ППЖ

ППЖ

— Бабушка, что такое пэпэжэ?
— Откуда взяла?
— Люська Берестова сказала, что моя мать — пэпэжэ. Я её на всякий случай отлупила, сама не знает, а говорит. Дак это что такое?
— У матери спроси.
Вечером Алка спросила.
— Это значит походно-полевая жена.
— Как это?
— Так это. У многих мужчин на войне были, так сказать, временные жёны, пока в походах да на полях боёв. А настоящие дома.
— И ты, что ли, ППЖ?
— Получается.
— А я Люську отлупила.
— Правильно сделала, пусть языком не мелет. У них отец-то на войне не был — одна нога короче другой на полтора сантиметра.

Ритка Полетаева ушла на фронт добровольцем почти сразу после выпускного, в первые дни войны. Сначала отправили в школу радистов, а потом в действующую армию, но не на передовую, а в тыловую часть. Весёлая, не слишком строгая, попала она сразу в разряд ППЖ. Сначала был лейтенант Виктор Дудин, потом капитан Николай Ильич Черников, её непосредственный начальник. Три года не отпускал её от себя. Часть то отступала вместе со всеми, то шла вперёд, но Маргарита  так и жила в ППЖ, а в конце сорок четвёртого забеременела.
— Всё, Ритуля, отвоевалась, домой поедешь. Обещать не могу ничего — в Кунгуре мать и жена. Может, сведёт ещё судьба.
— Как будет, только и я сильно ждать не обещаю, — оставила ему свой кизеловский адрес и уехала.

Екатерина Елизаровна встретила располневшую дочь не слишком ласково:
— Допрыгалась?
— Допрыгалась. Порадовалась бы, что живая.
— Живая. А как безотцовщину растить собираешься? Ладно, если девчонка, а с пацаном одной не сладить.
— Сладим как-нибудь. Войне конец скоро, переживём.
Родилась Алла. Николай регулярно присылал деньги, но писем не писал.
— Не совсем, значит, сволочь твой Черников.
— Чего сволочь, семья же у него.
— Ох,ты, ох,ты — семья. А раньше чем думали?
— Да жили просто, ничем не думали.
— Потому как нечем было.
—  Не ворчи ты, легче тебе от этого?

Домой с работы Маргарита являлась поздно, и не всегда одна. Алка оставалась с бабушкой. Потом случайные встречи прекратились, появился Шакир Дусметов.
— Смотри, Ритка, не было мужа, и это не муж. Шибко красивый, ему одной бабы мало. И не распишется, не думай.
— Я не думаю. А вот рожу — посмотрим.
— Опять?!
— Опять. Парень будет, по-моему.
За два месяца до рождения Оленьки Шакир исчез, как корова языком слизала. А Маргарите мужчины стали вдруг неинтересны.

Весной пришло письмо от Николая:
«Рита! Лиза моя умерла в родах, и девочка умерла, вчера сорок дней было. Мама ещё в прошлом году ушла.  Осиротели мы с Ромкой, ему три с половиной. Нам, видно, судьба вместе быть. Как смотришь? Вызову тебя на переговоры, подумай пока.»

— Что делать-то? Ехать, или сюда звать?
— А Оля?
— Что Оля? Была Дусметова, будет Черникова. А нет —  значит, нет.
— Решайте!