Ангел-хранитель

Смерть – это не путешествие по длинному тоннелю к теплу  и свету. Смерть, это мучительное разделение на составные части. Сначала незаметно растворяется твоя память, ты забываешь свое имя, язык на котором говорил, потом твои мысли  и чувства лопаются, словно мыльные пузыри, и улетают вверх неторопливым розово-зеленым потоком. Они скрываются где-то в вершине огромной полой пирамиды, а потом и ты сам летишь к зияющему холодной чернотой отверстию, чем ближе, тем отчетливее понимаешь, безвозвратность этого полета.  Но, достигнув вершины  и увидев звезды в черном небе, ты уже не помнишь ничего, и молекулы твоего тела разлетаются в равнодушном вакууме в разные стороны. И если сама смерть почти безболезненна, то обратный путь невыносимо мучителен. 


        Тело было тяжелым, губы пересохли, и никто не догадывался, как ему хотелось пить. Чьи-то руки бережно поднимали его, переносили, перекладывали. Как сквозь вату он слышал голоса, но не понимал, о чем они говорят. Когда он пытался приподняться, ласковые, но сильные руки укладывали его обратно.   
Чувство времени притупилось, и он не знал, прошел час, день или год. Он впал в рваное забытье, и только прикосновение ко лбу мягкой прохладной руки, было единственно приятным воспоминанием. 


Выписали его только в начале марта. Косые лучи солнца с трудом пробивались через пыльные стекла. В квартире стоял какой-то хомячий запах. Алексей с усилием доковылял до окна, и, с треском раздирая бумагу, которой были проклеены рамы, распахнул его.  Снег во дворе почти растаял, и только в тени, и возле деревьев, оставались голубые и серые ноздреватые сугробики, из-под которых проглядывала холодная черная земля.  Он с наслаждением втянул в себя сладко пьянящий мартовский воздух. Сквозняк сдул с подоконника полупустую пачку «Кэмела» и рука автоматически потянулась за ней.  Опираясь одной рукой о подоконник, Алексей с трудом дотянулся до нее и поднял. От острого желания закурить, рот наполнился слюной, но он подавил в себе минутную слабость. Беспомощно оглядываясь, он понял, что одному расчистить эти Авгиевы конюшни ему не под силу.  Но помощь пришла, откуда не ждали.  В незапертую дверь стучались, топтались в коридоре, его сослуживцы.    Вася Карадимов пришел с женой. Алексей видел ее впервые и был удивлен, какая  у невысокого и невидного Васи красавица жена. Правда, она была на голову выше Васи, с низким грудным голосом и замашками командира роты.   

Часа через три квартира сияла, на плите раскипала картошка. Ребята слушались Татьяну беспрекословно. Она достала из сумки банку домашних помидор, сало, чеснок. Потом уложила туда грязное постельное белье и послала Васю домой за чистыми простынями, а сама, домывая окно, руководила окончанием уборки.   
Стол накрыли на кухне. Ждали Васю, который должен был по дороге купить хлеба. Вася обернулся довольно быстро, он прихватил по дороге еще пару бутылок беленькой.   Татьяна  только сверкнула черными глазами на своего благоверного, но не произнесла ни звука. Аромат вареной картошки смешивался с запахом бородинского хлеба, чеснока, квашеных помидор и водочки, разлитой по стопкам. Все молча смотрели на Алексея и ждали, что он скажет. Он поднял стопку и,  подражая булдаковскому генералу, пробасил: «Ну, за возвращение».
        Первую бутылку уговорили быстро. Алексей не охмелел, нет, с чего бы, ему и   пол-литра была не в тягость, просто навалились вдруг усталость и слабость.   

Татьяна постелила ему и ушла на кухню прибираться, прогнав мужиком курить на площадку. Они вполголоса решали, кто будет помогать Алексею на первых порах. Алексей сам предложил выход из положения, помогать ему будет соседка баба Вера, она уже выручала его. Татьяна быстро нашла с ней  общий язык. Прислушиваясь к их разговору, он спросил у Васи, кем работает его жена, и с удивлением услышал в ответ: «Тренер женской   баскетбольной команды». Ребята попрощались и оставили Алексея одного. Он вытянулся на скользких от крахмала простынях, с наслаждением расправил покалеченные ноги, и медленно вплыл в сон.




Лена не возражала, когда брат заявил ей, что пойдет подработать на зимних каникулах. Она понимала, что семнадцатилетнему парню невредно будет приобщиться к труду. Правда, услышав, что Севка хочет поработать официантом в баре, сильно засомневалась. Севка копил деньги на музыкальный центр, и намеревался заработать недостающую сумму. Скрепив сердце, она согласилась, прося  его быть осмотрительным и осторожным. Севка охотно давал любые обещания, правда, Лену они не успокаивали, и она учиняла ему форменные допросы каждое утро  за завтраком, отчего он хмурился и обижался. Каникулы закончились, но Севка работу не бросил.  Лена боялась, что он будет пропускать лекции, но он упорно ходил на работу. Под глазами у него появились синеватые круги, он много курил, но когда он перестал подходить к телефону и шепотом кричал, что его нет дома, Лена приперла его к стене  и потребовала объяснений. То, что она услышала, не укладывалось ни в какие рамки.
      
  - У меня долг – тысяча баксов. Если я его не отдам – меня убьют, - бормотал он,  давясь словами.   
        - Кто тебе дал такие деньжищи, и как ты посмел их взять? – задохнулась от возмущения Лена. 
        - Да не брал я. Понимаешь, я должен.
- Как ты можешь быть должен то, чего не брал? – недоумевала Лена. До нее просто не доходило то, что пытался объяснить ей брат.   
- Я дал в долг одному пацану сто баксов, а он не отдал.   
- Ну, а почему ты должен?
- Понимаешь, он не хотел отдавать, на него наехали ребята, и их выставили на деньги. Вот поэтому я должен, – глаза Севки стали медленно наполняться слезами. – А если не отдам, меня убьют.   
- Да что за ребята такие?   
- Ну, Катькин парень, официантки нашей, Рома Калашник, и там, еще с ним.   
- Он что, бандит? 
- Не-а, он каратист, тренер. 
- Ты, что их просил об этом? 
- Нет, как-то само получилось. Он сказал, что ему раз плюнуть. 
- Ну и дурак ты, Севка, я же тебя просила, предупреждала. Ну, ладно, на работу ты туда больше не пойдешь, а если встретишь кого из них, то скажи, что тебе от них ничего не нужно, пусть отвяжутся. А если не отвяжутся, я в милицию пойду. И не трясись, никто тебя и пальцем не тронет.
 
        Ночью, ворочаясь без сна  в своей комнате, она решила все же поговорить сначала с Катей и ее парнем. Не может быть, чтобы все было так серьезно, может быть, Севку просто жестоко разыграли, кто их знает, этих молодых? 
        Вечером, после работы она пошла в бар. Это было довольно обшарпанное заведение, с претензией на роскошь в духе комсомольских дискотек. Пообтертый голубой бархат, пропитанный неистребимым винно-табачным духом, соседствовал с белым пластиком и растровыми светильниками. Было накурено, несмотря на работающий кондиционер.  Катю она опознала сразу. Смазливая брюнетка с низким задом на коротких кривоватых ногах, носила свой бюст, словно достояние республики, компенсирую недостаток роста чудовищной высоты каблуками. На просьбу Лены познакомить ее со своим парнем, она не удивилась, и подвела ее к столику, за которым сидел парень в дорогой дубленке. Лена подсела к нему за столик, представилась и попросила объяснений. Парень оценивающе посмотрел на нее, и вежливо и обстоятельно разъяснил, что все, что ей рассказал брат, правда, и что деньги нужно уплатить обязательно, что это в её интересах.  Парень говорил об этом обыденно, словно речь шла о трех рублях. И от того, как спокойно парень говорил весь этот бред, ей сделалось не по себе.

        Лена  встречала таких парней, с широкими плечами, коротко стриженых, в дорогой одежде, они отличались от шустрых бритоголовых мальчиков в адидасовских костюмах, с одинаковыми лицами, словно выструганных по шаблону каким-то злым папой Карло. Эти парни считали себя хозяевами жизни, и любому, кто не согласился бы с ними, не поздоровилось бы. 
- У нас нет таких денег, и потом, это просто несправедливо, - помолчав, произнесла она с надеждой,  что парень поймет,  о чем она говорит.   
- Насчет справедливости, это не ко мне, а деньги – это ваши проблемы. Захотите – найдете, а не захотите – мы вам поможем, чтоб вы захотели.   
- Убьёте? – Лена попыталась придать голосу   хоть немного иронии.   
- Ну, зачем так, сразу? «Поломаем», – парень допил свой томатный сок и вытер губы салфеткой.   
Все происходящее было похоже на театр абсурда, и Лена казалась себе актрисой, которая играет роль в спектакле и не знает роли.   
- Да, что же вы, в самом деле, думаете, что я буду сидеть, сложа руки? Я вам брата на растерзание не отдам, не надейтесь, – воскликнула она в запальчивости. На секунду в глазах парня промелькнул интерес и угас.  Лена порывисто встала, и, не оглядываясь, пошла к выходу, стараясь держать голову повыше.   
- Передайте вашему директору, что Сева уволился, – бросила она на ходу Кате.   

        Она шла по улице, не глядя под ноги. Ее душили обида и злость на себя за неосмотрительность и запальчивость в разговоре. Во-первых, она толком не знала, с кем она разговаривала, а во-вторых, построй она разговор иначе, он, может быть, и повернулся бы в другую сторону. И не чувствовала  бы она себя мотыльком, который вот-вот раздавит асфальтовый каток. Но, вспоминая равнодушные глаза парня, в ней снова поднималась   злость на себя  и на свое бессилие. Она вдруг почувствовала усталость. Ей было холодно, и хотелось только одного, поскорее добраться домой, уткнуться в подушку и дать волю слезам. 
Отпирая дверь, Севка долго возился в темноте с замком. Лена включила свет и внимательно посмотрела на брата. Он осунулся, глаза, окруженные синеватыми тенями, казались больше.   
- Чего в темноте сидишь? – Лена сняла шубку и стряхнула с нее  капли растаявшего снега. – Да не переживай ты, все будет хорошо. -  Она легонько боднула брата головой в плечо. Севка шмыгнул носом.  «Совсем пацан, на голову выше меня вымахал, а плачет как мальчишка», подумала Лена. 
- Слушай, я замерзла, поставь чайник, пожалуйста. 
 Лена решила не говорить ему о разговоре в баре.    
- А я гречневую кашу сварил, - Севка улыбнулся сквозь слезы. 
- Умница, - похвалила его Лена, - давай ужинать. 

Утром, до работы, она решила все же зайти в милицию.  Дежурный, выслушав ее сбивчивый рассказ, скептически заметил: «Вы ни фамилии не знаете, ни адреса, да и доказательств у вас нет. Может вы, это, любовника наказать хотите?». У Лены от возмущения перехватило дыхание, словно ее ударили под дых. Она глянула на красномордого, не выспавшегося дежурного и только смогла пробормотать: «Опасная у вас работа». Успокоилась она только когда увидела очередь больных у своего кабинета. Это была нормальная, привычная жизнь, и когда она заканчивала прием, ей уже не казалось все таким мучительно безвыходным.   Решение было простое, оформить в институте отпуск и отправить Севку в провинцию, к тете Маше. Пусть поживет там, а здесь как-нибудь рассосется. Полного спокойствия это решение не принесло, подспудно оставался страх, что все так просто не закончится, но другого выхода ей не виделось.   
        Отпуск в деканате оформили без проволочек, но предупредили, что с хвостами к сессии не допустят. Севка зарядился в библиотеке необходимой литературой, и через день уехал.




        Алексей шел на поправку медленно, но уверенно. Он сам придумал комплекс упражнений и доводил ими себя до полного изнеможения, стараясь поскорее вернуть себе прежнюю форму. Об аварии и разбитом «Жигуленке» он не вспоминал, понимая, что сам виноват, хорошо еще, что не убил и не покалечил никого.  И весь тот день, перед аварией, он не вспоминал никогда, просто запретил себе вспоминать Светлану, как будто помнил то обещание себе, за секунду до аварии, если уцелею – буду жить так, как будто никогда никого не было.
        Стараниями Татьяны дом был приведен почти в идеальное состояние, кое-что из мебели ребята переставили, и словно не было этих, закончившихся полным крахом, трех лет нелепой, как бы семейной жизни. Вот только обручальное кольцо, подаренное Светланой, он не снял. Баба Вера приносила хлеб и молоко, остальное по субботам доставляли ребята. Готовил Алексей сам, ему даже понравилось колдовать над соусами, которые он вычитывал из невесть откуда взявшейся книги «Кулинарная мудрость». По квартире он передвигался уверенно, но на улицу еще не выходил, лестница была серьезным препятствием, подниматься ему было легче, чем спускаться, он боялся потерять равновесие и упасть, а лифт уже вторую неделю был на ремонте. Левое колено сгибалось почти полностью, а вот с правым было немного хуже. Алексей не жалел сил для тренировок и переусердствовал, открытый балкон и холодный мартовский воздух сделали свое черное дело – он простудился. 
        Вначале Алексей подумал, что простуда пройдет сама по себе, но когда  вечером в пятницу  баба Вера зашла, чтобы предупредить, что ее не будет несколько дней, голоса у Алексея уже не было. Баба Вера ахнула, и кинулась за врачом, сказав, что у них на площадке есть врачиха, хоть молоденькая, но толковая и очень внимательная.   
        Когда она пришла, Алексей усмехнулся про себя, у бабы Веры все, кто не достиг пенсионного возраста, ходили в молоденьких. Врачихе было, наверное, уже лет под сорок. Высокая, с бело-розовой кожей, того немыслимого сливочного оттенка, какой бывает только у рыжих от природы людей, она могла бы показаться даже красивой, если бы не излишне строгое, немного угрюмое, выражение лица. Руки у нее прохладные, жесткие, с длинными тонкими пальцами и коротко обрезанными ногтями, красивой удлиненной формы. Голос  негромкий, приятный, и особенная манера задавать вопросы и слушать собеседника. Через пару минут он поймал себя на мысли, что ему хочется рассказать все поподробнее. Она, наклонившись к нему поближе, внимательно вслушивалась в его полусипение-полухрипение, и он ясно видел бледные конопушки на носу и щеках,  складочки возле губ и намечающиеся морщинки похожие на трещинки, в уголках глаз. 
         Она сходила домой и принесла  штуку, похожую на перевернутый рупор, и велела делать содовые ингаляции. Пока она выходила, баба Вера, оглядываясь, успела доложить, что Лена, не замужем, живет вдвоем с братом, что их родители погибли где-то в горах. Алексей понял, что перипетии его жизни она также могла кому-то рассказывать. Сам он об этом ни с кем не говорил, таким ему все это казалось далеким, словно бы и не было ничего, а так, просто приснилось, или почудилось. И тогда, в тот роковой день, его «завел» не Светкин звонок на работу, не известие, что она уходит от него и уезжает за кордон. Нет, просто, когда он приехал домой, увидел ключи на столе, пустой шкаф, следы неспешных сборов, немытую чашку и грязные тарелки в раковине, он рассвирепел от того, что  был слеп, не замечал, что у него, буквально под носом, эта  б…  строила планы на замужество за границей, имея его в качестве запасного варианта, на случай  если сорвется. Именно поэтому, она и не желала регистрировать их отношения, чтобы не иметь препятствий, при выезде. А он был глуп  и не видел всего этого. И именно поэтому он и помчался в аэропорт, чтобы сказать ей, что он все знал, все видел, что ему все равно, что с ней там будет, все равно! И дерево, остановившее его,  так и оставило ее в неведении, что обо всем этом думает Алексей,  хотя по её расчетам, у него должно было хватить времени успеть в аэропорт.

         Соседку звали Леной, жила она с ним на одной площадке и пообещала  зайти завтра. Он смутился  и,  отнекиваясь, сказал, что вызовет врача из поликлиники. «Вы можете сделать это прямо сейчас, это мой участок», без тени улыбки сказала она, и ушла. Она произвела на Алексея странное впечатление: негромкий, низкий голос, сдержанные манеры и неторопливость, с которой она подбирала слова, ему понравились. Люди, у которых все эмоции  нараспашку  ему никогда не нравились. В таких «искренних» мало заветного, они естественны, но чаще всего бездушны и эгоистичны. Они похожи на рыбок в аквариуме, вот посмотрите на меня, какая я! И что удивительно, их совершенно не волнует, что о них думают окружающие. Лена была не такая, в ней было что-то непонятное, незаметное с первого взгляда, но притягательное и интересное, какая-то загадка. Ему стало любопытно, почему она осторожно сдержанна.  Он третий год живет в этом доме, но не видел ее ни разу, правда, уходит он рано, а приходит очень поздно. А может быть, просто не обращал на нее внимания. Он старательно дышал содовым паром и размышлял. Ему нравились брюнетки с выраженными формами, три года он прожил с эфемерной, хрупкой,  как мотылек, нежной блондинкой, с резким, как запах уксуса голосом, а эта рыжая. Среди его знакомых женщин, таких не было. Интересно, какой у нее характер?   


Утром заявился Васька, в приподнятом настроении, как всегда с шуточками. 
- Мальчики по вызову. Круглосуточно. Телефон - 02.   
        Он принес продукты и записи прослушивания телефона, который очень интересовал Алексея. Дело, которое они вели полгода назад, засыхало на корню, но вот теперь, кажется, можно будет сдвинуть с мертвой точки, так безнадежно застрявшее дело. Человек, который их интересовал, имел прочные связи «наверху», и мог отвертеться от чего угодно, если только у них не будет стопроцентных улик. И вот теперь, кажется,   они у них будут.   
        - Ты послушай. – Вася нажал кнопку диктофона.   

- Здравствуй, дорогой. 
        - Добрый вечер, Амирхан Магомедович. 
- Ты должен был позвонить утром. 
- Извините, груз пришел только вечером.
- Ладно, позвони Маркову, и скажи, что мне деньги надо. 
- Все? 
        - Нет, мне сейчас три надо, только три. Он просил – я дал. Остальные через  неделю.
        - Хорошо, я скажу.
 

  - Васька, ты как получил эти записи?
        - Секрет фирмы. Потом расскажу. Случайно.
        - Васька, ты гений.
        - Я не гений, ты слушай дальше, этим записям уже почти две недели.


        - Здравствуйте, Александр Ильич.
- Ну, как там, на таможне, все нормально?
- Да, нормально. Звонил Амир.
- И что? 
- Он говорит, что деньги надо вернуть.
- Так и сказал?
- И сколько мы ему должны?
- Всего восемь. Он просит пока три, остальное - позже.
- Это, наверное,  несерьезно. Ты же знаешь, мы сейчас не можем. Ну, ладно, это не телефонный разговор.
 

        - Это Мориарти. А с кем он говорит, установили?
        - Обижаешь, начальник. Это Барабаш.


        - Амирхан Магомедович, это Барабаш. Я говорил с Александром Ильичем, он сейчас не может.
        - Я хочу получить свои деньги. Ты понял?
        - Я понял, Амирхан Магомедович.
        - Я буду тут еще неделю. Передай ему, послезавтра в «Ночном полете», в десять.
        - Хорошо, я все передам.
 

        - Александр Ильич, он вам встречу назначает, в «Ночном полете»  в десять.
        - Витя, ты понимаешь, что все гораздо серьезнее, чем мы представляем. 
        - Да, я же говорил вам.
        - Витя, по-моему, у нас утечка информации.
        - Это Ира, больше некому. Помните наш последний разговор? 
        - Надо срочно убирать ее из дела.
        - Согласен. 
        - Позвони Калашу. Посмотрим, что он может. Только не встречайся с ним сам.
        - Ну, что вы, Александр Ильич, я не маленький.
        - Ну, пока, держи меня в курсе. 


        - Кто такая Ира?
        - Так, секретутка на фирме. Барабаш сливал через нее информацию Амиру. Попала в аварию на прошлой неделе. В тормозную жидкость  ее машины залили масло.
        - Жива?
        - Не-а, я же тебе сказал, этим пленкам уже почти две недели.
        - Хреново это все.


        - Катюша, Рома далеко?
        - Нет, здесь. Позвать?
        - Нет, передай, там ему письмо, пусть заберет.


        - Это уже теплее.


        - Рома, ты получил письмо?
        - Да.
        - Ну, что скажешь? Я могу брать билеты?
        - Да, где-то, на двадцать пятое, двадцать шестое апреля.
        - Я понял. Тогда пока. 


        - Ты, Лешка, слушай дальше, там еще интересней. 


        - Алло, Ляля, это я. Соскучилась?
        - Котик, ты просто негодяй, бросил меня и уехал.
        - Я не хотел светиться перед твоим благоверным.
        - Да пошел он. Я что, не знаю, что он крутит шашни со Светкой? Пусть бы  и увидел.
        - Ты не боишься неприятностей?
        - Неприятностей? Пусть он боится, он думает,  я не помню, что у него в сейфе лежит? И про зеленую папку тоже. Так что, кто кого должен бояться?
        - Ляля, не будь злюкой. 
        - Я не злюка, только пусть он не думает, что я с голой жопой останусь.
        - А ты очень даже ничего, в таком виде, но я думаю, что эти проблемы тебя не должны волновать.
        - Котик, в этом мире каждый сам за себя, и пусть он не думает, что я все скушаю.
        - Ляля, я сейчас кое-что проверну, и мы поедем отдыхать.
        - Вместе? 
        - Конечно, вместе.
        - А когда?
        - Недельки через три, четыре, вот подгоню кое-какие дела, и поедем.
        - И ты не боишься? Ну, ладно, шучу.


        - Что за Ляля?
        - Жена Маркова. Практически все оформлено на ее имя. Кстати, Барабаш ему должен около лимона зеленых.
        Алексей присвистнул. Человек, за которым они охотились, попал в поле их зрения уже давно. Когда-то он был директором совхоза, потом председателем исполкома, потом стал бизнесменом, организовал свое дело. Но его связи давно не давали Алексею покоя. Он лично не участвовал ни в убийствах, ни в грабежах и его не могли привлечь к ответственности, как заурядного воришку. Алексей считал Маркова вдохновителем очень многих преступлений, и даже более того, идейным вождем. Он закручивал совместный бизнес, а через годик-другой его партнер погибал в автомобильной катастрофе где-нибудь на Кипре, или тонул в Греции. Они  с Васькой дали ему прозвище Мориарти. Все это было скорее грустно, чем смешно, тем более у них не было ни одной реальной зацепки, а свои ощущения к делу не подошьешь.
       - А эта Ляля, та еще нерпа. – Алексей задумался, что за игру ведет Барабаш? Васька оторвал его от этих размышлений.
       - Знаешь, почему бабы мужиков не любят?
       - Почему не любят? Я знаю таких, которые очень даже любят. 
       - Да, я не об этом. Я про таких, вроде твоей, и этой. Они мстят мужикам за то, что они бабы. Ну, то есть хотят доказать себе и мужикам, что  бабой быть лучше! Вот я так могу, и так, а ты фиг чего можешь! А на самом деле, просто завидуют мужикам, что они  мужики. 
       - Ну, Васька, ты просто Фрейд! – Сипло захохотал Алексей.
       - А то.
       - Так расскажи, откуда записи?
       - Лешка, все гениальное - просто. Это Петюня. У него девушка завелась. Живет в доме аккурат супротив Барабашки. В общем,  у этого козла радиотелефон. И у девахи тоже. Она Петюню попросила  что-то там починить. Ну, ты же знаешь его ручки золотые? Короче, коротнуло. Начали звонить в аварийку, а телефон-то не работает. Нет света. А в телефонной трубке кто-то говорит. В общем, телефон у этой девахи сработал как радиоприемник, настроенный на Барабашкину волну. Остальное - дело техники. Хорошо еще, что Петюня сразу врубился. А ты говорил, что из него толку не будет.
       - Жалко, что к Мориарти так подключиться нельзя. Какое сегодня число?
       - Седьмое.
       - А где сейчас Амир? 
       - Где-то в Англии. А что?
       - А нельзя что-нибудь такое организовать, что бы он поскорее приехал? 
       - Я подумаю, что можно сделать. Только зачем? Ты чего задумал, Лешка? 
       - Вася, если мы все сделаем, как надо, они не отвертятся. Черт, я так некстати заболел.

        Вася уже собирался уходить, когда зашла Лена. Она пришла проверить, как ее подопечный, Алексей уверял ее, что с ним все в порядке, но она, осмотрев и выслушав его, заявила, что в легких есть хрипы, и что если он не хочет серьезных неприятностей, нужны уколы. Алексей скорчил рожу, но она даже не улыбнулась. И он понял, на кого она похожа, на  Царевну-Несмеяну, еще в детском саду он видел кукольный спектакль. В свете дня она показалась ему моложе, лет тридцать-тридцать пять, и глаза у нее не голубые, а синие. Вася попытался  подкатиться с игривыми разговорчиками, но вышла осечка, Лена нимало не смущаясь, поставила его на место, мягко и незаметно. Посрамленный Василий умолк и удалился в аптеку. Пока он ходил, Лена померила больному температуру, и велела лежать в постели еще дней пять. Вернулся Вася минут через пятнадцать, принес шприцы и лекарства. Алексей, валяя дурака, в шутку застеснялся, мол, неудобно перед женщиной, и все такое. Лена отрезала, - «Я не женщина, а врач». Безжалостной рукой вкатила ему  укол и ушла, добавив, что вечером зайдет сделать еще один. 

        В понедельник утром, Лена разбудила его рано, она зашла сделать ему укол до работы. Алексей обратил внимание, что глаза у нее припухли, словно она плакала, но спросить не решился. Вечером, когда она пришла делать укол, он слушал записи, делая пометки в блокноте. Лена посмотрела на бумаги, разложенные на столе, и вдруг спросила: «А вы кем работаете?».
       - Мент я, – невесело пошутил Алексей.
       - А-а, - неопределенно протянула Лена, - а это вас на работе?
       - Нет, это я в аварию попал, еще зимой. Скользко было. Хотите пирогов с капустой? Это Васина жена печет, вкусные. Я сейчас чайник поставлю. 
       - Знаете, меня угостили хорошим чаем, я сейчас принесу. – Она сходила домой и принесла чай в красивой фарфоровой баночке.
       - Это какой-то особенный, из Непала, смесь черного и зеленого, очень вкусный, мне друзья привезли. 

        Чайник закипел, освистав кухню. Чай заваривали прямо в чашках, накрыв блюдечками. Пока он заваривался, Алексей принюхивался к чаю и думал, как лучше спросить у нее про утро, но передумал. Чай оказался превосходным. Они вели неспешную беседу ни о чем, вернее обо всем. Лена рассказала, как в детстве прочитала чудесную книгу о врачах «Коллеги», и в двенадцать лет решила стать врачом. Алексей книжку не читал, но видел фильм, сказал, что старые фильмы не любит, а этот понравился. Часы кукушка у Алексея не работали, они шли, каждый час открывалась дверца, кукушка высовывалась, но не куковала. Обычно это приводило  гостей в восторг. Лена посмотрела на часы и встала. Вид у нее был усталый. Она поблагодарила за чай, за пироги и попрощалась. То ли от крепкого чая, то ли еще от чего, но Алексей долго не мог заснуть. Похоже, пауки затеяли возню в банке. Подросла молодая поросль, которая мечтает устранить Маркова, настал черед Мориарти. И для этого им нужен Калаш. Что  же, кто кого? Ну-ну, господа, посмотрим.


        Севка, поначалу затосковавший вдалеке от дома, быстро втянулся в однообразное, но нескучное житье. Тетя Маша вставала рано, день у нее был расписан по минутам. Большое хозяйство требовало постоянной заботы, да и работа отнимала много времени, он тетя Маша несла свои заботы с радостью, и постепенно заразила свои отношением Севку. Он не задумывался над тем, как там будет дома, и как  Лене придется выкручиваться из ситуации, в которую он ее загнал. То ли еще детская беспечность, то ли просто житейская неопытность, не давали ему повода для тревоги.  Когда они с сестрой остались одни, Севка пошел в первый класс. Лена уже была студенткой, она для него всегда была старшей, собственно, она и бабушка заменили ему мать. Севка был из тех феминизированных детей, не знавших нормального мужского влияния, которые, столкнувшись с жизненными трудностями, не знаю, что им делать. Вот и сейчас, он понимал, что нужно как-то поступить или сделать, что-то мужское, сильное, мужественное, но, что именно, он не знал.
         Тете Маше они решили не говорить правду, просто, чтобы не волновать и не расстраивать, но ее проницательности хватило, чтобы понять, что, что-то не так, а не в порядке, как уверял ее Севка. Правда, она почему-то приписала это влиянию дурных сект, и принялась ограждать его от их тлетворного влияния.  Она привела Севку к батюшке, и они, на удивление быстро, нашли общий язык, даже подружились, несмотря на разницу в возрасте.  Севка поделился своими сомнениями, насчет того, что трусливо бежал, оставив сестру одну. Отец Викентий рассказал ему о юноше Давиде, победившем Голиафа. Давид победил не потому, что был фантастически ловок, за ним был Бог и правое дело. Севке очень нравился отец Викентий, нравился не только как умный и интеллигентный человек, но и как  сильный, уверенный в себе мужчина, занимающийся любимым делом. Севка ему с удовольствием помогал, выполнял его поручения, чем очень радовал тетю Машу. 
        Лена звонила нечасто, но никаких новостей  не сообщала. Севка уже  решил, что все обошлось, но когда он заикнулся про возвращение, она отчего-то испугалась и категорически запретила ему приезжать. Севка решил не послушаться сестры, и когда днем он встретил отца Викентия, и сказал ему об этом, тот был удивлен, почему Севка не слушает сестру. Огорченный Севка поплелся в храм за отцом Викентием, горестно размышляя по дороге, что он опять не так делает.
        Храм этот, предмет неусыпной заботы и гордости отца Викентия, возрождался к жизни его стараниями, и стараниями прихожан. Дворик возле храма преображался на глазах. Долгое время здесь размещался архив райкома партии, потом, когда архив переехал, здание пустовало, и вот уже второй год как церковь открыта, а после Пасхи начнет работать воскресная школа. Севка оглянулся на отца Викентия, который разговаривал с прихожанами. Вот кто живет в душевной гармонии с миром, все его существование наполнено смыслом и делом, которому он служит. Он даже позавидовал ему, и порадовался, что жизнь свела его с таким человеком. 


        Лена открыла дверь и сразу все поняла. Двое стоящих на пороге  уже приходили. Лица их были непроницаемы и преисполнены собственной значимости. На вид им было лет по восемнадцать, темноволосые, коротко стриженные.
        - Ну, что вы решили? – просил тот, что выглядел постарше. 
        - Севы нет дома, и не будет, не приходите больше. 
        - Вы чего-то не поняли. Он деньги должен, если не вернет, поставим на счетчик. А если будет «контора», вы тут больше не живете.
  Парни развернулись и пошагали вниз по лестнице. Лена закрыла дверь и дрожащей рукой набросила цепочку. Ей было страшно и стыдно за свой страх. И все же страх давил ее, словно свинцовой плитой. 

         Алексей услышал голоса на площадке, и ему сразу не понравилась тональность разговора. Еще не слыша слов, он понял, в чем дело. Стараясь ступать без шума, он подошел  двери и заглянул в глазок. На площадке возле квартиры стояли двое, и из-за их спин он видел только рыжие волосы.
        - А если будет «контора», вы тут больше не живете.
        Парни затопали вниз по лестнице. Алексей метнулся к окну. Вот они идут к машине, номер плохо видно, но это уже неважно, тот, кто за рулем, ему знаком. 

         Лена не сразу открыла, когда Алексей позвонил в дверь. У нее был странный взгляд, словно она молча терпела боль. Алексей спросил без предисловий: «Что хотели эти двое?» Лена молчала. Она сжала губы, было видно, что она старается что-то сказать, но не может. Алексей дотронулся до ее плеча, и от его прикосновения ее  словно прорвало. Она забормотала что-то несуразное, икая и всхлипывая, у нее началась истерика. Алексей по опыту знал, что  лучшей разрядки, чем просто дать человеку выплакаться, нет. Он довел ее до дивана, усадил, принес из ванной полотенце. Она рыдала, но уже тише. Лицо покрылось красными пятнами, нос распух, и она была похожа на старшеклассницу получившую двойку. А ведь ей, пожалуй, и тридцати не будет.
         - Ну, успокоилась? Давай все по порядку, с самого начала.

         История глупая и банальная, такие  по десятку в год случаются. 
         - А ты молодец, сообразила.   Брата правильно отправила, -  похвалил ее Алексей.
          Лена сидела с опущенной головой, всхлипывая и шмыгая носом.
         - Алеша, я не знаю, что делать, – сказала она, не поднимая головы. 
         - Зато я знаю. Но ты себе голову не суши. Давай-ка мы с тобой, лучше чаю попьем. И пойди, умойся, Несмеяна.
 
         Лена встала и пошла в ванную. Когда она глянула на себя в зеркало, то  пришла в ужас. Открутила кран и стала пригоршнями бросать себе воду в лицо. Ледяная вода остужала горящие щеки, и она понемногу стала приходить в себя.         
        Когда она вошла в кухню, Алексей уже заварил чай. Рукава синего махрового халата изрядно намокли и она, на ходу подворачивала их вверх.

       - А у вас уютно, - Алексей огляделся, - большая квартира.
       - Четыре комнаты, у меня ведь папа академик.
       - Иван Блаженин твой отец? – Алексей вспомнил табличку на двери. 
       - Да, - голосок у нее уже окреп, она не всхлипывала, а только изредка прерывисто вздыхала. «Милая, ты милая, - думал Алексей, - сколь же ты страху натерпелась. А все-таки я их прижму, повертятся они у меня».

       Они незаметно для себя перешли на «ты», и уже не она его опекала, а он ее. Вот и ломай голову, как отблагодарить врача, да отбей бандитов, и всего делов-то.
       Они пили чай, он вдруг стал рассказывать смешные случаи из своей жизни, и увидел робкую улыбку на ее лице. Он видел, что она устала, но потому, как старательно она избегала пауз  и задавала все новые и новые  вопросы, он понял, что она не хочет, чтобы он уходил.
       - Лен, поздно уже, пора спать, ты устала, а у нас завтра будет трудный день. Тебе поспать нужно, иначе ты будешь как выжатый лимон, – он решительно поднялся.  - Все будет хорошо, ты мне веришь?

       Она подняла на него измученное лицо и кивнула. Ему хотелось погладить ее по голове, но он не решился. Она заперла за ним дверь и пошла на кухню, мыть чашки. Она понимала, что заснуть ей не удастся, и решила не ложиться. Она взяла книгу, и попыталась читать, так и уснула на диване, с книгой в руках, с зажженным светом.


        Утром Алексей позвонил ей, дал адрес, и она поехала в управление. Ее встретил  и проводил  на второй этаж, уже знакомый ей капитан Карадимов. На соблюдение всех формальностей у нее ушло часа три.  Двое  молодых ребят, в спецодежде с логотипом телефонной компании, установили возле ее дверей видеокамеру и микрофоны. Ребята работали быстро, споро и минут через пятнадцать, уехали. Она взяла веник и стала заметать мусор в коридоре, потом, глянув на часы, заторопилась. Не хватало еще опоздать на прием.

        Алексей дожидался ее возвращения с работы.  Она едва успела снять пальто, как зазвонил телефон.
        - Приглашаю на ужин, - сказал он, как только она сняла трубку.
        - Я переоденусь и помою руки, - ответила Лена. 

        Она зашла через полчаса, рыжие волосы были туго стянуты в узел на затылке, а на лице было уже знакомое Алексею выражение строгости, но, посмотрев на сервированный стол, она улыбнулась.
        - Я вижу, вы основательно приготовились, - заметила она, и оттого, что она безотчетно перешла на «вы», Алексей понял, что она смущается.
        - Леночка, вы с работы, голодная, давайте я вас покормлю, а вы мне расскажете, как все прошло. И потом, мне кажется, вчера мы перешли на «ты».
  Она кивнула.
        - Вот не думала, что писанины у вас больше, чем у нас.
        - У нас и не такое бывает, - усмехнулся Алексей, – значит, заявление написала, а с кем еще говорила?
        - Высокий,  такой  седой, не помню, как зовут.
        - Это полковник Барышников. Мировой мужик.
        - Он такие странные слова сказал, вы должны быть с нами до конца.  Это что значит?
        - Понимаешь, иногда случаются странные вещи; например, человек забирает свое заявление.
        - Как это? – не поняла Лена.
        - А так. Забирает и все тут. Не было ничего. Показалось.
        - И что? 
        - Ничего. Просто эти люди и перед бандитами, и перед законом  остаются беззащитными, и все. Нет заявления – нет дела. 
        - А вы их поймаете? 
        - Всенепременно, - улыбнулся Алексей, - да ты ешь. Устала?
        - Я о Севке беспокоюсь, как все получится, вдруг, что-нибудь.   
        - Возьмем их, не бойся.
 
        Алексей  положил ей в тарелку салат, и Лена бросила взгляд на обручальное кольцо, Алексей перехватил ее взгляд и понял, о чем она подумала.
        - Для женатого мужчины ты хорошо готовишь, - заметила она, пробуя салат. 
        - Не женат я, - ответил Алексей.
        - А кольцо?
        - Память о собственной глупости, - сорвалось у него с языка. Лена бросила быстрый взгляд, но вопросов не задавала, а уж у него желания развивать эту тему, не было.   
    
   
Как ни подготавливал Алексей Лену к визиту рэкетиров, но когда они пришли, душа у нее снова ушла в пятки. Она видела расширенные зрачки и понимала, что парни курят травку, или еще что похуже. Она растерялась и забыла произнести условную фразу. Она молча смотрела на них, а они на нее. 
- У нас нет таких денег, неужели вы не понимаете? И потом, почему вы считаете, что мой брат должен деньги? Я ничего не понимаю, он ни у кого ничего не брал, почему вы считаете, что он должен кому-то что-то платить? – наконец-то выдавила она из себя условную фразу. 
Парни снова подробно объяснили, почему они считают, что Севка должен две тысячи.
- Ну, хорошо, только у меня сейчас нет денег, приходите с субботу, в два часа. Я отдам деньги, только Севу не трогайте.

Потом, просматривая пленку, Алексей несколько раз ловил себя на мысли, что видит что-то знакомое, но что именно не понять. И только вечером, перед выпуском новостей, увидел по одному из кабельных каналов кусок из «Первой крови», тогда он понял, что парни  играли в Рембо.
 
Взяли их просто, без затей, вот только за рулем бежевой «Вольво», Калашника не было.

- Леш, а ты не перемудрил? Может его тоже, надо было?
        - Не-а, Калашник  у нас кто? Правильно, шестерка. А они умирают первыми, так утверждает великая Маринина. А великие - не ошибаются. Наша цель кто? Правильно – Мориарти, а все остальное от лукавого. Мы с места не сдвинемся.  Так, что ты там, про алкаша рассказывал?   
- Помнишь, ты Петюню раздолбал за то, что не умеет работать со свидетелями. Ну, те «разборки», на Калужской?   
- Ну и что?
- А то, делал наш Петюня поквартирный обход, и так влез в душу одному алкашу, что тот предложил ему купить у него патроны к АКМ.   
- Ничего себе. И сколько?   
- Много, под триста штук.   
Алексей присвистнул.   
- А алкаш этот, тоже, клиент еще тот. Первый срок получил, когда работал прорабом на стройке, за ерунду какую-то, пока сидел, жена его бросила. Вышел, запил. Соседям от него житья нет, ну притащили его в отделение, для профилактики, пока туда-сюда, он спер в отделении телефонный аппарат. Трех шагов не отошел – поймали. Идет придурок, шнур под мышкой болтается. Припаяли второй срок.  Отсидел.  Работы нет, лазил по мусорке, нашел сумку. Принес домой, а там патроны. А куда их девать? А тут опер, ласковый, с подходцами, вежливый. Это наш Петюня, после прочухона, старается. Ну и влип, рецидивист хренов!
Васька заржал, запрокидывая голову.
 

        В понедельник, двадцать пятого, Алексея вызвали наверх. Он вошел в длинный как пенал, неуютный кабинет, прошел по красной дорожке и присел на место, на которое ему указал генерал. 
        - Что у там тебя, майор, по Маркову?
        - Да, почти ничего нового. 
        - Ну, ладно, передашь материалы Метальникову из ФСБ, теперь они будут им заниматься.
        - Слушаюсь. 
        Он вернулся в кабинет, молча сел за стол, включил компьютер, загрузил «Doom» и стал отстреливать монстров. Вася, глянув на это дело, взял сигареты и ушел курить в коридор. Когда он вернулся, Алексей собирал бумаги в синюю папку.
        - Вот так, Василий, опять работали на дядю, - бурчал он, собирая бумаги.
        - Ты, что, все отдашь? 
        - Я похож на идиота? Нет, конечно, пленки это ведь ерунда, потом отдадим. 
        - Ну, Лешка, ты – зубр.
        - Не-а, Вася, я – мамонт.


        Вечером  Лена пригласила  Алексея зайти. Она открыла дверь, медные волосы были рассыпаны по плечам, а синее платье подчеркивала аквамариновые глаза.
        - Что празднуем? – улыбнулся он, глядя на ее сияющие глаза.
        - Как что? Победу, - настроение у нее было приподнятое.
        - Ну, до победы еще шагать и шагать.
Она неожиданно обняла его за шею и поцеловала в щеку. Он вдохнул теплый запах ее волос.
        - Леша, ты мой ангел-хранитель.
        - Вот уж не ангел это точно, - смутился Алексей. - Да, работа такая. Ты - лечишь, я - защищаю. А вот насчет ангела - это перебор, – засмеялся Алексей, понимая, что сдерживаться ему будет  нелегко.
 
        Стол был накрыт в большой комнате. Тяжелая синяя скатерть была накрыта тонкой скатертью из белого кружева. На столе сверкал хрусталь и старинный кузнецовский фарфор. Две высокие синие свечи стояли в серебряных шандалах. Было видно, как хозяйка постаралась. Алексей даже смутился.

         - Хочется праздника. Я понимаю, что еще не конец, но я устала бояться, мне просто  опротивело. 
         - Верю. – Алексей провел рукой по рыжим волосам.
         - Давай, Леша, отпразднуем.
         - Давай. – Они сели за стол.

         Она хочет праздника, как он ее понимал. У него праздника не получилось. Сегодня утром подорвали машину Амира, погибли водитель и охранник, но теперь это головная боль ФСБ. Его это уже не касается. Алексей налил в бокалы вино, и над столом растекся аромат знойного лета и спелого винограда.

         - Давай за тебя, храбрая женщина, - он протянул руку и притронулся краем  до ее бокала. 
         - Что ты, я ужасная трусиха, - Лена пригубила вино и посмотрела на него, наклонив голову к плечу. 
         - Вот еще одного гаврика возьмем, и брат твой  может вернуться. 
         - Какого гаврика?
         - Есть там один, он меня крепко интересовал. 
         - А сейчас? 
         - Что сейчас?
         - Ты сказал, интересовал?
         - Сейчас, еще больше интересует, - улыбнулся Алексей, заметив ее напряженное внимание. 
         - А они Севку не тронут? 
         - Да они, даже в телефонную трубку пукнуть побоятся. 
  Лена засмеялась.
         – Это ведь у них что-то вроде курса молодого бойца. Прошел – годишься, не прошел, засыпался – сам виноват. Им ведь еще пленку не показывали, так, что никуда они не денутся. Сядут, как миленькие.


  Ужинали они долго, свечи догорали, и Алексей не понимал, что его пьянит больше, сладкое крымское вино, или сидящая напротив золотоволосая женщина.
         - Эх, была бы музыка, пригласил бы тебя танцевать, да танцор из меня теперь неважный.
         - Есть музыка, я ведь Севке подарок купила  - музыкальный центр, - она вышла из комнаты и принесла большую яркую коробку.
         - Вот. Только как включать не знаю, мне показали в магазине, а я все забыла. Может, ты включишь? – Она протянула Алексею коробку.
  Он положил коробку на стул, двумя руками взял ее лицо и поцеловал. Ее мягкие губы приоткрылись, и он уловил сдерживаемое дыхание. Она сделала едва заметное движение ему навстречу, он схватил ее и стал целовать. Она в панике только смогла прошептать: «Пусти, не надо». Но отпустить ее, он был уже не в силах. Она только слабо охнула, когда он расстегнул длинную молнию на платье. Руки ее обвились вокруг его шеи, он легко поднял ее на руки, переступил через упавшее платье и шагнул в темноту спальни.

        -   Ты сердишься? – спросил он, минут сорок спустя, глядя, как она сидит на кровати, натянув простыню до самого подбородка.
        - Нет, - она смущенно улыбалась, - просто я не ожидала, что  все так   получится. Отвернись, я оденусь.
         Алексей сделал вид что отвернулся и постарался, чтобы она не заметила, что он за ней подглядывает. Фигура у нее, высший класс. Она вышла,  и он тоже поспешил привести себя в порядок. 

         Потом  он помогал ей убрать со стола.  Она мыла посуду, а он  сидел  возле нее.
         - А почему ты не замужем?
         - Так получилось. Сначала было рано, а потом некогда.   Я училась на четвертом курсе, когда познакомилась с Павлом. Он учился на  курс младше, поступал после армии. У нас, не то чтобы роман, так, все кончилось, даже не начавшись. Он понравился моей подруге. Вернее не он, а его пятая графа. Она искала паровозик,  чтобы прицепить к нему свой вагончик. И прицепилась к нему. Уж как его родители ее не хотели, а жениться пришлось. Они чуть больше года прожили. Он ушел от нее, когда их дочке было три месяца. А то, что она спит и видит отъезд в Америку или Германию, знали все, только вот его родители, никуда ехать не собирались. И они сказали ей об этом прямым текстом. Наташка в истерику. А Павел приехал ко мне первого января, говорит, я от нее ухожу. Он заехал ко мне, сказал, что будет жить на даче. А утром мы узнали, что он и попал под электричку. Его мать во все обвинила меня. 
           - Это почему?
           - А он же всем сказал, что едет ко мне.
           - А эта, его жена?
           - Нашла другой паровозик. Сейчас с дочкой в Америке, вышла замуж за какого-то старика. Всем говорит, что довольна. Она ведь Павла не любила. Такие люди вообще ни любить, ни дружить  не умеют.
           - А ты, любила его?
           - Сейчас кажется, что нет. Тот год для меня вообще очень страшный был. Сначала Павел. Знаешь, все понимали, что я не виновата, но за спиной шушукались. Потом родители погибли, такая нелепая смерть, при извержении вулкана.
           - Я помню, в газете читал. Трагическая гибель академика Блаженина.
           - Вместе с папой погибли еще восемь человек  из отряда вулканологов. А мама всегда с папой ездила. Она вообще-то геолог. Я не знаю, что может быть страшнее этого. У них ведь даже могилы нет, куда можно принести цветы. Не поедешь ведь на вулкан.  Правда, мне в Академии наук сказали, что хотят на нашем доме мемориальную доску установить, но это ведь совсем другое дело. Правда?
           - А подруги у тебя есть? – Алексей решил переменить тему разговора.
           - Есть, - улыбнулась Лена. – Любочка Ткачева,  я с ней еще с детского сада дружу. Я вас обязательно познакомлю. Только она сейчас в Питере, у нее там персональная выставка, она скульптор. И еще Саша Ларичева, она филолог, а какие у нее близняшки, мои крестницы, Машка и Дашка, им по пять лет. Я их очень люблю.
Алексей смотрел на нее и не слышал, что она говорит, он вслушивался в мелодию ее голоса, и она была ему приятна, словно музыка.
           - Ты чего? – вдруг спросила она. 
           - Что такое, не понял? – вопросом на вопрос, отозвался он.
           - Ты так смотрел, о чем ты думал? – улыбнулась Лена.
           - Да так, задумался, - признался Алексей. – Говоришь пять лет?
           - Ты меня совсем не слушаешь.
           - Слушаю, - возразил он. 
           - Ну вот, они вообще очень дружные, а тут вдруг подрались. Спрашиваю из-за чего? Молчат и все тут. Короче, Дашка замуж собралась, а Машка кричит,  нет, это я  «взамуж» пойду. Я спрашиваю – за кого? Отвечают – за «Иванушек». Я – за которого? За всех сразу. Представляешь? 
           Алексей смотрел на нее и улыбался. Давно ему не было так хорошо.   

           Утром его разбудил Василий.
           - Я тебе весь вечер дозванивался. Ты где был?
           - Пиво пил, - отшутился Алексей, - а что за спешка?
           - Калашник в реанимации.
           - Жить будет?
           - Будет, но хреново. Слушай, машина за тобой уже пошла.   


          Барабаш свою миссию не выполнил. Амир остался жив, поэтому средства, на это потраченные, будут списаны с его, Барабаша, счета. Александр Ильич Марков считал себя человеком неглупым и осторожным. Поэтому, перед тем как сесть в автомобиль, его проверяли на наличие мины. Береженого  Бог бережет. Охранник старательно осмотрел днище машины и открыл дверь. Первая пуля  вошла Маркову в горло в тот момент, когда, подобрав полы длинного  черного пальто, он садился в машину, вторая попала в голову, чуть выше правой брови. Последнее, что он увидел в своей жизни, был дрожащий от страха охранник, упавший на асфальт и прикрывающий руками голову.

          Барабаша арестовали в аэропорту. Гражданка Маркова, вылетавшая тем же рейсом, с удивлением смотрела, как бледнеет  и вытягивается лицо ее любовника. Она уже прошла паспортный контроль, как в ее сумочке затрезвонил мобильник. Видимо новость, которую ей сообщили, была неприятной, но возвращаться она не стала. Не снимая лайковых перчаток, она сгребла со стойки паспортного контроля свои бумаги, и пошла на посадку. 

           Двое рэкетиров, которые вымогали деньги у гражданки Блажениной Е.И., были студентами, и очень сильно упирали на бедственное материальное положение. Опера вытрясли бы душу из задержанных, но те даже не отпирались, дело закончили в срок, и передали в суд. Суд, принимая во внимание чистосердечное раскаяние, назначил им профилактическое лечение, в виде трех с половиной лет колонии общего режима. А вот Калашнику повезло меньше, пуля раздробила ему позвоночник, и из инвалидного кресла он уже не встанет никогда.

            Севка успешно сдал сессию,  перешел  на второй курс и собирается с друзьями на Селигер.
            А у Лены отпуск осенью, правда она  не имеет никаких планов  потому, что Алексей пойдет в отпуск в декабре. А мне, по-моему, мне пора присматривать свадебный подарок  моим героям.