Глава 16. Несчастье с Павликом

16. Несчастье с Павликом.

На меня свалилось еще несчастье, которое до сих пор не знаю,  как и пережила.
Павлик учился на физическом факультете Саратовского университета, на отделении радиофизики. Поступал в МФТИ, но недобрал баллов, сдавал экзамены еще раз в университете, благо они позднее, чем в московских вузах. Сюда  поступил с легкостью с высокими баллами, первый курс закончил хорошо, а на втором начались мои переживания.

Первый раз на него напали и отобрали сотовый телефон осенью. Потом было еще нападение в декабре, но он брызнул в нападавшего из газового баллончика и убежал. В марте или конце февраля он возвращался с концерта,  выпивши.  Остановилась машина милиции, его посадили и довезли почти до общежития, но забрали деньги и сотовый телефон. Купила ему телефон опять, уже третий. Писать письма он категорически отказывался, хотя бы по телефону связь иметь.

14 апреля позвонили в дверь поздно вечером, около 11 часов, на вопрос: «Кто?» ответили: «Милиция». Я открыла.
- Здесь живет Попов Павел?
- Да, но он учится в Саратове.
- Его привезли в больницу с ножевым ранением.
Милиционер протянул мне записку с названием больницы и номером телефона и поспешно ушел. Я позвонила, сообщили, что его готовят к операции. Ночь почти не спала, утром бросилась на автовокзал.  В реанимационном отделении молодая женщина – врач пропустила меня на минутку, посоветовала лучше прийти во второй половине дня. Бродила по городу, как потерянная, зашла в одну из гостиниц, пришла в ужас от цен ; 1500 рублей за сутки! Позвонила Юле, дочери моей соседки по лестничной площадке, мы уже останавливались у Юли с Павликом, когда приезжали на олимпиаду по физике, организованную МФТИ, потом на время вступительных экзаменов в университет. Она пригласила меня к себе, но в эту ночь я решила ехать домой, оформить отпуск, взять необходимые вещи.

Взяла билет на автобус и зашла еще раз к Павлику. У его кровати стоял молодой человек с папкой, Павлик вяло подписывал какие-то бумаги. Молодой человек представился: «Следователь Щитов», поинтересовался, кто я, продиктовал свой телефон, я машинально записала.

Еще два дня Павлик находился в реанимации, я расположилась у Юли, приходила к нему каждый день. Юля работала допоздна, ключа от ее квартиры у меня не было, поэтому днем я слонялась по городу, сидела где-нибудь на скамеечках в скверах. Пыталась молиться, просила помочь моему сыну, забрела как-то к церкви, внутрь не вошла, подала милостыньку сидящим возле ограды пьяненьким бомжам: «За Павла помолитесь», вздрогнула, когда один переспросил: «За упокой?»  Иногда думала с возмущением о тех, кто на него напал: «Да чтоб у них руки отсохли!», но злобы, желания отмстить не было, только  глубокая печаль.

Наконец, мне сообщили, что его переведут в палату. Тогда я вспомнила о телефоне следователя, решила позвонить ему, узнать, что же все-таки случилось. По телефону он не стал ничего объяснять, предложил зайти к нему, назвал номер кабинета. Разыскала это отделение с большим трудом, долго ходила вокруг и около, по указанному адресу размещалось строящееся здание, а прокуратура находилась в каком-то закутке совсем недалеко от Крытого рынка. Следователь начал с того, что он уже не ведет это дело, его передали другому следователю, от его приветливости в больнице не осталось и следа: «Вы знаете, что ваш сын убил человека?» Он говорил что-то о парне, который дошел до ларька, упал и умер:
- Как вы будете в глаза матери смотреть?
- Мой сын все еще в реанимации. А вы знаете, что на него три раза нападали, и в последний раз это была милиция!
В мои глаза значит можно спокойно смотреть!  Следователь назвал мне фамилию того, кому передано дело, порекомендовал собрать характеристики с места учебы, жительства, из школы.

До Юли я добралась совершенно ошарашенная, стала сразу же звонить Алеше, он пообещал приехать. На другой день я отправилась на автовокзал встречать Алешу. Он взял на время сотовый телефон у своих друзей, позвонил мне с дороги, сообщил, что подъезжает, уже около Елшанки, и тут связь пропала. По всем моим расчетам автобус уже давно должен был приехать, от Елшанки ехать недалеко, но не было ни автобуса, ни связи. Что только не лезло в голову! Думалось о самом худшем: «С одним сыном неизвестно что, да еще и второго погубила!» Когда я уже была на грани истерики, автобус подъехал.  Оказывается,  Алеша перепутал деревни, там была совсем не Елшанка, а звонки мои просто не слышал, отключил громкий сигнал и сунул телефон в карман, он еще и не знал толком,  как с ним нужно обращаться.

К Павлику мы пошли вместе с ним, в это же время подошли двое друзей Павлика: с одним он жил в одной комнате в общежитии, с другим учился сначала в одном классе, а сейчас в одной группе в университете. Постепенно выяснилось следующее: после неоднократных нападений Павлик купил в магазине ножик, большой, но при нем была бумага, что он не считается холодным оружием. Этот ножик Павлик  носил с собой в ножнах на поясе. В тот день Павел, Максим и Алеша сидели в квартире Алеши (еще одного  их школьного друга) недалеко от политехнического университета, пили пиво, потом Павлик пошел домой, часов в семь вечера. К нему подошел незнакомый парень, попросил закурить, отвел в темный закуток, пожаловался на плохое настроение:
- Что-то тошно, ударь меня что ли!
- Да зачем я тебя буду бить?
- Ну, тогда я тебя сам ударю.
Ударил очень сильно, Павлику показалось даже, что кастетом, он отлетел в сторону, в глазах потемнело, выхватил ножик, ударил этого парня ножом. Тот отобрал  у него нож, нанес удар Павлу. После они разошлись в разные стороны, нож остался у парня.  Павлик стал пытаться остановить машину, один из водителей, вроде бы это был грузовик, доставил его в больницу. Примерно все так же он рассказал следователю, который приходил к нему в реанимацию, причем тот сообщил ему о гибели того парня.
Жутковатая картина! Действительно получалось вооруженное нападение, Павлик чуть ли не инициатор, нож то у него был. Во мне говорила только жалость к Павлику, желание спасти сына. Перед глазами стояли страшные видения, как он окровавленный валяется на пустынной улице, старается подняться, падает. Кто-то украл опять в это время сотовый телефон, хорошо хоть остались документы, по ним сразу нашли меня и сообщили.  Алеша предлагал изменить показания, тем более допрашивали его сразу после операции, еще наркоз не отошел, он ничего не соображал,  как следует. Сошлись на мнении, что лучше обратиться к профессиональному адвокату, все равно мы не знаем законы, что и как лучше говорить. Поисками адвоката занялся Алеша, обратился к своим университетским друзьям. Порекомендовали двоих: один помоложе с большими связями, пронырливый;  второй постарше, попроще, работяга, «будет пахать», как выразился Алеша. Встретились с обоими, посовещались с Павликом, решили, что нам и Павлику легче будет общаться со вторым, с ним и заключили договор.

А дом все еще стоит. Цепляется за обрыв оставшимися развалинами, вросшим в землю шлаковым низом, окружен деревьями, оплетен травами. И звонит Максим, твердит, что перестал понимать этот мир, «если я е… окончательно, не оставьте меня». Но что же я могу сделать? Мир этот прост и удобен только для подлецов и негодяев, а быть или не быть каждый выбирает для себя.

Жила в Саратове несколько дней, ходила к Павлику в больницу, ждала и боялась выписки: а вдруг его прямо из больницы отправят в следственный изолятор? Всю одежду и документы у него забрали, все в милиции. Купила, как смогла на глаз, без примерки необходимую одежду. Он уже вставал, ходил по коридору. Получили на руки выписку с необходимыми рекомендациями, списком лекарств, которые нужно продолжать принимать, поехали домой. Там нужно было встать на учет к хирургу, ходить на перевязки. Сотовый телефон зазвонил вдруг в маршрутке:
- Попова? Это следователь Сидоров. Почему вы уехали, мне нужно экспертизу производить, возвращайтесь назад.
- Но Павел еще болен, под наблюдением хирурга.
- Ну ладно, приедете позднее.

Посещала всех врачей вместе с ним, выслушивала рекомендации, что-то объясняла, у него же никаких документов нет. Ездили в Саратов на медицинскую экспертизу, периодически общались с адвокатом. Павлик был твердо намерен продолжать учебу, адвокат настаивал на этом же, скоро должна была начаться сессия. Перед отъездом у Павлика поднялась температура, наглотался жаропонижающих таблеток и поехал.
Почему я тогда не настояла на академическом отпуске? Верила, что у него хватит сил на все, ведь учеба до сих пор давалась ему без особого труда. И адвокат настаивал на том, что ему надо обязательно продолжать учебу. Я приезжала в Саратов на экспертизу, рассказывала следователю о нападениях на Павлика, про отобранные сотовые телефоны. О том, что в последний раз отобрали сотовый милиционеры, промолчала. Оформила кредит на 70 тысяч, расплатилась с долгами, остальные деньги положила на книжку. Позднее 27 тысяч отдала адвокату для передачи родственникам погибшего парня или следователю, в подробности не вникала. Когда адвокат позвонил и сообщил, что дело закрыто, боялась верить и радоваться.

На день рождения Павлика приехал Миша, он добился командировки в Самару, сумел выкроить время для поездки в Вольск. Павлик в Вольск не приехал, что-то сдавал. Побродили с Мишей по городу, дошли до развалин старого дома, постояли над обрывом. Мне хотелось подарить Павлику магнитофон. Выбрали компактную, переносную магнитолу, Миша оплатил. Постелила Мише в своей комнате, но вечером даже поговорить с ним подольше не смогла, сослалась на усталость и сразу уснула. К шести утра проводила его на автовокзал, расстались. Еще на двенадцать лет? Совсем чужие стали.

Звонок Павлика застал меня на ягодной поляне, где мы с Галей  Степновой собирали клубнику, кажется, это была суббота. Или пятница? Меня совершенно огорошило его сообщение о том, что его отчисляют из университета. Этого я никак не ожидала, по моим подсчетам у него могло быть не больше трех «хвостов». Если один сдаст, два останутся на осень, за два «хвоста» не отчисляют.  «Хвостов» оказалось пять. В Саратов я приехала только в понедельник, денег с собой не взяла. С помощью денег еще можно было что-то решить, я не сообразила, не сумела даже коробку конфет купить. Хотя, скорее всего,  его решили отчислить из-за всей этой темной истории, не захотели держать в университете студента с подмоченной репутацией. Я приезжала еще раз, пыталась поговорить с заместителем декана, тоже не сумела.

Восстанавливаться через год на коммерческое отделение без общежития и с платой за каждый семестр около семнадцати тысяч для нас было просто нереально. Мне с кредитом надо было пять лет рассчитываться, а я уже на пенсии, сколько еще смогу проработать неизвестно.

Алеша помог Павлику устроиться на работу в фирму по продаже компьютеров и установке спутниковых антенн, поспособствовал брат Гали, жены Алеши. Даже учиться Павлик начал на заочном отделении мехмата по специальности «Экономика и информатика», но не сдал вовремя контрольную работу по математическому анализу, и его отчислили и здесь. Он не ожидал, видимо, считал, если учеба платная, то можно тянуть с контрольными работами сколько угодно, невыгодно отчислять студентов. Как раз выгодно, возьмут на это место другого студента, нет необходимости возиться с нерадивыми учениками!

Попытался восстановиться через год на этом же отделении, но снова неудача. К экзаменам надо готовиться вообще-то, даже если отделение платное. Никуда в другое место не хочет поступать, и здесь не учится.

Снова возвращаюсь к характеру мамы. Конечно, я любила маму, и мама любила меня, внуков, правнуков. Но ее любовь во многом похожа на любовь лианы, которая обвивается вокруг ствола и душит. Она ждала меня с работы чуть ли не с часами в руках: «Почему ты раньше? Почему позже?» Донимала бесконечными звонками, если я где-то задерживалась, уезжала к Саше: «Когда ты приедешь? С тобой ничего не случилось?» Вмешивалась во все мои телефонные разговоры, стояла рядом и диктовала: «Скажи это, спроси об этом». Обращаться с мобильным телефоном она так и не научилась, но запомнила кнопки на домашнем телефоне, где в памяти были записаны номера мобильников мои и внуков. Если мой телефон не отвечал, в деревне плохая связь, она звонила Алеше, рыдала, уверяла, что со мной что-то случилось, требовала меня найти.

Так же она донимала Павлика. Не засыпала, если он задерживался у друзей, звонила ему постоянно, поднимала меня ночью и требовала, чтобы я бежала на его розыски. Он сердился, отключал телефон, тогда она обзванивала всех его друзей и их родителей.

Я купила Павлику компьютер, и он вообще перестал куда-то ходить, ушел полностью в виртуальный мир Интернета. Его друзья, с которыми он дружил еще со школы, жили двое в Москве, один в Саратове. Они общались через компьютер, иногда друзья приезжали в Вольск к родителям, приходили к Павлику, Павлик ездил в Москву.

Сгорел наш великолепный старинный корпус.   Мы с Таней, вторым программистом, хорошо обустроились в новом кабинете, сшили занавески, поставили цветы, отметили новоселье. А тут «зимние каникулы». Зима в том году была холодная. По какой-то причине отключили один котел в котельной, батареи еле теплые. Все стали замерзать, включили обогреватели, чтобы согреться. Таня куда-то вышла, а ко мне зашла библиотекарь художественной библиотеки, располагавшейся рядом с технической недалеко от нашего кабинета:
- У вас свет есть? А у нас погас. И какой-то треск на чердаке слышно.
Мужики уже забеспокоились, где-то явно замыкание. В углу потолка в коридоре возле нашего кабинета заметили небольшую дыру, там что-то сверкает. Принесли лестницу, попытались потушить, а из дыры сноп искр и пламя. Стали срочно выпроваживать всех на улицу. Мы сначала даже компьютеры не хотели выносить, накрыли их только пленкой, чтобы не залили. Потом все-таки вынесли. И мы вышли с Таней, взяв только свои сумочки, думали, что сейчас быстро потушат, и мы вернемся. А там уже дым из-под крыши, пламя вырвалось. Стоим перед корпусом, наш начальник говорит:
- Кабинета программистов больше нет.
Стала гореть техническая библиотека, а там столько сухой бумаги!  Приехали пожарные машины, но их лестницы не доставали до третьего этажа, здание высокое. Обрушилась крыша, огонь распространялся сверху вниз.  Горело три дня, выгорело все внутри.  Выносили все, что могли. Из нашего кабинета не вынесли ничего, сгорело все, остались только компьютеры. Сгорели книги и справочники по программированию, которые с большим трудом собирались годами. Сгорели конспекты, диски, дискеты – то есть все, необходимое для работы.

Людей из этого корпуса снова расселили по оставшимся корпусам. Стали восстанавливать почти списанное здание, в котором раньше размещались склады и общежитие офицеров. Там располагалась бухгалтерия, которую собирались переводить в другое место, теперь переводить было некуда. Мы с Таней сидели сначала в бухгалтерии, их программы больше всего нуждаются в сопровождении. Затем нам снова оборудовали кабинет уже в этом корпусе. Мы с Таней клеили обои, красили рамы.
Сгоревший корпус до сих пор стоит почерневшими руинами, восстанавливать не стали. Эта крепчайшая кладка простоит еще много лет.

окончание
http://proza.ru/2015/01/03/1178