Побег из армии

                Побег из армии


   Его товарищи не тяготились своей армейской службой. Деньги есть, жилье есть, впереди, к 50 го-дам, светила хорошая пенсия, больше гражданской в три-четыре раза. Он в то время о пенсии не за-думывался. 
   Он и друг Игорь частенько вспоминают актерскую находку Борисова - Счастливцева в «Лесе»: сначала полная фраза: «а не удавиться ли мне», потом бормотанье, потом только мелодия. Годится на многие случаи жизни. Так и у него вертелось в голове: только творческий труд, только это самое главное в жизни. Завертелось впервые в 17 лет, на углу Суворовского проспекта. Момент истины.

   На работе творческий поиск сменился застоем: все методы освоены, изобретать нечего, работы мало. Внутренний голос забеспокоился насчет общего блага. Обращение к руководству типа «загрузите работой», естественно, не рассматривалось как явно фантастическое. Когда освободилась должность инженера, предложил ее сократить. Офицер из управления объяснил ему очень интересный армейский принцип – многие должности в армии так и задуманы: как резервные в мирное время, чтобы в случае войны использовать их для развертывания новых подразделений. Такова армейская селяви.

   Так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова…
   Жизнь, которая дается один раз. Преследующий с детства ужас не отпускал, иногда хватал за ду-шу и сжимал сердце: растак и разэтак, еще же и помирать надо.
   На пятый год службы он твердо решил: из армии уйду. Пять лет службы за пять лет учебы - доста-точно. На гражданке отрабатывают только три года обязаловки. О принятом тогда решении никогда не сожалел. Как говорится, искал приключений на свою попу (и нашел их). Немного рисуясь, он го-ворит: «Намеренно лишил себя ранней и высокой пенсии, чтобы остаться активным, поджарым и энергичным в том возрасте, когда у моих армейских товарищей наметилось благодушие и размягче-ние».

   Ему повезло теперь уже на уровне всемирной истории. В 1960 году Хрущев решил значительно сократить армию – в целях упрочения мирного сосуществования, ну, и естественно, для улучшения жизни народа. Сокращать можно было еще больше – ядерного оружия хватало для сдерживания.
   Понятно, что на атомные части сокращение не распространялось. Здесь разрешалось уволить только нерадивых и больных. По этому пути и пошли те, кем овладела охота к перемене мест.

   Первопроходцем стал один из офицеров части. Он очень серьезно отнесся к делу: изучил меди-цинскую литературу, выбрал направление – психическая неполноценность, вошел в хороший кон-такт с врачом части. Выполнил кое-какие необычные действия, по направлению врача попал в ок-ружной госпиталь, там повел себя еще более серьезно. Одна из его медицинских находок была весьма показательной. Он нашел напарника, вдвоем они изображали (симулировали) многосуточ-ную бессонницу. Пока один спал, другой сидел рядом и с разговаривал с лежащим. Потом они ме-нялись местами. В результате  добились своего -  из армии их уволили.
   Колесов не решился на столь серьезный подход и ограничился проявлением недостатков своего характера – вспыльчивости, невыдержанности. Стал дерзить по поводу и без повода. Для подтвер-ждения твердости своих намерений отпустил бороду. В то время борода у офицера была редкостью и даже вызовом.
   Когда в часть приехал прославленный маршал Чуйков, командующий округом, он со своей не-стриженой бородой был дежурным по части. Не собирался дерзить герою войны, просто доложил бы по уставу: «За время дежурства никаких происшествий не произошло». Командир части только перед самым приездом маршала заметил его и быстро принял решение – заменить.

   Другие поводы не заставили ждать. Рем говорил об их товарище по атомной команде:    
   - Мы его вычислили – сексот. Причем по вполне безобидной информации, потом сами нарочно запускали для проверки.
   - Как это его угораздило? Вроде приличный парень.
   - А он как послушный отличник – попросили, выполняет.
   Не сдерживая себя, Колесов громогласно разъяснял решения партии мрачному майору КГБ – осо-бисту их части, нарочито переигрывая в демагогии, прозрачно намекал на аморальность вербовки сексотов для слежки друг за другом:
   - Вы действуете неправильно, собирая непроверенные сплетни и слухи… Прежде всего партийные и комсомольские организации обязаны воспитывать и повышать бдительность… Партия осудила бериевских последышей, которые ставят себя вне и выше партии и общества.
   Особист мрачно отбрыкивался:
   - В органах таких людей давно нет….
   Колесов был доволен: хорошо поругались, это тоже пойдет мне в копилку.

   Комсомольский секретарь недовольно отозвался о выкрутасах Колесова и добавил:
   - А почему он в партию не вступает?
   Комсорг и другие офицеры недавно вступили в партию. В принципе он тоже был «за», но пони-мал, что в этом случае ему из армии не уйти.

   Припомнил свои предыдущие нервные срывы: внутри всё начинает бурлить, в голове пронзитель-но холодеет, нервный столб проходит через грудь и живот. Мучения усиливаются, мысли скачут, отбрасываются все соображения об опасности – всем пренебрегу, но не допущу своего уничижения, пойду до последней черты. Он приучался сдерживаться внешне, но физиология срывов оставалась прежней. Об этих симптомах рассказывал врачу части и потом в госпитале.

   Самым значительным эпизодом стало столкновение с капитаном из штаба части. Зануда и замух-рышка сделал какое-то обидное замечание во время его дежурства по части. Он тут же впал в исте-рику (позволил себе впасть). Кричал на зануду несколько минут подряд, почувствовал дрожь в ру-ках. Зануда вышел из комнаты. Он пошел за ним по коридору и продолжал кричать. Зануда вяло ог-рызался. Колесов почувствовал необходимость в решительном, окончательном действии – ударить его. И уже угрожал избить. Зануда замолчал, испугался. А он не смог ударить (интеллигент?).
   Позднее командир части сказал по поводу «возмутительного факта»: 
   - Еще немного, и пришлось бы сразу двоих из армии увольнять.
   Эпизод стал легендой, товарищи вспоминают о нем с удовольствием.
   Хорошо помог врач части: направил его в окружной госпиталь, написал подходящую медицин-скую характеристику, по которой Колесов стал немножко идиотом.

   Осенью он поехал в Винницу, в госпиталь на обследование. Там вел себя нормально, ничего не изобретал, жаловался на неудержимую вспыльчивость, на пережитую блокаду, намекал на вредные для нервов специфические условия работы. Об атомных бомбах не говорил, нельзя, но врачи могли догадываться.
   В декабре был уволен из армии по болезни и в связи с сокращением. Последнее давало надежду на главную льготу – предоставление жилья.
   Диагноз по медицинской справке – психопатия с эмоционально-волевой неустойчивостью в фазе декомпенсации.

   Под Новый год, на двадцать восьмом году жизни с женой и двухмесячным сыном он приехал до-мой, в Ленинград. Новый год встретил с родственниками. Вышел на прогулку с сыном в коляске, остановился у витрины на родном Суворовском проспекте и вдруг радостно осознал: «Вот оно, свершилось, я дома и навсегда».