Муха

Муха.
У  Константина Кузьмича Киреева была удивительная домашняя собачка, непонятной породы.
Вся пятнистая, трёх цветов, на одном глазу был рыжий цвет шерсти на другом серый, глаза чёрные с куцым хвостом.
Глядя на её мордочку, поневоле засмеёшься, одна губа у неё всегда была приподнята, как Муха, так её звали, удивляешься, какая она проворная непоседливая, если она забиралась в кусты, то её не увидишь, пока не присмотришься.
Константин Кузьмич  везде её брал с собой,  любил  выгуливать по вечерам после работы.
Он наблюдал, как она, подметая своим носом всё кругом, размахивая  куцым хвостом, показывая лаем хозяину что нашла, затем бежала дальше.
Если доводилось, подразнить какую нибудь большую собаку, и та гавкнет ненароком на неё, то она от испугу бежала со всех ног к хозяину.
Муха старалась с разгону прыгнуть ему на руки, она к этому была приучина, забраться за пазуху, а оттуда,  рыча лаять на пришлую собаку.
Так она норовила при первой опасности бежать, под защиту хозяина.
Затем она, старательно в знак благодарности  пыталась лизнуть  хозяина, за то что он не дал её на растерзания большой собаки.
Хозяин, отталкивал её мордочку, потрепывая за ухо, говоря – что смотришь, на меня своими  цыганскими глазами.
 - Как кого-то дразнить, так ты можешь, а как прятаться, так ты ко мне за пазуху спешишь вот шельма… - продолжая потрёпывать её.
Эта привычка, в случаи  опасности  бежать к хозяину, в дальнейшем для нас всех сыграет не только злую шутку, но и то о чём мы надолго не забудем.
Когда доводилось Кузьмичу подолгу гулять по городу, то он обязательно заходил к другу Тойво.
Перед  домом, хозяин брал Муху за шиворот, толкал её за пазуху.
 Она этому была очень довольна,  предчувствуя, что ей в гостях обязательно перепадет что не будь вкусненькое, и она в знак благодарности вытягивая свою шею до придела, норовила лизнуть хозяина в лицо. 
Друг его,  Тойва  Алавьевич, был Финном, родом из под Питера, был он непогодам крепок, не курил, менее разговорчив в отличие от Кузьмича.
Внешне они не были похожи друг на друга, разве что ростом, Кузьмич был очень худощав, в отличии от Тойвы.
Тойва был широкоплеч, коренаст, работал  печником на каменно литейном  заводе, в свободное время он подрабатывал ремонтом печей, и любил очень рыбалку.
 У Тойвы в Финляндии, жили родственники,  по тем временам, он  всегда был одет с иголочки, что в будничные дни, что на рыбалке.
Оттуда ему доводилось  привозить все принадлежности для зимней и летней рыбалки,      не забывал он и о друге, с которым он делился рыбадскими принадлежностями.
А некоторые блесна, на которые уж совсем  плохо ловилось, он отдавал друзьям или всем желающим с кем приходилось быть на рыбалки.
Однажды уж совсем курьёзный случай произошёл, с одной  уловистовой блесной Тойвы.
Это произошло на зимней рыбалки, к Тойве ближе к полднику подсели друзья перекусить ну и как ведётся выпить по грамульки на морозце.
Среди них был и Кузьмич, он просверлил рядом сТойвой лунку во льду, забросил блесну, ну и как ведётся у него, держа кружку с водочкой, стал травить небылицы, развлекая всех.
Когда они, перекусив разошлись, Тойва  сворачивая донку вдруг закричал - у меня что-то блесну откусило, на жилке блесны нет, а поклёвки вроде не было.
Тут уж Кузьмич совсем не удержался, подковырнуть другу – но,… сам небойсь ушами прохлопал, путную поклёвку, а теперь жалуется,… какая-то рыбина… у него блесну оторвала.
Всё бы это нечего,… ну оторвала блесну, с кем этого не бывает, только здесь всё не так было….
Когда после этой дневной рыбалки, пришли на ночлег, отужинав и отдохнув, легли спеть, то среди ночи Кузьмич разбудил всех, ему впилось что-то в грудь и он просил посмотреть ребят что бы это могло быть.
 Когда рассмотрели, то увидели якорёк с блесной, которая лежала во внутреннем кармане, якорёк впился ему в грудь, общими усилиями вытащили блесну с якорьком.
 И тут Тойва узнал свою уловистовую блесну, он стал возмущаться, как она могла попасть к нему, на что Кузьмич уверил друга, что он подошёл к лунке, где он рыбачил и там её нашёл.
Якобы хотел отдать, но совсем про неё забыл.
 Тойва конечно поверил ему, за то что она поранила его, он разрешил забрать её себе.
Но прошло какое-то время, Кузьмич признался.
Как он выловил случайно блесну своей донкой, как  решил присвоить её себе.
Как  отвлекал всех, откусив её от жилки незаметно положил её во внутренней карман.
Он хотел потом положить её в коробочку, до лучших времён, но она зацепилась крючком внутри кармана.
 Поэтому он решил оставить её до дому, но она выдала его, впившись в грудь.
 Вот и в этот раз Константин Кузьмич  шёл к другу по приглашенью, наверняка Тойво привез, что нибудь для рыбалки.   
Затем они вместе с другом, выйдут на улицу, посидеть за кружкой пива, вести не торопливый разговор, о житье бытье у нас и за границей.
Муха любила путешествовать за пазухой  у хозяина, бывало хозяин в плохую погоду её подолгу не выпускал из за пазухи.
Когда они встречались с друзьями вовремя прогулок, Муха с любопытством рассматривала собеседника, фыркала и как бы стесняясь, прятала мордочку за пазуху.
Как только её хотели погладить, она скуля, пыталась хватануть за палец, вытягивая шею как можно дальше.
На что Кузьмич грозил пальцем, покрикивая, - что глазеешь,  вывалишься ведь.
Муха начинала зевать смотреть куда-то в сторону, потом только позволяла себя погладить.
Тыкаясь, своим мокрым носом в лицо хозяину, как бы спрашивая, правильно ли она делает.
И если хозяин, не обращал  внимания, она прятала мордочку за пазуху, отстраняясь от чужого поглаживания, делая вид, что её не касается, о чём  они говорят.
 Обычно друзья, поглаживая, Муху смеясь, спрашивали,  -  ну как у тебя Муха, всё такая - же  пакостная, нечего нового не выкинула.
На что хозяин, поглаживая ее, отвечал, – она вся в меня непоседливая, а не пакостная.
Алавич, не удержавшись подмечал, на корявом  русском с Финским акцентом.
- Ну, прр-авильно,  не дарр-ом  говорр-ят,  какой хо-ззяин такая и собб-ака, а может наобб-орот.
 И как обычно, товарищи над ними начинали смеяться, вспоминая не только Мухины проделки но и хозяина.
И при этом, потрёпывая Муху за ухо, глядя на реакцию Кузьмича.
На что Муха не переставала зевать,  поскуливать, тыкаясь мокрым носом в лицо  хозяина.
Он машинально отстранял  мордочку, не давая ей  лизнуть в лицо.
Проделок у Мухи было много, не меньше чем у хозяина, о которых  без смеха не
вспомнишь.
У нас в Карелии, только ленивый не собирает дары природы на зиму.
 Бывало вербованные приезжавшие на лесоповал, говорили - что вам тут не жить, у вас в лесу всё есть, от ягод и грибов до мяса и рыбы….
 Да уж… богатенькие этим мы… чем конечно и рады.   
Ну а Муху уже повзрослевшую, мы впервые  познали, когда поспели первые лесные ягоды, и чтобы не отдавили ей лапы, она путешествовала  запазухой  у хозяина.
Поездки были далёкие и не очень приятные, приходилось подолгу трястись в кузове  самодельной будке, которая была установлена на авто – машину, ГАЗ-51.
В те времена, машину выделяли профсоюзы, с производство, для сбора лесных ягод, частных машин было очень мало.
 В кузове будки автомашины народу было как всегда много, при езде до места, играли в карты, некоторые покуривали.
Иногда было несколько женщин, которые сидели у входа, где меньше всего пахло дымом.
Они ворчали на мужиков, чтоб  поменьше курили, но уговоры не действовали.
Муха, ещё маленькая, не привыкшая к такому количеству людей,  да  ещё  курящих, она фыркала, чихала, прятала мордочку под фуфайку хозяина.
В первой поездки с нами,  Муха ночевала у костра, погода для ночи, стояла прекрасной, было очень тепло.
Тут-то и проявились, первые Мухины пакостные, проделки,  о которых, в то время мы ещё не догадывались.
 В этой - же поездки на природу, по ягоды, мы заимели от неё  цветочки, ягодки ещё предстояло увидеть,… и так начнём... всё попарядку.
Приехав  почти ночью, в жилую деревню, которая находится на берегу прекрасного озера с многочисленными островами.
 Мы решили не будить хозяев, а идти на давно заброшенный хутор, это в полутора километрах  от деревни, стоящие на берегу этого большого озера.
Там остались два истлевших полу - разрушенных  дома, в которых давно уже некто не жил.
 Они стояли друг против друга на возвышенности, почти на самом берегу озера  напротив могильного острова, на котором стояла покосившаяся часовня.
Оставив машину, далеко за дорогой на покосе, мы пошли гуськом по тропинке в сторону заброшенного хутора.
На хуторе расположились под открытым небом, прямо под покосившимися окнами разрушенного дома, у самого озера.
 Здесь было чем поддерживать огонь в костре, разбирая обвалившуюся стену дома.
Вечер был тёплый, безветренный, дождя, похоже, не предвиделось.
 Женщины, которые были с нами, сделали импровизированный стол на земле,  куда сложили, у кого, что есть из еды.
 И как обычно, Кузьмич, усевшись на колени, пододвинув к себе рюкзак, усмехнувшись, потирая ладони, громогласно  скомандовал.
 – Ну что… начнем,… у кого есть спиртное, всё сюда, не вздумайте прятать, всёодно отыщу, у меня Муха на спиртное натаскана.
 Сложив всё спиртное в сторонку от себя, Кузьмич пододвинул ведро.
Он достал из рюкзака флягу, фляга была самодельная, спаяна из двух противогазных бочков, он демонстративно  потряс  ею, сказав во всеуслышенье.
- Ну,… вот… это на открытия ягодного сезона… я приберёг для этого случая,… навалимся брадтци,… этаж  халява.   
 Женщины  в недоумении, с любопытством, смотрели на Кузьмича, который брал бутылки и выливал в ведро, Тойве же приказал прутиком размешивать.
 Подняв левую руку, повернув ладонь к нам, наконец, он нам вымолвил.
 - Будьте спокойны… спиртного очень много, и разного, особа спирту,  поэтому будем пить мичуринку.
 - Всё  спиртное выливаем  в одно ведро, перемешиваем, вот вам и мичуринка.
- Пить будим, черпая прямо из ведра кружкой  – подмигнув  женщинам, заявил Кузьмич.
- Но только в приделов  разумного, не наглеть, а то расползетесь по лесу, а к утру, может кого и не сыщем, поакуратней там, в мичуренки много спирту.
 Мужики отнеслись к этому с одобрением,  в коем разе, можно так просто зачерпнуть с ведра, выпить, сколько душа принимает.
 Такого отношение к большому количеству спиртного давненько ещё не было.
Женщины запротестовали - вы хоть бы вино оставили, да спирт весь не вылили, поутру на четвереньках ползать будете, головы не подымите, кто будет собирать ягоды, бабы вас с дому выгонят.
 На  что  Кузьмич, заметил  -  вы женщины вместе с водителем и Алавичем, как мало пьющие, должны смотреть за нами, чтоб некто не погорел, не утонул!
- Всё это, уже было испытано ещё в зимнюю рыбалку, нечего страшного… правда не столько много было спирту, да и народу было поменьше, но нечего живы.
На уговоры женщин  Кузьмич так и не поддался, с одобрение мужской половины.
Мало пьющим не чего не оставалась,  как  присматривать за разгулявшимися  мужиками.
Муха бегала вокруг стола, подбегая то к одному, то к другому, как бы нежно тявкала привлекая к себе внимание, « мне незабудке дать кусочек »
Ночь пролетала незаметно, по мере выпивки, галдёж всё увеличивался и увеличивался, сыпались анекдоты, всё откровенней и откровенней. 
В таких случаях, Кузьмич  как всегда оказывался на своём  коньке, если среди нас находился свежий человек,  то он преображался.
Мы знали его способности, не превзойденного рассказчика анекдотов, среди нашей компании.
У него, на все случаи, находились анекдоты,   он на спор, мог рассказать один и тот же анекдот три раза, и все три раза будешь смеяться.
Если находился среди нас такой  слушатель, как его друг Тойва который не очень-то смеялся, то он старательно привлекал внимание, периодически толкая в плечё.
  На такое поведение Кузьмича,  все разом начинали смеяться, кричала наперебой  - береги плечо, синяк будет.
Так в смехе у костра, за прекрасным столом, да с мичуринкой, пролетал не только вечер, но и большая половина ночи.
Наконец  уже  под самое утро,  многие  угомонились, у некоторых,  кружка, так  и осталась, зажата в руке.
 Под открытым небом, там, где застало их снотворное, было видно, как роями кружили комары, обкусывая лицо мелиметр за мелиметром.
Кузьмич, уже в приличном подпитии  Муху закрыл в рюкзак, оставив на воле одну мордочку.
- Это чтобы ты не пакостила по нашему прекрасному столу, убирать стол  уже некому, женщины и те уже спят  - поглаживая Муху, успокаивал он.
  В это субботнее  тёплое раннее утро, вдруг раздался истошный крик,   все увидали такую картину.
Уже в предрассветное утро кто-то бежал к озеру, а позади его валил густой дым с огнём, он прыгнул сходу в воду, стал барахтаться тушить огонь.
 Когда погорелец, подошел к костру, ругаясь, все уже не спали и тут-то увидели Кузьмича.
Что произошло, - смеясь, спрашиваем у Кузьмича.
- Что… что…  а то вы не видели,… медведь задницу лизал…  - на полном серьёзе заявил он, снимая мокрую одежду на ходу.
 Но и залл-ивать ты, - под общий смех, потягиваясь  лёжа,  подковырнул   Тойва,  на всё том - же  ломаном   русском.
 У тебб-я вон, охотнн-ичья собб-ака она тебб-я в обб-иду не дд-ала - бы.   
- Нет, мужики… вот вам смешно… а вы меня послушайте.
Кузьмич как всегда превращал, всё что происходило с ним, как анекдот, вот и на сей рас он включил свою неуёмную фантазию.
- Вот слушайте, как было дело, - держа в руках мокрую фуфайку.
Сплю я  значит… подкрадывается ко мне медведь сзади, и давай меня в задницу лизать, вот сюда, - показывая рукой на обгоревшую одежду на спине повернувшись к нам.
-  Да так, что мне стало не втерьпёшь, что я даже от испугу  закричал и рвану к воде от него.
Все разом рассмеялись  - ты не кричал, а орал как резанный, что даже всех нас напугал.
- Это вам уж показалось, с просони, я только в воде понял, оказывается, всё это мне приснилось, что медведь задницу лизал.
-Так  вот, я кинулся с криком бежать в воду, от него,  а вот видите, что вышла - толкая в плечё Тойву,  показывая, повернувшись к нам, разводя руками.
- Оказывается горю.
 Все смеясь, стали смотреть, в какое - же место его медведь лизал.
Оказалась, сгорела  не  только фуфайка, но и все, что было одета на голое тело, резинка от трусов, и та погорела.
 Самое больное  для Кузьмича, это был волдырь, который лопнул, когда он прыгнул в воду.
 На что Кузьмич продолжал  приговаривать,  уже  смеясь, под общий смех.
- Ох,… косолапый,… и нашёл - же куда лизать, как теперь я буду ходить.
Тойва не выдержал, вранья друга, и говорит, - ты небб-ойсь, во  сне  всех-х  ррастолкал, под-пол-зая  задд-ницей к костр-ру греться, а теперь свал-иваешь всё на медд-ведя.
Все ещё больше, стали смеяться над друзьями, понимая, что Тойва спросони никак в толк не возьмет что с Кузьмичём произошло.   
Наконец женщины взяли в свои руки леченье Кузьмича.
У женщин нашелся пластырь, но чтоб заклеить такой волдырь, пришлось использовать   носовой платок, смоченный спиртным.
Кузьмич даже нижнее бельё перевернул, после просушки, дырками вперёд.
 Скрепить погорелые места, пришлось бечёвкой,  а на фуфайки, оставить как есть, прогоревшей дырой.
Это как-же надо спать… сетовали женщины.
 Одним словом… вот вам… и мичуринка….
Все не переставали смеятся, глядя, на Кузьмича как он  корчил рожу от боли.
Ну вот, теперр-ь Кузьмич будд-ет хвастт-аться нижнн-им бельём, нехх-орошо
- ковыряя пальцем у друга в фуфайки, сказал Тойва.
Уже окончательно проснувшись от смеха, после застолья, ещё пьяные, чумазые от костра, покусанные комарами, они уговаривали Кузьмича продолжить вчерашнее.
Женщины, уже суетились у костра,  приготавливая завтрак на всех.
Кузьмич превозмогая боль, как не в чём небывало, посмеивался над собой, перевернув  всё с ног на голову.
Уже раздавая кружки с мичуринкой, он с азартом рассказчика, рассказывал...
 Как будто всё это происходило не сним, а с кем-то другим, как его медведь лизал и как он прыгнул в воду от него.
А когда он оказался в воде, то пузырь, который образовался на пояснице, лопнул, а жир так и поплыл  по воде вокруг жирными пятнами.
Видя его  худобу, кости да кожу, откуда взяться жиру, все не могли удержаться от смеха.
Женщины ругались, за вчерашнюю пьянку  на  мужиков, приговаривая  - хватит  вам придурятся, а ты Константин  Кузьмич налей всем похмелится, и пойдём по ягоды.
     - Посмотрели - бы  вы  на свои рожи …  глаз не видно … всю ночь пили …  как теперь дорогу – то, на ягодники найдёте.
       Мужики  просили Кузьмича  ещё добавить по грамульке на похмелье, и они пойдут собирать ягоды.
       На что он сказал – ну хорошо, так и быть ещё две кружки на всех  за моё здоровье.
    -  Надо ещё оставить на вечер, а то мы  вчера что-то много выпели, добрались до халявы, у нас впереди один вечер да ночь понятно.
     - Но… а сам - то… похо-же  лишку хватт-анул… теперр-ь  вон… хвасс-таешься  нижнн-им бельём – снова не удержался Тойва.
       Мужики ещё выпели отведёнными Кузьмичом грамульками, наскоро позавтракав, стали потихоньку собираться  по ягоды.
       Придя на край вырубки, мужики ещё пьяные, не выспавшиеся, опухшие от покусов комаров,  пристроились спать под соснами.
       Проснувшись ближе к обеду, они  наконец  разбрелись по вырубке собирать ягоду.
       Ну а что же  Муха,  хозяин её оставил у костра   в  рюкзаке,  она лежала, высунув  нос,  и не подавала  признаков жизни.
       Уже ближе к вечеру, раньше всех пришли женщины, с полными корзинами ягод.
       Муха ещё с далека, заслышав  шаги,  стала скулить, женщины услышав голос собаки, выпустили её из рюкзака.
       Она  стала бегать, резвится вокруг костра, убегая всё дальше и дальше в лес.
       Женщины начали готовить ужин,  не обращая  внимание  на Муху.
       Одна из женщин была гостьей у нас в Карелии, звали её Галя,  она всему удивлялась, столько много ягод, леса, и не бережете.
       Но когда увидела Муху, которая гнала впереди себя без лая  (косулю), как ей показалась.
       Она потеряла дар речи, только что-то пыталась промычать,  показывая в сторону кустов.
       Наши - же землячки,  смеясь стали  интересоваться  - что случилось-то,  разглядывая кусты.
     - Там собака, -  протяжно выдавила из себя Галя, гнала (косулю), ростом с собаку, они у вас такие большие.
     - Но у нас только лоси,  косуль нет.
     - Значит лося.
     - Но лось, очень огромный, собака эта будет как Моська перед слоном.
       Посмеявшись над Галей,  женщины не придали значение,  говоря ей, что ей почудилось, продолжали готовить ужин к приходу мужиков.
       Уже к позднему вечеру явились все после сбора ягод,  вид у них был не из прекрасных.
       Подходя к ведру с мечуринкой, они улыбались, менялись в лице,  радовались, говоря друг другу - не всё ещё выпито.
      Женщины  рассказали  Кузьмичу, что Муха что-то гоняет без лая по лесу.
      Хозяин, гордо улыбаясь, не моргнув глазом  говорит - что она у него конечно  же  охотничья собака, я даже из под неё белку брал.
      Он стал свистеть,  зовя её, однако  она  не спешила появляться  из лесу.
      Накрыли как обычно, импровизированный стол, разлили мичуринку по кружкам, все сели кушать.
       И в это самое время выбежал заяц на край поляны, он присел на задние лапы, одно ухо направил в нашу сторону, другое в сторону леса, и как-бы  касяс на нас спрашивая,  -  а вы  что тут делаете.
       Галина не удержалась, крикнула - вон…вон… смотрите…  косуля! 
       Следом, немного погодя  выскочила  Муха, остановившись перед зайцем, она в недоумении смотрела то на нас, то на зайца.
       Заяц,  от такова внимания, как-бы не решался что делать, как вдруг от нашего громогласного смеха, подпрыгнул, и был таков.
       Все  от смеха так и покатились.
     - Да… вот  это  косуля… - сказал Кузьмич.
       Муха, от такого внимания,  вся извиваясь, подбежала к хозяину.
     - Аа… - как - бы простонав, Кузьмич потрёпывая Муху, произнёс.
     - Давно  не  виделись, что   это   ты  хозяину  мясо не поймала.
       Смеялись ещё  долго  над  гостьей,  каждый пытался погладить Муху, которая подбегала то к одному, то к другому.
       А Галина оправдывалась, мол, откуда она знала что у нас такие большие зайцы, на что мы ещё больше смеялись.
       Ну а Муха,  от такого шума, и внимание, стала лаять, бегала вокруг нас, не даваясь  в руки.
       У Кузьмича как всегда нашелся на этот случай анекдот, который выглядел на первый взгляд, как правда.
     - Вот заяц - держа кружку с мечуренкой, обратился Кузьмич к женщинам.
     - Он видь не меньше нас алкоголик, думаете что,  он от нечего делать по кругу бегает, делать ему больше не чего… а всё это… пожалуй не так просто.
     - А скажу я вам так - продолжил Кузьмич, поднимая кружку с мичуринкой,  давайте выпьем… с устатку.
       Выпив мечуринки, закусывая, Кузьмич привлёк к себе внимание продолжением рассказа  -  все слушайте меня.
     - Когда Бог распределял, каждой твари всё что ей причитается, то заяц в нетерпении бегал вокруг поляны, ожидая своей очереди, где стоял Бог.
     - На просьбу Бога, чтобы он сидел и ждал своей очереди, а не бегал вокруг, заяц не обращал внимание.
     - Тогда Бог в отчаянии сказал,  ты что как пьяный бегаешь и не слушаешься меня, так пусть будет так, так и продолжай бегать.    
     - Как Бог сказал, так и осталось в характере зайца, бегать по кругу.
     - Вот он теперь-то, по кругу и бегает, пьяный получается, как мы…
     - Недаром говорят, если его подранишь, то он кровью истекает, кровь не сворачивается  как у алкоголика, среди охотников бытует поговорка, что на рану заяц слаб.
     - А почему бы и не так… - продолжал Кузьмич, вот он в лесу  всякой травы наестся,  видать у него  это в желудке бродит, получается брожение  от того то он и пьяный.
      Женщины не удержались от возмущения  - у тебя Кузьмич… в лесу уже все алкоголики,  заяц и тот алкоголик, скоро вся живность будет алкоголики,  лижбы оправдать пьянку.
     - А что,… зря вы так сказали - воспрянул Кузьмич, осушив очередную кружку, крякнув обтирая рукавом рот.
     - Ну, началось… -  только и смогли вымолвить женщины.
       Женщины смеялись больше всех, так как он жестикулировал, толкая по очеродно собеседниц в плечи.
     - Ну,… Кузьмич… -  возмущались женщины,  лутьше  помалкивать, у тебя на всё вопросы есть ответы.
       Кузьмич был рад весёлой компании и после каждой стопки рассказывал на все случаи не только анекдоты, но и то что происходило с ним, на которые он был щедр.
       Он включал свою фантазию, мы только удивлялись, как можно, так всё преподнести.
У него вдруг, получалось так….
       Под конец зимы, рыбача на донку у берега, вдруг на берег выходит лось, в это время, у него оказывалось ружьё,  из которого он убивает лося, он падает в воду на берегу.
       И всё это, оказывается, происходит по последнему льду, он делает ворот меж деревьев, это древняя лебёдка, которой он вытаскивает его на берег, разделов носит домой.
       Это сколько надо с собой носить, и он уверяет, что это всё правда, хотите  верьте, хотите нет.
       Или вот….
     - Есть, мол, такая птичка, что высиживает в крещенские морозы птенцов, её в народе кто как  называет, кто Оляпка, а кто и Зимородок.
       Так вот, и на эту птичку у него нашёлся забавный рассказ, когда он его выдумал непонятно, только преподнес он нам вот так….
       Был он как то на охоте, и захотелось ему пить, а дело было зимой, в это время у него болела горла, а есть снег, он побоялся.
       Времени до темна  оставалось мало, что бы развести костёр, зимние дни то… короткие, пришлось терпеть, пока не увидел эту птичку, Зимородок.
       Высмотрев среди ельника эту птичку, он её подстрелил, когда он подбирал её,  то вокруг убитой птички подтаял снег.
       Он, не раздумывая, зачерпнул котелок снега, бросил её туда  снег сразу растаял  он достал носовой платок и через него напился не столь холодной воды.
       А в оправдание, он не моргнув глазом сказал, - вы представляете какая у этой птички температура, если она высиживает  птенцов в Крещенские морозы….
       Не удержавшись, смеясь, толкая в плечё Алавича, сказал - а помнишь как мы с тобой ловили огромных  лещей на реке Суна, сало у них во… в два пальца.
Смеясь, Тойва подковырнул, - ты ещё скажи,  что по вкусу на свинину смахивает….
Ухмыльнувшись, продолжил, -  в два пальца,… где это слыхано в рыбине и сало.
Кузьмич оправдывался - сало то в котелке, когда уху варишь, жир плавает на два пальца, это точно, настолько жирный да крупный там лещ.
    Продолжая смеятся,  Кузьмич стал рассказывать, как они ловили жирового окуня  на луде в Онежском озере, и как он обловил Алавича.
       На что Тойва, вскочив на ноги, нервно прохаживаясь вдоль костра, эмоционально путая, Финские с Русскими словами, стал возражать – эт-то к-кто ещё боль-ль-ше п-поймал.
     - Когда я ходил дрова заготавливать для костра, ты у моих окуней хвосты пообрезал а теперь хвастаешься,… нет такого рыбака среди нас, который больше меня мог поймать.
     - Ну всё… всё… Алавич… успокойся, я ведь пошутил, мы все знаем что у тебя знатная снасть и рыбак ты заядлый.
     - Вот послушайте, как было дело на самом деле, а ты Алавич садись, и не маячь тут, перед нами, я ведь извинился перед тобой, это была шутка, а ты забыть не как не можешь.
     - Конечно, все знают, что у тебя снасть лучше всех, но мы тогда ловили на червя, да видать черви у тебя были жирней, - подмигнув нам, подняв над головой очередную кружку, предложил.
 Ну,… за здоровье Алавича,… выпив, занюхав хлебом, продолжил.
     - Вопщем,… суть дело не в этом… ловим мы, значит,… на луде в лодке окуней, ну, я ради смеха и говорю Алавичу, что я то - поболе тебя вылавливаю окуней, на что он стал возражать.
     - Я ему и говорю, давай метить рыбу, я буду отрезать хвосты у своих окуней, а твои с хвостами останутся, рыбу-то мы кидаем в одно ведро.
     - Но… и как ведётся к ночи, мы накидали  целое ведро окуней, клевал он,… я вам скажу,… к ночи всё крупнее и крупнее как ведётся у нас на Онего в белые ночи.
     - Вижу... что Алавич-то,… поболе меня… окуней вылавливает… я и выдумал хвосты обрезать. 
       Тойва шевеля палкой в костре довольно улыбаясь, говорит – да… всё так и было.
     - Но,… а когда он от костра, пошёл за дровами, я тут и успел хвосты пообрезать, он не как не мог поверить, что он поймал меньше меня, подозревал мошенничество, но не мог доказать.
     - На второй рыбалки мы уже в разные вёдра рыбу кидали, но когда я ему признался, то он уже только смеялся, говоря мне, - ну что, хвосты-то будешь обрезать.
     - Так ли было Алавич…скажи – похлопывая по плечу другу.
       Тойва не удержался ещё рас напомнить всем, что с ним надо держать ухо востро, всякой пакости можно от него ожидать, хорошо хоть незлобной.
       Тойва рассказал, как они однажды по осени, гуляли по городу, а при встречи с друзьями у него спросили.
       Как у тебя Кузьмич урожай картошки, на что он, не моргнув  глазом, сказал, что у него картошка как батоны.
    - Какие батоны…  у нас рядом огороды, и я видел какой у него урожай, и зачем врать-то, а он мне и говорит, - пусть думают, что у меня хороший урожай, всё равно не видят.
    - На что Кузьмич возразил, - я не привираю,… а фантазирую, а это большая разница,  я так думаю, без меня вам будет скучновато.
    - Ну,… вот вам,…он совсем тёмный, как бутылка из под пива, Кузьмичу приврать, одно удовольствие.
      Мы смеялись над Тойвой как он корява выразился насчёт Кузьмича, а он дальше приговаривал, - да… да… совсем тёмный.
      После сытного ужина  да с мичуринкой, мужики развеселились, которые помоложе  стали дурачится, их подбадривали  под общий хохот.
      Постепенно  стало темнеть, ночь была теплой, к ночному отдыху теперь уже приготовились.  Муха пристроилась в ногах хозяина, постепенно все уснули  вокруг потухающего костра.
      Утром, дружно все встали,  попили чаю,  договорились  собирать ягоды до обеда и собираться восвояси домой.
      Муха в этот рас шла вмести с нами по ягоды, бегая вокруг нас, на ягодниках она не отходила от хозяина.
      Год был ягодный, погода была прекрасная, ягод набрали,  у кого сколько было терпения.
      Когда мы собрались идти к костру, Муха не дожидаясь нас куда-то исчезла, Кузьмич звал ее но она не приходила на зов.
      К костру подходили дружно,  смеясь над Мухой, которая встретила нас  лаям,  извиваясь, прыгая,  привлекая к себе внимание.
      Кузьмич стал её ругать, но она не как не давалась в руки он выругался - ну что-ж, еды ты у меня на этот рас не получишь.
      Когда дружной компанией расположились у костра, приготовили чай, все заметили,  что кружек и ложек  нет нигде, а у Кузьмича с Тойвой всё намести.
      Они демонстративно  и с таким удовольствием,  показывали,  как они пьют чай, все поняли, что все это проделки Мухи. 
      Женщины стали уговаривать Муху, чтобы она  показала куда спрятала посуду  она бегала вокруг играя, лаяла,  не даваясь в руки.
      Наконец ей надоела бегать, она стала подбегать к женщинам, которые подманивали собачьей радостью, ливерной.
      Это такая колбаса,  от которой шёл мясной  дух, перед которой собака не  в  состоянии устоять от соблазна хотя бы понюхать.
      Муха бегала вокруг всех,  подбегая к одному месту, наклоняя голову под куст, рыча в нашу сторону и махая непрерывна своим куцым хвостом.
      Наконец мы догадались, что у ней что-то там спрятано, хотели подойти  посмотреть, но она не позволяла подойти своим рычанием, кидаясь на нас.
      Женщины стали уговаривать Кузьмича, чтобы он позвал Муху и взял её на руки, а то мы её вицей отхлещем.
      Когда Муха была обезврежена,  мы подошли посмотреть что там под кустом.
      Откопав её клад, то мы  немало  были удивлены её аккуратностью, она уложила кружки и ложки раздельно,  аккуратно накрыв их мхом.
      Хваля Муху за столь аккуратное отношение к посуде, женщины стали её подкармливать всякими деликатесами, но она не всё ела,  а носила в рюкзак к хозяину.
      Кузьмич, хвалил ее поглаживая  смеясь  говоря  - сама наелась и хозяину несёт.
      Так мы познакомились с Мухиными приключениями в первое пребывание с нами на природе.
      Но мы ещё не всё  знали, о её  пакостном характере, и не всегда были готовы.
      Прошёл уже и не один год, когда мы снова повстречались с ней и с хозяином,  это было уже начало осени.
      Придя к месту сбора ягод, куда сопровождала нас  уже сильно возмужавшая Муха, которая бежала впереди,  как бы показывая нам дорогу.
     Мы, расположившись на возвышенности, на пяточке соснового бора, на краю болота.
     Хозяин как всегда привязал Муху к рюкзаку.
     Пособирав  ягоды до обеда, мы пришли к рюкзакам  пообедать.
     Кузьмич отвязал Муху, она стала бегать вокруг нас с лаем, на что он не выдержал, дал её вицей, она убежала в лес.
     Мы развели не торопясь  костер, преступили к трапезе, как вдруг услышали невдалеке лай Мухи и чьи-то разговоры.
     Приподнявшись, мы увидели двоих молодых людей, на них было одета зелёная одежда на лицах хорошая щетина похоже они давно небрились.
     Они шли по направлению к нам без рюкзаков, держа в руках ветки, которыми они отмахивались от комаров и от назойливой Мухи.               
     Подходя к нам, они поздоровались, попросили закурить.
     На расспросы Кузьмича  кто они такие, они рассказали, что они геологи и у них закончилось курево.
   - Услышали лай собаки, разговор людей, мы решили подойти, стрельнуть сигарет  когда ещё к нам  подвезут сигареты.
     Кузьмич поинтересовался, что они тут делают.
   - Мы тут роем шурфы, ищем камни необычные, которые попадаются в земле, и укладываем в ящики, потом их увозят в институт.
   - От вас… мы тут не далеко, у нес там палатка,  а рядом ручей - показывая рукой в сторону уходящей вниз возвышенности.
   - Мы сами из средней полосы России, и комаров столько  первый рас видим, прямо спать не дают, то и гляди, из палатки вытащат.
      Вот мы и курили, одну за одной, поэтому и  не хватило, а теперь вот обросли маленько шерстью, так они меньше стали донимать.
      За не принуждённым разговором, с геологами, Кузьмич,  отмахиваясь от комаров, вдруг поймав на лету комара, стал приговаривать.
  - Вот ещё один…  крупненький  самец попался.
    Затем на виду у всех открыл спичечный коробок и  положил туда пойманного комара.
    Окидывая всех хитрым взглядом, приговаривая - вот и ещё приличный самец попался, пряча спичечный коробок за пазуху.
    Зная Кузьмича, с его огромной фантазией,  все насторожились и стали ждать.
    Мы пили чай,  украдкой посмеивались, поглядывая друг на друга, пытались определить чего-то необычайного, нам не ведомого, и поддержать его.
    Геологи, увидев  как Кузьмич, с осторожностью  ложит комара в спичечный коробок, не удержались поинтересоваться, для чего он собирает комаров.   
    И тут проявилась его непредсказуемость, от которой мы все сделались серьёзными, поддакивая ему.
    Сами-же, посмеивались в недоумении, отвернувшись, чтобы геологи  не заподозрили не ладное.
  - Да… вот понимаете… - начал Кузьмич с  далека, оглядывая нас, прося глазами поддержки.
  - Комар… то - есть самец, он нас не кусает, а вот эти… вокруг нас, самки.
    Показывая указательным  пальцам, который был когда-то сломан ещё в детстве, и сросся буквой Г.
    Если  доводилось у Кузьмича спрашивать, как найти дорогу в лесу и как поближе пройти.
    То он, показывал кривым пальцем, а не рукой, и все понимали, что спрашивать Кузьмича дальше бесполезно, всёравно незнает.
- Но вот среди комаров, есть самцы, - глядя на геологов с удивлением, толкая в плече, спрашивает.
- Разве вы этого не знаете, что самцов камора принимают в аптеке.
 Переглянувшись, геологи разом сказали – мы впервые слышим об этом.
- Так вот, слушайте вы меня…  самцов, которых  я  ловлю, среди вот этих, - разгоняя рукой комаров, очень мало.
- Тяжело будет вам определить  их на лету, но я определяю, и собираю, у меня на этот случай нюх….
Он стал шмыгать носом, показывая кривым пальцем на огромный рой комаров вокруг нас.
- А вот они лодыри - показывая всё тем - же пальцам на нас, не хотят собирать самцов, а зря.    
На что мы все разом загалдели,… что-то произнося невнятное… ожидая, когда Кузьмич перехватит  инициативу.
Зная,  что Кузьмич, нам не даст и рта открыть, на что мы будем, только поддакивать.   
Кузьмич, привлекая геологов, своим излюбленным  жестом,  толкая в плечё, то одного, то другого, разводя руками, говорит.
- Вот у меня, лишних денег как всегда нет, и поэтому я их собираю и сдаю в аптеку.
 И тут мы, все, почти разом, заговорили  –  это сколька-же надо собрать комаров…, нет - уж уволь нас… да ещё разбираться  как ты, где самец, а где самка….
Но Кузьмича уже было не остановить, увидев загоревшие глаза  геологов, он с таким смакованием стал рассказывать.
 Как определять самцов, как их ловить, даже мы немало были удивлены его фантазии.
Геологи были увлечены этим рассказам, что необращали  внимание  на окружающих.
 Кузьмич завлек их неторопливым растянутым разговором, не давая им отвлечься от него, толкая в плечё, тряся перед ними спичечный коробок.
-  Самец-то, он покрупней,… пожалуй самки то будет,… вот видите,…  сколько самок вокруг нас…  и всех самцу надо оплодотворить… представляете, каким должен быть самец….
 Он, многозначительно оглядев всех нас, жестикулируя,  давая понять, что всё это, ещё не всё, продолжая ещё с большим азартом не переставая толкать в плечи собеседников.
- Всё бы это хорошо,… но вот одна неприятная процедура есть - держа очередного комара в своём корявом пальце, продолжал Кузьмич.
Кузьмич испытывая терпение геологов, демонстративно налил себе чаю в кружку и предложив им, отпив продолжил.
- Комара поймать, это полбеды, а вот в аптеке берут, не целиком комара, а чтобы было всё раздельно.
Это как, - в один голос спросили геологи.
- Вы думаете, что у комара нет костей, а зря,… вот вам пример, берёте алюминиевый ковшик, что обычно в деревнях воду пьют из ведра, и со всего маху бьёте по комару.
 И как вы думаете,… такой звук получается,… как по кости,… не верите, сами можете проверить.
- А что может быть у комара костью, во… я вот так думаю… сколько комарих ему надо оплодотворить…  сами должны понимать….
Мы все вместе с геологами смеялись над ним, с каким он выражением всё это рассказывал, и притом непристойно жестикулируя, толкая в плечё собеседников, оглядывая нас, ехидно смеясь.
Когда мы, насмеявшись, остановились, он продолжил - дома я беру лупу, и отделяю от комара, ножки отдельно, крылышки отдельно, хоботок отдельно….
Геологи, поддакивая, отмахивались от комаров, убивая их на своём лице.
Затем, беря их в свои прокуренные пожелтевшие пальцы, пытаясь разглядеть в них, то ценное,  о чём говорил Кузьмич.
В это самое время, вдруг Муха стала подвывать, то подбегая к хозяину, то, убегая на край поляны, где был огромный муравейник.
 Мы все стали осматривать всё вокруг, не понимая, что хочет сказать Муха этим самым подвыванием.
 Наконец Кузьмич не выдержал, стал на неё кричать, чтобы она успокоилась, и не мешала.
Но Муха, как-то демонстративно, странно, подпрыгнула, побежала от нас с визгом, в сторону муравейника, и со всего маху влетела в огромный муравейник.
Мы все оторопели, от непонятного поведение Мухи, она влетела в муравейник по самый хвост, было видно, как Мухин хвост работал как пропеллер.
Но когда Муха выскочила из муравейника и стала гоняться с визгом, за своим хвостом, так быстро, что её кидало из стороны в сторону, мы не могли остановиться от смеха.
Наконец Муха, перестала  гоняться за хвостом, и с каким – то, не собачьим воем, помчалась прочь, от нас.
Что случилось с собакой,  мы не как не могли взять в толк.
 Но только мы успокоились от смеха, как откуда не возьмись, уже с другой стороны возвышенности, Муха вновь влетела с визгом в этот - же муравейник.
И повторилась всё-то же самое, но только теперь, она выскочила из муравейника с визгом, не останавливаясь, понеслась прочь мимо нас.
Мы смеялись впокаточку, не понимая, какой её бес укусил.
С этого момента, Муха исчезла из нашего виду надолго.
Когда мы, уже  все успокоились от смеха, и продолжали обедать и пить чай.
Кузьмич  выжидательно  поглядывал, то на нас, то на геологов, предвкушая завершения своего рассказа.
 Наконец геологи не выдержали, стали расспрашивать Кузьмича - что же самое ценное в самце комара.
 Глядя на Кузьмича, как он с деловым видом  оглядывал всех нас, причмокивая чай, мы невольно с трудом удерживались от смеха.
- А  самое главное, конечно - же, это хозяйство комара… да-да… оно самое дорогое, из него очень дорогое лекарство делают, но не для нас простых смертных.
 Продолжая, окидывать, хитрым  взглядом, всех нас -  но и как вы думаете для кого оно преднозначино….
Все ожидали, что – же на сей рас  выкинет Кузьмич.
- Но канечно-же… для  нашей… верхушки… чтобы она у нас  справно плодоносила… себе подобных.
Это надо было видеть, лица геологов, их недоумение и растерянность, толи смеяться со всеми, толи нет.
 Но  мы уже не могли  удержаться от смеха, держась за животы, только и говоря, - ну Кузьмич… учудил.
-  А что…, - невозмутимо продолжал Кузьмич, не моргнув глазом.
 -  У нас экологически чистая Карельская тайга, заразы не какой нет, самец  вегетарианец, они  там, вверху, понимают.
Геологи ещё долго смеялись, говорили, - что мы чуть не поверили, так уж хорошо и правдоподобно расписано было.
И когда уже все насмеялись, наша Муха, появилась вся мокрая, видать вымочилась в ручье, избавляясь от муравьёв,  довольная, легла к хозяину поближе, икая, стала облизывать себя, не обращая на нас некого внимание.
Замёрзла  бедолага… - жалостлива поглаживая, произнёс Кузьмич,  разве так лечатся, дурёха.
Смех наш, стал потихоньку стихать, мы пили чай, геологи делились   впечатлениями, проведёнными  месяцами лета у нас в Карелии.
Так закончилось уже осень, и наступила зима, Муху с собой хозяин не брал вплоть до самой весны.
Она попала на зимнюю рыбалку, уже  под весну по последнему льду, все что происходила с ней, это было уже Заонежья, куда часто мы ездили.
Это прекрасные пейзажи Святухи, губы Онежского озера.
 Если кто бывал там, то обязательно запомнится многочисленные острова, а в западной части отвесная скала, у которой и произошло, то самоё прикольное которое только и могло произойти с Мухой и остаться в нашей памяти надолго.
Рыбача на Святухе, мы постоянно возвращались в деревню  на ночлег, которой пожалуй сейчас и нет, а на следующий день шли снова рыбачить.
Рыбалка по последнему льду всегда прекрасная, день уже длинный, солнце так прогревает берега, что на них нет снега.
 Мы в полдень, на зеленеющем берегу, разводили костер, обедали, и расходились до вечера рыбачить.
Впоследствии мы построили рыбадскую будку, на крутом берегу, подальше от берега, среди огромных сосен, где могла, разместится, вся наша  дружная компания.
Рядом с избой разжигали костер, рассаживаясь на приготовленные чурбачки, ожидая, когда сварится ужин со свежих огромных окуней.
Когда наступала ночь, мы шли на ночлег, располагаясь на нары, которые были в два яруса.
Я ещё какое-то время сижу у костра, прислушиваясь к звукам сонного леса.
 Нет не ветерка, луна ярко освещает сосны, огромные тени как частокол падают на уже потемневшее снежное покрывало.
Кажущуюся тишину, нарушает сова, своим уханьем.
 Вот она пронеслась тенью совсем близко от костра, над самым снежным покрывалом.
Она продолжает кружиться, где-то рядом выгоняя из-под снега мышей, пугая их своим уханьем.
Наконец звук уханье совы всё удаляется и удаляется, становится неслышным.
В давящей тишине, там, откуда мы пришли, доносится еле слышный лай собак, там деревня.
 Небольшой ночной весенний  морозец потихоньку начал крепчать.
 Снежная каша на льду подмёрзнет к утру, и ходить по льду на лыжах будет прекрасно, но только  до обеда, а возможно и больше, потом уже лыжи будут не нужны.
Вдруг рядом с зимовьем, прямо на моих глазах сова ухнула, напугав меня, и что-то кубарем покатилось, по ещё неокрепшему насту.
 Как мне показалось, она ударилось о сосну, запищала что-то, и сова прочь полетела  от меня.
Разглядеть, что она нашла по следу, удалось только утром, она схватила мышку, которая пришла полакомиться нашими отходами.
Похоже, сова крутилась, вокруг нашего зимовья не первую ночь, даже когда мы отсутствовали.
Она не одна знала, что здесь есть, чем поживится, поэтому её не пугало наше присутствие, на снегу были видны, следы норки, а вокруг домика лисьи.
Утро, нас встретило морозцем, позавтракав, мы взяли лыжи, и пошли на озеро, ещё не рассеялись сумерки, а мы уже разбрелись и сидели на лунках.
 Муха бегала то к одному, то к другому её наст держал, а нас только на лыжах. 
Уже ближе к обеду, солнце стало припекать сильней, наст на льду стал потихоньку раскисать.
 Мухе надоело бегать по озеру, она решила побегать вдоль отвесной скалы по берегу, так как эта сторона берега была вся без снега.
 Кузьмич с Тойвой, были ближе всех к берегу от скалы, где бегала Муха и на кого-то она с отчаяньем  лаяла.
Они сидели на шарабанах, одетые в лыжи, до нас доносились в стоящей тишине покрикивание на Муху, чтобы та прекратила лаять.
Кузьмич, стал подманивать собаку,  подбежав к нему вся извиваясь, он её стал ругать, мол, шла-бы ты в будку.
  Она же ещё с большей азартностью  бежала с лаям в сторону берега под самую скалу.
Тойва  не выдержал  обращения Кузьмича с Мухой, сказал ему - оставь её, пусть тявкает, всё равно пустышка, пускай радуется погоде, когда ещё попадёт сюда.
Кузьмич  возразил другу, который сидел спиной к берегу - наверно норку под камень загнала вот и проявляется у неё охотничий азарт.
Тойво, с присущей ему невозмутимостью  высказал - ты ещё скажи, что она у тебя и медведя облаять может.
- Но медведя может и нет,… а вот норку да белку она облаивает это точно, я же тебе рассказывал.
Выловив по нескольку некрупных окуньков, они решили сменить место, отойти подальше от берега найти поглубже яму.
Здесь в Святухе, губе Онежского озера, всё дно как в воронках, если попадёшь на перекат двух воронок, то обязательно поймаешь хорошего крупного окуня. 
Когда  они уже пристроились на шарабаны,  настроив  снасти  повернувшись, друг к другу, Кузьмич что-то жестикулировал, доставая сигарету.
Тойво, вдруг обратил  внимание на странность Кузьмича, это уже со слов Тойвы, он положив  в рот сигарету вдруг застыл, глядя поверх его.
Он не стал прикуривать сигарету, она у него проста  вывалилась с медленно открывающегося рта.
Кузьмич  стал привставать с шарабана, не говоря нечего, выронив снасть из рук,  вдруг закричал.
Дальше всё происходило как во сне, при воспоминании самого Тойво.
- Кому – кому,…  а мне, было в то время, не до шуток, у Кузьмича была такая рожа, что я некогда не видел его таким.
- Глядя на него, я подумал, что ему очень плохо, и ему не хватает воздуху, так как у него, был широко открыт рот, с рук выпала донка.
- Я уже хотел его поддержать, чтобы он не упал, но он так заорал, что я подумал, что у него последний вздох перед смертью.
- Она,… к нам бежит,… всё, … бежим,…  выдавил он из себя.
- Я спрашиваю, кто бежит,… зачем бежит,… но когда я повернулся в ту сторону, куда смотрел Кузьмич, то я увидел, как медведь пытался поймать Муху, откуда он взялся я непонял.
- Она делала такие выкрутасы  на берегу,  что я не задумываясь  побежал следом за Кузьмичом.
Повернувшись на крик, мы увидели, как бегут без шарабанов Тойва  и Кузьмич, мы удивлялись, где у них  взялось столько прыткости.
 Мы видели, как впереди бежит Муха, а за ней пытаясь поймать медведь.
 К этому времени, уже подтаял снег, и на льду  образовалась местами каша из снега.
 Муха виляла из стороны в сторону ещё и лая, её  держал наст, медведя даже в занос заносила.
Наблюдая за бегущими друзьями в сторону берега, мы думали, успеют ли они добежать до будки.
Но Кузьмич так лихо работал ногами и руками, что от его широких лыж, летели вовсе стороны  брызги.
Создавалось впечатление, как будто брызги летели из-под колёс машины, и он на ходу что-то кричал, расставив руки.
Мы видели, как Тойва пытался обогнать Кузьмича, на прекрасных лыжах, по раскисшему льду, но как только он приближался к нему, он ускорял бег.
Кузьмич, по лыжному следу не давал обогнать Тойве, раскидывая руки по сторонам, Тойве пришлось бежать, не сворачивая следом.
Они не успевали добежать до тропинки, которая вела к будки, а свернули туда, где мы обычно обедали у костра, где рядом стояла сосна.
Когда они, подбегали к берегу, то Кузьмич, на ходу скинул полушубок и шапку, ещё до берега, прямо в ноги Тойвы.
Тойво, из за этого, чуть не упал, носок  лыжины попал прямо в рукав, пока он снимал рукав с лыжи, Кузьмич был уже у дерева.
Он с разгону, на лыжах, стал забираться на одинокую сосну, стоящую чуть поотдоль от берега.
У Тойвы, как у путнего Финна, тёплый непродуваемый комбинезон, лыжи пристёгнуты к тёплым не промокаемым, зимним сапогам, и снять их на ходу, ему не как  не удавалось.
Мы все завидовали Тойве, какие у него сапоги и лыжи с замысловатыми крепленьями.
 Но увидев всё это, как Тойва пытался снять лыжи, но у него не как не получалось, а потом с ними так и залез на дерево, мы искренно пожалели его. 
У самого берега, не сумев быстро отстегнуть лыжи Тойва не раздумывая, полез на тоже дерево прямо в лыжах.
Но Кузьмич уже изрядно выдохнувший не сумел залезть больше чем метра на четыре пять.
Тойва как более выносливый, некурящий, постоянно подгонял его, вот и здесь на дереве кричал ему, чтобы он залазил повыше.
Кузьмич отвечал ему с большой одышкой - всё… я больше не могу.
- Тогда держись крепче, я рядом залезу, а лыжи, не дадут медведю до нас добраться
Мы видели, как они висели на дереве, друг, против друга болтая лыжами, и непонятно было, кто на кого ругается, до нас доносились только обрывки ругани.
Муха, добежав до шарабанов, где рыбачили друзья в сопровождения медведя, повернула в сторону уже добежавших до берега  друзей.   
Медведь пытался перехватить Муху наперерез, но видать учуял запах человека, и как то вяло, стал преследовать её.
Ветра со стороны берега не было, медведь добежал  до брошенного полушубка поднялся на задние лапы.
 Он молча, стал оглядываться, осторожно, принюхивался и прислушивался.
Дерево, на котором тихо сидели друзья, прикрывал мелкий густой береговой кустарник, они видели только силуэт медведя.
 Медведю, не было видно, что творится за кустами, но запах полушубка остановил  его, и он не решался идти дальше.
Мухи уже и след простыл, она пробежала мимо дерева, где сидел хозяин с Тойвой, и скрылась в стороне будки, которая находилась метров в четырехстах, от этого места.
Мы видели, как медведь в замешательстве, ещё не проснувшись от зимней спячки, не понимал, что делать дальше, разглядывая вокруг себя.
Постояв недолго на двух ногах, ему нечего не оставалось, как только идти туда, откуда выгнала его Муха, где он, по-видимому, зимовал.
Он медленно опустился на все лапы, как бы демонстративна  отряхнулся, продолжая оглядывать окрестности, не заподозрив нечего подозрительного, он побрёл  напрямик к своей берлоги.
Выйдя на край берега, где не было снега, а зеленела трава, он ненадолго останавливался, рассматривая залединевшие просторы Святухи.
 Но, от ослепительного солнце, он нечего подозрительного не мог разглядеть.
 Нам же, наблюдая всё это состороны, было не до смеха, так как и нам, пришлось бежать подальше от медведя по другую сторону озера.
 Вдруг ему взбредёт в голову бежать за нами, хотя мы знали, что медведь далеко плохо видит, он больше надеется на нюх.
Дойдя до отвесной скалы, он на время скрылся где-то там под скалой, затем он опять появился.
Мы видели, как  он,  как будто опёрся о камень, подставив бок под солнышко, разглядывая озеро  Святухи.
 Постояв несколько минут, он, видать, размышлял куда податься.
 Медведь, как бы нехотя, отшатнулся от камня, перетаптываясь с ноги на ногу, разминаясь после зимней спячки, и только потом решился идти в сторону низины скалы.
 Он поднялся по краю скалы наверх, на самой вершине остановился, осматривая всё озеро.
Нам было видно, как солнце светило над ним, и нам показалось, что он  огромный, на этом фоне солнце.
Постояв немного, затем он скрылся где-то там за скалой, и больше мы его невидали.
Когда он скрылся из виду, мы решились идти к Кузьмичу с Тойвой, заодно и пообедать у костра.
Подойдя к берегу, мы смеялись, как Тойва просто съехал с дерева, и повалившись на спину, он смеялся над Кузьмичом который зацепился за сучки.
 - Что… Кузьмич… сучки на дерево не мешали залазить, а как слазить штаны рвёшь, скажи спасибо своей Мухи – с трудом отстёгивая лыжи, пробормотал Тойва.
- Ты говоришь, что твоя Муха, облаивает белку да норка, она похоже любит свежатину из нашей печёнки.   
Мы ещё долга смеялись, над Кузьмичом, как он  не давал себя обогнать, расставив руки по сторонам.
На что Кузьмич оправдывался -  вдруг бы Тойва меня обогнал, а у меня дыхалка отказывала, только и сумел до этого дерева добраться.
- А что надомной-то  смеяться, Муха сразу бы кинулась ко мне в ноги, считай хана мне… а медведь не Муху ловить стал бы, а меня задрал.
- Как тут его пропустишь,  как будто всего одно дерево во всём лесу, вон их сколько по берегу.
Тойва не обижался на друга, а только говорил, - руки у меня тряслись от такой гонки, вот  поэтому и несумел отстегнуть лыжи.
- Если бы сумел отстегнуть, то успел бы добежать до будки, так как сил ещё хватало, а на лыжах по камням не пробежать.
- А вот ты Кузьмич, как паровоз впереди пыхтел, на все озеро было слышно, ты меня с головы до ног водой обрызгал, вон… сейчас ещё капает с меня.
   - Да и  медведь недаром на задние лапы встал, прислушивался, разглядывая, как тебя достать, ориентируясь на твою дыхалку.
 Мы смеялись над Кузьмичом, который от усталости, задыхаясь, сидя под деревом, пытался прикурить сигарету трясущими руками.
Муха прибежала, как не в чём небывало, вся извиваясь лая на хозяина.
- Да… достала ты нас Муха с Тойвой… - раскуривая сигарету,  демонстративна  держась одной рукой за сердце, а другой пытается развязать лыжи.
- Вам конечно смешно,… а у меня чуть сердце наружу не выскочило, хорошо я на ходу стал раздеваться, полушубком отвлёк медведя.   
- Нам с  Алавичем, пришлось метров пятьсот как стометровку преодолеть… благодаря…   этой пакостной собаки… бежала бы она вот к ним, нет… как всегда бежит к хозяину.
- Если бы не моя сообразительность,… то неизвестно чем бы всё это закончилось, вы что думаете,  я так просто разделся,… а вы говорите,…   испугались.
Тойва,  смеясь, говорит ему - это ты разделся  чтоб меня остановить, ещё немного и я тебя бы обогнал.
Наконец Кузьмич с трудом развязал лыжи, прислонил их к дереву, остановил наш смех.
 - Ну хватит смеяться, нам не до смеха было, меня ещё сейчас кидает в жар, как я представлю себя в качестве обеда.
 - Лутьше мы пообедаем чем нами пообедают,  потом сходим и посмотрим, что там делал в скале этот мишка.
 Мы столько лет ездили сюда рыбачить, и не знали, что здесь есть берлога, если бы не Муха то так и не узнали бы.    
Когда мы, уже пообедали, насмеялись над друзьями, мы все пошли к скале посмотреть, что там делал медведь.
Подойдя к отвесной скале, мы увидели, что от скалы откололся кусок камня, а между скалой этим куском образовалась пещера, где похоже зимовал медведь. 
Мы побоялись подойти поближе, вдруг там ещё есть медведь, который крепка спит, хотя врятли.
Мы стали уговаривать Кузьмича пойти и посмотреть, если кто там, теперь мы верим, что у тебя не собака, а зверь, на что Кузьмич отрезал - мы вперёд пустим Муху.
Муха же бежала позади нас и не торопилась бежать впереди, Кузьмич подозвал её стал уськать, направляя морду в сторону берлоги.    
Она с охотой побежала к берлоги, но не добежав метров пять повернула обратно извиваясь перед хозяином.
- Ну вот… умница она у меня… рас она не лает, значит  там некого нет, тогда пошли… нечего нам боятся там он был один.
Мы все засмеялись…- ну нет уж Кузьмич, иди-ка ты с ней вместе, рас ты так на неё  надеешься.
- Тогда что-ж… если что, то не поминайте  лиха, как говорится – Кузьмич, демонстративно, как бы между прочим, перекрестился левой рукой.
Мы отошли подальше, ощетинились  навсякий случай ледобурами, зная, что наврятли ледобуры помогут от медведя, но ощущали мы себя всё-таки защищенными.
Мы наблюдали за Кузьмичом, как он подходил к берлоги, а за ним шла Муха.
 Кузьмич, осторожно  недойдя метров пять, подозвал Муху пытался уськать, направляя её морду в сторону скалы, но она делала метр два от него и забегала назад.
Наконец Кузьмич, всё - таки зашёл под скалу, туда где был отломан громадный кусок камня, под которым по нашему предположению была берлога.
Но,… не Кузмич был бы Кузьмичом, если бы он просто так оставил этот факт, не отмочив что нибудь такое….
Мы как охотники знали, близко подходить нельзя, в берлоге мог быть не один медведь.
А вместе с годовалым медведем, который мог дремать, не обращая на не какие отвлекающие шумы, поэтому мы были готовы, держатся вместе, прижавшись к скале.
Когда мы услышали из-под скалы странное  рычанье, ругань Кузьмича и откровенную  какую-то возню, мы прижались друг к другу.
 Вдруг оттуда вылетела шапка, а через некоторое время выкатился Кузьмич, без полушубка, в руках нож, и давай бежать, молча в нашу сторону.
Мы только плотней прижались друг к другу, ощетинившись ледобурами приготовив ножи, ожидая, когда выскочит медведь из под скалы.
Но когда Муха, заслышав возню и крик в берлоги, забежала за нас, и начала лаять в ту сторону, откуда выбегал Кузьмич.
Крик, и вид Кузьмича, видать так напугал Муху, что она со всех ног рванула в сторону будки, думая, что Кузьмич бежит туда.
Подбегая к нам, припадая на колено, он хватался за буры, за одежду, кричал каким-то не своим голосом  - пустите меня в середину.
На что мы все разом наперебой закричали, врёшь вить,… врёшь…
Кузьмич как бы устало, демонстративно, сел на камень, достал   сигарету, прикурил, жадно затянулся, выдыхая дым, он выговорил.
 – Ну что стоите,… кажись, кончил я его... полушубок только жалко,… отжил он похоже свой век.
- Небольшим он оказался, посмотрите, надо вытащить его, свежатина будет для всех.
 Мы, конечно, не поверили ему и не спеша стали подходить к берлоги внимательно всматриваясь в тёмноту пещеры.
Осторожно осмотрев берлогу, мы в ней нечего не нашли, Тойва заявив Кузьмичу.
-Ты как всегда Кузьмич на своём коньке, тут и то надо выкинуть,… полушубка то не жалко.
- А раздел я полушубок, что бы примерялся, как это можно спать в берлоги всю зиму и не замерзнуть, а вы обратите внимание, что у него за подстилка.
Мы все по очереди ложились в то место на котором спал мишка и удивлялись как это оказывается удобно лежать.
Мы осматривали подстилку, это были болотные водоросли  очень длинные.
    Кузьмич говорил, что такие водоросли специально заготавливают на строительство домов.
    Их не так то просто найти, они должны быть очень длинные,  смахивают на мох  не держат влагу, и растут обычно  по краям топких болот.
Кузьмич засмеялся, продолжив, -  у мишки наверно рюкзак был, ведь как то надо было принести сюда эти водоросли, здесь озеро и таких водорослей нет тут, подсмотреть бы как он это всё сделал.
Мы ещё долго смеялись и рассуждали насчёт этого медведя, а Муха прибежав к нам то забегала в берлогу то выбегала и как то радостно лаяла куда то в сторону утешая тем самым нас.
Так закончились наши похождения с не поседивой Мухой и её хозяином, от которых мы уже не удивлялись их выходкам.