умка 4

   Три года судьба не давала детей Насте и Борзу. «Не будет сына – не будет и крова». Кров был, вроде все было у них. Но крыша их дома скрывала невидимую печаль, противостояние и непонимание. Женское непонимание. Гордая и молчаливая Настя была хорошей хозяйкой, но их отношения с матерью как-то не заладились. Борз не знал, как это должно было произойти у них, у женщин. Как и когда они должны были стать рядом, плечо к плечу у домашнего очага и жить, как все. Понятно и просто. Откуда взялась эта сложность, куда девалась женская мудрость? Ведь она есть, была… И разве можно теперь что-то изменить? Как? Так неспокойно жил он. А ночами, вдыхая запах волос жены, погружаясь в омут ее глаз, он понимал, что жить не сможет без нее, пропадет, исчезнет с лица земли. Борз злился и тихо молился, молился, надеясь на чудо. На ребенка. Время шло, а детей не было. У брата уже родились мальчишки-сорванцы. А сельские соседи то и дело заглядывали за ворота, невольно бросая взгляды на живот Насти. Она же погружалась в дела с особой старательностью. Лишь бы не смотреть в глаза ему, матери, и всем живущим в чужом селе людям, которые становились для нее врагами только потому, что спрашивали о наследниках. Простое человеческое любопытство приносило ей нестерпимую боль. Муж жалел ее, старался быть рядом и чувствовал взгляды мамы, которая, как казалось ему, упрекала невестку.
   И вот наступил тот день, когда огромные глаза, как синие озера, вдруг засветились радостью долгожданного известия: у них будет ребенок. Только звонких дней не наступило. Жена еще больше замкнулась в себе. Бес, что ли, попутал? Она, боясь сглаза, избегала лишних взглядов, разговоров, отстранилась от всех и, оберегая свою плоть, замкнулась в себе окончательно. Обнимая живот, как люльку, Настя часто уходила в луга, напевая песни своего края. Печальные и красивые. Она была счастлива одна.
    А летом Борз стал отцом. У них родился сын! Сын! Сын! Наследник! Ах, какой животик, попка! Ножки, глазки! Съел бы!!! Зацеловал бы! Большой, голубоглазый богатырь! Имя выбирала Настя. Она сказала, что личико его, что Луна – круглое и светлое, и выбрала имя, похожее на луну, – Умар. Они же хотели, как отца, – Мансур. И тут упрямство жены не уступило, перекрыло путь к надежде, что станут камни – небом. Настя настояла на своем. Но что об этом думать, если случилось главное – новая жизнь, как росток в пустыне, прорвалась на свет и озарила потемневшие от тоски лица. Сам, как блинчик, вкусный и кругленький, малыш напоминал пирожок... Да Бог с ним, с именем, со всем на свете! Лишь бы слышать лопотание этого ангела! А он и точно ангел! Умарчик не плакал, постоянно улыбался, был счастлив за всех них, взрослых, много ел и рос не по дням, а по часам. Его мать, став бабушкой, хозяйничала в доме, бегала на рынок и в те минуты, когда подходила к внуку, чувствовала напряженный взгляд невестки.