Бунт или заговор. Попытка

                История четвертая
               

       Сначала гоблины решили – бунт. А потом подумали, подумали, так и этак покрутили-покумекали и приговорили – заговор.
       Старшего в тонкости решили не посвящать. Ни к чему это. Все ж таки Бобер  дружбан его был. Этот самый Бобер службу нес поначалу исправно. Да и то сказать, сложного в ней мало чего было.
       Ну, приходили к нему гоблины за разрешением что-то там построить или открыть, ну ставил он свою закорючку «Разрешить» или «Отказать», вот и делов-то. Главное, что тяжко размышлять ни над чем не надо, все до него на сходе сами же гоблины и решили: что можно в принципе, что ни в какую нельзя.
       Вот простой пример, чтобы понятнее было. Захочет, допустим, некий коммерсант обзавестись ларечком на въезде в село — вот тебе, коммерсант, закорючка, ставь свою палаточку, торгуй на здоровье. А если несколько таких, да еще не где-нибудь, а на базарной площади процветать планируют, то тут, конечно, сложнее, но разрешимо. У кого товар лучше или дешевле, а, если все одинаково, то кто первый с утречка, к нему, Бобру, придёт, тот его закорючку законную и получит. Разве сложно?
       Да ничего особенного, так себе работа, на полставочки. Старший его к должности приставил, видать, из жалости, отличника бывшего – ну, многие так думали. Он же, Старший, и сам мог все это разруливать, да рутина ему претит, вот и свалил на друга детства, с кем на троллей, бывало, засады устраивал и с хулиганскими орками мутил. Короче, из добрых побуждений, и при этом ничего против народа своего не затевая.
       А как вышло-то? Народ, во-первых, предложенные условия принял, а, во-вторых, будучи системой саморазвивающейся, стал кумекать в этом направлении. Какому нормальному не захочется первым оказаться, хоть пришел двадцать вторым? Или лучшим, хоть так себе матерьяльчик? Но монетки есть, и их благородному Бобру предложить как компенсацию за то, что весь этот воз тянет, не зазорно, не вредно, и умно.
       Благородный Бобер не оплошал и отреагировал вполне адекватно, проявив себя такой же  саморазвивающейся системой, и вскорости две эти системы зафункционировали четко и без сбоев, как один, практически, организм. Жизнь потекла своим рабочим порядком, вполне предсказуемая и, что важно, регулируемая.
       Только какое-то время спустя стали замечать гоблины, что заелся их благодетель, кормилец и отец, так заелся, что сам отмерять начал, какая закорючка сколько стоит, и при этом не дешевил. Охх… Ну, делать нечего, несут монетки, сколько скажет, а говорит все больше и больше… Совсем совесть потерял, кровопивец. Уж и покрикивать на подносителей стал, и кричать, и ногами топать, и прошения им в прям в физиономии швырять!
       И смотрят гоблины, а богатство-то его в монетоисчислении уж приближается почти к совокупному богатству всего их гоблинского сообщества! Ну не гад!?
       Вот и зародилась в коллективном мозгу мысль сместить путем бунта зарвавшегося отличника, а на его место самим кого-то выбрать. Горячие головы так и предлагали: ввалиться к Бобру всей толпой, обрушить ему на башку обиду вкупе с негодованием и вытурить гадского узурпатора из деревни, чтобы бежал без остановки до самых дальних болот бессовестный и грубый вымогатель, разжиревший на их денежки!.. Но вспомнили про Старшего и остыли.
       Не они вспомнили, конечно, другие, типа рассудительные. Тоже, умники нашлись...  «Гоблины, а как же Старший? - спрашивают, - Может, он и не в курсе всех бесчинств? Может, пойдем, откроем ему глаза, пусть он волевое решение примет?» И подбили, кстати, всех обратиться к Мельнику за советом, так как Мельник тот не очень был от Бобра зависим, зато господина Старшего знал давно и неплохо. Вот и подскажет пусть, как им лучше беседу построить и о чем, собственно, Старшего просить.
       Ватагой, как водится, ввалились к Мельнику во двор, а дальше уж он сам к ним навстречу спустился. Да никто и не обиделся. Чего в тереме-то делать? В теплынь такую? Сформулировали вопрос, приготовили дополнительные, до которых так и не дошло. Покряхтев, Мельник уточнил:
       — Вы что же, решили Старшему на Бобра ябедничать? То есть вы хотите, чтобы он конкретно признался, что ошибся в подборе и расстановке? Или с пониманием отнесся к тому, что вы, дурьи башки, не желаете слушаться его «правую руку»? И потому наговариваете... И старая дружба тут вовсе ни при чем. Какая может быть дружба с подчиненным? Или с начальником? Не в том загвоздка, парни, что подчиненный в начальниковых лапах видит рычаги, а в том, что начальник в своих лапах их видит, конкретно осязает, и ощущение это ему глубоко нравится. Так что их дружба никому не страшна, как несущественная. А вот свои ошибки он вам не простит, не сомневайтесь. Потому и с бунтом затеваться не стоит, — повысил голос Мельник в сторону «горячих», они как раз снова за свое взялись. Но притихли.
       И все притихли, и в горьком разочаровании разбрелись кто куда, хотя выяснилось, что в трактир, поскольку снимали стресс исключительно однообразно.
       Но вот что было дальше! Бобер решил от тяжких трудов взять отпуск на месячишко, чтобы поправить здоровье и нервы в своей хижине, отстроенной им на дальнем озере в густых камышах. Прекрасное, надо сказать, местечко выбрал Бобер для своей фазенды. Глушь, тишина, добраться только на лодочке можно, и то, если в лабиринте зарослей не потеряешься. И тут-то умные головы сказали: «Заговор»
       Провожали Бобра всем селом, а как из виду ялик скрылся, кинулись в сходскую избу, чтобы избрать временную замену с коварной мыслью сделать ее постоянной. А Бобру послание отправить, что так, мол, и так, никто тебя тут не ждет, оставайся в своих камышах, а на деревню больше не показывайся, побьем. А горячие головы уже рисовали в воображении, как все отберут и поделят.
       Ну... Прибежали, сели, отдышались. Старший встал, чтобы его было хорошо и видно, и слышно отовсюду, и произнес речь, смысл которой сводился к тому, что на деревне у них много достойных гоблинов, но вот госпожа Трактирщица свою сестрицу рекомендует, и получается, выбора у них нет. А сестрица младшая трактирщицына оторва была еще та. Без маменьки росла, старшая в ней души не чаяла, жалела, баловала, все как полагается... И вот решила к делу приставить. Хватит, говорит, тебе, малявка, с мальчишками по чужим садам-палисадам лазать и мяч на пустыре мутузить. Пора профессию получать. А младшая — что, она ничего, послушалась. Прикольно же! Да и днем-то особенно по садам не пошаришь. Согласие свое дала, ну и гоблинам ничего не оставалось.
       Пригласили эту молодую особу на сход, чтобы полномочия вручить и всем официально представить. Все шло по протоколу, пока слово не дали виновнице, рассчитывая услышать краткую благодарность и уверения. Виновница встала, прижала крепкие лапки к груди и сказала примерно следующий текст: «Гоблины, обещаю взяток не брать, а все делать по-честному и по-справедливому»
       По рядам прошла смута и волна неловкости, что гоблинам, в общем, не присуще. Кто-то заржал. Потом Старший как-то скомкал заключительную часть, и все разошлись, не держа странный эпизод в практичных своих головах. Напрасно. Скоро они его вспомнили.
       Не брала взяток трактирщицына сестрица. А по горячности нрава орала на каждого, кто пытался ей кисетик с монетами сунуть, и даже как-то запрыгнула на стол и орала, стоя на столе и наклонившись над озадаченным и напуганным взяткодателем.
       Деревню охватила почти паническая растерянность... Как жить, как бизнес вести!? Не берет. Все решает самолично. Или не решает, а с мальчишками мяч гоняет, оторва.  Ситуация без контроля, жизнь под откос!
       Но тут весьма кстати, с дальней окраины региона, прибыл за очередным отказом странный типчик, всем на деревне хорошо известный, потому именно, что странный. Типчик тот из принципа никогда взятки не совал и поэтому же, естественно, разрешение для своего плевого дельца лет как десять не мог получить, хоть и регулярно ежемесячно являлся за отказом, смешной чудак. Принципом своим поступиться ну никак не желал, а только с каждым ежемесячным разом делался все угрюмее и даже как-то бесчеловечнее. Никто не мог объяснить эту ситуацию с его приездами, разве только параноидально-маниакальным синдромом неизвестной психологической науке классификации. Так вот, нагрянул.
       Глупая часть сообщества подумала: «Дождался, доездился. Небось, получит теперь свою закорючку» А умная часть прямым ходом в трактир, где борец чаек попивал перед визитом в инстанцию. И говорит: «Слышь, братан. Новенькая-то денежек не берет. Притворяется, видно. Или ты как думаешь?»  Борец степенно оттер лапой рот и произнес: «Знамо дело. Чтобы в инстанции кто сидел и на лапу не брал, таких не бывает. Противоречит многим законам потому что. Как это ни горько мне признать» И отправился к трактирщицыной сестрице, сунув лапы в карманы штанов.
       Только сестрица та тоже упреждена была умной половиной, что, вот, явится сейчас к ней странный тип, который, по слухам, никогда и никому на лапу не предлагал из своей непримиримой позиции. А девчонка-то уже горький опыт имела, не поверила. «Не может, –  говорит, –  такого быть, чтобы гоблин не захотел этим простым способом воспользоваться, чтобы на ситуацию повлиять. Значит, притворяется с целью поиздеваться»
       В общем, замутили, осталось ждать. Ждали недолго. Сторона один так хотела, чтобы Сторона два приняла, а Сторона два, чтобы Сторона один отстегнула, что голубчики сами в азарте не заметили, как один сунул, а другая выхватила! Вспышка торжества была тут же убита горьким сознанием того, что торжество было безумным. Борец, ссутулив плечи, побрел на свою окраину, малявка закрылась в кабинете рыдать.
       Гоблины ликовали. Теперь или с поста уйдет, или начнет работать по-человечески.
       Ага.
       Нарыдавшись, эта заноза в их коллективной пятке вытерла тугими кулачками глаза и побежала собирать внеочередной сход, на котором, громко чеканя слова, рассказала во всеуслышание о своем позоре и впредь пообещала не повторять, поскольку закалилась.
      «Вот и все. Конец истории нашей деревни, – подумали пессимисты.
      «А, может, с Трактирщицей поговорить? –  подумали и озвучили мысль глупые оптимисты. – Причина простая. Девочке слишком хорошо живется. Вот кабы Трактирщица ее отселила да определила бы на свои хлеба...»
      Но этих идиотов даже не дослушали. Идти к Трактирщице с таким вот... Ха! А и кто пойдет!? Оптимисты заткнулись.
      Так и потек день за днем, неделя за неделей. Жизнь для гоблинского бизнес-сообщества из разумной и регулируемой сделалась совершенно дикой. Вместо того, чтобы культурно обойти закон или обскакать конкурента, оплатив услугу по тарифу, теперь приходилось тихо сидеть и ждать своей очереди. И самое подлое в ситуации было то, что наперед не знаешь, чего конкретно дождешься.
      Умные головы решились было, не поддаваясь панике, пойти в обход форс-мажору, но попытка быстро захлебнулась. Хотя некоторое время они и пребывали в иллюзиях, рассчитывая, что все-таки удастся вывести инстанцию за скобки, если по-простому монеты друг другу совать, раз уж эта малолетняя негодяйка регулировать не желает. Идея элементарная: кто сможет большей суммой от своих же откупиться, того и тапки. И никакой зависимости от стихий. Откупился и иди в единственном числе, без очереди и конкурентов, получай закорючку. И все.
      В смысле, совсем все. Здесь как раз и заканчивалась их фантомная власть над судьбой и начинался произвол обстоятельств. Потому как схема данная работала только в случаях, когда дело касалось очередности. А если речь заходила о закорючке исключительной, что-то разрешающей, чего разрешить никак нельзя, поскольку будет противоречить решению схода, то тут, извините, каменная стена и непреодолимая сила.
      Вот, к примеру, недавно захотел один предприимчивый гоблин построить двухместное удобство с целью приобщения к культуре гигиены всех остальных и скромного обогащения себя. И возвести он это все удумал прямо на бережку ручейка, чтобы всякое там, сами понимаете что, не рыть. А въедливая мартышка разрешение не дает, а дает разрешение на то же самое, но в тенечке деревьев, на границе лес-поле. И тычет пальчиком в доказательство своей бездушной правоты в какое-то дремучее решение какого-то дремучего схода. И все. Конец мечте.
      Или вот еще один случай. Да что там один! Тьма случаев просто! А в результате — развал экономики. Стройплощадки вымерли, контракты зависли, планы в тартарары. И полное бессилие! Полная невозможность не то что управлять ситуацией, а хоть как-то ее спрогнозировать. А это не просто унизительно. Это страшно!
      И поняли гоблины своим коллективным мозгом, что никакой ни узурпатор и кровопивец Бобер. И даже не благодетель и отец. Он никто иной, как регулятор порядка и гарант будущего.
      Гоблины не стали ждать, когда кончится затянувшийся отпуск регулятора. Сплоченной массой собрались они на полянке, сгрудились вокруг большого пня и надиктовали писарю:
      «Уважаемый господин Бобер! Как там поживает твоя светлость? Что же ты забыл своих убогих? Совсем пропали без тебя, ждем, не дождемся»
      И подпись: «Твои навеки должники»


КОНЕЦ