Особенности национальной...

КОНЦЕНТРИРОВАННО-ПОУЧИТЕЛЬНЫЕ ИСТОРИИ.
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ...
ПРО ЗАВОДЫ И ПАРОХОДЫ.

г. Москва 

Пролог.

    Написать эти строки меня вдохновили прекрасные комедийные фильмы: "Особенности национальной охоты" и "Особенности национальной рыбалки"  талантливого режиссера и сценариста Александра Рогожкина. 
    Снятые в очень непростой для отечественного кинематографа период, они положили начало нового постсоветского качественного комедийного кино.
    Но и сегодня у "Особенностей..." много критиков. Критикующих за нереалистичность, перебор чрезмерно комичных (до идиотизма) эпизодов, перебор с алкоголем...
   Не согласен с ними! Поверьте, критики и ханжи, жизнь иногда удивляет обильней и неправдоподобней, чем  даже искрометные фильмы Рогожкина.
   Реальная история, которую сейчас я вам поведаю, вполне могла бы лечь в основу каких-нибудь аналогичных "Особенностей..."
            

Глава 1. Приглашение.

     Эта удивительная концентрированно-поучительная история произошла около десяти лет назад. И началась она со звонка моего давнего друга и коллеги из волжского города Энска  Филиппа Михайловича Майера.
     Дружба с Филиппом Михайловичем началась в самой середине девяностых и, к счастью, продолжается до сих пор, несмотря на то, что нас давно не связывают деловые отношения (а возможно, и благодаря этому!...). Так получилось, что несмотря на большую разницу в возрасте (более двадцати лет), в середине девяностых я стал его шефом.
     Я тогда вступил в должность заместителя директора по экономике большого завода электронного главка ВПК, а мой будущий друг стал директором его энского филиала. Филиал в скором времени акционировался, а Филипп остается его директором и акционером до сих пор.
      Из хорошей простой еврейской семьи из Винницкой области, Майер закончил Московский химико-технологический и, что удивительно для тех лет, попал на оборонный завод. К развалу Союза дослужился до начальника цеха и с этой должности рванул на повышение в энскую глубинку.
      Маленький ростом, плотный, усатый, сегодня уже сильно лысоватый, всегда неунывающий, с юношеским, несмотря на уже пенсионный возраст, огоньком карих глаз, Майер всегда становится центром притяжения и душой любого коллектива и компании благодаря своим незаурядным деловым и человеческим качествам и невероятному, поистине русскому хлебосольству.
      В Энске Майер обосновался всерьез и надолго. Заняв достойное место в экономической, политической и культурной жизни этого крохотного патриархального городка. Благодаря своим успехам, он был заметен и в областном масштабе, и даже одно время был советником по каким-то там второстепенным вопросам у губернатора.
      Приняв разорённый лихолетьем девяностых завод с натюрмортом в директорском кабинете в виде трёх десятков пустых водочных бутылок, заполненных бычками безфильтровых сигарет, засаленных мутных гранёных стаканов и выщербленных блюдцев с окаменевшими остатками закуси на столе для совещаний, Филипп в короткие сроки своей кипучей энергией запустил множество производственных и коммерческих процессов, вытянувших в итоге завод из экономической пучины.
     Одним из немногих недостатков Майера было частое стремление приукрасить те или иные свои достижения и подвиги.
     "Колюня! - бодро кричал в трубку Филипп, - не поверишь, Тихоходов (директор энской судоверфи) сдаёт с капремонта лайнер. Я договорился, мы его зафрахтуем с тобой. Вместо ходовых испытаний рванём на Кунжу на заимку замминистра Ветрова Ивана Герасимовича! Помнишь с ним водку в Москве пили? Он давно зовёт. А публика подобралась - высший класс! Во-первых, наш бомонд во всей красе. Пару глав соседних районов хочу вытащить. Кстати, не поверишь, будет начальница российского представительства (немецкой) фирмы Деконы (мировой лидер по производству конструкционных пластиков) - немка, но по-русски шпрехает. Бери всех своих молодцов, в пятницу вас жду. Главное не сказал: лайнер люкс, на восемьдесят кают!"
      Зная друга долго и хорошо, я, конечно, догадывался, что его хотелки вряд ли сбудутся так гладко, как он описывал. Но, в конце концов, мы ничего не теряли.  В Энске у нас свой завод, и дел там всегда хватает. Ну, придётся отпроситься на выходные у своих. "Спасибо, Филипп Михайлович, будем," - ответил я и, передав приветы его родным, тепло распрощался.

Глава 2. Лайнер и капитан.

       Всё получилось, как я и думал... Даже ещё хуже! На лайнере что-то не доделали, а что-то, видимо, переделали, и он  притонул у пристани, благо, там было не глубоко. Пытаясь вывернуться из неловкой щекотливой ситуации, учитывая состав и количество приглашённых, Майер развернул бурную деятельность. После долгих уговоров Тихоходов пообещал выделить ему старый, дышащий на ладан буксир, единственное плавсредство, бывшее в его распоряжении. Буксир имел довольно потрепанный вид и дальше ста метров от верфи давно никуда не отходил, способствуя швартовке приходящих в ремонт судов в стесненных условиях судоверфи.
       В нагрузку к буксиру был выделен и капитан, который потом, правда, оказался мотористом, чрезмерно болтливым средних лет алкоголиком, сильно обрадовавшимся предстоящей экспедиции. Этот моторист (будем звать его Фёдоровичем) прославился тем, что в прошлую навигацию спьяну уронил с пирса в воду жутко дорогой японский автокран КАТО. Кран прибыл из столицы области специально, чтобы спустить на воду трёхкаютный катер губернского олигарха, имя которого мы умолчим из некоторых соображений. В момент падения крана катер, да что говорить, шхуна висела на стреле и первой упала в еще холодную майскую воду! Всё бы ничего, но японская стрела догнала её следом и, переломив пополам, отправила на дно. Хорошо, что ничьи здоровье и жизнь не пострадали! Кран достали, но восстановлению он не подлежал, как и две части роскошной шхуны. По скромным подсчетам ущерб превышал миллион зелёных... Как выкрутился Федорович из этой передряги, не понятно. Видимо, брать с него, кроме пропитой печени, было нечего. То ли миллион у олигарха был не последний. Или обуял бизнесмена приступ гуманизма. Рассказывают, что он обещал упечь Федоровича за решетку. А неунывающий моторист, узнав об этом, вошёл в запой, пил месяц и всё приговаривал: "И не такие сидели, и я посижу!" Похоже, потом олигарх потерял к нему интерес. И Федорович вышел из запоя уже звездой первой величины среди алкоголистического энского бомонда!
       И вот, Федорович был вызван на адмиральский ковёр Тихоходова, нравоучён и проинструктирован. Шеф, взяв с него клятву ни-ни, приставил к нему для контроля своего водителя, зашитого алкоголика Петю. Который очень обрадовался, но в отличии от Федоровича, мечтавшего попить водку в этом круизе, Петя, будучи охотником, рассчитывал поохотиться в глухих и обильных зверьем лесах, обрамляющих Кунжу. Контролировать же и Федоровича, и Петю Тихоходов назначил молодого матроса (уж не помню, как его звали), своего дальнего родственника, поручив звонить если что.
       Итак, "лайнер" был почти готов. Осталось принять на борт высокое общество.

Глава 3. Пассажиры.

    А общество заслуживало особого представления. Кроме Филиппа на борт взошла его свита. Дима Борщ - долговязый, больше двух метров ростом, кок или повар по-сухопутному.
      Рядом с шефом смотрелся он довольно комично. Пожалуй, как матрос Лом рядом с капитаном Врунгелем. Несомненное сходство с  Христофором Бонифатьевичем было усиленно благодаря обильно расшитой золотом фуражке, красовавшейся на довольной и сияющей голове Филиппа. Дима Лом отвечал за провизию, сервировку и приготовление пищи. Ну и за главное - за запасы спиртного - немного-нимало три ящика водки, что составляло примерно две бутылки на брата. А на пьющих и более того.
     Далее Саня Паклаков - старинный друг, заместитель и оруженосец Майера. Совсем не употреблявший по причине больших злоупотреблений по молодости. Человек добрый, абсолютно преданный своему начальствующему другу.
     Потом Волчков, тоже бывший заводчанин на пенсии, крепкий как дуб волжанин, рыбак и охотник. Человек полезный в любом походе.
      С ними Липа - Липовицкий, сват Филлипа. Балагур, игрок, пьяница и жизнелюб (ныне, к огромному сожалению, покойный). Еще не ступив на борт, прямо на пирсе он проиграл пару тысяч моему московскому другу Борису, приехавшему вместе со мной.
      И завершал филипповскую свиту Федя Коряшкин - исключительно добрый человек, но не очень толковый работник. Иногда мне кажется, что в свите моего друга ему была отпущена роль шута. Кстати, профессия шута только в последнее время почему-то стала не престижной и ругательной. При государях мира сего в разные времена шуты были доверенными и очень влиятельными людьми, вершителями великих дел и судеб. Федя таковым, конечно, не был, но был всеми любим за добрый и  непосредственный нрав.
       Особым элементом  застолья по-филипповски были рассказы про похождения Феди, вечно попадающего в разные совершенно дурацкие истории. Федя никогда не обижался и, как мне кажется, даже радовался проявленному общественному интересу. Уже позднее, состарившись, он соскочил с острого язычка Майера, но иногда всё же поминается при особо душевных застольях со старыми друзьями.
       Обещанный высший свет по разным причинам Филлипа проигнорировал. Главы администраций были людьми опытными и от речного круиза на всякий случай отказались, предпочтя зыбкой речной воде твердую сушу.
      Главный энский милиционер с замом был "вызван" на экстренное совещание в областной центр. Туда же, но в другие кабинеты, срочно выехал главный налоговик. Правда, прислав вместо себя заместителя - сорокалетнюю незамужнюю даму Марину Николаевну - хорошую женщину, но сильно отягощенную налоговой действительностью и одиночеством.
    Зато прибыла настоящая немка. Бетина. Она сразу и разительно отличалась от наших соотечественников. Тем, что и не определишь сразу. В общем, она была другой.
     Лет около сорока-сорока пяти, она держалась с большим достоинством, но в то же время очень уважительно к обществу, обычаям и обстоятельствам. И еще, ей всё было искренне интересно, и, по крайней мере так казалось, она не пыталась как-то критично оценивать непривычную ей реальность. Принимала её (реальность) со стойкостью Жанны Д'Арк: всё еще уважительно и с интересом, несмотря на пять или шесть лет, проведённых в России. Бетина со смешным акцентом, но довольно прилично, говорила на языке Тургенева и Чехова. Немку сопровождал её российский помощник.
       Нашу московскую, молодежную, по тем временам, команду представляли мои деловые партнеры и друзья. Люди достойные, по-своему интересные и приличные: Евгений, Борис, Роман, Владимир и Павел.
      Кроме того на борт поднялись еще четыре-пять неизвестных мне тогда лиц, представляющих различные городские организации и структуры. Но ничем ярким они мне не запомнились. А учитывая, что отношения с ними не продолжились после нашего незабываемого путешествия, они стерлись за истекшие годы из моей перегруженной памяти.
       Вот в таком обществе мы отдавали швартовые от причала города Энска в довольно ненастный, кстати, июньский день.

Глава 4. Поход.

     Буксир имел непропорционально высокую надстройку при небольшой общей длине судна. Одну каюту на четырёх человек. К счастью, гальюн. И очень-очень мало места для размещения всей честно'й публики на палубе. Большим недостатком нашего "лайнера" была высокая шумность работы судового двигателя, выдающего при этом очень скромный ход. До искомой точки, по предварительным подсчетам, предстоял путь в часов шесть.
     При незаурядной старательности Борща разместить всех за единым, пусть составным столом или отдельными столами (модульными пластиковыми, взятыми на борт) не получилось, и банкет, вернее его прелюдия, была организована в виде фуршета с нарезками, овощами и водкой.
     Главный же банкет был объявлен на вечер на суше с праздничным блюдом - наваристой ухой из волжской стерлядки и другими не уступающими ухе деликатесами, провозглашёнными, но оставленными Майером в секрете.
     Для разнообразия сухомятки на юте (кормовой части палубы) был зажжён большой мангал, где через какое-то время наш кок уже жарил крупные куски предварительно замаринованной свиной шейки. В тесноте, да не в обиде... Водка и незамысловатая закусь меж тем сплачивали наш разношёрстный коллектив. Волга, широченная в этом месте, в этот день не была радушна к путешественникам, встречая их лёгким, но ощутимым волнением и пронизывающим холодным ветром. Далёкие берега скрывались в дымке тумана. И иногда казалось, что идём мы (именно так моряки называют процесс перемещения плавсредства по воде) не по реке, а по настоящему морю.
     Конечно, центром притяжения нашего маленького, но тесного по независящим от него причинам общества был Филипп Михайлович. Сегодня он был в ударе: остроумно шутил, балагурил, пересказал в сотый, по-моему, раз все истории про Коряжкина, прямо светящегося от этого гордой улыбкой из-под вислых почти запорожских усов.
      Майер весело и непринуждённо вёл это импровизированное застолье так, что все путешественники на это время забыли про бытовые и природные неурядицы.
      Но они (неурядицы) всё же присутствовали. И уже через пару часов после того, как закончилась закуска и шейка, они всё явственнее стали вылезать наружу. Наша германская Жанна Д'Арк начала постепенно зеленеть от морской болезни, хоть и старалась не подавать вида. Филипп же, сам мерзляк по натуре, кутался в недрах огромного пуховика (такая актуальная, не по сезону, его экипировка подтвердила в очередной раз мудрость и жизненный опыт Майера). А погода медленно, но верно ухудшалась.      
     В стремлении исправить возможные последствия международного скандала и спасти Бетину, Филипп пошёл на неординарный ход. Позвонил главе ближайшего района области, которого он хорошо знал, и попросил предоставить автомобильный транспорт до министерской заимки. Уже через час на ветхом причале старого заброшенного дебаркадера нас встречала ГАЗ 31-10 с водителем. "Лайнер", благодаря небольшой осадке, подошёл довольно близко, и на сушу сошёл авангард нашего отряда: Майер с Липой, еле живая Бетина и я, выбранный Филиппом, вероятно, как наиболее ценный, после вышеперечисленных, член экипажа.
     Дорога до заимки заняла примерно полтора часа. Немка отдышалась и даже заговорила. Филипп согрелся и вернулся в приподнятое душевное состояние.
     И, наконец, нас встретили добротные, но без всяких опознавательных знаков стальные ворота охотничьей заимки замминистра. За охотничьим домиком присматривал сторож, отворивший нам ворота. Сам дом представлял из себя огромную одноэтажную избу путанной планировки с большим количеством комнат, в том числе общих спален с несколькими односпальными кроватями. Вероятно, наш высокий чиновник любил большие компании и был при этом большим аскетом (почти как советский студент-турист), потому что обстановка и условия проживания были по-спартански скромные. Были вот и такие замминистры в те далёкие годы.
    Однако, усадьба одной из своих границ имела берег. Живописный берег устья прекрасной реки Кунжи. И, бесспорно, это компенсировало все неудобства.
    На самом берегу располагалась обширная беседка, которую мы и оккупировали в ожидании товарищей. По подсчетам они должны были появиться максимум через час.
      Ожившая немка попросила научить её грести веслами, заметив старую, но на плаву, деревянную рыбацкую лодку, пришвартованную тут же. Мне, как старому моряку, была поручена эта важная дипломатическая миссия. И час до встречи нашего "лайнера" был "убит" мною в тренировке Бетины. Несмотря на мои возражения, после демонстрации приёмов гребли, она безаппеляционно заняла место гребца и неутомимо с немецкой пунктуальностью  гребла долго и довольно неплохо для новичка. Через час мы со счастливой, но всё же утомившейся гребчихой присоединились к Филиппу с Липой.
      Далее час медленно проходил за часом. Начало темнеть. Недоумение сменилось тревогой, которая усиливалась тем, что ни один из мобильных телефонов наших друзей не был доступен. Связь через энскую судоверфь по рации тоже не принесла результата. Судно как сквозь землю провалилось! На ум приходили самые неприятные мысли. Успокаивал лишь факт, что даже в случае аварии судна и затопления, на борту в достаточном количестве были индивидуальные и групповые средства спасения, и что река все-таки не бушующий океан. При худшем раскладе расстояние до берега составляло бы  полтора-два километра, а вода уже прогрелась градусов до шестнадцати-семнадцати тепла. Что вполне приемлемо даже для плохого пловца.
      Бе'ды наши на этом не закончились. Выяснилось, что в спешке мы оставили на борту не только вещи, но и провизию. Вернее, провизия была подготовлена и положена нашим коком в "Волгу", но рассчитанная исходя из часа ожидания: бутылка скотч виски, жаренный цыпленок, полбуханки хлеба и пара бутылок минералки.
     Меж тем вечерело, а "лайнера" всё не было. Мы уже собирались как-то организовывать ночлег, когда появились нежданные гости, но со стороны суши...
    К счастью, не разбойники. Перед нами предстала очень даже приличная компания.
    Как позже оказалось, банкиры: один председатель, другой зампред с дамами своих сердец. В конце концов, не полиция же я нравов, чтобы разбираться, кто, с кем и зачем? Забыл сказать, преды чего... Главного губернского банка! Понятно, что близкие друзья нашего замминистра. Учитывая снисходительное и покровительственное отношение  банковского сектора к реальному производству и даже некоторое уважение, которое, к сожалению, присутствует только в провинции, контакт состоялся, и мы, голоштанные и безресурсные волей судьбы, познали гостеприимство банкиров.
    Откровенно говоря, банкиры молодцы! В отличии от нас производственников,  они понимают толк в жизни и умеют её обустроить. Упитанные, с хорошим маникюром, следящие за модными трендами, они и в обращении дают сто очков нам - не ухоженным, пропахшим технологическими производственными запахами, живущим в своём, только нам понятном зазеркалье стремлений сделать эту жизнь лучше и развивающим свои производственные детища вопреки государственной политике, которой, как иногда кажется, до российского производства нет никакого дела.
     При всей нашей разноклассовости, банкиры нас приютили и обогрели,
проявив весь арсенал банковского гостеприимства: водку, какой-то пижонский коньяк, крольчатину в сметане и разносолы разномастных закусок под магнитолу с модными синглами. А в финале зампред окончательно добил нас несколькими песнями с очень приличным вокалом под аккордеон.
     Слегка отвлеченные от своих бед, приняв единственно возможное и доступное нам решение: начать спасательную операцию поутру, мы решили отходить ко сну. Банкирское общество заняло хозяйские покои. Бетине выпала отдельная спальня, маленькая как конура, в которой с трудом помещалась крошечная кровать, мы же - мужики расположились в общем зале, больше напоминавшем взводную казарму. С матрасами, подушками и армейскими одеялами, без белья эти панцирные кровати выглядели не очень гостеприимно, но выбирать было не из чего...
    Ночь прошла бессонно, под аккомпанемент  богатырского храпа Липовицкого.

Глава 5. Начало спасательной операции.

     Чуть свет, уже с сигаркой (в те далёкие времена я дымил обильно, как паровоз с очень плохим КПД), я прогуливался по берегу Кунжи, продумывая спасательную операцию.
     Погода за ночь не улучшилась, было пасмурно, иногда срывался моросящий дождик, подхватываемый порывистым прохладным ветерком. Допросив нашего сторожа, я выяснил, что в сотне метров от нас находился рыбацкий домик, и там проживал рыбак с моторной лодкой. К счастью, я застал его в старой казанке, отдающим швартовы. Рыбак (очевидно, уже пенсионер) намылился проверять свои расставленные браконьерские сети.
- Мил человек, - приветствовал его я, - нам ваша помощь очень нужна. Мы буксир на Волге потеряли. Ничего не слышали, не видели?
- Как не видеть, вида'ли. Он на мели сидит минутах в тридцати хода отсюдова, - окал, радуя меня этой новостью, волжанин. - Живы - здоровы, песни орали. Из ружий палили. Я не рискнул подходить близко.
- Вы нас за гонорар туда не отвезете? Ребят выручать как-то надо...
- Отчего же не отвезти, если гонорар большой?! Но на Волге волнение. Да и мотор на ладан дышит. Не испугаешься? Тогда запрыгивай.
- Хочешь - не хочешь, вариантов нет. Прошу пять минут на сборы.
- Беги, жду пока.
     И я поспешил в наш лагерь. Получив благословение обрадовавшегося Филиппа, прихватив в помощь Липовицкого, я через пять минут устраивался с Липой на хлипкой баночке (флотское название скамьи на лодке) казанки.
     Лодка, очевидно, виды повидала... Выпущенная, вероятно, в семидесятых, выглядела она антикварно. Состарившиеся клепки днища пропускали беспрепятственно волжскую воду, которой набралось сантиметров 5-7, и её приходилось время от времени вычерпывать черпаком с отломанной ручкой.
     Меж тем катер выходил на большую воду Волги. Ветер подгонял волну, срывавшуюся местами пенистыми барашками. Не без труда катер-ветеран вышел на глиссаду и теперь, перепрыгивая с волны на волну, ощутимо встряхивал нас каждый раз. На одной из таких "кочек" баночка под нами с Липой подломилась, и наши афедроны с треском и брызгами оказались на дне катера и, конечно, сразу промокли. Но это было еще полбеды!
     Беда состояла в обрыве связи с внешним миром - в заднем кармане моих джинс
покоился телефон, искупавшийся против своей воли. Объявив такому беспредельному хамству в свой адрес бойкот, он не реагировал ни на какие внешние раздражители. Вот это была проблема... Берега уже пропадали из вида, когда мотор без объявления войны заглох. Не самая приятная картина, даже для меня, бывшего моряка, а Липа так и вовсе испугался. И было от чего. Катер, потерявший ход, бросало на волнах, пребывающая довольно холодная вода плескалась о наши намокшие зады, а до ближайшего берега было километра три.
     "Шпонку опять перебило, растудыть её. Не ссать, починим! Сидите на месте, не дергайтесь, а то катер кувыркнёте,"- скомандовал наш капитан.
      Сам же отвинтил мотор от транцевой доски и вскинул его на грудь, как заправский тяжелоатлет. И так, стоя в полный рост с мотором на груди, балансируя, как канатоходец в сильно качающейся лодке, он пытался переложить мотор внутрь, на днище для ремонта.
     Вероятность грохнуться в воду вместе с мотором, оцененная мною, как очень высокая, к счастью, не реализовалась... Заменив довольно быстро злосчастную шпонку, рыбак повторил свой впечатляющий трюк в обратной последовательности, на этот раз нас не испугав. Нас уже сложно было чем-то испугать...
    Катер чихнул, завёлся, и мы продолжили свою спасательную операцию.
Через некоторое время в дымке показался наш "лайнер".
Чуть позднее стали видны силуэты на палубе. Еще позже я уже стал узнавать своих друзей и знакомых, встречающих нас дураковатыми криками и улюлюканьем, словно корсары перед абордажем...


Глава 6. Тайна кораблекрушения

    "Водку хоть привезли?!"- не очень по-доброму встречали нас горе-путешественники. Взойдя на палубу, я, наконец, понял причину их негостеприимного поведения. Корсары были крепко, если не сказать мертвецки, пьяны. Лишь двое: Саня Паклаков, не пьющий много лет, и Евгений, пьющий очень умеренно, имели человеческий вид.
     После расспроса Жени стала понятна картина кораблекрушения. Оказывается, примерно через час, после того как наш авангард покинул судно, наш уже подпитый "капитан" сходу засадил "лайнер" на мель.
    К сожалению, в постсоветский период волжское речное хозяйство (да и не только волжское) пришло в сильный упадок. Фарватеры почти прекратили чистить, они заилились и представляли большую угрозу для судоходства. Глубины, обозначенные на речных картах, не соответствовали действительности.
Бакены, буи, вехи - плавучие знаки, обозначающие фарватер и опасности, пришли в негодность. Вместо них мели нередко обозначались подручными средствами, например большими пластиковыми бутылками, привязанными к якорю. Такие же бутылки использовали браконьеры в качестве поплавков своих сетей. Так вот, Федорович принял такие поплавки за указатель мели и сошёл с фарватера. Через мгновенье "лайнер" наскочил на мель. К счастью, никто сильно не пострадал, несмотря на то, что все, кто стоял или сидел, свалились на палубу. Воистину, пьяному море по колено. В попытке сняться с мели горе-капитан разогнал судовой мотор до полных оборотов. Двигатель-ветеран заглох. Дальше - больше: запустить его не удалось, так как аккумуляторы давно "накрылись медным тазом", о чём капитан-моторист, конечно, знал. Как назло, место вынужденной стоянки судна совпало с глухой зоной сотовой связи. А судовая рация у такого хозяина, как Федорович, по понятной причине также не "фурычила".
    Вот так наши путешественники остались без хода и связи. Но зато были значительные запасы провизии и алкоголя. Дима Борщ грудью встал на их защиту, но вынужден был сдаться перед согласованными действиями мародеров, выразившихся в недобрых взглядах и нешуточных угрозах: искупать храброго кока за бортом. Весь вечер и всю ночь разграблялись Димины склады. Водка лилась рекой. Группа пьяных пиратов во главе с Петей решила проучить Федоровича, который нутром почуяв опасность, заранее с матросом закрылись в ходовой рубке.
    В общем, приличное вначале мероприятие превратилось в неуправляемый пьяный дебош. Стреляли, орали песни, порывались вплавь или на лодке плыть до берега или, на крайняк, захватить какое-нибудь судно. Слава Богу, здравый смысл возобладал! И единственной существенной потерей стал начисто съеденный и выпитый провиант.

Глава 7. Наведение конституционного порядка.

      Сначала надо было навести конституционный порядок. Я начал с разоружения Пети.
     "Развязав" вчера под впечатлением от посадки на мель, он в короткие сроки уже повстречался с "белочкой". С дурными стеклянными глазами (верным признаком белой горячки) он бегал по крылу ходового мостика с ружьем, то и дело вскидывая его в боевую изготовку. В перерывах грозно стучал по иллюминаторам мостика, за которыми забаррикадировался весь экипаж, небезосновательно опасаясь расправы за результат своих халатных действий.
    Отвлечь Петю можно было только водкой, а водка к тому моменту, по утверждению нашего Лома, закончилась. Значит, надо было её найти, что мы и сделали - наполнив пустую бутылку водой! Кстати, и пустую бутылку найти тоже оказалось непросто, так как Петя расстреливал их по мере появления.
    Итак, Борщу поручили выманить Петю, и он, махая бутылкой, позвал его. План сработал, Петя со всех ног рванул на призыв. И был принят в наши с коком объятия. Схватка была короткой. Обезоруженный, не спавший и пивший всю ночь, тихоходовский водитель как-то сразу обмяк. И был положен нами на канатный мат на палубу, на котором почти сразу уснул. Ружье сдали Сане Паклакову, как самому трезвому и морально устойчивому.
   Сразу на мостике появился Федорович. Всё еще сильно напуганный, он предпочёл не отходить далеко от спасительной двери рубки. Он жестикулировал, пытаясь привлечь моё внимание, и кричал: "Уважаемый, скажите им, чтобы не разбирали палубу, я им сейчас дрова сам дам!" 
    Варварский разбор деревянного покрытия палубы был прекращен. Дрова притащены матросом - родственником Тихоходова. И уже через несколько минут Борщ разжёг мангал, поставив огромный казан с водой на огонь. Оказывается, Евгений с Волчковым рано утром на резиновой лодке поставили сети и уже через пару часов получили отличный улов: три десятка окуней и судачков. Подтвердив: кто рано встаёт - тому Бог подаёт. Так что умереть с голода пассажирам не грозило. Предстояла волжская уха.
    Теперь осталось найти несчастную налоговичку. Оказывается, вечер и ночь она провела, закрывшись в единственной каюте. Потом она мне рассказывала, что многие из пассажиров спускались к её каюте. И кто на что горазд: читали стихи, пели серенады, обещали золотые горы... Каждое из выступлений соискателей было достойно отдельной главы. Но это как-нибудь в другой раз...  К счастью, она не сдалась, не открыла дверь, сохранив честь российской налоговой службы.
    Марина Николаевна была освобождена мною из подземелья не очень уютной каюты, которую речные каботажники много лет использовали, в основном, как склад разного барахла, пропахшего соляркой и плесенью...
     Написав краткую записку Филиппу, я отправил катер вместе с налоговичкой и Липой назад. На словах объяснил задачу: нам нужен буксир, который сдёрнет наш "лайнер" и поможет оживить дизель. Хорошо бы ещё поменять "капитана", но на это я мало надеялся... После подробной ревизии отсутствующих запасов провизии выяснилось, что стратегический резерв все же был. Бутылку водки и кое-что из закуски Борщ прижал на всякий случай. Грубо проведя продразверстку, я отправил с катером Филиппу туесок с бутылочкой водки, двумя копчеными стерлядками и другими закусками. Наши сухопутные коллеги не должны были умереть от голода... Теперь от их оперативных действий зависел весь успех спасательной операции...
     Параллельно с улучшение ситуации на терпящем бедствие "лайнере" улучшалась и погода. Выглянуло солнышко, ветер стих, а вместе с ним успокоилась Волга. Лишенные алкогольных добавок, потихоньку светлели лица и сердца вчерашних мародёров и корсаров. А после терапии исключительно вкусной ухой передо мной предстали вполне приличные люди.
     Примерно через два часа снова прибыл наш спасительный катер с бравым фельдьегерем Липовицким.
     Фельдъегерь докладывал, что Майер поднял на уши всё речное пароходство. Нашли буксир (типа нашего) в трёх - четырёх часах хода от места бедствия, и он движется на полных парах. На замминистерскую заимку из Энска выехали две Волги за Майером и компанией. И что он немедленно просит меня прибыть с катером на заимку, так как считает себя ответственным за мою безопасность и комфорт.
     Не очень хотелось повторить вояж на старой казанке. Но не хотелось и обижать старого друга. Тем более, что веских причин для моего пребывания на "лайнере" уже не было. Жизнь по-тихоньку наладилась. Дебоширы были утихомирены. Пьяницы быстро трезвели. Также было маловероятно, что после сытной наваристой ухи кто-то умрёт от голода. Я засобирался в ставку Майера. Прихватив с собой судочек с ухой, еще что-то (уже не помню), я спустился на катер. Поход на этот раз прошёл без происшествий, на реке был штиль...
    Филипп радостно обнял меня при встрече. К счастью, все были живы и здоровы. Не все правда сыты. Банкиры по утру, почти сразу после моего отъезда к месту аварии, тоже "отдали швартовы", сняв команду Майера с довольствия.
    Теперь авангард нашей экспедиции, волей судеб оторвавшийся от основных сил и тыла очень далеко, с радостью и благодарностью поглощал волжскую уху. А после пережитого стресса, наверное, она казалась самой вкусной на свете...
    Скоро прибыли долгожданные машины. И мы без сожаления покинули наше не очень уютное и неприятное от пережитых волнений пристанище.  Лично я, утомлённый бессонной ночью и всеми, свалившимися на мою голову приключениями, проспал всё обратную дорогу как убитый, хотя и не имею обычая спасть в машине.
     Ближе к Энску Майер воодушевился, разбудив меня шумом своей бурной деятельности. Он по сотовому телефону давал указания по организации вечернего банкета в честь счастливого спасения экспедиции в лучшем энском ресторане, чувствуя, наверно, в глубине души свою ответственность за все случившиеся происшествия. Полагаю, в этом была доля истины.
     Почти одновременно с нами на энском рейде появился и наш "лайнер", дошедший до порта приписки на этот раз без приключений...

Эпилог.

     Покрытые белыми гипюровыми скатертями, столы ресторана, сервированные по высшему энскому классу, ломились от яств. Поэтому голод речных скитальцев был отлично утолён. А вот к спиртному почти никто не прикоснулся...
     Думаю, участники этого непростого похода запомнят его до конца жизни. Острые
углы скруглятся в памяти.
     И будет что с благодарностью к Филиппу Михайловичу вспомнить на пенсии...
     Вот такая история.
     От выводов я на этот раз воздержусь. Оставив их читателю.