следование уставу как в пении, так и молитве приносит благодатные плоды: «Православное богослужение древнее, мудрое, полное благодати … мы исполняем слабо, сокращаем и … стесняем оное новосоставленными песнопениями … не много заботясь о том, ясен ли в них дух жизни». Так же и в чтении молитв, по слову святителя: в простоте человек может с пользой молиться своими словами, но молиться на службе для церкви нужно так, чтобы был «ясен дух жизни». И еще митр. Филарет говорил: «Усилие высказать искусство дает пению не церковный характер и развлекает слушающего».

Эти и другие труды на благо церкви ждали его, но сейчас он еще юн, играет на гуслях… В 1800 г. Василий поступает учиться в Троице-Сергиеву лавру, в это же время его отца благословили на настоятельство коломенского Успенского собора. Сын спешит поздравить отца, но с каким почтением, характерным в то время, он обращается к родителю. Вот начало его письма: «Ваше Высокоблагословение, милостивый государь батюшка Михаил Федорович! … Я не хочу теперьи изображать заслуги, которые … сделали Вас сего достйоным. Я скажу только с чувством сердечной раздости: Поздравляю!» В 1802 г. похожая радость случается у самого Василия. Его тоже «повысили» - благословением носить стихарь для служения в трапезной. Ношение стихаря обязывает жить по-новому и стараться иметь чистые помыслы. И вскоре он подтвердил это на деле. В лавре ожидали приезд митр. Платона. Для этого события ректор Троице-Сергиевой семинарии архим. Евграф решил разыграть шутку – он попросил семинаристов выйти на встречу к любимому владыке и, как бы не замечая его, хвалить громко его добродетели. Но Василий отказался участвовать в этом маленьком спектакле – он любил владыку, но стать даже на миг «актером», театрально расхваливать владыку он не мог, тем более будучи облаченным в стихарь. Это был признак уже духовно возросшего человека, которому Господь уготовил многие труды на благо Церкви и всей России.



Через покояние ко спасению
«Батюшка! Василия скоро не будет…» - так пишет он отцу о своем решении стать монахом. К 1808 г. Василий Дроздов уже преподает в Лавре, а 7 июля этого же года пишет митр. Платону о желании монашества.  Василий был любимцем владыки, прозревшем в воспитаннике великое будущее. Платон пошел на небольшую хитрость – в запросах к Синоду он приписал несколько лишних лет Василию, чтобы возраст «тридцатилетнего» любимца ни у кого не вызывал подозрений. Василий уже прославился красноречием, и этим его даром тоже восхищался владыка. Платон говорил: «Я пишу по-человечески, а он пишет по-ангельски». Синод дал положительный ответ на просьбу Платона, и 16 ноября 1808 г. совершился постриг Василия с наречением ему имени Филаерт, а священником он стал 28 марта 1809 г. Но все эти радости сменились грядущими испытаниями.

1812 год он встретил сане архимандрита. В это Рождество на проповеди свт. Филарет призывал всех также положиться на волю Спасителя, как и Сам Спаситель в день Рождества отдал Себя Богородице и всему человечеству: «Итак, кто хощет обрести путь Иисуса, тот да взыщет Его младенчества. Младенец почивает на руках своей матери, … живет ее жизнью, если вы в детской простоте успокаиваетесь на руках Провидения, … если вы совершаете волю Божию так, как бы она была вашею волею, … - то благословите Бога, который утвердил в вас живое знамение Спасова рождения». Особенность его проповедей и писем, повлиявших на русский язык в той же степени, что и таланты Карамзина и Пушкина, отметил протоиерей Г. Флоровский: «Проповедь у Филарета всегда была благовестием, никогда не бывала только красноречием». В этом же году Филарет становится настоятелем новгородского Юрьего монастыря, пережившего в 1810 г. страшный пожар и нуждавшийся в восстановлении. А к этим хлопотам прибавилась еще одна – его назначили и ректором Санкт-Петербургской духовной академии. Студенты полюбили его. По их воспоминаниям, Филарет «привлекал учеников так к слушанию себя, что когда часы кончались ему преподавать, всегда оставалось великое усердие слушать его еще более без ястия и пития».

Но будушее грозило еще большими заботами. В 1812 году многие даже в светлую Пасху ожидали беды – в небе уже несколько месяцев висела яркая комета. Она – самая большая комета за всю историю наблюдений, только длина ее хвоста достигала 176 миллионов километров! Поговаривали, что комета – это предзнаменование конца света. Осознавая это всеобщее волнение и проницательно понимая назревающие беды для России, Филарет проповедовал в Страстную Пятницу: «Да не будет, христиане, чтобы мы нашего Вождя воображали хоть на минуту побежденным, когда видим Его мучима и бездыханна. Вчера на вечерней трапезе ясно предначертал Он события настоящего дня – и предложил в снедь свое тело, дал в питие кровь, ныне изливаемую…». Терзаемой предстояло быть и России – в День Святого Духа Наполеон обвинил Россию в нарушении Тильзитского мира, фактически объявив тем самым войну, а 12 июня его армия вторглась на территорию России. Под командованием Наполеона были не только французские войска – более половины его армии составляи солдаты Австрии, Польши и многих других стран. Силы Запада двинулись на Россию! Митрополит Филарет и многие его сподвижники призывали всех жертвовать деньги на поддержку армии. Сам митрополит жертвовал денег столько, что ему оставалось только на скудное пропитание. Кроме того – своими пламенными проповедями он поднимал дух русского народа, и конечно же молился за Россию.

В это страшное время Александр I впервые обратился к Новому Завету, стал читать его. Император не знал церковнославянского языка, а потому читал на французском (после войны Филарет возьмется за труд перевода Евангелия с церковно-славянского на русский язык). А в праздник Покрова, когда Наполеон еще находился в Москве, Александр I произнес знаменательные слова – в тот день зашла речь о подписании мирного договора с Бонапартом, тогда импертаор и сказал: «Я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться картофелем в недрах Сибири, нежели подпишу стыд моего отечества!» Но уже 19 октября армия Наполеона покидала Москву.Теперь это были голодные и жалкие солдаты. Возвращаясь по старой Смоленской дороге, окрестности которой они сами же и разорили, наполеоновские солдаты со словами cher ami (дорогой друг) обращались теперь к русским с просьбой о помощи – обогреть и накормить. Таких солдат стали называть шаромыжниками (от «cher ami»), а потом слово «шаромыжник» и вовсе закрепилось в русском языке. 3 ноября (н. ст.) накануне празднования Казанской иконы Богородицы и дня избавления Руси от поляков было нанесено сокрушительное поражение западныйм войскам под Вязьмой, после чего все наполеоновское войско было окнчательно разбито. Филарет был и одним из первых, кто подвел итоги войны – на заседании «Бесед любителей русского слова» он произнес речь, где отметил, что победа одержана благодатию Божией, оберегающей Россию за богоугодную жизнь многих россиян, ибо «участь государства определяется вечным законом истины», и если Истина соблюдается, то даются и силы на преодоление таких войн, как эта. И еще Филарет одним из первых заметил такую особенность: «Можно сказать, что в Москве в самое время несчастного ее превращения из столицы Российской в ужасный стан французский подданные Александра были вернее своему государю, нежели рабы Наполеона своему повелителю; ибо известно, что своевольство французского войска, еще более пагубное для него самого, нежели для опустошенной им столицы, не могло быть укрощено ни присутствием, ни повелениями, ни правосудием, ни самой жестокостью Наполеона». Российское государство победило благодаря тому, что многие, да и сам император, положились на волю Божию так, как и «Младенец почивает на руках своей матери» по рождественскому слову Филарета.

«Сердце мое - отверсто»
В конце 20-х годов на Русь обрушилась холера. В Москве многие говорили, что теперь ходить в Церковь опасно – при любом стечении народа легко заразиться смертельной болезнью. Филарет, уже митрополит, на это отзывался в письме: «Напрасно более боятся молитвы, нежели болезни. … Пережив три холеры прежде нынешней, я видел довольно опытов, что где усиливалась молитва, там болезнь ослабевала и преращалась». Перед началом холеры несколько лет были популярны революционные настроения – восстания декабристов, радостные встречи новостей о революциях во Франции, увлеченность духом вольнодумства и др. В одной проповеди Филарет говорил, что новые беды посланы за новые грехи, и поэтому считал спасительным всеобщую молитву и покаяние – по примеру царя Давида, претерпевшего бедствия за грехи и удостоенного благодати за покаянные слезы.  Осенью холера разбушевалась в Москве, и многие жители, думая о своей погибели, стали, подобно Давиду, жить боголепнее. Об этом писал граф М. В. Толстой: «Не бывало такого благочестивого настроение между московскими жителями: храмы были полны ежедневно …, почти все говели, исповедовались и причащались Святых Тайн, как бы готовясь к неизбежной смерти». Устраивались молебные и крестные ходы. Император Николай I просил митрополита сократить их, опасаясь при стечении народа новой волны смертельной болезни, на что Филарет отвечал, что число заболевающих после крестных ходов несколько уменьшается. При этом Филарет знал хорошо и медицину, он не только призывал к молитве, но и рассылал по епархиям медицинские указания о борьбе с холерой. Но, конечно, все равно было много смертей – и его спрашивали о том, почему Бог попускает смерть безвинных младенцев. И митрополит отвечал: «Безвинно умирающий ничего не теряет, а приобретает жизнь … лучшую», а сама смерть младенца может быть «наказанием или средством духовного возбуждения для тех, которые лишились сего младенца».

Огромную роль он сыграл и в судьбе Пушкина, находившегося во время распространения холеры в михайловской ссылке (для поэта это было время одиночества и время духовного перерождения). Человек, погибший в результате дуэли, приравнивался к самоубийце, а потому умиравших дуэлянтов запрещалось отпевать, поминать на молитвах и т. д. Однако митр. Филарет сделал все, чтобы Пушкина по его смерти считали настоящим христианином. Дело в том, что перед самой смертью Александр Сергеевич исповедовался и причастился, простил всех своих врагов. А умирающему Пушкину направил письмо Николай I, в котором также во всем прощал Пушкина (в том числе и за его антирелигиозные и вольнодумные стихи, написанные еще до окончательного прихода к вере) и советовал «умереть настоящим христианином». Но были все же те, кто настаивал на строгости исполнения церковных канонов – например, против отпевания поэта выступил петербургский митрополит Серафим. И здесь свою роль и сыграл митр. Филарет, понимавший жизнь Пушкина, его роль для России и его путь к Богу. Он дал разрешение на отпевание поэта, тем самым признав его настоящим христианином, позволив любому верующему молиться за душу русского гения, но при этом сам Филарет на отпевании не присутствовал, тем самым как бы успокаивая противников отпевания отсутсвованием «официального лица», словно «не почтив» при прощании поэта.

Филарет принял также участие в реформе 1861 г. Митрополиту принадлежит окончательная редакция документа, освобождавшего крестьян от  крепостной зависимости.
В последние дни жизни он читал молитву, составленную им самим, но, правда, неизвестно время ее создания. Вот молитва свт. Филарета: «Господи: не знаю, чего мне просить у Тебя? Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя. Отче! Даждь рабу твоему – чего сам я и просить не умею. Не дерзаю просить – ни креста, ни утешения! Только стою пред Тобою; сердце мое – отверсто. Ты зриши нужды, которых я не знаю. Зри! – и сотвори со мною по милости Твоей: порази и исцели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую пред Твоею святою волею и непостижымими для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе. Предаюсь Тебе. Нет у меня желания, кроме желания – исполнить волю Твою... Научи меня молиться. Сам во мне молись».