О славном князе Святославе

REX LUPUS DEUS


Возговорит лютый ханище:
"Ой ли, черти, куролесники.
Отешите череп батыря
Что ль на чашу на сивушную".

Сергей Есенин. Песнь о Евпатии Коловрате.


Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

О князе Святославе Киевском, "царствующем к северу от Дуная" существует расхожее мнение как о "последнем русском викинге": жил де на Руси такой разбойник, которому была "чужая жизнь - копейка, да и своя головушка - полушка", только и знавший, что делать набеги на соседей и, в конце концом "сложивший свою буйную голову на копье басурманское" (вариант Василия Буслаевича новгородских былин). При этом даже ссылаются на укоризненные слова киевлян, сказанные ими якобы своему князю: "Ты, княже, чужих земель ищешь, а своими пренебрегаешь".

Попробуем разобраться в том, насколько это мнение о князе Святославе соответствует историческим фактам.

Князь Святослав Игоревич ("Сфенлослав, сын Ингора, архонта Росии", как именовал его восточно-римский император Константин Порфирогенит, или Багрянородный, в своем трактате "Об управлении империей") был родом из варягов, или, иначе говоря, норманнов - северных германцев-скандинавов, предков нынешних датчан, шведов и норвежцев (норвежцы, кстати, и по сей день называют себя "нурменн", т.е. "норманны", "нордманны", nordmenn, "северные люди", а славяне именовали норманнов вообще и норвежцев - в частности - "мурмане" или "мурманцы", а носимые ими под шлемами круглые шапочки - "нурманки", "мурманки" или "мурмолки"), которых восточные славяне призвали в качестве "наряда" (то есть войска, организованной вооруженной силы), для прекращения междоусобиц в своей богатой, но раздираемой межплеменными противоречиями земле, и для ее защиты от сильных и опасных внешних врагов. Слово "варяг" ("варинг", "вэринг") происходит от приносимой членами этой военной дружины своему предводителю клятвы в верности ("вар", "вэр"), нарушить которую могла только смерть. "Ромеи" (византийские "греки", проживавшие на территории бывшей Восточной Римской империи и по старинке гордо именовавшие себя "римлянами") называли норманнов - непревзойденных в ту эпоху воинов, которых, как и восточные славяне, да и правители других стран и народов, охотно нанимали к себе на службу целыми дружинами или военными отрядами - "варангами". Именно из варягов состояла "Этерия" ("Гетерия", т.е. "Дружина") - отборная гвардия ромейского императора.   

Дедом Святослава был военный предводитель ("конунг", или, по-славянски, "князь") варягов Рюрик (Рорик, Рёрек, Хрорег, Хрорекр, то есть "славный") Ютландский из Хедебю (Дания), переехавший на Русь со своей верной дружиной ("тру вар") и всем "своим домом" ("сине хус"), т.е. чадами и домочадцами, и ставший править то ли сразу в Новгороде (Хольмгарде), то ли сначала в Ладоге (Альдейгьюборге), а уж потом в Новгороде на Волхове. Впоследствии под пером летописца, уже не знавшего норманнского языка, "верная дружина" и "свой дом" Рюрика превратились в якобы прибывших вместе с ним братьев "Трувора" и "Синеуса" (естественно, никаких следов после себя в русской истории не оставивших).

Отцом Святослава был сын Рюрика Ютландского (которому в этом году наконец-то поставили в Новгороде давно заслуженный варяжским конунгом памятник, как основателю Русского государства) - Игорь (Ингор, Ингвар), получивший впоследствии прозвище Старый, а матерью - Ольга (Хельга) родом из Пскова (Пльскова, Плескова), расположенного поблизости от Новгорода (Хольмгарда), в котором вокняжился Рюрик, или, согласно некоторым версиям, из болгарского города Плиски (в последнем случае становятся понятными стремление Святослава завоевать Дунайскую Болгарию, как свой наследственный удел, и поддержка его частью болгарской знати, для которой далекий северный князь был, в таком случае, не совсем чужим, а родней, пусть даже и отдаленной).

Святославу было всего три года от роду, когда его отец князь Игорь Киевский (прозванный впоследствии, уже post mortem, Игорем Старым) был убит бунтовщиками из славянского племени древлян, с которых вздумал повторно собрать дань. Странным образом, в письме, написанном впоследствии ромейским императором Святославу, уже вступившему в войну с "греками", утверждалось, что отец князя - Игорь - пал от руки "германцев". В связи с этим некоторые историки предполагают, что взбунтовавшийся против Игоря древлянский князь Мал был в действительности не славянином, и уж тем более не хазаром или иудеем "Малхом", а восточным германцем из древнего готского рода Амалов (Амалунгов, Амелунгов, Амалфридов, Амалфредов, Малфредов) нашедшим себе последнее прибежище в древлянской земле).

Когда киевское войско во главе с варяжскими полководцами Асмундом (Асмудом) и Свенельдом (Сванальдом, Свенхельдом, Сванхильдом) выступило на древлян, то впереди ехал на боевом коне малыш Святослав, а по бокам его - отцовские воеводы.

По древнему обычаю, князю (сколько бы ему ни было лет от роду) надлежало начать битву. Воеводы вложили в ручонку Святослава копье, и тот попытался метнуть (а скорее всего - толкнуть) его, но копье, пролетев между конскими ушами, упало на землю прямо перед конской мордой. Однако это было не важно. Главное - формальность была соблюдена, древний обычай исполнен. Старый варяжский рубака Свенельд громогласно воскликнул:

"Князь уже начал! Последуем, дружина, за князем!"

Таким было первое появление на подмостках истории князя Святослава - трехлетнего малыша, но уже верхом на боевом коне и с боевым копьем в руке.

В ту давнюю эпоху, ради вящего укрепления единства рода и дружины, детей мужского пола не воспитывали в собственной семье. Простолюдины росли в семьях родственников, знатные отроки - в семьях дружинников отца (как впоследствии и отпрыски рыцарских родов в период развитого Средневековья).

Святослава воспитывал старый варяг Асмунд. И это обстоятельство во многом предопределило судьбу наследника Игоря Киевского. Асмунд, воспитатель (по-славянски - пестун) князя Святослава, был сыном Олега (Хельга, Хельгу, Хельги) Вещего, дяди и пестуна отца Святослава, Игоря, правившего за него вплоть до совершеннолетия своего воспитанника и умершего, по легенде, от укуса ядовитой змеи, выползшей из черепа давно павшего боевого коня Олега ("Но примешь ты смерть от коня своего").

О Вещем Олеге, пестовавшем Игоря Киевского, всякий знает, по крайней мере, из пушкинской "Песни о вещем Олеге". Рассказывать о нем можно очень долго. Однако вполне достаточно будет сказать, что Олег объединил под своей властью в один кулак все земли восточных славян и до самой своей смерти воевал с их врагами - волжскими болгарами (предками болгар дунайских), ромеями и хазарами (хозарами) - особенно грозным врагом, подчинившим своей власти многие славянские племена и лаже владевшим одно время городом Киевом. В этом же духе Олег воспитал и Игоря, дважды ходившего войной на ромеев (один раз - неудачно, другой - удачно), воевавшего с хазарами и волжскими болгарами. Сын Игоря, Святослав, также посвятил свою жизнь делу объединения под своей властью всех славянских племен, разгромил Хазарский каганат и нанес ряд поражений ромеям. Вне всякого сомнения, именно Асмунд вложил в ум воспитанника идеи своего великого отца.

В четырнадцатилетнем возрасте у Святослава появился личный повод для стойкой неприязни (если не сказать больше) к Ромейской империи. Его мать Ольга, вдова Игоря, весьма непрочно сидевшая на киевском престоле (и у варягов, и у славян, да и у других народов на женщину в качестве верховной правительницы смотрели косо, править должен был мужчина), хотя и подавила бунт древлян, жестоко расправившись с виновниками гибели супруга, была вынуждена возвратить хазарам отвоеванные у них Олегом земли славянского племени вятичей и попыталась укрепить свою власть, породнившись с ромейским императором. Она отправилась в ромейскую столицу Константинополь, или "Новый (Второй) Рим", основанный в IV веке первым христианским императором Константином I Флавием Великим (Святым Равноапостольным Царем Константином) на месте древнегреческой колонии Византий (славяне именовали Константинополь Царьградом - калька с названия Древнего Рима - urbs regia, т.е. "город царей", "царский город", а варяги - Миклагардом), вероятно, взяв с собой сына, чтобы женить его на ромейской царевне.
   
После унизительно долгого ожидания в царьградской гавани Суда "северную архонтиссу" Ольгу и юного "северного архонта Сфендослава", соизволили, наконец, принять в императорском дворце. Но...какой же им там оказали прием?

По сути дела, им было заявлено следующее. Ромеи, то есть (православные) христиане - византийские "греки" упорно ставили знак равенства между этими двумя понятиями, именуя своего верховного владыку не просто "автократором (самодержцем) ромеев", но "христианским императором", иначе говоря - "повелителем (всех) христиан", обосновывая тем самым свои претензии на власть над всем обитаемым миром! - это богоизбранный народ, Новый Израиль. И негоже, по евангельскому слову, отбирать хлеб у детей, чтобы бросить его псам - можно ли даже помыслить о том, чтобы отдать дочь христианского императора в жены язычнику (псу)? Яснее не скажешь, не правда ли?

Так юный Святослав своими глазами убедился в верности того, что ему, несомненно, говорил о "ромеях" его старый, поседелый в боях - в том числе и с "греками" - воспитатель Асмунд. "Льстивы бо и лживы греци до сего дни" (как писал впоследствии русский - уже христианский! - летописец). Претенциозно именовавшие себя "ромеями" ("римлянами") и с привычным для подлинных римлян презрением взиравшие свысока на все прочие народы, они, в отличие от тех, древних, настоящих римлян, не имели для этого никаких оснований, выродившись к Х веку в некую ублюдочную, химерическую смесь сирийцев, арабов, армян, абасгов (обежан, абхазов), иллирийцев, фракийцев, исавров, валахов-волохов, славян, коптов-египтян, аланов, иудеев, хазар и прочих тюрок, разбавленных незначительным количеством потомков древних греков и римлян, говоривших, с разной степенью чистоты, на греческом (как некоем "языке межнационального общения"). Кроме этого языка и православного варианта христианской веры византийских "греков" (да и то далеко не всех, ибо на территории Ромейской империи множились ереси и отнюдь не все подданные царьградских императоров владели греческим языком) в какой-то степени объединяли только смутные воспоминания о государственных и воинских традициях древней Римской империи, на эксклюзивное преемство от которой "ромеи" продолжали упорно претендовать вплоть до окончательной погибели своей державной химеры. И так вели себя те самые "греки", которые платили дань отцу Святослава - князю Игорю, и отцу княжеского воспитателя Асмунда, прибившему свой щит на врата Царьграда!

Вряд ли полученный в Царьграде от "греков" афронт прибавил Святославу уважения к своей матери Ольге, фактически "смиренно утершейся" после жестокого оскорбления, нанесенного ей самой, ее сыну, а в их лице - всей варяго-русской Северной Державе.

Правда, через пару лет Ольга снарядила аналогичное посольство к венценосному владыке другой "Римской империи", конкурировавшей и соперничавшей с "греческой" империей ромеев - Оттону I Великому, обновившему в 961 году "Священную Римскую империю", основанную в 800 году франкским королем Карлом Великим (формально восстановившим, в союзе с римским папой, Западную Римскую империю, прекратившую свое существование в 476 году; при этом обе "римские" империи - Западная римско-германская и Восточная "греческая" претендовали на полную и безраздельную власть над всеми землями некогда единой древнеримской державы, что дополнительно усиливало остроту конфликта!)-, смиренно испрашивая у него наставников в христианской вере. По тем временам подобная просьба означала готовность просителя признать себя вассалом того, к кому он с этой просьбой обращался.

Император Оттон согласился выполнить просьбу княгини Ольги и направил на Русь с миссией епископа Адальберта. Однако Святослав, видимо, помешал этому намерению осуществиться, совершив нечто вроде государственного переворота. Ольга была выдворена из киевских княжеских палат в свой терем в Вышгороде, прибывший в Киев епископ Адальберт изгнан оттуда в 962 году.

962 год стал годом первой (пока что политической) победы Святослава, первым годом его полновластия, превращения из княжича в князя, из юноши - в мужа.

Как же повел себя молодой варяго-русский князь? Тот забияка и грабитель, который предстает нам со страниц иных исторических сочинений, стал бы первым делом нападать на соседей - тех, кто поближе, побогаче и послабее. А на худой конец (если соседи показались бы слишком бедны), напал бы на ромейские владения в Крыму - земли там были богатые, но не имевшие для "греческой" империи большого стратегического значения и потому довольно слабо охраняемые "греками".

Но Святослав первым делом обратил свой меч против самого главного, опасного и сильного врага Руси - неоднократно упоминавшихся выше хазар.

На Юге Хазарский каганат граничил с Арменией и Грузией (Иверией), на Севере - с предгорьями Урала. Солнце вставало над Хазарией из вод Аральского (Абескунского) моря и опускалось за порогами Днепра.

Множество разноплеменных рабов трудились на Хазарию, множество разноязычных наемных воинов (главным образом - представителей различных племен Великой Степи) стерегли ее границы или нападали на страны, неугодные хазарскому кагану (когану, каану, хакану, Великому хану). Через территорию Хазарии проходили важнейшие торговые пути тогдашнего мира - Великий Шелковый путь и путь из стран Балтийского бассейна в богатые страны Востока. Огромные торговые пошлины и таможенные сборы, ростовщичество и работорговля неустанно пополняли казну правящей верхушки каганата, обосновавшейся в хазарской столице Итиль (Атель), расположенной в устье Волги, близ нынешней Астрахани. Все подвластные князья были обязаны отдавать своих дочерей в гарем кагана (правившего в эпоху Святослава чисто номинально) и реального правителя ("пеха", или "бека") хазар. Именно хазарский "пех" ("царь") сосредоточил в описываемое время в своих руках всю полноту власти, в то время как каган (особа которого почиталась настолько священной, что он жил в постоянном затворничестве в своем итильском дворце и лишь в дни больших праздников показывался своим подданным) сохранил исключительно прерогативы духовного владыки.

Верхушка правящего слоя Хазарского каганата - сам каган, "пех", придворные, вельможи, законоучители, книжники, сборщики налогов и пошлин, священнослужители государственного культа исповедовали иудейскую веру. Представители военно-чиновничьей знати (или, выражаясь современным языком, "армии и силовых структур") состояли не только из иудеев, но и из мусульман - сынов различных кавказских и азиатских народов (например, хорезмийцев) и из собственно хазар ("белых хазар") - изначально северокавказского мелкого разбойничьего народца, принявшего иудаизм при кагане Булане (ставшем после перемены веры Обадией; хотя, согласно другим историкам, Обадия был одним из преемников "благочестивого" Булана). В отличие от "белых хазар", покоренные ими кочевые тюркские племена, получившие прозвание "черных хазар", составляли, вместе с другими племенами, тяглое (податное) население каганата, исповедовавшее, главным образом, различные языческие культы (впрочем, было среди хазар и некоторое количество христиан, имевших даже собственные церкви). История прозелитизма (обращения в иудаизм) хазар весьма любопытна, но ее подробное изложение увело бы нас слишком далеко от главной темы настоящей военно-исторической миниатюры. Если верить арабскому путешественнику-географу аль-Масуди, значительную часть податного населения Хазарии и хазарских рабов составляли славяне ("сакалиба"), уже тогда густо заселявшие подчиненные каганатом Подонье и Поволжье. Именно потомки этих славянских по происхождению "хазар" (слово "хазар" произносилось как "хазаг" или "хазак") составили впоследствии основу  казачества (впрочем, до этого было еще далеко). Гвардию кагана (а в действительности - "пеха") составляли так называемые "ларса", "ларсии" или "арсии" - десять тысяч отборных тяжеловооруженных хорезмийских конных воинов-мусульман, численный состав которых постоянно пополнялся, так что "ларсиев" всегда было десять тысяч человек (как в гвардии "бессмертных" персидских царей династий Ахеменидов и Сасанидов, а также подражавших им ромейских императоров).

Словно мало было мощи одной Хазарии, угрожавшей варяжской Руси, за каганатом стояла и вся мощь империи ромеев. Временами константинопольские императоры ссорились и даже воевали с итильскими каганами и "пехами", однако "греко"-хазарское стратегическое партнерство в борьбе с Арабским халифатом всякий раз заставляло их преодолевать временные разногласия. Василии выдавали своих дочерей за хазарских каганов и "пехов", те поступали аналогично. Так, например, первая женщина на престоле Ромейской империи - императрица Ирина - была хазаркой по происхождению, а один из ромейских императоров, Лев, получил, по своему происхождению, прозвище "Хазар". Справедливости ради, следует заметить, что многие переселившиеся на земли ромейской державы хазары принимали православие и даже делали духовную карьеру. Так, знаменитый константинопольский патриарх Фотий, при котором чудесной силой вынесенной из Влахернской церкви Ризы Пресвятой Богородицы был потоплен подошедший к Царьграду, в отсутствие воевавшего с арабами-мусульманами императора ромеев, флот ушедших от Рюрика и вокняжившихся в Киеве (Конунгарде) варяжских воевод Аскольда (Хаскульда, Хескульда) и Дира (Тира, Тюра, Торира), в честь чего был установлен христианский праздник Покрова Пресвятой Богородицы, был хазарского происхождения и даже получил прозвище "Хазаропросопос" ("Хазарская рожа").

Константинопольские императоры направляли своих военных инженеров строить крепости на хазарско-русских рубежах. Так, ромейский патрикий ("римский патриций") и военный архитектор Петрона Каматир построил в Придонье хазарскую крепость Саркел (Белую Вежу, т.е. "Белую Башню") пол последнему слову ромейской военной техники (впоследствии с немалым трудом и большими потерями взятую князем Святославом).

За сотню лет до Святослава хазары обложили множество славянских племен - древлян, северян, радимичей, вятичей - небывалой данью. Дань включала в себя не только меха, мед, скору (воск) и отличавшиеся особо прочностью ковки славянские мечи с двумя лезвиями (хазары, если верить летописцам, умели хорошо ковать лишь сабли, имевшие не два, а лишь одно лезвие; русские же мечи IX-X вв. отличались высокой прочностью и гибкостью - так, например, в арабо-персидском сочинении "Пределы мира" говорилось, что их "можно согнуть вдвое, но как только отводится рука, они принимают прежнюю форму"), но и множество рабов. Летописцы, жившие позднее, вероятно, не могли поверить в буквальный смысл древних строк, и исправляли их, по своему разумению - "по беле и кунице с дыму", "по белке-веренице (веверице) с дыму". И лишь немногие уцелевшие древнейшие летописные тексты свидетельствуют, что в действительности хазарские сборщики дани взимали со славян "по белой девице из дому".

Оставшиеся в ограбленном доме ("дыме") боязливо складывали сказки о том, как "налетело чудо-юдо коганое, требуя по девице на обед, по отроку на ужин". В сказках чудо-юдо, в конце концов, оказывалось побеждено...Наяву же сказители и слушатели помнили: если схватишься за меч, окаем тут же затянет беспощадная конная лава, сверкающая стальной чешуей, скалящаяся боевыми личинами шлемов. И тогда угонят в полон уже всех...кто уцелеет...

Для защиты от хазар-то и призвали славяне варягов, когда цепкие щупальца каганата, завладевшего Киевом (хазары переименовали древний праславянский град в "Самватас"; этот греческий вариант хазарского названия Киева, упоминаемый ромейским императором Константином Багрянородным, в его уже упоминавшемся выше трактате "Об управлении империей", вероятно, каким-то образом связан с иудейским религиозным термином "шаббат", то есть "суббота", "день отдохновения"; "Самватасом" (или "Самбатионом") хазары называли и реку Днепр, именовавшуюся по-гречески Борисфенос), воспользовавшись раздиравшими славян межплеменными раздорами и междоусобицами (разжигаемыми, надо думать, не без влияния хазарского золота), протянулись далеко на русский север - к Ильменю и Белоозеру.

И варяги пришли. Хрорекр-Рюрик и Хельгу-Олег не только не пустили хазар на север. Воеводы Рюрика Аскольд и Дир выбили войска каганата из Киева-Самбатиона. Правда, впоследствии, их самих выманил из Киева хитростью, и убил (с полным правом обвинив в измене данной Рюрику и его сыну Игорю клятве верности - "вару", которую был обязан соблюдать всякий варяг) Олег Вещий, посадивший в Киеве князем своего воспитанника Игоря, но это были уже внутренние конфликты между самими варяго-руссами. Благодарные варягам за защиту северяне, вятичи, радимичи и другие славянские племена слагали уже не сказки, а былины, бывальщины, о том, как ехал на Русь злой "Жидовин могуч богатырь", на пути которого встал Вещий Олег (Хельги) - Вольга (Ельга) Мурманец (Норманн), снесший ему, в жестоком бою, "с плеч коганых (вероятнее всего, слово "коганый"="каганый" было позднее, уже после Крещения Руси, переосмыслено как "поганый" - от латинского слова "паганус", то есть "сельский", в значении "языческий", ибо христианская вера повсюду утверждалась сначала в городах и уж затем - в сельской местности!) черну голову" (и лишь впоследствии поединок с Жидовином был приписан Илье Муромцу, связанному, по созвучию, с возникшим гораздо позднее городом Муромом). Возможно, поход Вещего Олега (Ельги, Вольга, Вольги, Волха или Волхва, т.е. "волшебника", "кудесника") Всеславьевича (Святославовича) на "Индейское (в современных переводах - Индийское) царство", которое он разгромил, проникнув в него хитростью, в действительности является поэтическим переосмыслением "былинниками речистыми" позднейших времен войн двух реальных варяго-русских князей Рюрикова рода - Олега (Вольга, Хельги, Ельги) и его внучатого племянника Святослава - с "Иудейским царством" (Хазарским каганатом, государственной религией которого был иудаизм). Это представляется весьма логичным - до далекой Индии не доходил со своим войском ни один русский государь, Рюрикова или не Рюрикова рода. Замена в былинах "иудейского" царства "индейским" произошла в эпоху позднего Средневековья, когда память о грозном Хазарском каганате почти полностью изгладилась из памяти народной (вероятно, во многих случаях место хазар - как, впрочем, печенегов, торков, половцев и других степняков - прочно заняли пришедшие на Русь позже всех захватчиков "татары"), и сама мысль о существовании какого-то "иудейского царства" на границе Руси казалась попросту абсурдной... Впрочем, довольно об этом...

После убийства Игоря древлянами и подавления древлянского бунта княгиня Ольга, опасаясь войны с могущественным каганатом в условиях крайне непрочного тыла, отдала хазарам отбитую у них Вещим Олегом землю вятичей. Вновь потянулись в Итиль вереницы славянского "полона" ("челяди") - девиц и отроков. Их было так много, что слово "славянин" - "славе", "склаве", "саклаб", "сакалиба" - стало синонимом слова "раб" и по-прежнему остается таковым во многих современных языках.

И вот на этих-то "неразумных" (по мнению А.С. Пушкина, но по-своему очень даже неплохо "соображавших, что к чему") хазар поднял меч князь Святослав Киевский.

Из дошедших до нас скупых строк летописи не вполне ясно, как именно действовал Святослав. Можно предположить, что основную ударную силу его войска составляла сплошная стена тяжелых пехотинцев в железных кольчугах и шлемах, с длинными копьями, любимым оружием варягов - секирами и длинными мечами, большими норманнскими "каплевидными" ("миндалевидными") щитами, прикрытую с флангов легковооруженными пехотинцами и конными дружинниками. Но это лишь предположение. Ибо из летописных свидетельств следует, что князь был легким на подъем, быстрым "аки пардус" (как гепард, бегущий со скоростью до ста километров в час), спал, подложив под голову седло, попону или потник боевого коня, не возил с собой ни котлов, ни обозов с припасами, но "тонко нарезав конину и зверину, пек на костре и так ел. Таковы же были и все вои (воины) его". Это описание создает представление о предводителе высоко мобильного, подвижного конного войска, способного быстро совершать большие переходы, а точнее говоря - конные рейды. С другой стороны, ромейский военный историк Лев Диакон в описании осады войска Святослава "греками" в болгарской крепости Доростоле на Дунае подчеркивает, что русы сражались в основном в строю, подобном фаланге (т.е. пешими), и, хотя порой выступали и в конном строю, но были к конному бою непривычны (в войнах на Дунае Святослав использовал главным образом не свою, а союзную угорскую, т.е. венгерскую, конницу). В "Истории" Льва Диакона описано, к примеру, что под Доростолом "скифы" (русы), якобы "вовсе не умеющие ездить верхом", "впервые вступили в бой в конном строю"(!), что длинные копья ромейских конных латников-катафрактов поражали их, "не умевших управлять лошадьми при помощи поводьев" (!). Что тут скажешь?" Во-первых, не следует забывать, что иные, сознательно архаизировавшие свой стиль, подгоняя его под античные образцы, ромейские историки (например, царевна Анна Комнина в "Алексиаде") именовали "фалангой" любой строй - не только пеший, но и конный - например, тот же Лев Диакон писал в своей "Истории": "какой-то скиф (рус - В.А.) ...кичась своей силой...вырвался вперед из окружавшей его фаланги всадников...". Во-вторых, у того же Льва Диакона в другой главе того же сочинения написано: "В промежуток между рядами выехал на коне вождь скифов огромного роста, надежно защищенный панцирем, и, потрясая длинным копьем, стал вызывать желающих выступить против него..." Судя по тону описания, речь идет об опытном конном воине, а не о каком-то непривычном к конному бою новичке, только что севшем на лошадь. Можно, конечно, возразить, что на конях сражались не все русы, а, мол, только их немногочисленные воеводы. Но из слов того же Льва Диакона явствует, что русские воеводы не прятались за спинами своих воинов, а наоборот, выступали в первых рядах. Однако никто из этих воевод не был самоубийцей, каким неминуемо стал бы всякий одинокий всадник, едущий впереди сомкнутого строя пехотинцев. Лишенный помощи и поддержки, он был бы убит в первые же мгновения боя. А вот если конный вождь выступал во главе своей конной же дружины, этого бы не случилось. Что же касается неудачного (по Льву Диакону) для русов конного боя под Доростолом, то другой ромейский историк - Иоанн Скилица - описывал его ход совсем иначе. Согласно Скилице, русы - не только конные, но и пешие - устроили вылазку из осажденного Доростола. Ромеи встретили их с ожесточением, и завязался упорный бой. Борьба долго шла с равным успехом, наконец ромеи обратили варваров в бегство своей доблестью и, прижав к стене, многих перебили в этой стычке, "и всего более - всадников". Скилица явно описывает бой равных по силе противников, победу в котором ромеев можно объяснить их "доблестью", численным превосходством, лучшим вооружением, короче - всем, кроме неумения русов сражаться в конном строю! В-общем, "темна вода во облацех"...

Мало того! Нам даже не известен толком ход войны Святослава с хазарами. Летописец просто говорит, что Святослав разбил хазар, убил их "царя Когана" и взял Белую Вежу, не сообщая ничего ни о разгроме войска "пеха", ни о взятии варяго-русами (при поддержке наемной печенежской конницы) других хазарских твердынь - Семендера, Самкуша и, самое главное - столицы Каганата - Итиля. Мы твердо знаем лишь одно. Хазарский каганат, огромная держава, исчез с лица земли всего за один год (964). Не помогли кагану с "пехом" ни чешуйчатые латы на конях и всадниках, ни наемные конные орды, ни построенные ромейскими инженерами крепости, ни золото работорговцев и ростовщиков.

Много лет спустя арабский путешественник-географ Ибн Хаукаль видел на берегу Волги руины хазарских разбойничьих гнезд и опустевшие кочевья их степных вассалов союзников. На Северном Кавказе русы, если верить Ибн Хаукалю, "если что и оставили, так только лист на лозе".

Границы Руси выдвинулись на Дон и в Приазовье, где бывшие хазарские твердыни Саркел и Самкуш стали русскими городами Белой Вежей и Тмутороканью (впрочем, есть мнение, что Тмуторокань - это бывшая ромейская Таматарха). Славянское большинство населения Хазарии из забитых, всеми презираемых полурабов превратилось в полноправных подданных киевского князя Рюрикова рода. Когда же оставшиеся в Тьмуторокани хазары и примкнувшие к ним "греки" попытались "тряхнуть стариной", Святослав послал на них войско (вероятно - под предводительством старого, служившего еще Олегу и Игорю, варяга Свенельда), так "вразумившеее" смутьянов, что из ромейского Крыма срочно прибыл с "миротворческой миссией" греческий губернатор-топарх с заверениями в вечной дружбе и чуть ли не с просьбой о покровительстве. Тогда-то из его уст в титулатуре "Сфендослава" и прозвучал впервые пышный эпитет "царствующий на север от Дуная". До этого-то киевских правителей в Ромейской империи полупрезрительно именовали "архонтами" ("князьями", "старостами" - даром что владения этих "старост" давно уже превышали по обширности земли Ромейской империи).

Но Святослав железной рукой навел порядок и в Киеве. Он безжалостно пресек завезенное туда хазарами ростовщичество. Предание гласит, что князь повелел отсекать тем, кто дает деньги в рост, десницу (правую руку), а тем, кто брал их - шуйцу (левую). В результате инфляция - вечный жупел экономистов всех времен - на все время правления Святослава бесследно исчезло из его державы, и, хотя собственной монеты князь не чеканил, деньги при нем не обесценивались. Это - тоже одна из его побед, к сожалению, не датируемая и почти никогда не упоминаемая в исторических сочинениях.

Наступил 968 год. На царьградском престоле сидел "благочестивый" император Никифор Фока, прославленный военачальник армянского происхождения, одержавший немало побед над арабами. Его не могло не тревожить стремительное и бесславное падение давнего военно-политического союзника Ромейской державы - Хазарии, и столь же быстрое усиление давних врагов империи - русов. Сам опытный полководец и воин, Никифор был способен оценить противника по достоинству. Военная экспедиция на Русь выходила за пределы возможностей ромеев, пассивно ожидать нападения Святослава было также нельзя, и потому император Никифор решил применить испытанную ромейскую тактику "разделяй и властвуй", "натравливай одних варваров на других". Император направил на Русь с особой миссией патрикия Калокира, сына правителя Херсонеса Крымского, с грузом золота и предложением Святославу в обмен на это золото напасть, в союзе с ромеями, на Болгарию, с которой империя воевала.

Однако император Никифор сам себя перехитрил. Святослав вовсе не собирался таскать для "греков" каштаны из огня! "Тайная" тактика ромеев давно уже перестала быть тайной для кого бы то ни было (кроме разве что них самих). К тому же выбор Никифором Калокира оказался крайне неудачным. Сейчас трудно сказать, был ли Калокир просто честолюбивым авантюристом или же идейным, а то и личным недругом императора, а может быть - выразителем давних сепаратистских устремлений своего родного Херсонеса (в конце концов попытавшегося отпасть от империи уже в княжение сына Святослава - Крестителя Руси Владимир Красное Солнышко, оказавшего Ромейской державе немалую услугу, военной силой вернув восставший Херсонес под власть Царьграда). Это нам не известно. Известно лишь одно. Явившись по поручению василия с грузом золота и предложением союза с империей в Киев, Калокир сказал Святославу совсем не то, что поручил ему император. Он предложил варяго-русскому князю под предлогом союза с империей вступить в Дунайскую Болгарию, оттуда внезапно ударить по империи и посадить Калокира на императорский престол в Константинополе (за соответствующую плату). Святославу настолько понравился план Калокира, что князь даже побратался с будущим кандидатом на цареградский престол.

Он согласился на план изощренного в хитростях побратима. Хотя вообще-то подобные хитрости самому князю были чужды. Рыцарственный со всяким врагом, он всегда перед нападением на него посылал к нему вестника с кратким извещением: "Иду на вы (вас)!". Справедливости ради, следует заметить, что у оповещенного таким образом неприятеля все равно оставалось слишком мало времени, чтобы подготовиться к обороне (если только он не начал готовиться к ней еще до получения княжеского послания). Но это так, к слову...

Как бы то ни было, к описываемому времени данное краткое послание Святослава звучало для ее адресата, как смертный приговор. Теперь его услышали дунайские болгары.

Успех замысла Калокира далеко превзошел ожидания самих побратимов. Под ударом дружинников Святослава собранное болгарским царем Петром войско разлетелось в пух и прах. Узнав о разгроме, царь Петр разболелся и умер. Восемьдесят (!) болгарских городов открыли ворота Святославу. Вместо затяжной войны, в которой русы и болгары, по замыслу "благочестивого" императора Никифора, должны были взаимно истощить друг друга, почти вся Болгария в одночасье оказалась во власти Святослава (возможно, имевшего законные права на владение ею - если Ольга действительно была родом не из Пскова-Плескова, а из болгарской Плиски)!

Никифор стал принимать спешные меры к укреплению обороны Царьграда. На стенах Второго Рима были установлены метательные машины, направленные на северо-запад. Гавань вновь, как в дни нашествий Аскольда и Дира, Вещего Олега и Игоря, перегородили громадной железной цепью. Спешно стягивали отовсюду войска, в первую очередь основную ударную силу имперской армии - тяжелую конницу "катафрактов", тайно готовили к бою сосуды с "греческим огнем" (ромейским "напалмом", которым был в свое время сожжен русский флот Игоря Рюриковича в дни его первого, неудачного, похода на Царьград).

Однако Никифору следовало бы позаботиться об укреплении не только городских стен, но и собственной спальни. Зимней ночью, пройдя через гинекей (женские покои дворца), любовник императрицы Феофано, уже отправившей на тот свет своего предыдущего царственного супруга, прославленный в боях с арабами полководец-армянин Иоанн Цимисхий (Чимшик), племянник императора Никифора, проник в спальню своего царственного дядюшки и, с помощью сообщников, зарубил "благочестивого владыку" насмерть (после чего, чисто по-византийски, повелел немедленно казнить соучастников по преступлению за цареубийство, а помогавшую им императрицу Феофано - постричь в монахини).

Новый император Иоанн начал действовать немедленно, причем вполне в духе своего злополучного предшественника и дяди. Он знал, что печенеги были союзниками отца Святослава - князя Игоря, и сопровождали самого Святослава в походе на Хазарию. Однако в Болгарию Святослав печенегов по каким-то причинам (возможно, по совету Калокира, ведшего какую-то свою неразгаданную по сей день и, возможно, двойную, игру) не взял, лишив их доли в добыче и в славе. Хуже всего было то, что вместо печенегов Святослав взял с собой в Болгарию заклятых врагов печенегов - угров (венгров-мадьяр)! Ромейские соглядатаи и "агенты влияния" умело разожгли обиду печенегов и вражду одних кочевников к другим. И печенеги, воспользовавшись отсутствием Святослава, осадили его стольный град Киев - "мать городов русских".

Эта весть застала князя на Дунае. Святослав с частью войска совершил молниеносный бросок с Дуная к Киеву (что лишний раз доказывает: его войско было, если и не целиком, то в значительной своей части не пешим, а конным). Однако скрестить оружия с печенегами ему на этот раз не пришлось. Узнав о подходе войск грозного князя, степняки спешно сняли осаду с Киева, а затем направили к киевлянам послов с предложением мира и дружбы. "Князь" (хан) печенегов побратался с киевским (вероятно, хотя на этот счет существуют разные точки зрения) воеводой Претичем, обменявшись с ним оружием и доспехами, и ушел в степь. Как только подоспел Святослав, скончалась княгиня Ольга. Святослав перезимовал в Киеве, воздав честь умершей матери, и...заявил о переносе своей столицы в болгарский город Переяславец Дунайский. "Здесь будет середина державы моей", заявил Святослав, и эти слова, надо думать, очень скоро дошли до императора ромеев. Тот живо сообразил, что если середина (центр) державы "северного варвара" будет находиться на Дунае, то для самостоятельной Ромейской империи просто не останется места на карте. Служившие житницей империи (и населенные в то время преимущественно славянами) Балканы были жизненно важны для ромеев, которые в случае их утраты просто умерли бы с голоду.

Превосходно налаженная тайная служба империи стала проявлять повышенную активность. Результаты ее деятельности не заставили себя долго ждать. Пока Святослав зимовал в Киеве, во многих городах на Дунае против власти русов взбунтовалась болгарская знать. В знак союза с ромеями мятежники направили в Царьград двух болгарских царевен, предназначенных в жены малолетним ромейским царевичам, и посольство с просьбой о военной помощи.

Святослав умел быть великодушным к побежденным противникам - например, к болгарам или печенегам. Но измены он не прощал никому, и карал изменников беспощадно.

Войско киевского князя вместе с новыми союзниками - печенегами - снова вторглось в Дунайскую Болгарию. В городе Филиппополе (Пловдиве) - центре заговорщиков - состоялись массовые казни. Мятежники были посажены на кол, а крепости боляр-бунтовщиков - разрушены.

В Болгарии фактически разгорелась гражданская война, к чему так стремились ромеи. Часть болгар приняла сторону "греков", другая - перешла под знамена Святослава и стала сражаться против ромейской армии вторжения. У Святослава хватило политического разума не отнимать ни свободу, ни царский титул у сыновей болгарского царя Петра - Бориса и Романа (братьев увезенных в Царьград болгарских царевен).

Прибывшие из Константинополя послы Цимисхия, угрожавшие Святославу, напоминая князю о гибели его отца Игоря ("от рук германцев"), не испугали сына Ольги. Святослав заявил, что находится в Болгарии у себя дома (лишний аргумент в пользу версии о происхождении Ольги из болгарской Плиски), а ромеям, намекнув на то, что они всецело превратились в азиатов, предложил убираться из чужой им Европы к себе в Азию. Князь уже совершенно открыто объявил о своем намерении создать собственную державу с центром на Балканском полуострове.
 
В ответ на угрозу, что на театр военных действий скоро прибудет сам грозный император ромеев во главе бесчисленных карательных войск, Святослав ответил, что русы - не трусливые дети, а мужи, привыкшие к виду крови. Императору Иоанну Цимисхию он посоветовал не затруднять себя долгим походом, ибо он, Святослав, намерен сам скоро навестить того в Царьграде.

Вновь прозвучало грозное: "Иду на вы!"

Варяго-русское войско, усиленное болгарскими вспомогательными отрядами, поспешило вслед за возвращавшимися в Константинополь ромейскими послами. Иоанн Цимисхий, спешно заключив мир с соседями (поскольку "Христианская Римская" империя постоянно с кем-нибудь воевала), бросил все войска навстречу надвигающимся русам. Магистр Петр привел из Сирии отборные войска, только что громившие арабов.

"Мертвые сраму ни имут!" - провозгласил князь Святослав перед строем своих дружинников.

Больше ни о магистре Петре, ни о его сирийской армии ромейские летописцы ничего не сообщали.

Войска Святослава подошли к городу Аркадиополю. До "столице мира" - богатейшего Царьграда - оставался всего только один дневной переход. Ромеям помогла очередная "стратагема" - военная хитрость. Патрикий Алакас (крещеный печенег) обманом заманил в ловушку и истребил легкую конницу своих соплеменников печенегов - союзников Святослава. Боевые порядки главных сил сына Игоря Старого - тяжелой пехоты (?) - без прикрытия с флангов легкой конницей были чрезвычайно уязвимы для фланговых ударов ромейской тяжелой кавалерии.

В жестокой битве войска Святослава с войском "греческого" полководца армянского происхождения Варды Склира победы не удалось добиться ни одной стороне. Однако именно "греки" первыми направили к Святославу послов с предложением мира и дарами. Золото и дорогие ткани не произвели на грозного князя никакого впечатления - он, при виде этих даров, велел своим младшим дружинникам "схоронить" (спрятать) их. Когда же ему поднесли боевой меч, князь стал разглядывать его, расхваливать работу оружейника, смягчился и согласился на мирные переговоры.

"Лют муж сей - " доложили Иоанну Цимисхию послы - "злата не берет, а оружие любит".

Вне всякого сомнения, подобным демонстративным "предпочтением булата злату" варяго-русский князь (отнюдь не отказавшийся ни от богатых даров Цимисхия, ни, в свое время, от золота, привезенного ему Калокиром) хотел произвести на ромейских послов дополнительный устрашающий психологический эффект. Пристрастие норманнов, да и других северных (и не только северных) "варваров" (как, впрочем, и самих "благочестивых ромеев") общеизвестно.

Как бы то ни было, воинственному киевскому князю удалось "сохранить лицо". Однако без печенежской конницы, понеся тяжелые потери, ослабленное войско Святослава вряд ли смогло бы разбить войска Цимисхия (а если и смогла бы, то какой ценой), не говоря уже о взятии Константинополя.

Воспитаннику мудрого варяга Асмунда-Асмуда, сына Вещего Хельгу-Олега, не было необходимости объяснять значение слов "пиррова победа". Святослав согласился не только на мир с "греками", но и на сохранение прежней ромейско-болгарской границы, в обмен на провинцию Македонию и на выплату щедрой дани. Этот мир стоил Святославу союза с печенегами. Мстительные и злопамятные степняки не простили варяго-русскому князю ни гибели своих ушедших с ним в поход и не вернувшихся в родные кочевья сыновей, ни мира с их убийцами-"греками", ни потери надежды на обогащение за счет щедрой военной добычи. Печенеги были не нацией, а племенем, не имевшим собственной государственности, и потому закон кровной мести был для них превыше каких-либо соображений высокой государственной политики.

Пока русское войско отдыхало от тягот похода в Болгарии, император ромеев Иоанн Цимисхий спешно готовился нарушить свою принесенную на кресте клятву в вечном мире и дружбе со Святославом (чего стоило обещание, данное какому-то "северному варвару-скифу"!), собирал новые войска, вербовал иноземных наемников, перебрасывал на Дунай византийский военный флот.

И весной 971 года новая ромейская армия (наполовину состоявшая из сирийских и арабских наемников), нарушив мирный договор, вторглась в Болгарию. Одновременно в Дунай вошел имперский военный флот, в том числе триста кораблей-дромонов, оснащенных приспособлениями для метания "греческого огня".

Армия Иоанна Цимисхия прошла по горным ущельям и одним броском вышла к Преславе - столице Болгарского царства. Спрашивается: как мог опытный воин Святослав оставить границу без охраны? Кому он поручил ее охранять? В который раз уже "темна вода во облацех"...               

Ромейское войско неудержимо продвигалось на север. Пытаясь внести раскол между болгарами и русами, император Иоанн велел отпускать пленных болгар на свободу. Но это не помогло. Часто болгары (включая женщин) продолжали сражаться на стороне Святослава (или, во всяком случае, против "греков"), и, оказавшись в безнадежном положении, бросались на свои мечи, предпочитая смерть позору плена. Об участии в боях женщин, облаченных в воинские доспехи, свидетельствовали ромейские воины, находившие женские трупы среди убитых на полях сражений.   

"Освободив от северных варваров" (а попросту говоря - захватив) Преславу и (без ложной скромности) переименовав ее в Иоаннополь, Иоанн Цимисхий отослал пленного болгарского царя Бориса в Константинополь. Было официально возвещено о возвращении отпавшей провинции "Мисии" (Болгарии) в состав "Римской империи".

Особенно жестокие бои развернулись под упоминавшимся нами выше Доростолом на Дунае. В одной из вылазок русам удалось сжечь ромейские осадные машины, что сделало штурм сильно укрепленного города невозможным. С другой стороны, осажденным не удалось прорвать блокаду. В боях и стычках с обеих сторон гибло великое множество воинов.

Упоминавшийся выше "греческий" историк Лев Диакон, живописал одно из сражений между "архонтом скифов Сфендославом" и императором "римлян" Иоанном под Доростолом в следующих выражениях:

"Итак, в шестой день недели, 22 июля, при заходе солнца скифы вышли из города, построились в твердую фалангу и, простерши копья свои, решились идти на подвиг... Скифы сильно напали на ромеев; кололи их копьями, поражали коней стрелами и всадников сбивали на землю...

Конь Анемаса ("греческого" полководца арабского происхождения, сына эмира недавно возвращенного в лоно Ромейской империи острова Крит - В.А.) частыми ударами копий был повержен на землю; тогда, окруженный фалангою скифов, упал сей муж, превосходивший всех своих сверстников воинскими подвигами.

И так скифы, ободренные его падением, с громким и диким криком бросились на ромеев. Устрашенные необыкновенным их натиском, ромеи начали отступать".

Однако силы сидящих в осаде русов таяли. Помощи было ждать неоткуда. И Святослав согласился на мирные переговоры, правда, по утверждению позднейшего русского летописца, с тайным умыслом ("Пойду на Русь, приведу еще дружины").

Лев Диакон оставил в своей "Истории" сообщение о переговорах Святослава с ромейским императором. Последний приехал к месту переговоров на берегу Дуная верхом на коне. Святослав прибыл на лодке. Льва Диакона поразило то, что "Сфендослав" не только не поклонился императору, но и не встал с ладейной скамьи. И то, что князь сам греб одним из весел, наряду с прочими дружинниками, и простота белых льняных рубах "варварского" князя и его гребцов, и их диковатый для "просвещенных ромеев вид", и клок (локон, хохол) волос на голове князя - признак знатности рода - все это казалось ромейскому хронисту крайне необычным и потому достойным особого упоминания, как и то, что "архонт русов" был с длинными усами, но без бороды ((именно таким - длинноусым и безбородым, изваял норвежский скульптор древнего викинга, украшающего ныне цоколь памятника мореплавателям в Бергене на его стороне, посвященной плаванию норманнов в Винланд, т.е. Америку).

По договору, захваченная русами добыча оставалась при них, к тому же каждый получал еще по мере зерна (около двадцати килограммов на человека), причем зерно было взято и на убитых. На этих условиях Святослав уходил из Болгарии. Но, как говорится, "нет человека - нет проблемы", и только "мертвые не кусаются" (эту ромейскую мудрость впоследствии не только хорошо усвоил, но и виртуозно применял на практике великий "византиец ХХ века" товарищ Сталин). Цимисхий не замедлил направить послов к печенегам. Некоторые историки полагают - чтобы подкупить стаепняков и натравить их на возвращающегося Святослава. Но скорее всего подкупа в данном случае не требовалось. Императору ромеев достаточно было повелеть послам зачитать вслух хану печенегов Куре примерно следующий текст:

"Верный союзник Ромейской империи русский архонт Сфендослав возвращается к себе на Русь. Император требует беспрепятственно пропустить этого своего союзника".

Все формальности были бы соблюдены, клятва не нарушена, христианская совесть императора, целовавшего "варвару" крест, спокойнв, а "тавроскиф" Сфендослав - обречен на верную гибель (при такой-то формулировке)...

Остатки войска славного князя Святослава, пережившие великое множество битв, тяготы перехода на веслах и голодную зиму на Черноморском побережье, было встречено на днепровских порогах печенежской ордой и в жестоком бою почти полностью перебито. Пал и сам князь Святослав, сражавшийся, как всегда, в первых рядах своей дружины. Так внук Рюрика Ютландского и сын Игоря Старого закончил свою жизнь, которая была, по сути дела, одной безостановочной войной. Как писал много позднее один из его потомков - Великий князь Киевский Владимир Мономах:

"Дивно ли, если муж погиб на войне? Умирали так лучшие из дедов наших".

Вероятно, и сам Святослав не мог желать себе иной и лучшей смерти.

Так закончилась предпринятая внуком Рюрика Ютландского грандиозная по своему замыслу попытка создать громадную варяго-русскую империю с центром на Дунае...

Убивший Святослава печенежский "князь" - хан Куря - по преданию, повелев оправить череп Святослава в серебро, пил из него, как из чаши, на пирах, всякий раз повторяя:

"Пусть наши дети будут такими, как он!"

Здесь конец и Господу нашему слава!