1-483

__

Я же просто словом не владею.

Уж очень многое хочется выразить.

__

У нее были плохие ноги-спички и странно, что я вообще заметил это белое пятно, каким она выглядела в своем белом больничном халате, среди множества других мелькающих платьев и костюмов, залитых безудержным светом яркого дня - ведь тогда я еще не видел ее в голубом васильковом платье. Странно, кстати, что она все время в платье – сейчас же все носят розовые штаны – как раз для плохих ног. Я случайно зацепился за нее взглядом, потому что около нее были дети и она что-то поправляла у них…. Потом еще несколько раз я искал ее по  белым носочкам – не знаю, наверное, мне понравились ее своеобразные  жесты…

Потом, уже вечером я увидел девушку в васильковом платье с плохими ногами, идущую мимо наших окон по противоположному тротуару –  увидев белые носочки, я поверил, что это – она. Но успел заметить лишь то, что она не красавица, что у ней строгое лицо и темные волосы.

Уже в ту ночь я мечтал о ней и ее васильковой строгости, но на следующий вечер она, возвращаясь с работы в больнице, что расположена напротив нашего дома, прошла уже в другом, черно-белом платье, причем с цветочком в целлофане в руке и с кавалером  сбоку. Кавалером был одетый «по фирме» не очень симпатичный тюфяк – да, разочаровал меня ее кавалер.

Но в следующие дни его не было, васильковое платье появилось снова, и я мечтал по-прежнему.

Меня она один раз наверняка видела - и еще тогда могла видеть, когда я таскался с баулами из сада.   

Мечта.    
Встреча первая: надо решиться, надо хотя бы что-то сделать навстречу, сказал я себе и вышел из дома с таким расчетом, чтобы оказаться лишь немного впереди ее и, так сказать, спиной представиться. Потом вошел в трамвай и встал сзади. Вошла и она  и прошла чуть вперед. Возможно, она могла сесть и отвернуться к окошку и тогда встреча первая  закончилась бы, потому что  она  не стала бы снизу вверх смотреть на меня, но в мечте она не села, а,  заметив мой пристальный взгляд, посмотрела в ответ и ни один из нас долго не опускал глаза /в жизни, конечно, посыпались бы искры и мы бы разбежались  в смущеньи, как зайчики/. Лицо у ней было строгое и чуть вопросительное, а у меня с затаенной усмешкой. Перед остановкой мы опять смотрели друг на друга, но вдруг я медленно поднял руки, как бы сдаваясь, и быстро сошел с трамвая.

Было много вариантов и комбинаций, мелькавших быстрыми видениями.

Нет, не могу я этого передать! О, Боже, неужели я ничтожество и недостоин?!

По-моему, она гордая – а  может быть и заурядная – и я, конечно, вечный пас и надо бы мне презирать себя, чтобы избавиться от рыхлости, но сейчас не время, потому что хотя бы что-то  я буду делать…

Жар сердца – это прекрасно, но не всякий же жар надо  приспосабливать для искусства, да  еще сразу – он и для жизни нужен. И нужно же владение словом, известная дистанция, понимание, что ты только играешь. Твоя жизнь должна быть одно, а твое искусство – другое, хотя и запитываемое всем, что есть в жизни.

 Плачь, жалуйся и уходи, если тебе так легче, но терпи, не теряй опоры и веры в свою опору. Не все сразу – и только. Нужно только не сдаваться – бороться, искать и делать все, что в твоих силах. Ты ведь понимаешь, что я говорю не об авантюризме, предприимчивости или бодрости. Да, ты ранен на всю жизнь и ты беззащитен, не можешь отторгнуть и не принять внутрь то, что сильнее тебя. Знаешь, мне очень больно и холодно стало, когда я понял, что не будет у меня учителя и покровителя, что не будет человека, который бы понял меня…