Пачка билетов

  В городе Пряжске  находился старинный монастырь, превращённый в наше время в музей-заповедник. С самых отдалённых  мест быстро растущего города были видны высоченная колокольня и позолоченные купола монастырской церкви восемнадцатого века.

   Инженер Глазов, будучи в командировке на одно из предприятий Пряжска, естественно, не мог обойти вниманием достопримечательности города.  Он прошел вдоль зубчатой кирпичной стены монастыря, крупно расчерченной белыми глубокими швами  извёстки и остановился у надвратной церкви – главного входа на территорию заповедника.
 
   На потрескавшейся штукатурке по обеим сторонам воротной арки выделялись квадраты чёрного зеркального стекла с золотыми буквами на русском и английском языках.  Это были «Правила для посетителей».  В них указывались часы работы билетной кассы, а  в  пунктах относящихся к соблюдению порядка, были перечислены памятные места в заповеднике:

а) где можно ходить, смотреть, есть, пить, курить...
б) где нельзя ходить, смотреть и т.д.

   Раздел «б» по объему был примерно втрое больше раздела «а» и там наиболее уживчивым словом было «воспрещается». У ворот, на отдельном щите, изображалась схема мест: где, что позволялось и что разрешалось.

   Один за другим к музею подкатывали автобусы, скрипел тормозами личный автотранспорт. Любители старины благоговейно замедляли шаги у ворот и вчитывались в «правила».

   –  Где касса? — спрашивали вокруг.
               
  – Вот у него узнаете! – показывали на плотного мужчину средних лет, стоящего у входа с пачкой красочных буклетов в руке.

   – Мужчина, вы продаете билеты?

   – Нет!  Продажа билетов у нас организована на должном уровне.  Я предлагаю схему маршрута, где указано, как пройти к  кассе.  Стоимость двадцать рублей.

   Заполучив маршрутный лист, следуя за волной, желающих ознакомится с шедеврами древности, инженер Глазов подошел к современному двухэтажному с огромными окнами зданию кассы, «уютно» вписанному между приземистыми палатами бывшей монастырской братии.

   В вестибюле кассы – не протолкнуться, но у единственного окошечка, где должны были продавать билеты, стояли только три человека. Глазов заторопился к окошечку.

   – Господин!  Сначала надо записаться в очередь в кассу! –  элегантный  молодой  человек с повязкой дежурного на рукаве показал инженеру на толпу в вестибюле. – Потом вы разденетесь в гардеробе и пройдете на второй этаж, в холл, там вы можете культурно провести время ожидания.  Ничего не поделаешь –  таков музейный бум в наше время!

   На втором этаже стояли ряды кресел, свободных мест не было.  Работал буфет, по цветному телевизору показывали футбольный матч.

– Уважаемые посетители! – раздавался из репродуктора мелодичный женский голос. – Если вы не имели возможности ознакомиться с «Правилами покупки билетов» и «Правилами поведения на территории музея-заповедника», мы вам в этом окажем помощь.

   «Правила» передавали через каждые пять минут.

   Вообще, с посетителями холла разговаривали так же, как в телефонном междугороднем пункте. Тех, чьи фамилии объявляли по радио, приглашали спуститься к кассе.
 
   Через час вызвали Глазова, уже порядком утомлённого и недовольного.  Инженер подал в окошечко кассы  пятьдесят рублей.
 
   – Кассирша уставилась на Глазова, не мигая.

   – Что билеты кончились? – испугался инженер.

   – Триста  рублей! – с трудом разжала накрашенные губы кассирша.

   – Почему так дорого? Раньше при советской власти билет стоил тридцать копеек!
За спиной инженера заволновалась очередь:

   – Вы пришли в музей или экономить деньги?  Даже странно! – проговорила менторским тоном стоящая за инженером сухопарая женщина, носившая пиджак с мужским галстуком:  такая мода в одежде была у женщин-делегаток в двадцатых годах прошлого столетия.

   – Вы, молодой человек, отстали от жизни.  Это раньше бывший монастырь составлял один музей, и давали один билет.  Теперь в каждом здании монастыря устроен свой отдельный музей! – губы у кассирши не раскрывались, только чуть вздрагивали. – Билет в некрополь, билет в кельи монахов, билет в трапезную, билеты на выставки, билет в бывшую опочивальню...

   Она прикладывала линейку к развернутым книжкам билетов с розовыми, голубыми, зелёными листами и отрывала из каждой книжки по одной бумажке. Руки её работали быстрее губ – она ставила на каждом билете порядковый номер и время продажи.

   С пачкой разноцветных бумажек в руке Глазов проходил мимо людей в вестибюле. Его провожали завистливыми вздохами.

   У выхода инженер сосчитал билеты: одиннадцать штук, не считая квитанции за комиссионный сбор.  На каждом билете выделялась надпись: действителен на два часа с момента получения.
 
   Глазов подошел к похожему на куб зданию собора с синей луковицей под крестом.  Это было одно из самых ранних сооружений на территории бывшего монастыря.

   – Не знаю, какой вам, выберете сами! – улыбаясь, сказал Глазов, протягивая пачку билетов женщине-контролеру в форменной куртке с петлицами.

   По-видимому, глупая улыбка Глазова вызвала у контролерши неожиданную для него реакцию:

   – Мужчина! Вас много, я одна! У меня нет времени копаться в ваших билетах! Говорите, что нужный билет можно найти по цвету?  Вот вы и найдите!  У нас цвет билетов меняется раз в неделю.  Сядьте на скамейку у собора, найдите  нужный.   Сразу  видно,  что  вы  не изучили наши правила.  Мы тут боремся за культурное обслуживание, а люди, подобные вам...

   Сзади напирали на Глазова:

   – Мы тоже приехали издалека. Ишь прыткий какой! Пойди отдохни на скамеечке...

   Глазов поспешил к прицерковному скверику с пачкой билетов.  Все скамейки были заняты.  Люди, склонив головы, перелистывали разноцветные бумажки. Инженер пытался разобрать свои билеты стоя.  Вот этот голубенький, куда?  Ага, в северо-восточную часть некрополя... А этот куда?

   Поднялся ветер – два - три билетика  вырвались из пачки.  Глазов с трудом собрал их под скамейкой, больно ударившись плечом о её сиденье.

  – Присядьте! – посочувствовали ему. – Только что освободилось место возле нас.

   Глазов поблагодарил и сел.  Рядом с ним расположилась молодая семья: парень с прозрачной бородкой, женщина в узких брюках.  Между родителями прикорнула девочка, положив соломенную головку на колени отца.

   Не позавидовал Глазов женщине в брюках: ее пачка билетов была вдвое толще, чем у него.

   – Мам-мам! – девочка крутила растрёпанным клубком соломы на отцовских коленях. – Не хочу в музей, хочу домой!

   – Куда ты отложил билеты  в музей церковной утвари? – озабоченно подняла голову женщина.

  – Так я же отдал его тебе! – повысил голос папаша.

  –  Мам, поедем домой...

  – В самом деле, Светланка права! – парень неожиданно быстро выхватил из рук жены пачку растрёпанных билетов и сунул их в урну возле скамейки.

   Глазов, наконец, нашел требуемый билет.  Он был самый красивый – розового цвета.

   Когда инженер опять подходил к древнему собору, то видел, что большая часть посетителей направлялась к выходу из заповедника, другая, меньшая часть с усталыми, но решительными лицами разветвлялась по объектам осмотра.

  – Вот так и работаем над культурным  воспитанием   населения, а то раньше валил народ, кто во что горазд! – примирительно сказала Глазову контролёрша, разрывая пополам розовую бумажку.

   Глазов с невольным подобострастием поддакнул ей и шагнул под прохладный купол собора.

  – Ходить здесь одиночкам запрещено! – ласково-назидательным тоном, каким говорят с непослушными любимыми детьми, сказала контролёрша. – Ждите, пока наберётся группа.

   Рядом со столиком контролёрши, положив ногу на ногу,  глубоко утонула в кресле девушка-экскурсовод.  Прежде всего, бросались в глаза её длинные голые выше колен ноги и высокая волнистая прическа.  Скользнув холодным взглядом по фигуре Глазова, она зевнула. За её креслом  в приоткрытой резной двери виднелся треснувший угол известняковой гробницы.

   Инженер с тоской смотрел, как люди в сквере покидали скамейки, но ни один из них пока не изъявлял желания идти под своды объекта номер четыре – так значился на схеме для посетителей древний собор.